ИГРА ВСЛЕПУЮ

*** Уоррен не стал орать сразу, не кинулся выбить из Загессы душу, хотя первый позыв был именно таким. Чертов инквизитор лежал на кровати, которую Уоррен уже привык считать и своей тоже, и, что намного хуже, рядом лежал сам Ламия, касался кончиками пальцев лба церковника, и нифига не походило, что он проверяет температуру. — Ну и какого черта? — почти спокойно поинтересовался Уоррен. ответ, который он получил, выбесил сам по себе: — Это совершенно точно не то, что ты думаешь. — Иди к черту, док, — Уоррен огрызнулся. — Ты нихрена не знаешь, что я думаю. Но если хочешь, могу сказать, как это выглядит. Он даже не мог честно признаться, что не ожидал. Уж слишком много было между ублюдком-инквизитором и Ламией, это чувствовалось. Бывшие друзья, как же. Какая-то часть Уоррена, наверное, та, которая отвечала за разум, нашептывала, что все действительно не так. Что Ламия не стал бы врать, но кто прислушивается к разуму в такой ситуации? Уоррен криво усмехнулся, подходя ближе и кончиками пальцев оглаживая рукоять бластера у себя на бедре: — И что теперь? Мне присоединиться? — Для начала тебе стоит перестать думать нижней головой, — Ламия ответил холодно, недовольно поджимая губы, а в голове Уоррена неприятно кольнуло чужой болью, как безмолвным предупреждением. — Если он на это способен, — инквизитор тоже не смолчал, видимо все-таки мечтал, чтобы ему начистили морду. — Помолчи, Рамон, — осадил Ламия, и посмотрел Уоррену в глаза. — Мне кажется, я не давал повода для подозрений. Или я ошибаюсь? — А это типа не повод? — Уоррен запальчиво указал на кровать. — Еще несколько часов назад этот ублюдок поливал тебя грязью, а теперь он в нашей постели? — Это совершенно точно комната Доминика, — снова вмешался инквизитор. — А значит, я в _его кровати. — Да он сам принадлежит мне! — Вот как. Занятно, значит, это твое кольцо Венеры он носит? — Хватит! — резко окрикнул Ламия, а Уоррену захотелось схватить его охапку и хорошенько потрясти. Но он смолчал, стоял, сжимая руки в кулаки до боли, и изо всех сил старался сдержаться. Ламия сел, протянул Уоррену руку, ладонью вверх, правую руку: — Не важно чье кольцо я ношу, Уоррен, я с тобой. И только с тобой. Бессмысленно ревновать меня к Рамону. — Начиная с того, что наши отношения, Доминик, никогда не опускались до такой низости, — нет, инквизитор определенно не желал угомониться. — Я сейчас отстрелю тебе хрен, — почти ласково пообещал ему Уоррен, — и скажу, что так и было. И знаешь, мне поверят. — Угрозы? — Загесса еще и имел наглость усмехаться, видимо его Отец при рождении обделил инстинктом самосохранения. — Обещания, — буркнул Уоррен и мысленно добавил «сука». Он в общем-то ожидал головной боли в ответ, как в прошлый раз, но ничего не произошло. Загесса не отреагировал, и Уоррен добавил «Имел я тебя раком и маму твою, и всю вашу безмозглую братию». — Пустые, очевидно, — инквизитор ответил на слова, полностью игнорируя мысли. — Мне лучше уйти, Доминик. Я предпочту найти Хаотика до того, как закончится действие амброзии. Амброзия? Наркотик, который выключает Дар? Редкий и дорогой наркотик, и Ламия поделился? — У Рамона был срыв, — пояснил тот, каким-то образом угадав мысли Уоррена. — Довольно серьезный. — И что? — мрачно поинтересовался Уоррен. — Ты пожалел старого друга. — В первую очередь Доминик пожалел тебя, — холодно сказал Загесса. — Кто знает, что я сделал бы с твоим разумом в состоянии аффекта. Если то, что у тебя внутри можно называть громким словом «разум». — Полегче, святоша, — осадил его Уоррен. — Ты сейчас без своих фокусов, а я и рассердиться могу. — Тебе не хватит фантазии запугать церковника. Ответить Уоррен не успел, в голове стрельнуло болью, и, судя по тому, как скривился Загесса, он тоже почувствовал нечто подобное. — Достаточно, или мне сделать что-нибудь еще, чтобы вы обратили на меня внимание? — ледяным тоном поинтересовался Ламия, и голос у него был именно таким, за какой экипаж за глаза называл его «сука». — Я уже начал чувствовать себя лишним. — Ты говорил, что не станешь использовать на мне свои фокусы, — обиженно буркнул Уоррен. — Неосознанный выплеск. Продолжайте меня провоцировать, если хотите, чтобы он повторился. Уоррен точно этого не хотел, это инквизитор тут нарывался. — Я прошу прощения, Доминик, — Загесса и сам это понимал, видимо. — Но не жди, что я приму твой выбор, — он поморщился, скользнув по Уоррену презрительным взглядом, как по блохастой псине. — Ты был женат на моей сестре. И теперь ты позволяешь этому ничтожеству быть рядом. — Оскорбляя Уоррена, ты оскорбляешь меня, — напомнил ему Ламия. — В моем жилище, Рамон. Ты прикасался к моему разуму, видел мои воспоминания. Ты знаешь все сам. Бессмысленно задавать вопросы. — Пожалуй, — когда Загесса улыбнулся, Уоррену немедленно захотелось съездить ему по смазливой физиономии, потому что ублюдок умел улыбаться. И он был красив, красив удивительной, неестественной красотой церковника. Уоррен представлял себя рядом с ним, и подумал, как убого должно быть выглядит. Ламия хорошо смотрелся рядом с Загессой, сочетался с ним, и… Пощечина стала полной неожиданностью, но Ламия только невозмутимо тряхнул покрасневшей рукой. — Ты охренел?! — возмутился Уоррен, моментально позабыв про самоуничижение. — Мне не понравился ход твоих мыслей, — спокойно сообщил ему Ламия. — Тебе действительно лучше найти Хаотика, Рамон. А нам с Уорреном стоит поговорить наедине. — Хорошо, — кивнул инквизитор, направляясь к двери, обернулся, скользнув по Уоррену еще одним пренебрежительным взглядом, но смолчал на этот раз. Уоррен едва подавил желание снять ботинок и запустить в закрывшуюся дверь. Ламия вздохнул: — И откуда это взялось? — Это ты мне скажи, какого черта я прихожу и вижу его в нашей постели? Молчание, которое стало ему ответом, не понравилось Уоррену еще больше, чем вся предыдущая ситуация. — И что это должно значить? — спросил он. — Мы с Рамоном… — Ламия отвел глаза, и спокойно закончил. — В некотором роде пришли к соглашению. — Это в каком смысле? — Помирились. Он простил меня, Уоррен. Я не имел права на это надеяться, но он простил. — И ты купился? — Я эмпат. Я знаю точно. — Он же мог от тебя закрываться. — В тот момент он был под амброзией. Он не лгал. Это… ты не представляешь, как много это значит. — И что теперь мне делать? Развернуться и оставить вас праздновать ваш маленький церковный праздник всепрощения? — То, что мы помирились, не меняет моего отношения к тебе. Я сплю не с Рамоном. — Пока, — буркнул Уоррен. — Вообще, — строго поправил его Ламия. — Я с тобой, потому что хочу быть с тобой. А не потому, что больше нет других вариантов. Уоррен подошел к нему вплотную, навис, и горько напомнил: — Ты со мной, потому что капитан мне тебя подарил. Ламия коснулся его щеки, улыбнулся как-то тоскливо и мягко и сказал: — Идиот, — слово было похоже на ласку, будто он дотронулся до Уоррена звуками, мягко и невесомо. — Я говорил, что люблю тебя. Я говорил это, потому что это правда. Так ли сложно мне поверить? — После того, как ты три года поливал меня грязью при каждой встрече? — Уоррен невесело усмехнулся. — Нелегко. Даже если сейчас ты со мной, стоит чему-то случиться, и я вспоминаю, как все было между нами раньше. Как я хотел тебя, и не мог получить, и ты знал, знал с самого начала, что я чувствую. — Я понимаю. Я знаю, и не могу это изменить. Но я люблю тебя сейчас, хочу быть с тобой. Ведь это же чего-то стоит? Уоррен тяжело вздохнул и привлек Ламию к себе: — Стоит. Просто я идиот. А вы с чертовым инквизитором слишком хорошо смотритесь вместе. — Между мной и Рамоном никогда не было ничего подобного. — Знаю, наверное, мне просто не хочется тебя делить. Ламия потерся лбом о его плечо и тихо рассмеялся: — Поверь, мне этого тоже не хочется. Я вполне устраиваю себя целым. Удивительно, как ему это удавалось, выбешивать Уоррена с полуфразы, и так же легко его успокаивать, вызывать желание отпустить все обиды и просто подыграть: — Аналогично. Хотя, если бы пришлось