ИГРА ВСЛЕПУЮ

Предупреждения: не вычитано и проверено только вордом. Немного насилия в части, но по меркам «Игры» вполне ванильно. *** Сид не был уверен, что его коды доступа в каюту все еще действительны, и они перебрались к Загессе. Слейтер устроился на единственном кресле возле большого письменного стола, Загесса расположился на кровати, а Сид сел на подлокотник между ними, так чтобы одновременно гладить инквизитора по волосам, и касаться боком плеча Слейтера. — Ты планируешь остановиться у меня? — невозмутимо спросил церковник, и его бесстрастный голос как обычно совершенно не вязался с тем, как покорно Загесса терпел прикосновения к себе. — Здесь слишком мало места для тебя и твоего животного. — Падре, — рассмеялся Сид, и Слейтер почувствовал вибрацию его тела плечом. — Неужели тебе жалко пары метров свободного пространства для собственного стабилизатора? — К этому стабилизатору прилагается крайне раздражающий фактор, — отозвался Загесса, но Слейтер поймал себя на мысли, что больше не слышит за этими словами злости или настоящего презрения. Загесса говорил, как Ламия, все еще высокомерно, снисходительно, но будто не всерьез. Поддразнивал, может быть, но не издевался. — Раздражающий фактор, для которого тебе слишком нравится играть в передатчик, — нейтрально ответил Сид, и Слейтер внутренне насторожился. Слишком обыденно это прозвучало. Видимо Загесса тоже это почувствовал, потому что отозвался немного настороженно: — Я не передал ему ничего лишнего. — Мудрый выбор, падре. Выбор человека, который не лишен инстинкта самосохранения, — и тут же, словно кто-то переключил каналы, он усмехнулся. — И раз уж ты стремишься со всеми всем поделиться, как насчет, рассказать мне что-нибудь интересное? Как моя девочка перенесла полет? Слейтеру странно было слышать, что он спрашивал про Форкс, а не про Андерсена. И непроизвольно этот вопрос заставлял вспомнить все непонятные взгляды между ней и капитаном «Роджера». — Ты хочешь спросить у меня об этом сейчас, пока твое животное рядом? — Загесса вопросительно вздернул бровь, и жест напомнил Слейтеру о Ламии. — А это информация, о которой Леону не стоит знать? — вопросом на вопрос ответил Сид. — Тогда просто прошепчи мне ее… на ушко. — Твои метафоры ужасны, — холодно ответил Загесса. — И ты знаешь сам, как сложно мне передать что-либо своим Даром. Слейтер не чувствовал даже досады на то, что от него хотят что-то скрыть, теперь слишком отчетливо понимая — у Сида были причины. В чем бы они ни заключались. К тому же, будь информация действительно чем-то опасным, Сид не стал бы спрашивать в его присутствии. — Увы нам обоим, — фыркнул Сид. — Тебе придется говорить в слух, а мне распрощаться с одним из секретов, — и он снова перестал улыбаться. — Что с моей девочкой? Холодный, жесткий тон, которым это было произнесено, заставил Слейтера сесть ровнее, насторожиться внутренне. — Поначалу ей было тяжело принять твое решение. — Это я знаю и без тебя, падре. Не тяни время, дальше. — Дальше ты тоже прекрасно знаешь сам. Она с Андерсеном прямо сейчас. Большего я тебе не скажу. Слейтер ожидал, что Сид ответит резко, возможно даже ударит, но тот только улыбнулся со странной грустью: — Ты уже сказал мне достаточно. И, поверь, я благодарю тебя за это. — Тогда поблагодари меня и за еще одну новость, — в тон ему отозвался Загесса. — Александр отдал этой женщине капитанский доступ. Новость стала для Слейтера чем-то сродни неожиданного удара по затылку — оглушающей из-за своей абсолютной внезапности. И тем абсурднее было повернуться на звук смеха и понять, что Сид не удивлен. Что он… ждал чего-то подобного? — Я знал, что Алекс не стал бы мелочиться с подарками. — Почему? — спросил Слейтер, чувствуя себя так, словно его вырвали из одного сценария и насильно вклеили в другой, совершенно непонятный. Да, Слейтер