ID работы: 187231

ИГРА ВСЛЕПУЮ

Слэш
NC-17
Завершён
2888
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
967 страниц, 48 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2888 Нравится 859 Отзывы 1775 В сборник Скачать

Часть 33

Настройки текста
Как обычно невычитано и небечено, а в остальном ничего страшного в этой части не происходит. *** — И… — Сид сделал эффектную паузу, прежде чем зааплодировать. — Браво, Алекс! Уоррен несколько раз обновил показания радара, все еще не веря до конца, что Андерсену удалось перейти вблизи звезды. И координаты, которые он выбрал для выхода, были сразу за двумя яхтами, шедшими следом за «Бурей». — Андерсен разыгрывает капкан? — Как видишь, друг мой, как видишь, — Сид счастливо рассмеялся, и Уоррен едва подавил желание поежиться. — Почему он не сбежал с «Хаосом»? Он мог бы. Сид фыркнул, будто Уоррен сказал нечто невероятно тупое: — Потому что, как и прежде, Алексу нужен я. А я здесь, и между ним и мной всего два корабля. — Думаете, он станет стрелять по своим же спутникам? — Уоррен не стал скрывать сомнения. — На поражение не станет, но если мы ему поможем, — Сид хищно улыбнулся. — Ему и не придется. Так что ты скажешь мне, друг Уоррен. Ты капитан этого корабля. Тебе и решать, что делать. Подыграть Алексу или свалить. — Вы ведь помните, что на «Хаосе» Ламия, и я никуда без него не полечу, да, сэр? Сид отмахнулся, доставая сигареты, и пожал плечами: — Я подумал, что это эффектно звучит. — Здесь в кабине только вы и я, сэр. А я думаю, что ваши понты очень стремные. Нашли перед кем выделываться. — Моих «я» вполне наберется на небольшой зрительный зал. Так что мне всегда есть перед кем повыделываться. Уоррен хмыкнул, разворачивая корабль и настраивая управление бортовыми пушками. Вооружение «Бури», конечно, уступало эсминцу, зато намного превосходило то, что обычно можно было встретить на транспортнике: — Я точно не хочу знать, что творится у вас в голове. — Умный-умный навигатор, — Сид прикурил и выпустил дым в воздух колечками. Одно, два, три кольца. Пижон. — И что теперь? — Уоррен навел орудия на ближайшую из яхт. — А вот это теперь уже полностью твое шоу, — Сид со вкусом потянулся, и блаженно прикрыл глаза. — Я лично собираюсь насладиться своей должностью пассажира, — он криво усмехнулся и передразнил. — Сэр! — Я понятия не имею, что ваш Андерсен собирается делать, — Уоррен стиснул зубы, и с трудом сдержался, чтобы не послать Сида матом. — Тогда подожди, пока он начнет действовать, и просто подыграй. Правда, постарайся обойтись без жертв, а то Алекс может потребовать твою голову. — Вы все равно не отдадите ему мою голову. Я нужен вашей душе. — Я всегда могу отдать Алексу твою нижнюю голову, а моя душа прирастит ее тебе повторно, — подмигнул Сид. И Уоррену оставалось только надеяться, что он шутил. *** В одной книге по человеческой психологии, которую Лагатт читал еще до того, как его официально сделали легионером во Дворце, упоминалось, что в критические моменты жизни, восприятие времени у человека может меняться, что совсем маленький промежуток времени может казаться бесконечным. Этот факт не был чем-то важным, и все-таки он зацепился в сознании, чтобы неожиданно вспомниться потом, много после. Лагатт смотрел на проекцию, на то, как увеличивается расстояние между «Хаосом» и «Роджером» и боялся спросить. В рубке было темно, всю мощность Раллен перевел на двигатели, и неестественно тихо. Раллен стоял неподвижно и, не отрываясь, следил за тем, как перемещаются по проекции точки. Время текло бесконечно, и больше всего Лагатт почему-то боялся, что Раллен вдруг вспомнит про него, и… Страх был нерациональным, каким-то глубинным. Лагатт боялся не наказания, он боялся чего-то другого. Того, как Раллен посмотрит на него. Хотя, конечно, этот страх был совершенно глупым и недостойным легионера. Какое значение имело то, что человек на него посмотрит? В конце концов, во Дворце на Лагатта каждый день смотрели люди намного могущественнее, чем первый помощник «Роджера». И все же убедить себя не удавалось. А потом точка «Хаоса» мигнула и исчезла, Раллен закрыл глаза, и Лагатт почему-то подумал, что так даже хуже. — Мы могли бы прыгнуть следом, сэр. Я быстрее Слейтера, скорость моей реакции выше, я успею. Раллен застыл, медленно повернул к нему голову и посмотрел. Лагатт неожиданно вдруг увидел его глаза так отчетливо, словно кто-то вдруг навел фокус. — После прыжка невозможно отследить координаты выхода. Хаотик ушел, — Раллен говорил спокойно, тускло, но было в его интонации что-то, чего Лагатт ни разу не слышал раньше, что его пугало. И сам страх тоже был новый, непривычный, будто бы Лагатт боялся не самого Раллена, а за него. Глупости. Раллен был всего лишь человеком. Одним из многих. — Что насчет второго корабля? Если перехватим его, там могут быть зацепки, о том, куда Хаотик направится дальше. Где его вообще можно искать. Ведь должны же быть какие-то данные на бортовом компьютере, на приборах навигации. Раллен промолчал, и Лагатт почувствовал, что слова как будто ускользают. — Вы же должны знать, что делать, — наконец выдавил он. — Вы должны. — Да, — тихо ответил Раллен. — Я должен. Еще одна точка возникшая на радаре, заставила их обоих вздрогнуть. — Это Хаотик? — почему-то шепотом спросил Лагатт. — Это «Хаос». — Но почему он не ушел? Что им нужно на корабле-обманке? — Не что. Кто. И Раллен улыбнулся, широко, улыбкой, которой Лагатт никогда не мог ожидать от него раньше. Улыбкой одержимого. — Мы прыгнем следом. *** Когда они выходили из гипера, корабль тряхнуло, и Слейтер инстинктивно ухватился за подлокотники пилотского кресла. Андерсен покачнулся, но устоял и вовремя подхватил Форкс. Вокруг них немедленно около пяти красноватых проекций, и Слейтер снова пожалел, что легионерам не преподавали хотя бы базовые знания о космических кораблях. — Повреждения щита шестьдесят процентов, — сообщила Форкс, подтягивая к себе одну из проекций. — Сэр, хвостовые зоны находятся в области риска, интенсивность защиты там упала до уровня три. И мы потеряли правый оружейный дезинтегратор. — Состояние двигателей и система жизнеобеспечения в порядке, — сказал ей Андерсен. — Это сейчас главное. Что с бортовыми орудиями? — Вам пришлось снять с них мощность, чтобы уйти. На «Хаосе» нет подходящего аккумулятора заряда, энергия подается напрямую с двигателя. — Хаотик не позаботился об аккумуляторе? — Андерсен равнодушно вздернул бровь. — Не похоже на него. — На «Хаосе» недостаточно места, чтобы установить еще и аккумулятор. — Как долго займет зарядка перед первым выстрелом? — Около полутора минут. — Хорошо, — Андерсен кивнул, открывая снова просчет курса, и Слейтер увидел, где они оказались после перехода. Совсем близко к Сиду. Это успокаивало. — Настраивайте наведение на цель. — Вы станете стрелять? — с сомнением спросил Слейтер, а Андерсен смерил его безразличным, тяжелым взглядом: — Не на поражение, Слейтер. Это все еще ми люди. — Вы сможете? — взгляд у Андерсена был спокойным, словно речь шла о чем-то незначительном, и все же Слейтеру тяжело было ему поверить: — Смогу, не сомневайтесь. Готовьте орудия, Изабелла. И перенастройте на максимальную точность. Я не хочу случайностей. — Есть перенастроить орудия, — коротко отрапортовала Форкс. — Сэр, на яхтах поняли, что мы собираемся атаковать. Они попытаются разделиться. — Не успеют, — успокоил ее Андерсен. — «Буря» атакует первой. И именно эта бесстрастная, ничем не обоснованная уверенность злила Слейтера больше всего. Андерсен верил, что Сид правильно поймет его план, даже мысли другой не допускал. И он был прав, в то время как Слейтер спорил с Сидом даже о том, можно ли идти на абордаж. Я тебе доверяю. Он говорил эти слова несколько раз, в разных ситуациях, но даже не понимал, что такое настоящее доверие. Теперь ему показали. — Вы не можете знать наверняка, — резко ответил