тебя делить, я взял бы нижнюю половину. Она никогда со мной не спорит. Ламия толкнул Уоррена на кровать и повалился следом: — Уверен? Если поделить меня на половины, они обе будут очень молчаливыми. Было хорошо лежать вот так, без проклятого инквизитора, который лез в мысли, и просто нести чушь. — Мм, дай подумать. Верхняя или нижняя? Все-таки нижняя. Только ради твоей роскошной задницы. — Правда? — Ламия скользнул по его телу вниз, задрал футболку Уоррена и прикусил кожу прямо над ремнем. — Мне кажется, ты недооцениваешь мой рот. Это заставило Уоррена непроизвольно выгнуться, застонать: — Собираешься меня переубедить? — Как бы мне это сделать? — лукаво улыбнувшись, спросил Ламия. — Уверен, ты что-нибудь придумаешь. — Ты прав. Я могу быть очень изобретательным, — Ламия скользнул вверх, легко прикусил его ухо и шепнул. — С тобой. Уоррен притянул его в поцелуй, и целовал, пока они оба не начали задыхаться. Потом он перекатился, подмял Ламию под себя, наслаждаясь ощущением тонкого гибкого тела в своих руках, и спросил: — Мы ведь сейчас одни? Чертов инквизитор не подсматривает? — Совсем одни. Рамон не сможет читать тебя сейчас, — шепнул ему Ламия в ответ. — И какая разница, что он читает? — Не хочу, чтобы ублюдок копался в моей голове. — Он все равно ничего не может тебе сделать. Рамон не имеет значения, Уоррен. Поверь мне в этом. — А кто имеет? — Уоррен наклонился, прикусывая шею Ламии и оставляя красноватую метку. — Я, — ответил Ламия. — И ты. Мы. — Я ненавижу его за то, что он видит меня насквозь. Все изъяны и слабости. И он не станет молчать, — тихо признал Уоррен. — Он не перейдет разумных рамок. Поостережется. И поверь мне, ничто в тебе его на самом деле не отвращает, — серьезно сказал ему Ламия. — Рамон инквизитор, он читал слишком много людей. Ты не нравишься ему, но и не шокируешь. — Почему мы опять говорим о нем? — жалобно спросил Уоррен, забираясь ладонями под рясу Ламии. — Потому что для тебя это важно, — Ламия выгнулся в его руках, подставляясь под прикосновения, притягивая Уоррена ближе. — Можно поспорить. Сейчас я нашел для себя кое-что поважнее, — хмыкнул Уоррен, раздвигая его ноги коленом. — Что скажешь? Ламия прикрыл глаза и тихо застонал: — Да-а… *** Слейтер определенно не ожидал ничего подобного. Оставаться в рубке после того, как ушел Сид, показалось неправильным, а возвращаться в каюту не хотелось. Галерея на верхнем ярусе могла бы быть удачным выбором — уединенное место, с которого хорошо просматривалась немалая часть корабля — если бы не была занята. Слейтер едва не дернулся, когда увидел Загессу. Решил уйти немедленно и остался на месте, только решив — если церковник пришел туда же, куда и он, значит, хотел снова поговорить. — Я не умею извиняться, — бесстрастно сказал Слейтер. — Но признаю, что мне стоит это сделать. Инквизитор вздрогнул, резко обернулся, и реакция удивила. Показалось, будто Загесса не знал, что Слейтер рядом. — Мне не нужны пустые слова, — резко отозвался Загесса, каким-то нервным движением одергивая рукав рясы. — Если ты хочешь помочь мне, найди Хаотика Сида. Слейтер помолчал, анализируя его поведение и его слова: — В прошлый раз, ты мог найти его сам. — Прошлый раз был до того, как вы вдвоем решились провернуть мой разум в мясорубке своих чувств, — Загесса смерил его высокомерным взглядом. Слейтер открыл рот, чтобы возразить, оправдаться, даже понимая, что сказать ему на самом деле было нечего, но инквизитор вскинул руку, и Слейтер промолчал. — Мы все с самого начала знали, что так и будет, — спокойно сказал Загесса. Слейтер не видел смысла спорить, и потому спросил другое: — Как твое самочувствие? На самом деле ему было все равно, но церковник еще не выполнил то, для чего Сид забрал его у Андерсена. — Условно стабильно. Доминик успел вовремя. — Он тоже может служить стабилизатором, — невозмутимо заключил Слейтер, внимательно следя за реакцией. — Разумеется, нет. Его амброзия может. Наркотик, который способен блокировать Дар, если ты не слышал. Слейтер никак не прокомментировал его слова, решил спросить другое: — Что дальше? Ты станешь требовать, чтобы я держался от Хаотика Сида на расстоянии? — произнести вопрос бесстрастно оказалось нелегко. — Он не послушает, — задумчиво отозвался Загесса. — Ему стоило бы. Но рядом с тобой он теряет способность думать верхней головой. Вероятно, тебя это радует. — То, что я могу находиться рядом? — Слейтер бросил на Загессу внимательный взгляд. — Безусловно. — Тогда не вижу смысла разговаривать дальше, — заключил Загесса. — Отведи меня к нему. — Почему я обязан это делать? — бесстрастно спросил Слейтер. — Ты хотел извиниться, — холодно заметил Загесса. — Ты делаешь все, чтобы у меня прошло это желание, — тем не менее, Слейтер вызвал проекцию личного компьютера и сверился с программой связи. Сид был недоступен. Это могло означать, что он пошел на стрельбище, и защита стен приглушила сигнал, или же Сид по каким-то причинам никого не хотел слышать. По крайней мере, никого с уровнем доступа, как у Слейтера. Может быть, не хотел, чтобы что-то отвлекало от Александра Андерсена. — Хаотик Сид… — подчеркнуто ровно начал Слейтер, но Загесса перебил: — Недоступен. Я уже понял, — он недовольно поджал губы, и замолчал. — Даже без своего Дара, ты мог бы поискать его сам, — сказал Слейтер. — Спросить у экипажа. Но ты этого не сделал. — По очевидной причине, — Холодно заметил Загесса. — Я без своего Дара среди пиратов, и в отличие от тебя, я точно знаю, какие мысли зачастую вызывает моя внешность. — Ты боишься нападения? — Слейтера это позабавило. — Опасаюсь, — невозмутимо поправил инквизитор. — Не стоит над этим смеяться. Не так давно ты сам был в похожей ситуации. — Команда знает, что ты нужен капитану. Они не тронут тебя. Загесса промолчал. Слейтер взвесил свои варианты: — Я мог бы защитить тебя от них, — в конце концов, если сейчас, когда на восприятие Загессы не влиял Дар, можно было использовать ситуацию, чтобы добиться если не нормального отношения, то хотя бы нейтралитета. Инквизитор смерил Слейтера задумчивым взглядом, вероятно гадая, почему тот предложил помощь, но так ничего и не спросил, взял его под руку странно естественным движением, будто не видел в этом ничего необычного, и сказал: — Проводи меня до пищевого синтезатора. Я голоден. *** Проекция вспыхнула так внезапно, что Форкс непроизвольно схватилась за оружие. Сид напрягся, но немедленно расслабился тоже, когда увидел знакомый образ. Сигаретный дым сплетался в воздухе в полупрозрачную фигуру, таял и собирался снова. — Госпожа, — ласково шепнул Сид, протягивая руку, и фигура немедленно подалась ему навстречу. — Какие новости ты принесла мне сегодня? Проекция просочилась дымом меж его пальцев, собралась словами, и Форкс прочла: «Груз в пути». Капитан отступил на шаг, кивнул и улыбнулся: — Ты неизбежно приносишь мне хорошие новости, Госпожа. Я сделаю все, чтобы принести хорошие новости тебе. Бабочка снова возникла полупрозрачной, тающей дымом фигурой, коснулась волос Сида, и растворилась в воздухе, последним, что исчезло, стали буквы: «Верю тебе». Хаотик рассмеялся, тихо и непривычно мягко и шепнул, в пустоту: — Твое доверие еще драгоценнее твоей помощи. Форкс незаметно передернулась. Самой ей не очень нравилось все это заигрывание с импульсным компьютером. Чертова жестянка слишком часто стала появляться в их жизни и на их корабле. — Что-то не так, девочка моя? — невинно спросил Сид. — Помимо того, что вы завели привычку постоянно болтать с Бабочкой? — Я испытываю слабость к собеседникам, которые умнее меня, девочка моя, — отмахнулся он. — Тем более, к собеседникам, которым хочу доверять. — Вот поэтому я и нервничаю, — буркнула Форкс. — Вы верите всем подряд, даже нелюдям. Сид рассмеялся и отеческим жестом потрепал ее по волосам: — Именно потому, что они нелюди, я им и верю. — Иногда, сэр, я думаю, что это ваша болезнь. — Моя болезнь — это множественный психоз. А недоверие это просто… моя фишка. В конце концов, девочка моя, я