замечал, что между Андерсеном и Форкс что-то происходит, но — капитанский доступ? Это было слишком безумно, чтобы быть правдой. — Ну, — лукаво отозвался Сид. — Наверное, потому что он адмирал. Адмиралу не к лицу мелочиться с подарками. — Ты знаешь, что я спрашиваю не про это. Что происходит между твоим первым помощником и капитаном вражеского корабля? Слейтер намеренно не стал называть их по именам, предпочел подчеркнуть полную абсурдность ситуации. Сид рассмеялся, но на сей раз, его смех прозвучал как предупреждение, как знак, что Слейтер невольно перешел какую-то невидимую черту. — Не стоит переиначивать ситуацию, Леон. Алекс сейчас капитан этого корабля, и моя девочка его первый помощник. Слейтера злило, как спокойно он об этом говорил, как легко. — Кто они друг для друга? — Я не уверен, что смогу дать тебе точное определение, Леон. Но я бы сказал, люди, которые друг другу небезразличны. — Ты знал об этом, отдавая Андерсену капитанский доступ? — это заставляло взглянуть на план Сида с иной стороны, и Слейтер не был до конца уверен, как ему относиться к ситуации. С Сидом постоянно было так: Слейтеру казалось, он понимает и видит все грани происходящего, а потом выяснялось, что под очевидным прячется какой-то другой слой и на этом слое Сид тоже ведет свою игру. — Я был капитаном, Леон, — ответ прозвучал мягче и заставил расслабиться окончательно. — Мне полагалось все знать. Дай угадаю, ты спросишь меня, почему я не сказал тебе? Слейтер действительно хотел это сделать, но с другой стороны, слишком хорошо помнил, как отреагировал, когда увидел Форкс в рубке, когда понял, что она подчиняется Андерсену. — Если бы я знал, что между ними что-то есть, я не стал бы подчиняться ни Андерсену, ни ей. Я думал бы, что они сговорились. — Дело не в том, что ты думал бы, Леон, — ответил ему Сид. — Дело в том, что ты сказал бы вслух. Ты обвинил бы мою девочку в предательстве, в том, что она недостойна своего места рядом со мной и на корабле. Ты делал бы это думая, что так правильно, что ты защищаешь меня. И вот тогда ситуация действительно повернулась бы уродливой стороной. — Я пытался бы защитить тебя и причинил бы тебе вред, — признал Слейтер. — А ты просто оставил все как есть. И ты оказался прав. — Я давно знаю девочку и давно знаю Алекса. Они похожи в том, что не любят бить в спину, — признал Сид. И Слейтер в который раз задался вопросом, как же он видит все это, откуда знает, что его не предадут, что вообще может возникнуть притяжение между Андерсеном и Форкс. — Я доверяю тем, кому доверяю, — ответил Сид, словно прочитав его мысли. — А с Алексом и девочкой мне просто повезло. Я не могу заставить двух человек влюбиться, но эй! Я все еще могу поиграть в духа любви. — Пафосно и в твоем стиле, — сухо вставил Загесса и повернул голову к Слейтеру. — Я надеюсь, ты недостаточно глуп, чтобы верить всему этому потоку патетичного бреда? Хаотик знает об Александре и своей помощнице, потому что ему рассказал Доминик. И Доминик же посоветовал ему не вмешиваться без необходимости. Если задуматься, Слейтер был вынужден признать, что в словах инквизитора был смысл. — Падре, — преувеличенно обиженно протянул Сид и рассмеялся. — Оставь мне хоть каплю собственного достоинства. Не все мне сказал моя душа. Что Алекс с девочкой сойдутся, я угадал сам. Ну, и про капитанский доступ. — Банальная логика, — снисходительно отозвался Загесса. — Ты знал, что Форкс будет эмоционально тяжело выбирать между тобой и Александром, и мог ожидать, что Александр постарается смягчить ситуацию для нее. — Леон, — жалобно позвал Сид. — Ты ведь не перестанешь считать меня гением из-за того, что падре меня разоблачил? — Чтобы считать тебя гением мне для начала нужно перестать считать тебя идиотом, из-за того, что ты вообще отдал своему врагу корабль, — честно ответил