Слейтер Андерсену. — Вы ни о чем не договаривались с Хаотиком. Скорее всего, он понятия не имеет, что вы собираетесь делать. Андерсен лишь скользнул по нему равнодушным взглядом и снова обратился к Форкс: — Будьте готовы, Изабелла. Мы атакуем, как только «Буря» уничтожит их щиты. Цельтесь в хвостовые отсеки, в конденсаторы над двигателями. — Почему не в сами двигатели? — спросил Слейтер. — Попадание в двигатели уничтожит корабль, — коротко пояснил Загесса. — Обычно стреляют в охлаждающие конденсаторы. Если те выйдут из строя, двигатель перегреется. — При повреждении конденсаторов, двигатель переводят в аварийный режим и подают сигнал бедствия. Они не смогут ни использовать оружие, ни преследовать нас, — добавила Форкс. — Сэр, что если конденсаторы пострадают слишком сильно. Это может отключить систему жизнеобеспечения. — На этих яхтах есть аварийный аккумулятор. Его хватит ненадолго, но достаточно, чтобы пилоты смогли использовать скафандры, — ответил Андерсен. — Не думайте о посторонних вещах, Изабелла. «Буря» почти вышла на позицию для выстрела. Орудия готовы? — Вспомогательные готовы, сэр. — Отлично, — он посмотрел на Форкс, и Слейтер заметил, что было в этом взгляде что-то странное, слишком глубокое и темное для того, кто смотрел на всего-лишь временного подчиненного. Это что-то очень Слейтеру не нравилось. — Я рассчитываю на вас, Изабелла. Но ответный взгляд Форкс — едва скрываемое удовольствие, почти благодарность — не нравился ему еще больше. — Я вас не подведу. *** Сид с интересом подался вперед, разглядывая то, как перемещались яхты между «Бурей» и «Хаосом»: — Как любопытно, друг Уоррен. — Я и сам вижу, что они пытаются разделиться, — огрызнулся тот, корректируя перемещение корабля. — Кто придумал их такими быстрыми? Сид открыл рот, чтобы ответить, и Уоррен тут же буркнул: — Это был риторический вопрос. Мы все еще ждем первого хода Андерсена? Сид покачал головой и преувеличенно торжественно ответил: — Нет, друг Уоррен, сначала мы проверим твой интеллект. — Опять ваши загадки? — нахмурился тот. — Я уже говорил, что я их ненавижу? Это заслужило ему смех. Типичный смех Хаотика Сида — откровенный, искренний и совсем не немного безумный: — Разве мои загадки не поучительны? Они делают людей лучше. — Ага, или мертвее. — Мертвее они делают только глупых людей. Давай проверим, не принадлежишь ли ты к этой категории. Итак, есть капитан Алекс, которому нужно стрелять по своим, как ты думаешь, он действительно будет стрелять в них на поражение? До тех пор, пока Сид не спросил, Уоррен вообще об этом не думал. Но возможно, капитан был прав, и ему следовало. — Я думаю, что не станет, — ответил он после непродолжительного молчания. — Не ради нас. — Верно. А теперь вспомни все, что знаешь о космических кораблях и скажи, что будет, если дать залп в полную мощность по таким яхтам. — Будет бум, — пожал плечами Уоррен. — «Хаос» не сможет стрелять так, чтобы точно не уничтожить их. Сначала нужно убрать их защитные поля. Но «Хаос» слишком мощный для этого… — он задумался о том, что это означало, и понял. — Андерсен рассчитывает, что их защиту снимем мы. Тогда он сможет нейтрализовать корабли без потерь. Вы к этому хотели меня подвести? Что нам надо напасть первыми? Сид подмигнул ему и рассмеялся: — Давай сделаем вид, что я никого ни к чему не подводил. Ты догадался сам, а я… я просто таким образом спрашивал про кофе. Оно бы сейчас было бы очень кстати. *** — Оба их корабля быстрее «Роджера», — сказал Раллен, открывая перед Лагаттом проекцию управления гипер-переходами. — Мы прыгнем после того, как они разберутся с яхтами. — Почему не сейчас? — Лагатт не желал признаваться в этом, но ему было немного не по себе. Раллен взял себя в руки, снова выглядел как обычно и говорил невыразительным, бесцветным голосом, и все же что-то было не так. Очень сильно не так. Больше всего напрягало то, что Лагатт не мог понять, что именно его напрягало. — Потому что они на это рассчитывают, и мне нужно увидеть, на какие координаты перехода они нацелены. Так будет проще перехватить. — И вы оставите два своих корабля умирать, только потому, что Хаотик мог предусмотреть наше вмешательство? Я думал, там ваши люди. — Спасательные шлюпки еще никто не отменял, — равнодушно напомнил Раллен. — На яхтах меньше экипажа и больше риск аварии. Шлюпки делают с повышенной защитой. Если «Хаос» не станет стрелять из главных орудий, команде ничего не угрожает. — А если станут? — Главные орудия требуют большей мощности, чем вспомогательные. «Хаосу» незачем тратить энергию. Не тогда, когда она может понадобиться двигателям. — Но вы все равно не можете быть уверены на все сто процентов, — упрямо возразил Лагатт, сам не зная почему. — Тебя так волнует судьба незнакомых тебе людей. Предположение было абсурдным, и Лагатт только мотнул головой в ответ: — Мне безразличны люди, любые. Я просто считаю, что неправильно оставлять их на произвол судьбы. Вы же сами говорили, что команда единое целое. Целое не должно само от себя отсекать части. — Хорошо сказано, — равнодушно похвалил его Раллен. — Мы все равно прыгнем только после того, как «Хаос» нейтрализует яхты. Это не обсуждается. Лагатт нервно сглотнул, снова чувствуя, что ему не по себе, и ответил коротким кивком. *** Когда две яхты-спутника «Роджера» взяли в «капкан», те попытались разлететься в стороны и прорваться с флангов. «Буря» не позволила им этого, ударив раньше. Маневрируя, корабль подлетел ближе и ударил из всех орудий по щитам яхт сплошным энергетическим залпом. Его было недостаточно, чтобы снести защиту кораблей сразу, но он медленно снижал ее интенсивность, не давая яхтам ни атаковать в ответ — хотя боевое оборудование на них все равно было не слишком мощным — ни эвакуироваться их экипажу. Как только щиты пали, «Хаос» нанес удар. Светящийся залп на секунду рассек черноту с ювелирной точностью медицинского скальпеля, разделился на два самостоятельных сгустка и вошел в хвостовые отсеки беззащитных кораблей. Не было не взрыва, ни даже всполохов — импульсы не задели двигателей, и все же яхты застыли без движения. «Хаос» прошел мимо них, не сбавляя движения, будто красуясь, и Хаотик Сид в рубке «Бури», глядя на это, широко улыбнулся. Может быть, потому что даже он сам не сделал бы лучше. *** Лагатт следил за происходящим вместе с Ралленом, и чувство неправильности нарастало. Света в рубке почти не было, только проекции отбрасывали голубоватые отблески на ближайшие предметы, и все же Лагатту казалось, что с каждой секундой Раллен становился все бледнее. Первый помощник не произносил ни слова, но Лагатт видел, как крепко его пальцы сжимали спинку кресла пилота. — Они ведь могли уничтожить яхты? — спросил Лагатт, хотя и сам не хуже Раллена понимал: да, могли. Но почему-то не стали. — Мы прыгаем, — резко ответил ему Раллен, и эта резкость резанула неправильностью. Неестественностью. Лагатту вдруг подумалось, что, если прыгнуть у звезды было возможно, почему Раллен не предложил сделать этого сразу. И если уж на то пошло, Хаотик не мог не просчитывать, что «Роджер» так и поступит. Почему они этого не боялись? Почему отправились на помощь своему второму кораблю, из которого сами же сделали приманку? Вывод был только один. И это был очень плохой вывод. — Сэр, — осторожно обратился Лагатт. — Это ведь возможно? Мы сможем прыгнуть? — Твоя задача выполнять приказы, а не задавать вопросы. Приготовься. Он ввел координаты в проекцию управления, и немедленно в воздухе возникло полупрозрачное, испуганное лицо навигатора: — Сэр, вы ввели неверные данные. Мы летим… — Обсуждению не подлежит, — оборвал его Раллен, и голос навигатора стал напряженным, на грани с нарушением субординации: — Сэр, как ведущий специалист я отменяю этот курс. Он означает уничтожение корабля. — Сэр, — вмешался Лагатт. — Вы действительно уверены, что нам стоит