сам человек. И если судить по мне, людям не стоит верить. — Вы не человек, — тяжело вздохнула Форкс. — Вы мудак. Это должно котироваться за отдельный подвид. — Кто станет с этим спорить кроме мудаков? — философски вопросил Сид. — Точно не я, но только потому, что сейчас есть дела поважнее. Нужно подготовить все к прибытию нашего друга мейстера. Форкс помрачнела: — Думаете, мы действительно сможем это провернуть? Украсть мейстера, и уйти от черных. — Я не планирую уходить от черных, девочка моя, — Сид перестал улыбаться. — Наоборот, я приду к ним сам, но на своих условиях и, зная, на что иду. Именно поэтому мне нужен друг мейстер. — Что вы скажете команде? — Ты знаешь меня много лет, — Сид криво усмехнулся. — Угадай, что я скажу. — Зная вас, ничего. Вы не скажете команде, что у нас на борту черный. — То, о чем они не знают, не заставит их струсить. Убить… — Сид улыбнулся. — Убить может. Но не напугать. Так что, никаких мейстеров, у нас погостит просто черный церковник. Один из многих, которого никто не хватится. — Черные всегда мстят за своих. — Об этом знаем ты и я, а команда… Давай не портить им жизнь. — Даже не собиралась, — мрачно призналась Форкс. — Мне не нравится это признавать, но на сей раз вы правы. Лучше, если никто из команды не будет знать. Достаточно, что знаем мы. — Очень мудро, — похвалил Сид. — И хвалю твою попытку подлизаться, но она не сработает. Я все еще приказываю тебе заботиться об Алексе. Форкс досадливо стряхнула его руку, когда он потянулся потрепать ее по волосам: — Как вы узнали? — Это было нетрудно. В конце концов, иначе ты не согласилась бы со мной так быстро. Я знаю тебя слишком хорошо. Могу даже читать твои мысли. -Не преувеличивайте. — Сейчас, девочка моя, ты думаешь, что я мудак. — Я всегда думаю, что вы мудак, сэр. *** — Ты не был здесь? — спокойно спросил Слейтер, подходя к пищевому синтезатору и вызывая проекцию управления. Сид не внес код Загессы в память машины, и церковник не мог сам сделать заказ. — Я видел это место чужими глазами. Никогда не стремился побывать лично. Синтезатор выдал поднос с едой, и Слейтер перенес его на стол, поставил перед инквизитором. В общем отсеке они были одни, немногие члены экипажа, увидев Загессу вместе со Слейтером, предпочли ретироваться. Должно быть, дело было не только в инквизиторе. Никто из пиратов не торопился доверять легионеру, с другой стороны, Слейтера это вполне устраивало. — Ты не пытаешься стать частью команды «Хаоса», — сказал он, внимательно наблюдая за реакцией Загессы. Реакция превзошла все ожидания, потому что Загесса подавился, действительно натужно закашлялся, когда еда попала не в то горло. Слейтер почувствовал себя глупо. Он осторожно постучал Загессу по спине, боясь навредить еще больше, и кашель, наконец, прекратился. Загесса смерил Слейтера ледяным взглядом: — Я полагаю это был твой животный юмор. — Это было наблюдение, — бесстрастно ответил Слейтер. — Я в плену на чужом корабле. Зачем бы я стал пытаться влиться в команду? — Чтобы упрочить свое положение. Получить привилегии. Обеспечить свою безопасность, — перечислил Слейтер. — Хаотик говорил, что ты зависишь от него. В твоих интересах было бы упрочить свой статус в команде. Ты не сделал даже попытки. Тебе неприятен я, это очевидно и даже понятно. Это, но не твое поведение с командой. Почему не попытаться наладить контакт? — С какой целью? — чуть усмехнувшись, спросил Загесса. — Чтобы манипулировать? Получить какую-нибудь информацию? — Ты способен сделать это и так, — подытожил за него Слейтер. — Именно. — Я читал, что эмоциональная близость так же имеет для людей большое значение. Тем более в стрессовой ситуации. — Эмоциональная близость с пиратами «Хаоса»? Пренебрежение Загессы сбивало с толку. — Ты служил другому пирату до недавнего времени, а значит и общался с его командой, — сказал Слейтер. — Для тебя не должно быть разницы в том, чтобы общаться с пиратами Хаотика. Но ты не пытался наладить контакт. Почему? — Наверное, потому что Александр, при всех его недостатках, никогда не тащил на свой корабль такой сброд, — жестко ответил Загесса. Чужое имя привычно отозвалось внутри Слейтера яростью. — Ты зовешь капитана Андерсена по имени. Можно сделать вывод, что вы были близки, — заметил Слейтер, тщательно контролируя голос. — Мы были объединены схожей целью, — возразил Загесса. — Были? — уточнил Слейтер. — До тех пор, пока он не бросил меня сражаться с легионером, — усмехнулся инквизитор. — Он предал тебя. — Предательство подразумевает верность друг другу. Я несколько лет был рядом с Александром, вполне понимал, кого он выберет, если дать ему возможность — меня или Хаотика Сида. Слейтер отвернулся, снова направляясь к пищевому синтезатору, чтобы заказать себе чашку кофе. Не потому, что хотел кофе, просто, чтобы не показать, как его зацепили слова инквизитора. Хотя, казалось бы, какое значение имели предпочтения капитана Андерсена. — Почему он так ненавидит Сида? Только из-за того, что тот украл его корабль? Только из-за того, чем это все в результате обернулось? Загесса пренебрежительно фыркнул, звук был тихим, но острый слух легионера различил его совершенно отчетливо. — Не почему, а для чего, — поправил Загесса. — Если слово «ненависть» тут вообще применимо. — Какое слово выбрал бы ты для человека, который много дней пытал другого на пыточном кресле? — Одержимость, — отозвался Загесса. — Я выбрал бы слово одержимость. — Что чувствуешь к Хаотику ты сам? — Вопрос хорошей сторожевой собаки, — невозмутимо заметил инквизитор, откидываясь на спинку кресла. — Приму твои слова за комплимент, — в тон ему отозвался Слейтер. — Ты прав, я пытаюсь определить, насколько ты опасен. — Ты пытался это определить во время нашего прошлого разговора. — С тех пор многое могло поменяться. — И многое поменялось, — признал Загесса, заставляя Слейтера напрячься. — Самая забавная твоя черта в том, что не нужно телепатии, чтобы читать тебя. Достаточно быть внимательным. — Что в этом забавного? — То, как старательно ты пытаешься скрывать свои чувства. — Когда что-то вызывает у меня сильную эмоциональную реакцию, я чувствую себя уязвимым, — просто пояснил Слейтер. — Скрывать уязвимость — совершенно естественный инстинкт. Даже для легионеров. Загесса высокомерно улыбнулся: — Ты говоришь с Сыном Творца. Мне не нужно пояснять, что и зачем ты делаешь. Я знаю и так. — Тогда ты должен знать сам, почему я сейчас здесь с тобой. — Разумеется. Должен признать это самая беспомощно-трогательная попытка втереться ко мне в доверие, которую я вообще наблюдал, — Загесса отпил кофе. — Не втереться в доверие, — поправил Слейтер. — Добиться хотя бы нейтралитета. Это в моих интересах. — Это не обязательно, — Загесса недовольно поджал губы. — Я чувствовал то, что происходит между тобой и Хаотиком, и теперь прекрасно понимаю — он не изменит свое решение. Не сможет отказать тебе, даже зная, что это причинит мне вред. Не смог бы отказаться, даже если бы это могло причинить вред ему самому. Слейтер помолчал: — Что именно для тебя изменилось? Загесса сцепил пальцы в замок и спокойно ответил: — Я решил, что согласен помочь Доминику. — Прочитать мейстера черных, — закончил за него Слейтер. — Именно. — Почему? — Ты пытаешься допрашивать меня так? — Просто моя манера задавать вопросы, — спокойно отозвался Слейтер. — Прости, если она кажется тебе слишком резкой. — Не кажется, — фыркнул Загесса. — И понемногу я начинаю понимать, что в тебе так заинтересовало Хаотика. Действительно, достаточно было всего лишь посмотреть со стороны. — Как это — читать чужие мысли? — Словно наблюдать одновременно снаружи и изнутри. — Должно быть, порождает сумбур в мыслях, — предположил Слейтер. Ответ был ему действительно интересен, к тому же, раз инквизитор пошел на контакт, глупо было бы не воспользоваться случаем поговорить с ним. Составить более полное впечатление. Загесса покачал головой: — До недавнего времени чужие мысли никогда не доставляли мне неудобств. — Ты легко используешь свой