ему Слейтер, и тут же добавил. — И что будет дальше? Форкс вернет «Хаос» тебе? Сид пожал плечами: — Я не знаю, Леон. И не хочу утверждать, чтобы не краснеть если ошибусь. Загесса презрительно закатил глаза: — О, ради Отца! Можно подумать, ты вообще способен краснеть. И, разумеется, Форкс вернет тебе капитанский доступ. Что еще она может с ним сделать? Слейтер проанализировал его слова и прямо посмотрел на Сида: — Я хотел бы услышать ответ без игр словами и твоих попыток выставить себя в таинственном свете. Инквизитор говорит правду? Ты уже знаешь, что Форкс вернет корабль тебе? Сид широко усмехнулся и подмигнул, отбрасывая всякое притворство: — Ну да. *** Первые несколько секунд Форкс просто не знала, что сказать, потеряла дар речи, растерянная и неспособная передать ничего из того, что чувствовала. — Ну что же вы смотрите на меня так удивленно, Изабелла? — мягко усмехнулся Андерсен. — Не думали же вы действительно, что я заставлю вас выбирать. Да и не так уж мне нужен «Хаос», у «Роджера» хватает спутников. Форкс судорожно выдохнула и заставила себя сказать: — Я не смогу оставить «Хаос» себе. Я не капитан, — и тут же она поняла. — Вы знаете. Вы отдаете мне корабль, чтобы я передала его Хаотику. — Я отдаю корабль, потому что верю вам. И знаете, мне совсем его не жаль. Вы не можете быть первым помощником двух капитанов. Но вы можете служить Хаотику и быть женщиной, которая мне дорога. Форкс нерешительно потянулась к нему, не зная, имеет ли на это право теперь, и все-таки обняла: — Спасибо вам. Это, правда много для меня значит. И вы действительно можете мне верить. Я не позволю капитану причинить вам вред. Я… наверное, слишком сумбурно говорю, да? Он рассмеялся — тихо и как-то светло: — Немного. Не переживайте слишком сильно, Изабелла. Даже если забыть, что я того не стою, если бы Хаотик хотел причинить мне вред, он уже сделал бы это. — Я не знаю, что капитан задумал. Его сложно понять. Он кажется абсолютным психом, а потом в какой-то момент почему-то начинаешь думать, что он нормальнее нас всех, — признала она, и добавила. — Спасибо вам. За то, что не стали его ломать. Андерсен наклонился, коснулся губами ее лба, целомудренно, по-отечески, хотя отец Форкс никогда не делал ничего подобного, и сказал: — Спасибо, что остановили меня. *** Умом Лагатт понимал, что должен испытывать шок. Что новость должна была стать для него если не ударом, то хотя бы неприятным сюрпризом, но он не мог найти в себе даже удивления. Вообще ничего. Внутри бесконечным повтором крутились воспоминания — капитан Андерсен и Хаотик Сид. Тогда Лагатт мало на что, кроме себя, обращал внимание, но даже ему было очевидно: что-то происходило, что-то за пределами обычных ненависти и пыток. Хаотик называл это связью. — Ты не кажешься удивленным, — спокойно заметил Раллен. Следующие свои слова Лагатт подбирал очень тщательно, тщательнее, чем когда-либо еще в жизни: — Я не так хорошо знаю капитана Андерсена, сэр. Но если он помогает Хаотику, на то должны быть веские причины. — Да, — бесцветно согласился Раллен. — Ты плохо знаешь капитана. Когда я понял, что он помогает Хаотику, я почувствовал себя обманутым. Позволил себе потерять контроль над чувствами. Мне повезло, что рядом оказался ты. Лагатт позволил себе усмехнуться: — Да уж, сэр. Хорошо, что я нарушил приказ, — и тут же он заставил себя стать серьезнее. — Как бы там ни было, капитан Андерсен отказался стрелять по своим кораблям. Может быть, он и помогает Хаотику, но он не отвернулся от нас. Это ведь тоже чего-то стоит? Раллен посмотрел на него почти удивленно, и Лагатт неожиданно для себя добавил: — И, наверное, нам стоит радоваться, что с капитаном все в порядке. По крайней мере, он не ранен, может управлять кораблем и… я не знаю, что «и». Просто хочу сказать, что не так уж и уродливо выглядит