прыгать? — Прыгать? — переспросил навигатор. — Вы там вообще с ума посходили. «Роджер» не прыгнет у звезды! Нас затянет внутрь. — Если речь только о том, чтобы вовремя среагировать, то «Хаосу» удалось перейти, потому что… — начал Лагатт. — Да к черту реакцию, — перебил его навигатор. — «Хаос» как-то нашел пилота со скоростью реакции, как у машины. «Роджер» в пять раз тяжелее «Хаоса», там должен был быть совсем другой уровень. Даже импульсный компьютер с такой скоростью не считает. Лагатт почувствовал, как моментально похолодело все внутри. Он действительно был быстрее Слейтера. Но не в пять раз. — Сэр, — судорожно сглотнув, выдавил он. — Сэр, мы не можем прыгать. Я не смогу. — Мы должны, — с нажимом ответил ему Раллен, — мы должны, и ты станешь, или клянусь космосом, я заставлю тебя пожалеть. И Лагатт как-то сразу вспомнил о том, о чем почти забыл за последние два цикла, о силовых кандалах на своем теле. О том, как их можно было применять. О, он прекрасно это себе представлял. И отвечать правильно было очень, очень страшно: — Нет, сэр. Я все равно не стану этого делать. *** Уоррен до самого конца был уверен, что что-нибудь случится, особенно после того, как «Хаос» подстрелил яхты. Слишком идеально все прошло, слишком ровно. Капитан же наоборот, совершенно расслабился в кресле, вытянул ноги и блаженно прикрыл глаза, даже начал намурлыкивать какую-то песенку — неразборчиво, но ужасно навязчиво. Уоррен несколько раз порывался его одернуть, но почему-то всегда в последний раз передумывал. Под это тихое, немузыкальное подвывание они и залетели в шлюзовой отсек «Хаоса». Уоррен перепроверил показания приборов, выключил двигатель «Бури» и только, когда почувствовал характерное ощущение падения — они перешли в гипер — позволил себе расслабиться. — В чем дело, друг Уоррен? Стресс? — Сид тихо рассмеялся, хитро посмотрел на него и подмигнул. — Ну, признай, я гениален. — Вы лично ничего толком не сделали, — буркнул Уоррен, тоже вытягиваясь в кресле. Хотелось курить, но не хотелось шевелиться, и, помявшись немного, он просто забил. — Я, друг Уоррен, почти семь лет гонялся наперегонки с Алексом, налаживал контакт и строил отношения. Так что сегодня это целиком и полностью мой триумф. Я сделал это возможным. — Иногда я смотрю на вас, и пытаюсь понять. Откуда в этом маленьком теле столько самодовольства? — Маленьком? — фыркнул Сид. — Я ниже тебя всего на пять сантиметров, и эти недостающие сантиметры с успехом компенсируются другими, — он хмыкнул и взглядом указал себе между ног, а Уоррен едва подавил желание закатить глаза. Иногда его капитан был редкостным придурком. Еще бы линейку достал. — Давайте просто сменим тему, сэр. Поговорим, например, об Андерсене. Хорошо, я признаю, вы были правы, а он всех нас вытащил. И что теперь? Когда вы вернете себе управление кораблем? — Я не верну, — спокойно отозвался Сид, и Уоррен не смог подавить непроизвольного холодка, пробежавшего вдоль позвоночника, от этого спокойного, рассудительного тона. — Я отдал Алексу капитанский доступ. Мне не получить его назад, пока он сам не отдаст. — Капитанский доступ? — севшим голосом переспросил Уоррен. — Вы отдали ему капитанский доступ? Зачем? Просто временного права управления было бы достаточно! А вы… вы хоть понимаете, что он мог сделать? — Интересная постановка вопроса, — улыбнулся Сид. — Скажи, это ты сейчас интересуешься, знаю ли я, на что способен капитанский доступ? Он спрашивал так, словно не видел в этом ничего странного. Отдать капитанский доступ и доверить своих близких людей врагу? Без проблем, Хаотик Сид всегда готов. — Я спрашиваю, о чем вы думали! Там на корабле все наши, а с капитанским доступом вы поставили всех под угрозу. — И всех спас. — Спасли? А что дальше? Что Андерсен сделает теперь, когда вы на корабле, и он может получить все? — Разве не очевидно? Он получит все. Знаешь в чем принципиальная разница между мной и Алексом, друг мой Уоррен? — В том, что это он может размазать вас по стенке? — В том, как мы ведем себя, когда получаем желаемое. Алекс не из тех, кому вседозволенность ударяет в голову. Отличный был довод, вот только Уоррена он что-то не убеждал. — Ему не нужна вседозволенность, чтобы убить Ламию. Вы прекрасно знаете, что док может и сам нарваться. Сид рассмеялся: — Он может и сам постоять за себя. — Нет, если его Дар блокирует инквизитор! Или вам что, так отбило мозги, что вы забыли, на чьей стороне Загесса? — На моей, — спокойно сказал Сид. — Падре, что бы ты ни думал, и кому бы он ни служил раньше, принадлежит мне. Расслабься друг Уоррен, на самом деле у меня больше контроля над ситуацией, чем тебе кажется. В конце концов, разве я не Хаотик Сид — самый предусмотрительный пират во Вселенной? — Скорее уж самый чокнутый, — и все же Уоррен против воли почувствовал, что успокаивается. — Что вы будете делать со своей предусмотрительностью? Сид рассмеялся и снова расслабился на кресле: — Зачем ты спрашиваешь, если не хочешь знать? Разве ты сам еще не понял? Я расслаблюсь и доверюсь Алексу. И пусть все решит он. *** Второй прыжок в гипер Слейтер почти не заметил — был слишком занят, наблюдая за шлюзовым отсеком, где расположилась «Буря». Корабль выглядел в точности таким же, как и перед отлетом, и умом Слейтер понимал, что ни Уоррену, ни Сиду ничего не угрожало. С самого начала их жизни были вне опасности. Потому что мой друг Алекс о нас позаботился. Слейтер не сомневался, будь Сид рядом, именно это он бы сказал. — Мы перешли, сэр, — отрапортовала Форкс. — Все системы в норме, целостность щита шестьдесят процентов. — Хорошо, Изабелла, — кивнул Андерсен. — Передайте команде, что мы выйдем через час. И верните челноки на место, дополнительная защита сейчас будет нелишней. — Есть, — ответила она, и неожиданно замялась. — Что вы решили с «Бурей»? Мы можем разблокировать шлюзовой отсек? — Вы спрашиваете так, будто я вообще его блокировал, — Андерсен положил локти на панель управления и переплел пальцы в замок. — Кем вы меня считаете, Изабелла? Думаете, я стану играться в узурпатора власти? Хаотик может ходить по этому кораблю так, как ему вздумается, я не вижу смысла запирать перед ним двери. — Но и возвращать ему капитанский доступ вы не станете, — сказала она и неожиданно замялась. Было что-то неправильное в этой заминке, что-то слишком личное и почти смущенное, что заставило Слейтера присмотреться к ней получше. — Не сразу, — не стал спорить Андерсен. — Я пока ничего не решил. — У вас нет прав на этот корабль, — не смог промолчать Слейтер. — Отнюдь. Корабль должен был быть моим с самого начала. — Имперский эсминец должен был быть вашим с самого начала. А этот корабль принадлежит Хаотику Сиду, этот корабль создал Хаотик Сид. Если бы не он, здесь была бы другая команда, другое оборудование, и здесь совершенно точно не было бы меня. То, на что вы претендуете, не имеет ничего общего с тем, что должно было стать вашим. У вас никаких прав на «Хаос». Ни одного. Как вы смеете сидеть здесь и изображать из себя капитана? Слейтер говорил, резко и отрывисто и слышал, как вокруг становится все тише. Он смотрел Андерсену в глаза и ждал, пока человек ответит на вызов. Тем больше злило тяжелое, спокойное равнодушие Андерсена: — Громкие слова, Слейтер, но нравится вам или нет, я и есть капитан. Был им уже тогда, когда ваш Хаотик Сид только учился ходить. И сейчас этот корабль, и все, что на нем, принадлежит мне. В конце концов, я не украл его, я получил его в подарок. — Вы не любите этот корабль. Он вам не нужен. — Тем не менее, я все равно могу его оставить. — Я могу потребовать, чтобы вы вернули капитанский доступ законному владельцу, — прямо сказал ему Слейтер, демонстративно положив руку на рукоять гладиуса. Даже если Сид перенастроил кандалы так, чтобы они реагировали на угрозу Андерсену, сам Андерсен все же мог об этом не знать. Слейтер блефовал, но что еще ему