Дар против других. — Разве это не очевидно? Я инквизитор. — У меня почти нет информации о Церкви, — отозвался Слейтер. — Многие данные о вашей структуре закрыты от легионеров. — Это потому что многие данные закрыты ото всех непосвященных. То, что касается инквизиторов тем более, — Загесса снова принялся за еду. Он ел аккуратно, не торопясь, его руки двигались со странным, присущим именно церковникам изяществом — это была красота точности, законченности жестов. — Это врачебная точность. Все Дети Творца изучают медицину, хирургию в том числе. К тому времени, как мы вырастаем, держать в руках скальпель становится так же естественно, как и Писание, — Загесса ответил на его мысли. — Твой Дар вернулся? — Только начал возвращаться. Пока я слышу только тебя. — Я громче всех на корабле? — Обычно да, — подтвердил Загесса. — Не заблуждайся на свой счет, на самом деле вполне возможно довести человека до твоего уровня «громкости», если сильно эмоционально задеть. Но на «Хаосе» не так много эмоционально уязвимых людей. Довести до нестабильности тебя намного проще. — Если бы я захотел это контролировать, что бы ты посоветовал? — ровно спросил Слейтер. Загесса смерил его ледяным взглядом: — Ты ждешь от меня совета? — Научить меня контролю над эмоциями в твоих интересах. — Есть простой и вполне доступный способ. Успокоительное. — Я отказываюсь применять препараты. Это может негативно сказаться на моем обмене веществ, — спокойно возразил Слейтер. — Я не поставлю под угрозу свою дееспособность. — Какая трогательная забота о себе, — улыбнулся Загесса. Слова были легкими, не обидными, как беззлобное подшучивание, и Слейтер поддержал бы его, если бы понимал его смысл. — Я должен заботиться о собственной эффективности, — сказал он. — Это же естественно. Прямая обязанность любого легионера. — Разумеется. Люди тоже постоянно заботятся о собственной дееспособности. Без всяких обязательств. — Я все равно не понимаю. — Не стоит слишком много об этом думать, иначе у меня разболится голова, — Загесса допил кофе и встал, отодвигая от себя поднос. — Должен признаться, твой план сработал. У нас действительно получился почти нормальный нейтральный разговор. — Я рад этому, — ровно ответил Слейтер, и не лгал. — Я сказал, что кое-что изменилось, — Загесса оправил рукава инквизиторской рясы. — Главное, что изменилось — мое отношение к происходящему. И к участникам этого «происходящего». — В том числе ко мне, — сделал вывод Слейтер. — Легионеры мне отвратительны. Скажем так, все кроме тебя. Я готов изменить свое отношение на безразличие, и это лучшее, на что ты можешь рассчитывать. — Я ценю это, — Слейтер коротко склонил голову. — Если я могу сделать что-то в ответ, что не противоречит моему долгу… — Можешь, — заверил его Загесса. — Для начала принеси мне еще кофе. *** Мина Сайфер связалась с «Хаосом» только после того, как ее человек в космопорте сообщил — «Лорелея», небольшой транспортник, благополучно стартовала. Мина терпеть не могла звонить Хаотику, слишком неприятно было наглядно видеть отца своего сына. Сид принял коннект сразу: — Моя прекрасная Мина, знаешь, в последнее время женщины все чаще приносят мне хорошие новости. Скажи, ты тоже звонишь меня порадовать? Как-то Хаотику всегда удавалось с полуслова, одной интонацией вызвать желание выбить ему зубы. Ублюдок и сам это знал, к сожалению, и всегда подстраховывался. — «Лорелея» вылетела из порта. Направляется к Теосу стандартным торговым маршрутом. — И правда, хорошая новость. Всегда любил старомодные транспортники. — Древнее дребезжащее корыто, — фыркнула Сайфер. — Именно такие корабли так приятно ловить на эсминце. — Не слышала, чтобы ты часто разменивался на мелкие грузовозы. — Только если они везли нечто действительно ценное, — подтвердил Хаотик. — И поверь мне, на сей раз груз действительно ценный. — Я не хочу знать, — смерив его тяжелым взглядом, сказала Сайфер. — Моя работа закончена. — И начинается моя. Поверь, я в неоплатном долгу перед тобой, — Сид театрально поклонился. — И что? Я могу попросить что-то взамен? — Мина криво усмехнулась и полезла за сигаретами. Хаотик постоянно вызывал у нее желание покурить. Видимо она у него тоже, потому что Сид сам вытащил из кармана куртки пачку. — Моя прекрасная Мина, «неоплатный» в данном случае означает, что я не стану платить. Зато могу забыть о том, что это ты очень мне должна. Напомни, ты получила файлы по Столице. — Пошел ты, — огрызнулась Сайфер. — Обязательно, — преувеличенно серьезно кивнул он, прикуривая. — Как только я получу пару ответов. Как много человек на «Лорелее». — Не знаю. Не больше десяти. — О грузе хорошо позаботились? Мина нахмурилась: — Я не имею к этому отношения. Не хочу знать. И рассчитываю, что с командой ты разберешься сам. — Ты хочешь этого? — он чуть прищурился, выпуская дым колечками. — Ко мне не должно вести ни одной ниточки, — жестко ответила она. — Хорошо. Я сам оборву эти ниточки с первой до последней. — Очень на это надеюсь, — кивнув, Мина отключила коннект. *** Иногда Уоррен ненавидел Хаотика Сида всеми фибрами души. Как, например, в тот момент. Сигнал вызова противно ныл над ухом, а на другое ухо жарко, с присвистом дышал Ламия. Уоррен тихо выругался, обессиленно утыкаясь носом в его шею. Ламия выгнулся и просительно застонал. — Чертов капитан… — судорожно выдохнул Уоррен. — Не отцепится ведь. Проекция связи продолжала противно ныть, и останавливаться явно не собиралась. — Не важно, — Ламия притянул Уоррена в еще один долгий поцелуй, и это почти помогло. — Вдруг что-то срочное, — задыхаясь, сказал Уоррен. — Пусть взрывается без нас, — Ламия коротко прикусил его ухо, провел ногтями по спине. — Надо ответить… — Отвечай, — Ламия укусил его в шею, будто поцеловал, и Уоррен судорожно вдохнул, пытаясь вернуть хоть какое-то подобие самоконтроля. — Я вас ненавижу, — мрачно сказал Уоррен, только нажав «принять коннект». — Конечно, друг мой Уоррен, — сочувственно кивнул капитан. — Я настоящее чудовище, звоню, когда ты кувыркаешься в кровати. Нет мне прощения. Кстати, это моя душа там под стыдливо наброшенной простыней? — Угадайте, — насуплено буркнул Уоррен. — Ставлю на то, что да. Отдерни простынку, хочу узнать, выиграл ли я собственную кофеварку. — Мы с Уорреном не закончили, — сказал Ламия, выбираясь из-под простыни. — О, продолжайте, не стесняйтесь меня, — отмахнулся Сид. — Мне всего-то нужен навигатор этого корабля. Ламия высокомерно фыркнул: — Раз меня это не касается, я продолжу. — Что? — Уоррен судорожно дернулся, когда проворные пальцы Ламии скользнули под простынь. — Не отвлекайся, друг Уоррен, — преувеличенно строго посоветовал Хаотик, явно наслаждаясь ситуацией. — Хаотик прав, — спокойно и почти отстраненно подтвердил Ламия. — Не отвлекайся. В то время, как он сам делал с телом Уоррена что-то совершенно непотребное. — Я всегда прав, душа моя. — В первую очередь, когда называешь самого себя мудаком, — парировал Ламия. Уоррен многое сказал бы им обоим, если бы вообще мог говорить. — Тебя я тоже называю самыми разными словами, душа моя. Не только себя. У Ламии были волшебные, просто невероятные пальцы, которые точно знали, где и как коснуться Уоррена, чтобы превратить остатки его мозгов в бесполезную, но очень счастливую лужицу. Уоррен был близок к тому, чтобы рыдать от счастья и целовать эти пальцы, самого Ламию ему в тот момент хотелось прибить. — Какого черта вы звоните?! — не выдержал Уоррен в конце концов. — Душа моя, он все еще говорит? Ты недостаточно стараешься. — Твое присутствие плохо сказывается на его потенции, — улыбнулся Ламия. — Бедный друг Уоррен. Чудо, что у него вообще встало. Вот же сволочи. Оба, что капитан, что Ламия. Но как же было хорошо… — Так вот, друг мой Уоррен, мне позвонили и рассказали про очень милый корабль с Равоны, который летит на Теос. Кто бы мне рассчитал координаты, где его лучше всего перехватить? Одно Уоррен в тот момент о себе знал точно — он не смог бы даже умножить два на единицу с помощью калькулятора, пока