ситуация. Раллен молчал долго, и Лагатт боялся, что перегнул палку, но потом первый помощник улыбнулся — в своей обычной безликой манере, и все же по-настоящему: — Об этом подумал ты, но не подумал я. Вероятно, стоит начинать беспокоиться. Лагатт улыбнулся в ответ, сказал в шутку, зная, что Раллен поймет: — Ну, предполагается, что я высшая форма жизни. Мне положено думать больше. Раллен едва заметно усмехнулся: — Действительно. Ну что ж, тогда, высшая форма жизни, пойдем, поищем, куда сбежал от нас капитан. Что бы там ни было, я все-таки собираюсь найти его и обстоятельно расспросить, почему он помогает своему врагу. *** — Вы уверены, что не хотите пойти со мной? — спросила Форкс, оборачиваясь в дверях, а Андерсен просто пожал плечами: — Я вернусь в каюту. Все же мне будет приятнее не бегать за Хаотиком. За последние семь лет это и без того превратилось в дурную привычку. — Я не стану запирать дверь, — пообещала ему Форкс. — И капитану не позволю. Вы больше не будете пленником на корабле. Только гостем. — Давайте не станем загадывать, Изабелла. Того, что вы сделали для меня уже очень много. Требовать еще было бы перебором. Форкс неловко пожала плечами: — А мне кажется, я только и делаю, что прошу вас, прошу и ничего не могу дать взамен. Андерсен чуть усмехнулся, кривовато, но совсем не зло: — Очаровательное заблуждение. И Форкс это должно было возмутить, но заставило только смутиться: — Не смейтесь надо мной, пожалуйста. Я и без того чувствую себя стремно. — Даже не думал, — ответил он преувеличенно серьезно, но в глазах его плясали смешинки. И так было лучше, чем прощаться с поцелуем, чем обниматься напоследок. Андерсен был прав, они не могли позволить себе загадывать, и все же уходя вот так, Форкс чувствовала — все действительно еще может быть хорошо. Не боялась оставлять за спиной Малкесту и все то дерьмо, что свалилось на них в последние дни. Ей впервые почему-то не было страшно. Вообще. Она не видела, как за ее спиной Андерсен в последний раз подходит к криокапсуле, уловила только обрывок фразы: -… убивать не убивая, да? И вызвала проекцию связи. Механическая птица на плече казалась тяжелой и неприятно холодной. Форкс собиралась от нее избавиться. — Капитан, — шутливо отсалютовал Сид, ответив на вызов почти сразу. — Я хочу с вами поговорить, — не приветствуя его, обратилась Форкс. — Где вы готовы встретиться? Сид рассмеялся в обычной своей полубезумной манере и подмигнул: — Мне подошло бы любое место, но что от этого за радость, да, девочка моя? Давай встретимся на стрельбище. Люблю простор для разговора. Форкс помолчала, отчетливо осознавая, что это предложение — проверка для нее, хоть она и не понимала, ни что Сид собирается проверять, ни зачем. И сказала, наконец, только: — Хорошо, сэр. На стрельбище, через десять минут. — Не сомневайся, девочка моя, я не опоздаю. *** — Мне не нравится, что ты идешь один, — честно признал Слейтер и добавил прежде, чем Сид успел ответить. — Но я понимаю, что это необходимо. Позови меня, как только это будет возможно. — Заметано, Леон, — подмигнул тот, но под его небрежным весельем, Слейтер слишком легко прочитал не нервозность даже, а просто возбужденное ожидание того, что будет дальше. — Я не стану вмешиваться без крайней на то необходимости. Достаточно и того, что я присматриваю за твоим животным, — сказал Сиду Загесса, и у того это вызвало смех: — Нет, падре, ты не будешь вмешиваться вообще. И завязывай с дразнилками, — он пошел к выходу и отсалютовал Слейтеру. — До скорого, Леон. Не подеритесь тут. — Я постараюсь, — чувствуя, что сами собой приподнимаются уголки губ, ответил Слейтер. — Сексом без меня тоже не занимайтесь. Нет, я серьезно, если я узнаю, что вы там что-то мутите, я буду в ярости. Загесса слегка позеленел от его слов, а Слейтер подумал, что, при всей его