оставалось? — Это будет почти трогательно, Слейтер. — Он блефует, — скучающим тоном заметил Загесса. — Поводок этого животного настроен слушаться и вас тоже, Александр. — Спасибо за констатацию очевидного. Расслабьтесь, Слейтер, и прекратите меня провоцировать, — добродушно посоветовал капитан «Роджера». — Во-первых, вам это не удастся. Во-вторых, я думаю, у вас есть дела поважнее. — Важнее, чем самозванец…? — начал Слейтер, но не успел договорить, его перебила Форкс: — Да заткнись ты уже, наконец! Сколько можно? Ее реакция была такой неожиданной, что он некоторое время даже не знал, что ответить. — Слейтер, ты только и делаешь, что придираешься, — в отличие от него, Форкс молчать не собиралась. — Тоже мне специалист по космическим кораблям! Сначала научись отличать штурвал от пищевого синтезатора, а потом лезь со своими претензиями! Кто вообще разрешил тебе раскрывать рот за пределами спальни?! — Полагаю, это сделал Хаотик Сид, — ледяным тоном отозвался Слейтер. — Ну, тогда у меня для тебя плохие новости. Его сейчас нет на корабле. Поэтому заткнись и не отсвечивай! Она, наконец, замолчала, тяжело дыша, и только тогда обратила внимание на то, как все на нее смотрят. — Изабелла? — спросил Андерсен, и впервые его голос звучал почти осторожно. — Простите за это, — отводя взгляд, ответила она. — Просто он достал. И просто, чтобы вы знали, я благодарна за то, что вы для нас сделали. Андерсен чуть улыбнулся: — Не стоит. Я делал то, что хотел. — Вы все равно нас спасли. Неважно почему, это дорогого стоит. Слейтер просто ведет себя как мудак. Как эта женщина смела так о нем отзываться? Это ее отношение и поведение были совершенно неадекватными. Слейтер реагировал сообразно ситуации. — Я хотя бы не веду себя, как предатель! И после этого она замолчала. Слейтер физически ощущал ее молчание, и как-то отвлеченно понимал, что перешел какую-то невидимую, но очень важную черту. Сказал то, чего не должен был говорить. Загесса снисходительно улыбнулся и сказал ему: — Великолепный образчик неумения вовремя остановиться. — Я… — Форкс прочистила горло прежде, чем продолжить. — Сэр, я прошу разрешения уйти. Слейтер ожидал, что Андерсен ее одернет, или же согласится — равнодушно и спокойно. Внимательный взгляд, которым ответил Андерсен, не вязался с ситуацией — слишком сосредоточенный, слишком… личный. Слишком наглядно демонстрировал, что было между Андерсеном и Форкс что-то, чего Слейтер не заметил раньше. Загесса, должно быть тоже это почувствовал, потому что насторожился, едва заметно подался вперед. — Вам незачем это делать, Изабелла, — взяв себя в руки, бесстрастно ответил Андерсен. — Легионер в любом случае не останется в рубке. — Я не говорил вам этого, — холодно напомнил Слейтер. — Вам и не нужно. Хаотик Сид на корабле, вы действительно хотите остаться здесь и препираться дальше? — Разумеется, нет, но этот разговор еще не окончен, — он направился к двери и обернулся перед тем, как выйти. — Сейчас я ничего не могу вам сделать. Но это не всегда будет так. Подумайте об этом. *** Проекция появилась сразу после ухода Слейтера так вовремя, что Форкс невольно подумала, что Сид наблюдал за происходящим в рубке. Андерсен принял вызов сразу, не став комментировать реакцию Загессы — церковник невольно подался ближе к полупрозрачной фигуре Сида. — Капитан, — Хаотик шутливо поклонился и подмигнул. — Как дела на борту? — Если ты звонишь поиграть в паяца, то не трать мое время, — спокойно отозвался Андерсен. — И о положении дел ты знаешь не хуже моего. — Мы перешли в гипер, это все, что я знаю, Алекс. Ты не отчитываешься мне, где выйдет «Хаос». И ты не обязан, — поспешно добавил он. — Что дальше? Мне следует вернуть тебе капитанский доступ? — спросил Андерсен, закладывая руки за спину, и у Форкс странно защемило что-то внутри от этого жеста. Она сама не знала почему. — Алекс, — Сид вздохнул и вдруг как-то расслабился. Словно слетела с него та вечно показушная, живущая игрой часть, и остался только сам Хаотик Сид. — Я попросил у тебя очень много. И по какой бы шкале мы ни считали, я тебе должен. И если уж пытаться вернуть долг, я начну с первого взноса доверием. Еще несколько часов назад ты полностью зависел от тебя, теперь все наоборот. Я могу только верить, что ты не причинишь мне вреда. — Я вполне могу причинить тебе вред. И я солгал бы, сказав, что не хочу этого делать. — Ты в своем праве. Я прошу только не трогать девочку и моего Леона. — Ты сам не страдал разборчивостью, когда разрушил мою семью, — слышать горечь в словах Андерсена было почти больно, и какая-то часть Форкс все еще не могла поверить, что это было важно, заставляло откликаться. — Я прошу тебя именно поэтому, Алекс. Ты лучше всех знаешь, что такое, когда страдают те, кого хочется защитить. Я не верю, что ты пожелаешь этого. Даже врагу. — Я желаю тебе гореть в аду, — честно ответил ему Андерсен. — Твое желание исполнится. Не сомневайся. Для этого не надо приплетать посторонних. Я сам загоню себя в ад тебе на потеху, видимо, так я устроен. — Хватит! — резко оборвал его Андерсен, и Форкс вздрогнула. — Что ты хочешь, чтобы я сделал, Алекс? — Я хочу, чтобы ты выключил этот чертов коннект и не появлялся передо мной, пока я сам тебя не позову. Сид коротко склонил голову, и поклон впервые на памяти Форкс не выглядел издевкой. — Да, капитан. Я буду ждать. Проекция погасла, а Форкс все равно не решалась заговорить, так же как и Загесса. Андерсен нарушил молчание первым: — Уходите. Я хочу побыть один. *** Шлюзовой отсек был погружен во мрак и создавал жутковатое ощущение. Громада «Бури» занимала почти все немаленькое помещение, и даже острое зрение легионера не позволяло Слейтеру разглядеть все детали. Если бы не запах дыма и не огонек сигареты — неестественно яркий в окружающей темноте — Слейтер решил бы, что Сид уже ушел. — Твой силуэт просто роскошно смотрится в дверном проеме, Леон, — разгоревшийся огонек сигареты выхватил лицо из темноты, когда Сид сделал затяжку. — Это заслуга дизайнеров, которые меня спроектировали, — спокойно отозвался Слейтер, направляясь к нему. Он чувствовал странную тягу, будто его подталкивала невидимая рука — подойди, дотронься. — Я готов прислать им цветы и конфеты в качестве благодарности, — Сид потушил сигарету о переборку, шагнул к нему навстречу и притянул к себе. — Вот я и вернулся. Это было быстро, правда? — Мне показалось бесконечным, — ответил Слейтер, утыкаясь носом в его волосы. — Эти несколько часов были адом. — Как пафосно. Признайся, эта патетика — мое дурное влияние, — тихо фыркнул Сид, и его теплое дыхание пощекотало Слейтеру ухо. — Наверняка. Говорить, что я скучал, было бы слишком глупо. — Я подарил свой корабль моему лучшему врагу, Леон. Не мне тыкать пальцем в глупые поступки, — Сид потерся носом о плечо Слейтера, и тот уловил улыбку в его голосе. — Когда он вернет тебе капитанский доступ? — Правильнее было бы спросить «если». — Когда ты заберешь доступ, если он решит его не отдавать? — Кто сказал, что я могу это сделать, Леон? — он принялся тихонько покачиваться, будто Слейтер был ребенком, и Сид пытался его утешить. Это должно было бы казаться нелепым, но не казалось. — Если этого не сможешь сделать ты, это сможет сделать Ламия, — в темноте шлюзового отсека хотелось говорить тихо, почти шепотом, чтобы не нарушить ненароком то чувство близости, которое их связало. — Проницательный, проницательный легионер, — мягко шепнул Сид, прихватывая мочку его уха зубами. Слейтер непроизвольно прикрыл глаза от удовольствия. — Что если я не хочу возвращать себе капитанский доступ? Что если я мечтаю получить его из рук Алекса? — Ты все равно будешь вынужден его забрать. Вы только что заполучили Малкесту. Ламия не позволит тебе упустить его. — Иногда я ненавижу, когда ты прав, Леон. Ненавижу, и не могу объяснить, почему поступаю так, как поступаю. — Я слишком ненавижу