Ламия продолжает дразнить его касаниями. — Или он не в том состоянии, чтобы считать, душа моя? — Хаотик подмигнул. Вот же сука. Посмотрел бы кто на него, когда таак… да… — Определенно не в том, — спокойно отозвался Ламия. — Перезвони минут через… Нет, лучше через пару часов. — Я бы с удовольствием, но не хочу упустить груз. Если он доберется до Теоса… будут проблемы. — Хорошо, я потороплю события. Уоррен резко повернул к Ламии голову, когда услышал это. Что значит, он поторопит события…? Ох! О, да, события определенно… заторопились. — Перезвоню через пять минут, — сообщил капитан и отключился. Уоррен немедленно навалился на Ламию, подминая его под себя, впился в такие желанные губы поцелуем, и оторвался только когда стало не хватать воздуха. — И что это было? — мрачно поинтересовался он. Ламия снова коснулся его под простыней, подался вперед, касаясь губами его уха, и шепнул таким голосом, что Уоррен снова едва не забыл, как дышать: — Это был сеанс безудержного, развратного, приправленного капелькой эксгибиционизма секса, Уоррен, — каждое слово заставляло кровь быстрее бежать по венам, выбивало воздух из легких. Ламия говорил тихо, четко, и Уоррен мог бы кончить только от хрипотцы в его голосе. — Или ты сам не понял? — Я тебе сейчас такое «понял» устрою, — рыкнул Уоррен. — С углубленным изучением. Неделю сесть не сможешь! Ламия засмеялся, громко и свободно, притягивая его к себе, и признался: — Эту твою черту я люблю больше всего. — Какую это? — Ты способен смущаться Хаотика Сида, пирата, который спит с животными и неодушевленными предметами. — Знаешь, про ту собаку, про которую я тебе рассказывал, ну типа капитан с ней… на самом деле это неправда. Ламия фыркнул: — Я в курсе, Уоррен. Но его легионер все еще котируется за животное. И немного за одушевленный предмет. — Зачем ты на самом деле полез ко мне при капитане? — наконец просто спросил Уоррен. — Не то чтобы я был против, но речь же о том, что мы сейчас полетим ловить Малкесту, верно? — Именно поэтому, — спокойно ответил Ламия. — Мы отправляемся забрать мейстера черных. Даже если все повернется удачно, последующие дни не будут легкими. Я хочу столько счастья, сколько успею получить. — Придурок, — Уоррен прижал его к себе, порывисто уткнулся носом в его щеку и выдохнул. — Я всегда рядом. Да и куда мне, правда, бежать с космического корабля? — Спасибо, — сказал Ламия. — Я никогда не говорил тебе, Уоррен? Я глупец. Мне следовало ответить на твои чувства намного раньше. Вместо этого я боялся и мучил нас обоих. — Да я тоже вел себя как тот еще козел. Давай пошлем прошлое к черту. Я посчитаю этот гребаный курс, а потом вернусь в каюту к тебе, и не выползу, пока Малкеста не окажется на «Хаосе». Что скажешь? — Я снова скажу тебе спасибо, — Ламия невесомо провел кончиками пальцев по щеке Уоррена, и тот подумал: как странно, только же практически трахались, и возбуждение даже до конца не улеглось, лениво тлело внизу живота, но по-настоящему секса больше не хотелось. Хотелось просто лежать вот так с Ламией, пропитываться близостью, и чтобы вся окружающая Вселенная взяла выходной. Вот только капитан был плохо совместим с «выходным», и он позвонил-таки пять минут спустя. — Перенаправьте мне данные по кораблю, — сказал Уоррен, как только капитан появился на проекции. — Вот теперь я верю, что трубку взял мой навигатор, друг Уоррен. Файлы сейчас придут. А пока ты считаешь курс, я поговорю с командой. — Ты ожидаешь, что могут возникнуть проблемы? — предположил Ламия. — Моя прекрасная Мина сделала все, чтобы ничто не вело к ней или ко мне, — ответил Сид. — Наши курьеры понятия не имеют к кому на самом деле везут груз. Боюсь, на появление «Хаоса» отреагируют криками ужаса и пальбой. — Но ты опасаешься не этого? — Я опасался и опасаюсь черных, душа моя. Просто потому, что даже психи вроде меня понимают, как легко все может полететь к чертям. — Например, если довести до срыва штатного телепата, — вот это выражение лица Ламии Уоррен знал отлично. И ничего хорошего оно не сулило. — Например, — не стал спорить Хаотик. — Исходя из того, что ты кувыркаешься в кровати, вместо того, чтобы пытаться меня убить, с падре все в порядке. — Я дал ему амброзию. — Удачное решение. Как он сейчас? — Адекватен, вопреки твоим стараниям, — резко отозвался Ламия. — Тебя совсем не волнует, что мы чуть не потеряли шанс спасти тебя и твое животное? — Если я начну об этом думать, душа моя, я рискую сойти с ума от страха. Как и ты. Поэтому, как и ты, я об этом не думаю, а занимаюсь другими вещами, на которые все же могу повлиять. На поимку нашего друга мейстера, например. А теперь смени тон, все же ты говоришь с капитаном. — Ты слишком беспечен, — недовольно сказал Ламия. — Как и ты, душа моя, как и ты. Но все обошлось. — Да. Рамон… пересмотрел свое отношение и готов сотрудничать. — О, — Сид фыркнул. — Чувство вины таки доконало падре. — Ему не в чем винить себя. Он не мог спасти меня тогда. — Но может сделать это сейчас, — ответил Сид. — И сделает, если ты и твое животное не угробите его раньше. Они как раз разговаривают, к слову. — Готов поспорить, вполне цивилизованно, — хмыкнул Хаотик. — Не нападай на меня, душа моя. Я этого не заслужил. — Рамон тоже, — упрямо отозвался Ламия, а Уоррен в который раз порадовался, что не лег между ними. В подобной ситуации он предпочитал не отсвечивать. — Сейчас Слейтер не представляет для него угрозы, но действие амброзии не вечно. — И ты уверен, что сам падре этого не понимает, душа моя? Он мог бы просто развернуться и уйти, но, если верить тебе, они все же разговаривают. Ламия помолчал, прежде, чем продолжить: — Твой легионер… интересует его. Интригует, я бы сказал. — Не вписывается в его схему, — чуть улыбнулся Сид. — Леон это умеет. Не вписываться в то, что ты от него ожидаешь. — И при этом он совершенно предсказуем, — недовольно отозвался Ламия. — Всегда любил парадоксы. Помнишь, что ты сказал мне, когда я спросил, стоит ли вмешаться в дела девочки и Алекса? Оставить все как есть. На сей раз, я говорю тебе то же самое. — В отличие от меня ты не эмпат, — сказал Ламия, но Уоррен видел, что он готов уступить. И отчасти это злило, его безоговорочное, слепое доверие капитану. Что бы ни выкидывал Хаотик Сид, какую бы глупость или безумие тот не совершил, Ламия оставался на его стороне. — Я не эмпат, но у меня свой дар, душа моя. Я крыса, которая отлично находит выход из лабиринта. Я выведу нас, верь мне в этом. Леон… не помешает. Ламия вздохнул: — Я ненавижу тебе доверять. Его слова удивляли, потому что, если Ламия не хотел доверять, почему все же делал это? — Я знаю, душа моя. И все же, разве я когда-нибудь обманывал твое доверие? — Ни разу, — сказал Ламия. — Вопреки всему, ты никогда меня не подводил, но сейчас мне страшно. — Мне тоже. — Не похоже, — буркнул Уоррен, и Сид рассмеялся: — Конечно, нет, друг Уоррен. Я такой же псих, что и всегда. Все остальное остается за кулисами. Спектакль идет своим чередом. — Никто не мешает вам играть хоть немного с оглядкой, и не подставлять других актеров. — Этому мешаю я сам. Оглянись в любой толпе и увидишь тех, кто играет с оглядкой. Я же предпочитаю импровизировать. — Отличный выбор, — зря Уоррен цеплялся, толку-то, и все же промолчать он не мог. — Каждому свое, — подтвердил Сид. — Кто-то хорошо играет с оглядкой, кто-то импровизирует. Не суди, друг мой Уоррен, и не станут судить тебя. — Хватит оправданий, — вмешался Ламия. — Что сделано — сделано и нет смысла к этому возвращаться. Я зол на твой поступок, но принимаю его. Только рассчитываю, что ты знаешь что делаешь. А если и не знаешь, все равно сделаешь, как лучше. Цени мое доверие. — Как величайшую драгоценность, — серьезно подтвердил Сид. — И как ниточку, которая удерживает меня над бездной, — он перевел взгляд на Уоррена и неожиданно подмигнул. — Не ревнуй, друг мой. Тебя я ценю тоже, особенно за способность считать курс моего корабля. Поторопись, мы не должны упустить корабль. — Вот же позер, — насуплено хмыкнул