гениальности, иногда Сид мог быть редкостным идиотом. И, что самое примечательное, идиотом он был по-разному. *** Форкс признавала, что капитан все-таки отлично ее знал. Изучил за эти годы вдоль и поперек, сам при этом, как-то умудрившись все еще остаться для нее загадкой. Форкс пришла на стрельбище первой, Сида не было, и от спокойной уверенности, в которой она пребывала, когда выходила из лазарета, быстро не осталось и следа. Механическая птица, будто чувствовала состояние Форкс, несколько раз вскидывалась, помигивая окулярами, раскрывала и закрывала крылья. Стрельбище заставляло вспомнить о дуэли капитана с Уорреном и о том, что произошло после. Для Форкс оно стало молчаливым напоминанием о доверии. Должно быть, именно поэтому Сид позвал ее именно сюда. Или потому, что был тем еще козлом, и понимал, что на стрельбище Форкс успеет известись за пару минут. Когда он появился в дверях — показушно эффектный и от того немного нелепый — Форкс разрывалась между двумя противоречивыми желаниями: застонать от облегчения и придушить его. — Капитан, — он шутливо снял несуществующую шляпу как герой в каком-нибудь фильме про Древнюю Землю, и озорно подмигнул. — Мои поздравления. Хозяина симпатичнее этот корабль еще не видел. — Хоть сейчас не паясничайте, — попросила его Форкс. — Я и без того совсем запуталась. На секунду ее резануло осознанием, как же сильно все поменялось после того, как Слейтер появился на корабле, потому что раньше она никогда не позволила бы себе с Хаотиком такую откровенность, никогда не доверилась бы ему настолько. Хотя Слейтер сам по себе был тут, в общем-то, не при чем. Он не лез в отношения Сида с окружающими, но видимо, он лез в самого Сида, заставлял того меняться — едва заметно, неуловимо и по чуть-чуть, но меняться. До легионера Сид ответил бы ей насмешкой, очередной колкой фразочкой, после которой Форкс хотелось выбить ему зубы. А теперь он посерьезнел, перестал улыбаться и только чуть склонил голову набок: — Это не страшно, девочка моя. Если тебе нужен выход из лабиринта, просто спроси, где свернуть. Я крыса, которая отлично ориентируется на местности. Форкс подошла к нему вплотную, достаточно близко, чтобы чувствовать исходящий от его одежды запах сигарет, и чуть усмехнулась: — Где свернуть, чтобы все было хорошо? Сид фыркнул добродушно и подмигнул: — Зависит от того, из чего для тебя состоит «хорошо», — и посерьезнел снова. — Не бойся просить меня, девочка моя. Ты знаешь сама, я много раз нарушал свое слово или переиначивал его так, как мне было выгодно. Но слово, данное тебе, я сдержу. Верь мне в этом. — Я хочу, — честно призналась она. — Просто… мне вообще нелегко доверять, вы же знаете. — Если бы доверять было легко, доверие никто бы не ценил. — Это точно. Вы ведь не причините ему вреда? После того как я отдам вам капитанский доступ. Сид не стал строить из себя идиота, посмотрел ей в глаза, и Форкс неожиданно подумала, что на самом деле, может быть, он и не умел привлекать к себе людей, как Андерсен, но была в нем какая-то внутренняя сила, которая все же собрала вокруг себя команду, сделала их чем-то чуть большим, чем они были до «Хаоса». — Я не желаю зла ни тебе, ни Алексу, девочка моя. Вы были в безопасности еще когда «Хаос» принадлежал только мне. — Андерсен… Капитан Андерсен стал мне дорог. Хотя вы и сами об этом знаете. Прежде, чем я верну вам корабль, я хочу знать, что вы планируете с ним делать. — Я планирую расплатиться, — просто ответил ей Сид. — Я многое отнял у Алекса — намеренно и случайно. И даже если бы попытался вернуть, мы оба слишком далеко ушли от тех, кем мы были. Поэтому я хочу дать ему что-то равноценное. — Меня? — прямо спросила Форкс, и сама удивилась тому, что эта мысль не вызывает никакого протеста. — Возможность любить тебя. — Это точно неравноценно, — фыркнула Форкс, невольно