Александра Андерсена, — честно признал Слейтер. — Я все равно не принял бы логичное объяснение. — Можно подумать, я способен хоть на что-то логичное, — Сид усмехнулся, это было слышно по голосу, и добавил. — И ты не ненавидишь Алекса. Ты вообще не способен на ненависть. — Способен, — ответил ему Слейтер. — Но ты прав, не к этому человеку. Я… злюсь на него, но не могу ненавидеть. — Эй, Леон, никто ведь этого и не требует. Алекса сложно ненавидеть. Он слишком честен для этого. Слейтер помолчал, анализируя свои чувства, и только через несколько минут заговорил снова: — Он хороший капитан, даже я не могу этого не признать. Он спас «Хаос» и спас тебя, но именно это меня злит. Этот человек садится в твое кресло, управляет твоим кораблем. Спасает твоих людей. Это должен был быть ты, а не он. Я хотел бы, чтобы это был ты. — Леон, мне не так важно кто это сделал. Мне важно, что все хорошо. Что все правильно. А когда что-то правильно, я не хочу вмешиваться. Я хочу, чтобы оно шло так, как должно идти. Я эгоист? — Все люди эгоисты, — ответил ему Слейтер, и неожиданно даже для себя добавил. — Я провоцировал Андерсена. Постоянно, не мог сдержать себя. Он не реагировал, и всякий раз я чувствовал себя слабым, мелочным. Я никогда раньше не задумывался, но быть хуже кого-то на редкость неприятно. Сид тихо фыркнул и успокаивающе провел ладонью по его волосам: — Комплекс неполноценности у тебя, Леон? Совсем не круто. Если ты чувствуешь себя хуже Алекса, то мне полагается просто заползти в утилизатор и самому нажать на «переработку». Поверь, я не хочу лезть в утилизатор. Слейтер тихо выдохнул, расслабляясь под его прикосновением: — Я не хочу больше говорить об этом человеке. Предпочту сделать вид, что его никогда не было. — Эскапизм? Мм, сексапильно. — Ты называешь все, что я делаю сексапильным, — он провел ладонями по спине Сида, пересчитал пальцами вдоль позвоночника. — Все, что ты делаешь, сексапильно. Но больше всего меня заводит, когда ты делаешь выводы. Вот это по-настоящему горячо. — Я могу сделать еще один. Уоррен ушел к Ламии. — Браво, я почти кончил, — тихо рассмеялся Сид. — Почему ты не пошел с ним? Кого ты ждал здесь? — Слейтер не хотел портить момент и все равно спросил. Наверное, так было бы проще — услышать неприятное и переключиться. — Ты ждешь, что я отвечу «Алекса», Леон? — Сид коротко коснулся губами его виска. — Глупый-глупый легионер. — Это не так? — Я стоял в темноте в пафосной позе и курил. Это шоу было не для Алекса, — он притянул Слейтера к себе, поцеловал — долго и сладко, и добавил. — Я действительно ждал тебя, Леон. Хочешь — верь, хочешь — нет. — Хочу. Я хочу тебе верить. *** Часы ожидания тянулись бесконечно, превращались каждый в маленькие вечности. Ламия не выходил из лазарета, не поднимался в рубку к Андерсену и легионеру, сам понимая, что играть в прятки глупо. Рядом в криокапсуле спал мейстер Малкеста, безусловный и бесстрастный, как заряженный бластер. Один выстрел в висок — и все будет кончено. Ламия всегда знал, что не покончит с собой. Не сможет переступить через самый последний, самый страшный Грех. Без Сида и Уоррена на корабле разум Ламии начинал выкидывать странные фокусы. Он не думал, что их отсутствие так сильно на него повлияет. Ожидание выматывало, отупляло и через какое-то время даже навязчивые чувства окружающих будто отдалились, доносились как сквозь слой ваты. Настороженная сосредоточенность Андерсена, нервное, тщательно контролируемое раздражение Рамона — тому было так же плохо без Сида, злость Слейтера и перепутанные, непонятные ей самой эмоции Форкс. Всех остальных Ламия воспринимал фоновым шумом. А потом, будто кто-то нажал переключатель, все изменилось. Хаотик Сид вернулся. Точнее Ламии стоило бы думать именно так. В первую очередь Хаотик Сид. Стабилизатор. Но Уоррена Ламия почувствовал первым. Уоррен был важнее. Важнее, чем спящий в криокамере Малкеста, злящийся Слейтер, чем Рамон или Форкс, чем даже Хаотик Сид, за которого Ламия держался так долго. Осознание было пугающим и освобождающим одновременно, а потом лицо Уоррена появилось перед ним на проекции, голос, который Ламия любил всем своим естеством, спросил: — Где ты? Я хочу тебя увидеть. Уоррен улыбался, держался неуловимо прямее, чем обычно, будто что-то давно сломанное в нем наконец-то срослось правильно, и излучал чувства, от которых сердце Ламии заходилось в груди. — Я приду. Я сейчас приду, — выдавил он, чувствуя, как чуждо звучит голос. Ломко, и совершенно неподобающе для сына Творца, но это не имело никакого значения. Никакого абсолютно. И, Ламия видел это в его глазах, Уоррен тоже это понимал. *** После того, как они приземлились в доке, Уоррен снова перепроверил все системы «Бури». Не потому что корабль действительно мог пострадать за время короткого перелета, а потому что, хотел еще немного побыть в кабине. Еще совсем чуть-чуть, минуту, не больше. А Сид вышел, оставляя его наедине с кораблем, и Уоррен вдруг отчетливо ясно осознал: мое. Понимание, глубокое, внутреннее понимание того, что именно он хозяин «Бури» пришло именно тогда, и то, что Уоррен думал раньше, когда называл себя ее капитаном, не шло ни в какое сравнение. Хотелось смеяться. Хотелось плакать. Хотелось, чтобы Ламия — ехидный, высокомерный Ламия, который всегда пренебрежительно относился к космическим кораблям, был рядом. Он бы не смеялся, или смеялся, но совсем необидно, Уоррен знал это точно. Он встал с капитанского кресла, в последний раз провел ладонью по панели управления, тронул пальцем плавающую у переднего иллюминатора игрушку-талисман, подмигнул голографической блондинке на стене, и вышел из кабины. Он чувствовал себя новым и одновременно с этим чувствовал себя старше. Пожалуй, он просто наконец-то чувствовал себя капитаном, именно теперь, когда они вернулись на «Хаос». Сид ждал снаружи, вертел в пальцах сигарету, и в полумраке его фигура казалась вырезанной из камня. — Меня ждете, сэр? — Не в обиду тебе, я жду более привлекательную личность, — Сид подмигнул и кивком указал на «Бурю». — Она красавица, твоя малышка. Уоррен кивнул: — Красавица. Признаете, что она моя? — Я тебе ее дарю. Уоррен усмехнулся: — Она моя, вы не можете подарить мне то, что и так мое. Сид рассмеялся: — Ты только посмотри, всего несколько часов как капитан, а уже такой наглый. Тебе не со мной надо разговаривать, друг Уоррен. Тебя уже ждет моя душа. — Что будет с нами дальше? — наверное, впервые в жизни Уоррену не было страшно спрашивать. — У нас все будет супер. «Хаос» только что обзавелся своим первым спутником. Пойди, передай моей душе. Он любит новости. И Уоррен ушел, вышел, улыбаясь от уха до уха, как идиот, и на ходу набрал Ламию. — Где ты? Я хочу тебя увидеть. *** Форкс сама не знала почему, но, выйдя из рубки, она почти растерялась. Словно оказавшись под яркой медицинской лампой после спокойного приглушенного полумрака. Загесса наверняка почувствовал ее состояние, но ему было все равно, он прошел мимо по переходу, ведущему к шлюзам. Должно быть, спешил к капитану. К Хаотику Сиду, мысленно поправила себя Форкс. Тот больше не был капитаном. Форкс чувствовала себя почти потерянной. Все куда-то шли, что-то делали — Ламия, Уоррен, Слейтер, даже Загесса. Ей никуда не нужно было идти, и одновременно она чувствовала какую-то приглушенную неудовлетворенность. Словно Форкс вдруг оказалась не на своем месте. Когда она пошла в лазарет, туда, где в криокамере спал Малкеста, ее вела не интуиция. Она просто подумала, что Ламия наверняка убежал встречать Уоррена, Сида отловил легионер, а Загессе Форкс сама не могла доверять до конца, и получалось, что следить за мейстером кроме нее было некому. В лазарете было темно и тихо, и так жутко, как могло быть только в помещениях, в которых долгое время хозяйничали церковники. Тускло светилось окно криокамеры, на которое Форкс старалась не смотреть. Ей хватало