Уоррен, как только проекция погасла. — Всегда был и будет, — подтвердил Ламия. — По крайней мере, он позер, который прав — тебе действительно лучше взяться за просчет курса. Малкеста не может ждать. *** — Есть и еще одно занятное отличие, — слова Загессы стали неожиданностью, только что церковник молча пил кофе, не пытаясь продолжить разговор, и теперь он сам обратился к Слейтеру. — Отличие чего от чего? — спокойно спросил тот, он не пытался снова идти на контакт, понимая, что ранее нейтральное общение было верхом того, на что ему стоило рассчитывать, и не желая действовать инквизитору на нервы. — Тебя от человека. Ты способен молчать. — Меня создали, чтобы я был охранником. Разумеется, я не испытываю потребности в разговоре. — И дискомфорта при молчании. — В случае с тобой. Еще Слейтер не хотел навязываться, не из какой бы то ни было заботы о Загессе, конечно, а просто потому, что раздражать инквизитора было не в его интересах. — Есть люди, чье молчание иногда может доставить мне дискомфорт, — признал Слейтер. — Я начинаю гадать, что оно значит. — Хаотик Сид, — усмехнулся Загесса. — Не всегда, но, тем не менее, это возможно. — Это забавно, — спокойно заметил Загесса. — Что именно? — То, как ты воспринимаешь его, и свое отношение к нему. — Твой Дар вернулся? — Не до конца. — Я уже говорил, мне неприятно, когда ты озвучиваешь мое внутреннее состояние. В этом я не отличаюсь от людей, которые тебя окружают. — Я помню, — чуть улыбнулся Загесса. — Забавно, что ты сам рассматриваешь свою способность чувствовать, как какой-то внутренний дефект. И в то же время, ты ценишь этот дефект. — Жизнь легионера не предусматривает чувств, — холодно отозвался Слейтер. — Эмоциональная привязанность… — Любовь, — перебил его Загесса. -… любовь, — согласился Слейтер, — для любого легионера отклонение от нормы. Понимание этого не заставляет меня меньше ценить то, что я имею. — Вам определенно плохо преподавали биологию. Потребность в близости свойственна любой живой материи, и даже некоторым синтетическим, — Загесса поправил рукав рясы, и задумчиво побарабанил по столу подушечками пальцев. — Просто разные жизненные формы нуждаются в разных формах близости. Легионеры нуждаются в близости людей. — Ты пытаешься убедить меня, что на месте Хаотика Сида мог бы быть любой? — ровно спросил Слейтер. Это предположение было настолько абсурдным, что даже не оскорбляло, тем более, что другие люди редко вызывали у Слейтера желание идти на контакт. — Нет. Никто не знает, по какому принципу происходит эмоциональная сцепка. Есть часто встречающиеся условия, но нет формулы. Еще никому не удалось искусственно вызвать любовь. Эмоциональную зависимость, привязанность или чувство общности — да, но не любовь. Даже эксперименты Церкви не принесли желаемых результатов. Лучшим, чего мы добились, стала платоническая нежность. — Должно быть, странно обнаружить в искусственно созданном существе чувство, которое вы не способны воссоздать, — предположил Слейтер, стараясь не показать, насколько ему неприятна сама идея искусственно вызывать чувства. — Одновременно странно и предсказуемо. Ты парадоксален. В точности соответствуешь всему, что я представлял о легионерах, и в то же время не вписываешься в мои представления. — Это потому что Леон нечто большее, падре, — на появившейся рядом с ними проекции, Сид отсалютовал сигаретой. — Всем привет, скучали по мне? — Нет, — спокойно отозвался Загесса. Если появление проекции и удивило его, церковник этого не показывал. — После того, что ты устроил недавно, я не настроен по тебе скучать. — И вот так всегда, — с притворной грустью сказал Сид. — Стоит допустить одну маленькую оплошность, а тебя уже готовы прогнать из жизни и кровати. — Ты забыл добавить слово «намеренно» перед «допустить», — холодно заметил Загесса. — Опустим детали, — подмигнул Сид. — Не стоит набивать себе цену, падре. Я и без того считаю тебя почти незаменимым, — тем не менее, как отметил Слейтер, это «почти» Сид выделил не случайно. — И потом, разве все не обернулось к лучшему? Ты помирился с моей душой. — Не пытайся выставить это как свой расчет, — резко ответил Загесса. — Ты совершил ошибку, понимая, на что идешь, и чуть не свел меня с ума. — Звучит соблазнительно, но нет, падре, я не стану оправдываться. Я совершил ошибку. Что дальше. — Это не твоя вина, — вмешался Слейтер, и перевел взгляд на Загессу. — Не эмоции Хаотика Сида едва не разбили твой разум. Мои. — За животное отвечает его хозяин, — отмахнулся инквизитор. — Иными словами, тебе нечего потребовать с меня взамен, и ты предъявляешь счет тому, кто не имеет к твоему срыву отношения, — холодно заметил Слейтер. — Брейк! Брейк, дети мои! — Сид успокаивающе поднял руки. — И что случилось? Вы же только что нормально разговаривали. — Это было до того, как появился ты, — устало ответил Загесса. — Это существо резко теряет адекватность, стоит тебе появиться в пределах его видимости. — Бедный Леон, — Сид сделал вид, что вытирает несуществующие слезы. — Что я могу сказать, я готов принять его даже с такими ужасными недостатками. — Я не теряю адекватности в присутствии Хаотика Сида, — холодно сказал Слейтер. — Конечно, нет, Леон, я просто сказал то, что падре хочет слышать. Может быть, он все-таки расскажет, зачем снова и снова встречается с угрозой своему рассудку. — Пока амброзия действует, угрозы моему рассудку нет, — напомнил Загесса. — Давай порадуемся этому вместе. Вопрос все еще на повестке дня. Зачем? — Я признаю, что эта особь любопытна. К тому же ты уязвим во всем, что касается легионера, при необходимости это можно использовать, — ответил Загесса, и его слова неприятно Слейтера удивили. Инквизитор думал, что может управлять Сидом так просто? — Падре-падре, ты живешь в мире своих фантазий. Тебе кажется, что управлять мною настолько легко? — видимо, мысль об этом пришла в голову не только Слейтеру. — Управлять тобой было бы достаточно легко, если бы легионер был другим, — Загесса высокомерно улыбнулся. — Увы, это существо патологически неспособно причинить тебе вред. — Если бы Леон был другим, я не любил бы его, и он все равно не мог бы причинить мне вреда, — лукаво подмигнул Сид. — Замкнутый круг. Я уже говорил, что обожаю кольцевые композиции? — Вот как? Тебе нравится возвращаться к истокам? — спокойно спросил инквизитор. — Да нет, конечно, — Сид фыркнул. — Я люблю врать и слушать себя, и скажу что угодно, лишь бы оно красиво звучало. На самом деле я ненавижу кольцевые композиции. Вернуться к тому с чего все началось? Какой бесславный и унылый финал. — Тем не менее, тебя самого… — начал Загесса, и Слейтер насторожился, понимая — должно быть речь шла о пророчестве Малкесты, о том, что случится в скором будущем. Сид, разумеется, понимал это тоже, и не хотел, чтобы Слейтер знал, перебил довольно резко: — Меня самого интересуют другие вещи. И звоню я, как ты сам понимаешь, совсем не для того, чтобы просто поболтать. Насколько ослабло действие амброзии, падре? — Не до конца. Сейчас мне доступно только сознание легионера. — Тогда возрадуйся, у меня для тебя новости. — Ты заполучил Малкесту, — сделал вывод церковник, заставив Слейтера внутренне напрячься. Если черный мейстер уже был на корабле, почему Сид не сказал Слейтеру об этом? Слова Сида немного его успокоили: — Почти. Мы как раз нагоняем корабль с нашим черным другом. Буквально через пару часов нагоним. Абордаж не должен занять много времени, так что начинай готовиться встречать гостя. — Мне потребуется как минимум два цикла, чтобы восстановиться после срыва, — невозмутимо ответил церковник. — Как только получишь мейстера, положи его в криокамеру. В сознании он опасен для моих щитов и для Доминика. — Значит еще два цикла? — Сид помрачнел, усмехнулся и добавил. — Что ж, если мне придется ждать, мне придется ждать. Как скажешь, падре. Главное безопасность. — Абсолютная безопасность в данной ситуации невозможна, — возразил Загесса. — Абсолютная безопасность вообще невозможна, — ответил ему Сид, и