воспоминаний для кошмаров и без лица Малкесты. Она пришла только потому, что кто-то должен был, и все-таки, когда отворилась дверь, Форкс не почувствовала удивления. Наверное, подсознательно она все же ждала чего-то подобного. — Я так и знала, что это вы, — тихо сказала она. — Все остальные сейчас слишком заняты друг другом, — ответил ей Андерсен и сделал шаг вперед. Железная птица сорвалась с его плеча и взвилась под потолок. Несправедливо, подумала Форкс. Несправедливо, что Андерсен мог просто переступить порог и заполнить собой всю комнату без остатка. Несправедливо, подумала она и сделала шаг ему навстречу. — Зачем вы пришли? — Зачем вы спрашиваете, Изабелла? Ведь вы знаете сами. — Я знаю, что когда вы стали капитаном, мне было страшно. Я была почти уверена, что вы причините мне вред. — Я способен на это, — признал он. — Но мне бы не хотелось. — Вы пришли убить его? — Форкс мотнула головой в сторону криокамеры, в которой спал Малкеста. — Наверное, — согласился Андерсен. — Я не знаю. Я привык никогда не сомневаться, а теперь не могу ничего решить. Посмотрите на меня, Изабелла. Кого вы видите перед собой? Форкс почти ненавидела себя за то, что голос все-таки дрогнул, когда она отвечала: — Человека, который не должен значить для меня так много, — ненавидела себя за то, как больно было добавить. — Вы хотите его убить? Убивайте. За то, что она все-таки это сказала, за то, что отошла, отворачиваясь, и позволяя Андерсену пройти мимо. Но больше всего за то, что так и не смогла держать лицо до конца. Это было похоже на лавину (сначала маленький камушек падает с горы): перед глазами расплывается, (а потом ты слышишь нарастающий гул) щекам становится мокро, (и вот уже все тонет в грохоте) и не удается сдержать самый первый, самый унизительный всхлип, (и вокруг ад, захлестывающий с головой — белый и холодный) и от контроля над собой не остается даже обрывков. Форкс рыдала, давясь всхлипами, желая просто провалиться сквозь корабельные переборки в черноту, и ей было так стыдно, как никогда раньше. У Александра Андерсена определенно был талант. Никто и никогда не мог заставить ее чувствовать себя настолько жалкой. И этот талант, наверное, перешел на какой-то совершенно иной уровень, когда Форкс почувствовала руки Андерсена у себя на плечах, когда услышала его шепот — какой-то странно заполошенный, почти испуганный: — Ну что вы, Изабелла? Хватит… ну все, все уже… Ей хотелось вырваться, хотелось извиниться за себя, но голос не слушался, и никак не удавалось заставить руки не трястись. — Шшш… все. Все будет хорошо. — Н-не будет, — кое-как выдавила она. — Не будет ничего х-хорошо. Вы… у-убьете Малкесту, капитан сойдет с ума, а потом вы заползете куда-нибудь и застрелитесь, и все будет плохо. Ненавижу вас. Я вас ненавижу. Андерсен прижал ее к себе крепче, уткнул лицом себе в плечо и погладил по волосам, словно маленькую девочку: — Вам следует, Изабелла. — И без вас знаю, — вяло огрызнулась она, так и не сумев под конец подавить всхлип. — Отпустите меня. — Сейчас, — ответил он, и не сдвинулся с места. — Я сейчас отпущу. — Мне никогда еще не было так стыдно. Никогда в жизни, — она снова всхлипнула и попыталась отстраниться. — Простите за этот инфантилизм. Это было убого. Он отпустил ее, только провел напоследок руками от ее плеч к локтям, словно не мог заставить себя убрать руки сразу: — Вам не за что извиняться, Изабелла. Извиняться стоит мне. Я не отдавал себе отчет ни в том, что делаю, ни как мои действия отразятся на вас. — Вам не должно быть до этого дела. — Так же как и вам до меня. Форкс судорожно утерла лицо: — Не смотрите на меня, пожалуйста. Я и без того чувствую себя развалиной. — Не стоит, Изабелла. Вы удивительная женщина. И, наверное, ей все-таки стоило сопротивляться, когда он снова оказался близко, когда поцеловал — целомудренно и невесомо коснулся губами ее лба. Не чувствовать, как бешено пускается вскачь сердце, не тянуться в ответ губами к губам. Получилось неловко и немного неуклюже, словно оба они слишком давно не целовались. — Что вы делаете, Изабелла? — тихо спросил он. — Не знаю, — так же шепотом ответила она. — Наверное, первый шаг. Говорят, мужчины никогда не относятся к женщинам, которые так делают всерьез. И так просто, словно это было совершенно естественно, они поцеловались снова. *** — Мы могли бы перебраться в каюту, Леон. Нужно только определить в какую. — Вероятнее всего тебя перехватят по пути задолго до того, как мы доберемся. — О да, Хаотик Сид нужен всем. И вы еще спрашиваете, откуда у меня такое эго. Темнота в шлюзе была похожа на мягкое покрывало, хотелось зарыться в нее и никогда не возвращаться к враждебному внешнему миру, но Слейтер знал, что если задержаться слишком надолго, внешний мир придет сам. Раньше, до Сида этого было бы достаточно, чтобы заставить отпустить, а теперь Слейтер не видел ничего плохого, чтобы наслаждаться так долго, как только получится. Может быть, это было немного трусливо, но он и не хотел быть смелым. Не тогда, когда это означало потерять что-то важное. — Я всегда полагал, что связь обратная. Все хотят поймать тебя, потому что твои амбиции многих задели. Потому он просто стоял, прижимая к себе Сида, уютно устроив голову у него на плече, и поддерживал разговор, который на самом деле не имел для них обоих никакого значения. Это был разговор-касание, разговор-поцелуй, когда вы говорите с кем-то не потому что хотите что-то узнать или о чем-то сообщить, а просто потому что вам хорошо, потому что фразы цепляются друг за друга, растворяются дымом в окутывающей вас близости. Разговор-удовольствие. Легкий, неважный и очень нужный теперь, когда все так стремительно становилось хуже. — Я написал бы тебе список, Леон, но боюсь, что просто не вспомню большую его часть. Знаешь, как в той поговорке древних: я не злопамятен — сделаю зло и забуду. — Не самое полезное жизненное кредо. — Древние вообще вели не самый здоровый образ жизни. Они истощили родную планету и двинулись истощать остальные. Классные у нас с тобой были предки, да? Слейтер легко прикусил его ухо и ответил: — Ты знаешь, что у меня не было предков. — Были, если они информационные. Печать создателей и все такое. Знаешь, еще древние мечтали о высшей расе — светловолосой и голубоглазой. Даже науку про это придумали — егеннику. — Евгенику, — поправил Слейтер, едва заметно усмехнувшись. — Да, я так и сказал, — подмигнул ему Сид. — Знаешь, я действительно жалею, что мы не можем сейчас уединиться в каюте. Я повалил бы тебя на кровать и принялся вылизывать. Тщательно и со вкусом. Отличная вышла бы терапия от всех моих стрессов. — Для отличной терапии вылизывать должен я, — шепнул Слейтер. — Но терапия действительно могла бы получиться очень эффективная. — Ты недооцениваешь свою кожу, Леон. На твоем месте я брал бы деньги просто за возможность потрогать. Простой способ сказочно разбогатеть. Слейтер не успел сказать ему, что нет — если бы они поменялись местами, Сид не зарабатывал бы своей безупречной легионерской кожей, просто потому что Слейтер вообще не выпускал бы его из кровати. Разве что к пищевому синтезатору и сантехмодулю изредка. Пришлось сказать другое: — Загесса сейчас будет здесь, — отстраниться было физически тяжело, и Слейтер чуть дольше, чем требовалось, задержал руки на талии Сида. — Интуиция легионера? — Я просто слышу его шаги. — А он слышит твои мысли, — раздался со стороны открытой двери голос инквизитора. — Я отчаялся ждать, когда ты придешь сам. — Сам видишь, что меня задержало, падре, — подмигнул ему Сид. — Хочешь, присоединяйся к обнимашкам. Я сегодня щедр. — Можно подумать, — Загесса высокомерно улыбнулся, подходя ближе, — если бы мне нужен был физический контакт, твоя щедрость имела бы значение. Слейтер бросил на церковника предупреждающий взгляд, не желая подпускать Загессу ближе хотя бы пока и, уж тем более, не собираясь устраивать с церковником никаких «обнимашек». Сид рассмеялся: — Падре-падре, ты убиваешь во мне остатки моей мужской гордости. Всего несколько часов, как я перестал быть капитаном и вот уже моя щедрость ничего не значит. — Не льсти себе, твоя щедрость и раньше стоила не так много. Если бы контакт был бы мне необходим, — Загесса подошел вплотную, положил руку на плечо Сида, не обращая на недовольство Слейтера никакого внимания. — Я нашел бы способ его получить. — Я же говорил, — Сид фыркнул, отстранился от Слейтера, и тот неохотно, но все же отпустил, даже честно постарался не злиться на это. — Всего несколько часов, а какая смена статуса. Запомни, Леон, если станешь капитаном, никогда не переставай им быть. А то тебя налетят и сожрут. — У меня нет ни малейшего желания становиться капитаном. Меня устраивает мой статус. Загесса теперь скрывал это лучше, но Слейтер все равно видел — как беспомощно дрогнули темные ресницы, когда Загесса коснулся Сида, как едва заметно расслабилось тело, укрытое строгими одеждами церковника. Загесса мог говорить все, что угодно, он нуждался в Сиде, нуждался в нем, как в воздухе. Эту мысль Слейтер с удовольствием мысленно просмаковал дважды. — Я мог бы ударить тебя разумом, — с достоинством ответил на его мысли Загесса. — Но сейчас я занят. Сид фыркнул и притянул его к себе в объятья так естественно, словно это ничего не значило. Слейтер несколько раз повторил про себя, что это действительно не имело такого большого значения. Сид делал это, чтобы продолжать манипулировать церковником. — «Манипуляция» означала бы, что он это скрывает, — ответил на его мысли Загесса, и голос его звучал глухо, потому что лицом церковник уткнулся Сиду в плечо. — На самом деле Хаотик просто использует банальный шантаж. — Ну вот, — преувеличенно расстроено вмешался Сид. — Теперь я еще и банален. Падре, тебе никто не говорил, что ты жесток? И что не очень вежливо вести полу-мысленные беседы в присутствии простых смертных. — Даже не собирался, — легко ответил Загесса. — Есть вещи, которые я с удовольствием обсужу вслух. Если присутствие легионера тебя не смущает. Взгляд, который бросил Сид на Слейтера отозвался внутри глухой болью — быстрый, немного настороженный взгляд, будто Сид моментально оценивал, насколько опасно было что-то обсуждать при нем. — Я уйду, как только ты это прикажешь, — тщательно контролируя голос, сказал ему Слейтер. Сказал бесстрастно и ровно, глядя в стену поверх плеча Сида, и надеясь только, что сумел не выдать себя. Хотя бы пока не пройдет это ноющее чувство обиды, будто Сид пообещал Слейтеру что-то и обманул. И, в конце концов, наверное, нужно было перестать себя накручивать. — Определенно, — вмешался Загесса и протянул Слейтеру руку. — Подойди. Это было так дико и нереально, что инквизитор предлагал ему приблизиться, что на какое-то время Слейтер просто завис, не ощущая ничего кроме изумления. Потом он все-таки подошел, настороженно ожидая подвоха, но все же вложил руку в ладонь Загессы. В первую секунду ничего не происходило, а потом инквизитор прикрыл глаза, и вверх от его пальцев будто пробежал электрический ток, и мир изменился. Словно бы в голове Слейтера настежь распахнулись закрытые до того двери, и мир наполнился звуками с какой-то далекой, странной стороны. Это были не звуки. Это были чувства, совершенно странные, чуть приглушенные, и одновременно очень беззащитные в своей неспособности смешаться друг с другом. Слейтер не сразу понял, что это мысли, чувства. Он воспринимал их будто свои, но при этом отчетливо понимая, что они чужие. Кто-то на корабле был пьян и смотрел на дно стакана — мелькнула картинка: стол и фрагмент этикетки и буквы «А-45» на логотипе — кто-то целовался, закрыв глаза, мягко и изучающе. Слейтер чувствовал их обоих, кем бы они ни были, и во рту стоял привкус чужого удовольствия от неторопливого контакта губ, кто-то точил нож, медленно и жутко, и чувствовал что-то такое темное и неприятное, что Слейтеру немедленно захотелось помыться. И только потом, как что-то огромное из тумана проступило новое чувство, оно отодвинуло все остальные чувства на задний план, заполняя Слейтера собой — что-то неуловимое, текучее и странное, будто поток. Что-то совершенно точно ненормальное, хаотичное и нестабильное, но при этом надежное. Хаос, который постоянен потому, что никогда не перестанет быть Хаосом. Если бы Слейтера попросили описать это картинкой, он сказал бы: вихрь. Темный, текучий, воронка из ветра и воды, и если погрузить пальцы, можно уловить отголоски образов: корабль в черноте и одновременно отблеск на золотых волосах, много цинизма и немного боли, и радость, и жажда. Эта воронка, этот поток были живыми — могли хотеть, стремиться, бояться и тянуться. Любить. Любить так всеобъемлюще и сильно, что от одного отголоска этого чувства перехватывало дыхание. Жажда. И нежность и десятки переживаний, переплетенных друг с другом и сменяющие одно другое. Слейтер никогда не чувствовал их раньше, и знал каждое из них. Это был Хаотик Сид. Весь, без остатка. От безумия до уязвимости, от нежности до настороженности. Человек, которого Слейтер любил. Загесса отнял руку, но не оборвал связь с разумом сразу, просто ощущения смягчались, приглушались, пока не оказались на грани «слышимости» и не исчезли совсем. — Леон? — небрежно спросил Сид, но теперь не стоило никакого труда угадать под его небрежностью напряжение. — Я… — Слейтер беспомощно моргнул, понимая, что никогда не сможет ему передать то, что почувствовал. — Я хотел бы присоединиться к обнимашкам, если предложение еще в силе. *** В первый раз, попав в изоляционный бокс на «Роджере», Лагатт не боялся. Оглядываясь назад, он теперь понимал, что просто не умел тогда. Слишком был уверен в своем превосходстве, своей исключительности. Просто не допускал мысли, что люди смогут причинить ему вред. Во Дворце, с его жесткими, безличными порядками, легионеры все же были ценностью. В создание Лагатта вложили много денег, и никто не хотел пустить эти деньги на ветер. Он что-то значил для людей во Дворце, потому что что-то стоил. Впрочем, тогда он этого не понимал. Люди на «Роджере» оценивали его совершенно иначе. И теперь Лагатт даже не мог точно сказать, что ему это не нравится. Они не видели в нем ценность, определенно, но не видели и вещь. Они видели Лагатта, и оценивали его не как боевую единицу нового образца, а как Лагатта. Он не нравился им, они не стремились к общению, но это была нелюбовь такая же, какую мог вызывать у них человек. Во Дворце Лагатт ничего не значил, значение имел только легионер нового образца, сам Лагатт к нему как бы прилагался. Тогда он верил, что достоин лучшего. Лучшего, может быть, так и не случилось, но, по крайней мере, то, что вышло в результате получилось таким не из-за какого-то написанного кем-то Устава или потому что Лагатт где-то не соответствовал нужным техническим характеристикам, а просто потому, что он так и не понравился людям. Теперь было немного страшно, и как-то безразлично. Произошедшее в рубке казалось далеким и каким-то неважным, будто не с ним. Тогда Раллен все-таки использовал кандалы, и разряд боли сбил Лагатта на пол, заставил корчиться и кричать пока сознание, наконец, не отключилось от боли. Очнулся он в изоляционном боксе. Пустом и стерильном, тело ныло, ужасно хотелось пить и еще больше хотелось узнать, что происходит снаружи. Как бы Лагатт не напрягал слух, он не мог расслышать ни одного постороннего звука — изоляция бокса, должно быть, была настроена на максимальную защиту. Ну и черт с ней. Еще было ужасно скучно, и от нечего делать Лагатт принялся вспоминать. Почему-то вспоминались ему по большей части разговоры с Ралленом, впрочем, с другими людьми он разговаривал намного меньше. Разговаривать с Ралленом было интересно, несмотря на то, каким блеклым всегда казался первый помощник «Роджера». Наверное, эта блеклость даже притягивала внимание, слишком уж она была концентрированной. Еще Раллен отвечал на вопросы, когда его спрашивали. Должно быть, теперь он злился там, в рубке управления, что Лагатт не прыгнул. Наверное, из-за этого они потеряли Хаотика и капитана Андерсена. Лагатт не мог заставить себя сожалеть, да и не видел смысла. По крайней мере, все остались живы, хотя Раллен наверняка видел ситуацию совсем иначе. Время тянулось, и не было никакой возможности посчитать, сколько его уже утекло, потому что Лагатт понятия не имел, сколько пробыл без сознания. И, пожалуй, это и не имело значения, потому что ждать ему было разве что окончательного вердикта. Почему-то хотелось, чтобы вердикт сообщил Раллен. А еще лучше лично, но это было маловероятно. Лагатт не слишком на это рассчитывал. А потом, в какой-то момент дверь бокса все-таки отворилась, и он непроизвольно подался вперед: своей неспешной, незапоминающейся походкой внутрь зашел Раллен. — Здравствуй, — сказал он. Лагатт встал, подумал, что можно было бы встать смирно, как образцовый легионер во Дворце, показать свою готовность служить и искупать, но все равно не стал этого делать. С другой стороны, Раллен с самого начала не придавал его актам покорности особого внимания. — Вы пришли сказать, что со мной будет? — спросил Лагатт, сам удивляясь тому, как безразлично это прозвучало. — Я пришел поговорить, — отозвался Раллен. — Понятно, — соврал Лагатт, хотя ему ничего не было понятно. Раллен совершено точно никогда раньше не хотел с ним «поговорить». — Что произошло после того, как я отключился? Вы не прыгнули? — Я собирался. Навигатор заблокировал механизм перехода. — Ясно. И где он сейчас? Навигатор, я имею ввиду, не механизм, — не то, чтобы Лагатту было так уж интересно, но стоило спросить, пока Раллен отвечал. — В соседнем с тобой боксе, — Раллен оглянулся, как-то почти беспомощно и добавил. — Как неудобно, что здесь некуда сесть. — Есть пол, — пожал плечами Лагатт. — Он не такой уж неудобный. Последующего Лагатт точно не ожидал, но Раллен сел. Подошел к нему ближе и опустился на пол, откинувшись спиной на стену бокса, сказав только: — Жестковато. — Это же пол, — Лагатт нерешительно устроился рядом, не понимая, чего от него хотят. Раллен молчал, и Лагатт в очередной раз подумал: до чего люди нелогичные существа. — На самом деле я пришел не поговорить, — неожиданно сказал Раллен. — А зачем? — Я пришел извиниться. — Извиниться? — с недоверием переспросил Лагатт. — За что? — За то, что применил к тебе кандалы. — Я нарушил приказ. — Это был плохой приказ. И ты спас корабль. На какой-то момент в голове Лагатта промелькнула мысль, что может быть, это ему снится, но Раллен выглядел вполне реальным. — Я все равно нарушил субординацию. И мы ведь упустили Хаотика, да? — Верно. — Вот же скользкий тип. Раллен промолчал, и Лагатт неожиданно для самого себя добавил: — Знаете, когда я отказался прыгать, я отказался не только потому, что боялся умереть сам. Я не хотел, чтобы вы умерли. Хотя вы, наверное, все равно не поверите. — Поверю, — сказал ему Раллен. — Ты оказался лучше, чем я от тебя ожидал. — А чего вы ожидали? — с любопытством поинтересовался Лагатт. — Я ожидал то, что ожидаешь от модификанта, который пытает человека для развлечения. — Я считал, что имею на это право. И злился, — сказал Лагатт, и только тогда понял, что это правда. — Хаотик мной пренебрег, выкинул, как ненужную вещь. Знаете, тогда во Дворце, когда он только появился, я предложил ему забрать меня с собой. Сам предложил, я хотел уйти. — Он отказался, — предположил Раллен. — Хаотик сказал, что не может выбрать между мной и Слейтером, и что, если я хочу в команду, я должен убить Слейтера. — Но ты этого не сделал. — Хаотик не дал. Меня прижало ловушкой. Я даже помню, что я тогда думал. Что-то про то, что Слейтер все равно не сможет за пределами Дворца. Но, видите, он нашел себе и место в жизни, и новый смысл для нее. Я был создан как новая модель, лучшая модель, вокруг этого все крутилось во Дворце… Почему я рассказываю вам все это? — Потому что я слушаю. — Наверное, да. Хаотик был первым, кто заставил меня почувствовать себя слабым, бесполезным, существом второго сорта. Я ненавидел его за это. Наверное, я просто не мог простить ему то, что он меня не хотел. Раллен неопределенно пожал плечами: — Причина для ненависти не хуже прочих. — Глупая, — сказал Лагатт. — Потому что на самом деле, кому вообще есть дело до мнения Хаотика Сида? Даже если он меня выкинул. — Он тебя не выкинул. Он передал тебя нам, — напомнил Раллен. — Маячок в твоих волосах привел нас во Дворец. Лагатт усмехнулся: — Скажите это мне из прошлого. Я был в бешенстве, и, знаете, действительно верил, что как только мне дадут шанс, я развернусь и покажу себя на полную. Я же легионер. — Ты ошибся. Это случается, — равнодушно ответил Раллен. — Я даже отказался прыгать. Вы были в ярости. — Был. Я потерял контроль над собой. — Я читал, что это свойственно людям. — Это свойственно даже некоторым андроидам, — бесцветно возразил Раллен, посмотрел прямо перед собой и добавил. — Есть нечто, о чем я не говорил. Хаотик не смог бы уйти один. Был второй капитан, и он был на «Хаосе». — Вы так уверены, что «Хаосом» управлял не Хаотик? Только потому, что они кинулись спасать свой спутник? Зачем ему было оставлять собственный корабль? — Я не знаю зачем, но я знаю манеру Хаотика летать. За штурвалом был другой человек. Кто-то с огромным боевым опытом, кто-то, кто отказался уничтожать наши спутники. — Кто-то кого вы знаете? — Кто-то кого мы оба знаем. *** Под конец они уже даже не целовались, просто соприкасались губами, замирали, прижавшись друг к другу, и Форкс отчаянно хотелось оттянуть момент, когда придется вспомнить, что она все еще первый помощник «Хаоса», и кого она на самом деле целует. Андерсен не удерживал ее, невесомо гладил по плечам, будто успокаивал. В конце концов, Форкс просто уткнулась ему в плечо лицом и попросила: — Простите меня. За это, за истерику и вообще за все. Черт, это так убого, все время извиняться. — Не делайте этого, — предложил Андерсен, проведя ладонью по ее волосам. — Тем более что вы действительно никого не предавали. Вы не причинили вреда никому из тех, кто вам дорог. — Да? — Форкс горько усмехнулась. — А мне кажется совсем наоборот. — Тогда вы ошибаетесь, — он сказал это так уверенно, так спокойно, что Форкс привычно почувствовала раздражение. И одновременно спокойствие, словно услышав подтверждение чему-то важному. И только поэтому смогла признаться: — Я не смогу служить двум хозяевам. Я просто не смогу. Пожалуйста, не заставляйте меня. Глупая просьба, как будто Андерсен хоть раз хоть к чему-то пытался ее принудить. Он только попросил в ответ: — Закройте глаза, Изабелла. И она послушалась. А потом вокруг стало светлее — она видела даже с закрытыми глазами — будто кто-то включил с десяток проекций, и на плечи ей опустилось что-то тяжелое, механическое. Стиснуло лапами-манипуляторами. — Вы слишком красивы, чтобы служить такому как я, Изабелла, — сказал ей Андерсен. — И тем более такому, как Хаотик. Форкс открыла глаза и повернула голову. У нее на плече, будто задремав, сидела механическая птица — символ капитанского доступа «Хаоса». --------------------------------------------------------- От автора: Спасибо за чтение, сегодня я хочу еще поделиться с вами радостью) Мы вместе с Мариной Приваловой (это она рисовала мангу по «Игре вслепую», и она же один из авторов великолепной манги «Тагар») участвуем в конкурсе манги с работой «Город Каналов». Если вам интересно, почитать ее можно здесь: https://medibang.com/book/vh1801042140548470004413565 Чуть подробнее у меня в паблике: https://vk.com/malkesta_art Так что заходите, комментируйте, читайте)) Я всем очень рада)
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.