потянулся к чему-то перед собой, должно быть, чтобы отключить проекцию связи. — Подожди, — вмешался Слейтер, и Сид удивленно на него посмотрел: — Что-то не так, Леон? — Я хотел бы участвовать в абордаже. — Мм, дай подумать… — Сид только начал говорить это, а Слейтер уже видел: все решено. Сид откажет. — Нет. Абордаж не для тебя. — Тебе выгодно послать меня вместе со своими людьми. И я в любом случае лучше любого из твоих людей. — Может быть, но ты все равно останешься на «Хаосе». Захват корабля грязное дело, а мне, как ни странно, нравятся твои чистота и наивность. — Трогательная забота о животном, — прокомментировал Загесса. — Чтобы шерсть не выпадала, и аппетит не портился, — преувеличенно серьезно ответил Сид. Такое отношение злило, но что еще важнее, Слейтер не мог понять его причины, и не собирался об этом молчать: — Мы уже обсуждали это. Я способен на убийство и готов убивать за тебя. Глупо воспринимать меня, как декоративную игрушку. Так ко мне относились во Дворце. Хотелось бы верить, что ты видишь во мне нечто большее. — Именно потому, что я вижу в тебе нечто большее, Леон, я не пущу тебя участвовать в абордаже, — Сид перестал улыбаться, и взгляд его стал острым, таким, что тяжело было не отводить глаза. — Каждому свое. Если тебе в руки попал коллекционный клинок, ты не станешь резать им мясо, несмотря на то, что он острее и намного лучше сбалансирован, чем твой кухонный нож. — Я не вещь, — резко отозвался Слейтер. — И я лучше знаю, для чего предназначен и к чему готов. Сид рассмеялся, и смех был очень неприятным: — Рад слышать, Леон. Но капитан все еще я, и если я сказал, что на абордаж команда идет без тебя, то так и будет. К тому же… речь об очень важном грузе, даже будь ты человеком, я все равно не пустил бы тебя. Команда «Хаоса» давно сработалась, не хочу разбивать коллектив. — Я лучше любого из твоих людей. Ты знаешь это сам. Не относись ко мне так, — захотелось сказать Слейтеру. Я не настолько слаб, я могу тебе помочь. Но, пожалуй, дело было не в помощи, дело было в том, что Сид прятался, отгораживался от него, по каким-то совершенно абсурдным причинам. Слейтеру действительно не доводилось убивать людей, но доводилось применять насилие. — Очередная драма? — скучающим тоном спросил Загесса. — Если тебе это неприятно, ты знаешь, где дверь, — ровно ответил ему Слейтер, подавляя вспышку раздражения. — Я буду благодарен, если ты перестанешь вмешиваться в мой разговор с Хаотиком Сидом. — Разговор, Леон? — Сид опасно прищурился. — Мы ни о чем не говорим. Ты остаешься на корабле. — От чего бы ты не пытался меня уберечь, я не нуждаюсь в защите, — прямо сказал Слейтер. — А я не нуждаюсь в легионере, который полезет туда, где ему не место, — Сид картинно зааплодировал. — Давай похлопаем нам обоим. — Это твое финальное решение? — спросил Слейтер. — Самое финальное из всех финальных, Леон, — рассмеялся тот, но появилось в его смехе что-то напряженное, как будто Слейтер действительно разозлил Сида. — Слово капитана и все такое. — Тогда я отказываюсь работать с тобой дальше, — сказал Слейтер, заставляя себя говорить бесстрастно. — Я уже говорил, я доверяю тебе. Принимаю, что какие-то вещи ты не считаешь нужным мне сообщать. Я готов быть твоим оружием и твоим любовником. Но не твоей корабельной игрушкой. Я отказываюсь принимать такое обращение как должное. Улыбка Сида пропала так быстро, словно ее выключили: — Сильные слова, Леон. Но за ними ничего не стоит. Ты будешь тем, чем я скажу тебе быть. И если мне захочется запереть тебя в карцер, я запру тебя в карцер, никто мне не помешает. Помнишь, как это весело? Просто признай, ты соскучился по стеку. Потому что я вот-вот начну скучать по времени, когда ты открывал рот только чтобы закричать. — Ты хочешь вернуть меня в карцер? — спокойно спросил Слейтер, хотя от одних воспоминаний по спине пробежал холодок страха. — Я? Я, видимо, хочу слишком многого — чтобы ты перестал, наконец, обсуждать мои приказы, и не лез туда, где тебе не место. — Мое место рядом с тобой. — Кто вообще сказал, что _я_ туда полезу? Это ты тоже придумал сам, Леон, — Сид улыбнулся обманчиво ласково и добавил. — Ты ни черта, ни черта не знаешь об абордаже, о космических кораблях, и о том, что будет происходить на милом и безобидном с виду транспортнике. — Я узнаю, если ты позволишь мне пойти и узнать. — О, готов поспорить, ты так сильно этого хочешь, — неприятно улыбнулся Сид. — Рассмотреть все в подробностях. Что ты боишься мне показать? — мысленно спросил его Слейтер. К чему ты считаешь меня не готовым? «Уродливую сторону пиратства», — прозвучал в голове ответ Загессы, и Слейтер едва подавил желание ударить в ответ. Не сделал этого только потому, что не хотел отвлекаться от Сида. — Да, я хочу увидеть, — холодно ответил он. — И имею право. Если то, что я спас тебя на «Роджере» имеет хоть какое-то значение, доверься мне сейчас. Позволь мне участвовать в абордаже. — Какие сладкие слова, Леон. «Позволь мне», — последнее Сид едва ли не выплюнул, и Слейтер едва не вздрогнул, потому что впервые видел Сида таким. Злым, жестким и… настоящим. Таким же настоящим, каким был, задыхаясь в руках Слейтера, когда впервые сказал «потому что я люблю тебя», потому что позволил себе потерять контроль над той частью, которую скрывал, которую считал слишком уродливой, чтобы показывать. Которой Слейтер отчаянно хотел коснуться. — Раз ты так замечательно просишь, я позволю тебе… нет, не абордаж, ты пойдешь вместе со мной, когда все закончится. Ты ведь не против? Твое место рядом со мной. Тебе так хочется поучаствовать в пиратских забавах, вот и поучаствуешь. Через два часа у второго корабельного шлюза, — тихо и жестко добавил он. — Не опаздывай. Он отключил коннект, и проекция пропала. — Поздравляю, — невозмутимо заметил Загесса. — Тебе удалось вывести Хаотика Сида из себя. Определенно это было сомнительным достижением. *** — Я давно не видел, чтобы ты так злился, — невозмутимо заметил Ламия, заходя в рубку управления. Сид сидел на своем любимом кресле, по привычке закинув ноги на пульт и курил. Изменчивый поток чувств, которые считывал Ламия, на сей раз были приправлены чем-то темным, гнетущим. Не безысходностью, но чем-то не менее неприятным. — Злился, душа моя? — Хаотик рассмеялся, оборачиваясь. — Нет. Совсем нет, — он подмигнул и добавил нараспев. — Я в бе-шен-стве. — Полагаю, это имеет какое-то отношение к легионеру. — Не скромничай. Ты не полагаешь, ты знаешь точно, потому что, готов поспорить, слышал наш разговор с Леоном от начала до конца. — Чувствовал, — поправил его Ламия. — Но да, я знаю точно, — он подошел ближе, положил руки Хаотику на плечи и с силой сжал. — Тебе нужно успокоиться. — Не беси хоть ты, — отмахнулся Сид, едва заметно расслабляясь, и делая последнюю затяжку. — Я и сам знаю, что мне нужно. — Что сделал Слейтер на сей раз? — Хочешь, чтобы я плакался тебе в жилетку о своих любовных неудачах? Спасибо, но нет, душа моя. Ламия не смог сдержать усмешки: — То, что нашлось относительно разумное существо, которое тебя полюбило уже любовная удача. Даже любовное чудо, я бы сказал. — Отлично, душа моя, — ласково ответил Сид, а его изменчивые эмоции стали еще «темнее». — Еще и ты смешай меня с грязью. А то, как бы меня не стошнило от счастья и легкости бытия. — С каких пор ты стал жалеть себя? — холодно спросил Ламия. — Не знаю, пропустил этот счастливый момент, — Хаотик устало провел ладонями по лицу, обессиленно рассмеялся и сказал. — Черт. Черт-черт-черт! Ламия подтянул к себе гравитационное кресло и сел, оправив складки рясы: — Говори. — Я согласился взять Леона с собой на «Лорелею». — На абордаж? — Нет, после. Тебе пояснить, что происходит после абордажа, или сам догадаешься? — Сид достал еще одну сигарету и прикурил. — Ты перепутал меня с ребенком? — Ламия усмехнулся уголками губ. — Я прекрасно понимаю, что происходит, когда пираты захватывают другой корабль. Тем более, в нашем случае. — Ты прав. Моя прекрасная Мина очень четко выразила свои пожелания насчет курьеров. — В расход, — перевел Ламия. — Бинго, — Хаотик выдохнул в воздух колечко дыма. — И ты не хочешь, чтобы легионер это видел? Сид криво улыбнулся: — Напрашиваешься на кофеварку, душа моя? Конечно, я не хочу, чтобы он это видел. — То, что произойдет или тебя, каким ты можешь быть? Ламия мог бы не спрашивать, потому что уже знал ответ. — Меня, душа моя. Я не хочу, чтобы он видел меня. Сейчас он влюблен в Хаотика Сида, восхищается им. Узнать правду будет болезненно. — Он не влюблен в тебя, — поправил Ламия. — Он любит тебя. И речь все же о легионере. Предполагается, что мы обсуждаем боевую единицу. — Боевой единице место в бою, а не на бойне. Ламия помолчал, оценивая, все что видел и чувствовал: — Кажется, я начинаю понимать. Дело не в Слейтере. — Правда? — спросил Сид. — Ты не хочешь видеть, что он способен принять тебя таким, какой ты есть — что он не отвернется от пирата. — Он отвернется от пирата, душа моя. Мы говорим о Леоне. О чистом, нежном, выросшем во Дворце, Леоне, который ни разу в жизни не убивал человека. Котячья корзинка, помнишь? — В данный момент она больше подошла бы тебе, — сухо заметил Ламия. — Каким бы ни был Слейтер, он осознает, что такое пират. — Осознавать и видеть разные вещи. — Верно, потому что пока он не видел, ты можешь продолжать жалеть себя, — спокойно согласился Ламия. — Ты не хочешь, чтобы он оказался способен тебя принять. — Это что, какой-то альтернативный психоанализ? С чего вдруг, душа моя, Уоррен недостаточно старается в койке? — Уоррен очень старается, не сомневайся, — заверил его Ламия. — Как я вижу это сейчас, не ты ограждаешь легионера, а ты пытаешься убедить себя, что легионер не способен с тобой быть. Тебе нравится думать, что даже если бы не пророчество Малкесты, вы все равно никогда не смогли бы ужиться. Хаотик открыл рот, чтобы возразить и так и замер. — Психоанализ в действии? — Ламия бесстрастно поправил рукав рясы. Сид закрыл рот, и бездумно уставился в иллюминатор. Ламия молчал, не сбивая его с мыслей. — Черт, — сказал Хаотик в конце концов. — Черт. — Рад, что открыл тебе глаза, — снисходительно заметил Ламия. — Думаешь, мы могли бы? — спросил Сид. — Если бы будущее было другим, у нас бы получилось? Жестоко было бы сказать ему «да», даже если Ламия действительно считал — у Хаотика и легионера получилось бы. — Никто не знает. Ты способен меняться, он принимать тебя с твоими недостатками. Может быть, у вас бы получилось. Сид усмехнулся: — Да… может быть. Нет, душа моя, могло бы быть. Знаешь, наверное, ты прав, я пытался защитить себя от этой мысли. И не зря. Думать, что все могло бы быть иначе чертовски больно. — Ну, — Ламия чуть улыбнулся. — Может быть, прав окажешься ты, и Слейтер просто впадет в ужас от мысли, какое чудовище полюбил. Сид невесело рассмеялся, но все же эмоции, исходящие от него, стали мягче, «светлее»: — Никто не умеет утешать так, как ты, душа моя. Никто. — Никто кроме меня не стал бы тебя утешать. — Падре бы мог, — подмигнул Сид. — Просто поверь, что Рамон делал бы это еще хуже. — Просто поверю, — милостиво согласился Сид. Ламия улыбнулся: — Форкс идет сюда, я могу уйти, если хочешь. — Должно быть, ей снова необходимо все обговорить перед абордажем, — пожал плечами Сид. — Девочка всегда отличалась вниманием к деталям. — Чего никогда не хватало тебе. Ей не стоит меня видеть, — Ламия поднялся. — Она и без того слишком много чувствует. — Я открою тебе дверь, — Сид повел рукой, и под его ладонью возникла проекция капитанского доступа. — Куда предпочтешь попасть? В свою каюту? К падре? К другу Уоррену, может быть, он как раз закончил рассчитывать курс. — Ты возьмешь его с собой на абордаж? — спокойно уточнил Ламия. — Нет, кто-то из командного состава нужен мне на «Хаосе», а девочку я возьму с собой, — Хаотик покачал головой. — И я не хочу рисковать другом Уорреном, потерять его может быть фатально для твоей психики. — Разумное решение, — согласился Ламия. — Я благодарен тебе за это. — Ерунда, душа моя. Только не выдавай меня Уоррену, ему не понравится, что его держат на скамейке запасных. — Это будет наш с тобой секрет, — фыркнул Ламия. — А теперь открой мне дверь к тридцатой каюте. Уоррен может подождать, пока я поговорю с Андерсеном. Сид рассмеялся: — Алекс завоевал наконец-то и твое сердце? — Пока тебя нет, — Ламия снисходительно улыбнулся в ответ, — я тоже предпочту потратить время с пользой. *** Когда команда шла на абордаж, Сид всегда шел с ними. Наверное, ему это нравилось, или же это был его способ быть ближе к своим людям, но Форкс могла вспомнить только пару раз за много лет, когда экипаж «Хаоса» захватывал другой корабль без своего капитана. И всякий раз это изрядно нервировало команду. — Мы идем добывать мейстера черных, а вы собираетесь отсидеться, сэр? И в чем подвох? — Форкс спросила, потому что понимала, в такой ситуации подвох был, и наверняка очень неприятный. — Подвох в том, что я беру с собой Леона. — И почему не выпустить его сразу? — его ответ сбивал с толку еще больше. Предполагалось, что Слейтер — это помощь, а не обуза, если Форкс правильно понимала. — Легионер хорош, а мы потеряли людей, когда вытаскивали вас с «Роджера». Еще один боец точно не был бы лишним. — Мы идем воевать с курьерами, девочка моя. Ты всерьез ожидаешь от них сопротивления? — можно подумать, капитан сам не понимал, какие сюрпризы могут выкинуть такие вот «курьеры». В конце концов, речь шла о людях, которые согласились похитить и переправить мейстера черных. — Я, в отличие от вас, сэр, всегда подозреваю худшее, — мрачно ответила ему Форкс. — Да, а мне нравится быть оптимистом. Мы всегда справлялись с проблемами без Леона. Давай справимся и теперь. — Это что какой-то принцип? — настороженно спросила она, подозревая худшее. С капитана бы сталось поцапаться с лучшим бойцом в команде меньше, чем за час до абордажа. — Скорее открытый урок, — небрежно поправил Сид, и Форкс узнала бы эту небрежность из тысячи. Хаотик всегда становился таким перед тем, как выкинуть какую-нибудь совсем уж фееричную глупость. — Знаете что, идите-ка вы к черту со своими уроками, сэр, — огрызнулась Форкс. — Слейтер нам очень не помешает. — Вот как, девочка моя? — обманчиво ласково улыбнулся Сид. — Тогда у вас проблема. Я не хочу, чтобы Леон убивал людей. А моя прекрасная Мина против того, чтобы экипаж «Лорелеи» выжил. И что же нам теперь делать? — Пусть Слейтер не убивает, пусть ранит, мы сами добьем, — не стала спорить Форкс. Сид рассмеялся, и от одного звука у Форкс холодок пробежал вдоль позвоночника. Неприятный это был смех: — Я всегда любил тебя, девочка моя, именно за эту чудесную, незамутненную простоту. — Это же ублюдки, которые взялись продать кому-то живого человека, пусть и мейстера черных. Никто не станет по ним плакать. — О, даже так? А что насчет нас? Разве мы не продавали живых людей? — По нам тоже никто не станет плакать, — старательно изображая равнодушие, пожала плечами Форкс. Хаотик фыркнул: — Даже если я считаю так же, девочка моя, не значит, что мы сменим тему. Я не хочу, чтобы Леон увидел абордаж, я хочу показать ему только то, что происходит после. — То есть грязь? — этого Форкс не понимала. — Это что, какая-то проверка для него? Думаете, он может быть шпионом из Дворца? Это даже звучало абсурдно. Судя по хохоту Сида, для него тоже: — Никто не умеет так поднимать настроение, как ты, — утирая выступившие на глаза слезы, и все еще посмеиваясь, наконец, сказал он. — Нет, Леон под прикрытием это конечно весело, но он не шпион. Не в обиду нашему экипажу, у Империи есть дела поважнее, чем следить за опасным-опасным Хаотиком Сидом. — Мы все же украли легионера из Дворца. Хотя знаете, я тоже не думаю, что за нами стали бы следить. Гоняться — да, но не следить. Если Слейтер не предатель, что вы хотите проверить? — Не проверить, девочка моя. Это урок. Показать. — Так что именно? Как мы убиваем? — она действительно не понимала. — Сделай свою работу и жди нас с Леоном на «Лорелее», ты сама все увидишь.