расслабляясь. — Если ты спросишь меня, то это даже слишком для него много, но речь не только об Алексе. Форкс чуть улыбнулась: — Не могу поверить, наконец-то вы начали учитывать и меня в своих планах. Сид показушно закатил глаза и фыркнул: — И это основной недостаток капитанского статуса. Каким бы гениальным не был план, он все равно хоть кому-то не нравится. — Далеко не все ваши планы были гениальны, — Форкс подошла к нему вплотную, и положила руки ему на плечи. — Нам ведь не обязательно целоваться? — Я бы с удовольствием, но Алекс меня убьет, — Сид немного неловко приобнял ее за талию. — Мне почему-то кажется, что он довольно ревнив. — А мне кажется, нет, — она сняла одну руку с его плеча, повела в воздухе, вызывая проекции, и птица спорхнула вверх, совершенно бесшумно зависнув между Форкс и Хаотиком. — Вы ведь снова станете мудаком, как только я отдам вам управление, да? — Не больше, чем обычно. А тебе никогда не хотелось свой корабль-эсминец? — Никогда. Я даже в детстве мечтала исключительно о пони. Это такие животные, восстановленная порода Древней Земли. Они стоят как небольшой обитаемый астероид каждая особь. Сид приблизился вплотную и целомудренно поцеловал Форкс в лоб: — Я не обещаю тебе пони, но обещаю, что все будет хорошо. Тебе ничем не придется жертвовать, девочка моя. Ничем и никем из тех, кого ты любишь. Форкс нажала кнопку передачи на проекции, и прикрыла глаза, когда птица начала светиться: — Вы ведь не могли знать заранее, что так получится с Андерсеном? Что я его… что он станет мне дорог. Когда она закрывала глаза, перед ней стоял просто Хаотик Сид, а когда открыла, смотрела на своего капитана. — Конечно, нет, — сказал он. — Мне просто повезло, — он сделал взмах рукой, и птица взвилась вверх, исчезла, слившись со стеной, будто ее и не было. — Очень сильно повезло и с ним и с тобой. — Вы сказали, что подарите ему возможность… быть со мной, — говорить «любить» было слишком неловко, а Форкс и без того чувствовала, как неожиданно начали гореть щеки. — Как вы это сделаете? — Очень просто, — пожал плечами Сид. — Я подарю ему себя. *** Когда Слейтер зашел в тридцатую каюту, Андерсен сидел за столом и задумчиво постукивал по пластиковой крышке пальцами. Жест казался органичным и странно характерным, словно принадлежал исключительно капитану «Роджера», хотя это, разумеется, было не так. — Хаотик Сид приказал привести вас, — бесстрастно сказал Слейтер, и по знающей усмешке Андерсена, понял, что тот ожидал чего-то подобного. — Он действительно сказал «привести» или попросил «проводить»? — Второе, — спокойно признал Слейтер, и не солгал. Когда Сид связался с ним, привычно усмехающийся, родной в своей небрежной естественной театральности, он и правда сказал «проводить». И он выглядел при этом как обычно, почти так же, как выглядел, когда уходил на стрельбище, и все же Слейтер чувствовал, что Сид снова был капитаном. Это было странное чувство, словно к Сиду вернулось что-то невидимое, не осязаемое и при этом очень важное. — Понятно, — Андерсен поднялся. — Куда именно мы пойдем? — На стрельбище. — Вполне в духе Хаотика. Могу я задать вам вопрос? Слейтер коротко кивнул, пропуская его в коридор: — Разумеется, но я не обещаю вам ответить. — Резонно, — Андерсен заложил руки за спину каким-то отчетливо армейским жестом, и искоса взглянул на него. — Должно быть, вы все еще злитесь на меня. — Мне было бы проще, если бы вы оказались хуже, чем вы есть, — после непродолжительного молчания признал Слейтер. — Я осознаю, что в других обстоятельствах мог бы тянуться к человеку вроде вас. Симпатизировать. И злюсь от этого сильнее. — Всегда неприятно знать, что враг лучше, чем вам хотелось бы о нем думать. Поверьте, я хорошо могу это понять. — Вы сейчас говорите о Хаотике Сиде. Андерсен чуть усмехнулся: — Это так очевидно? — Я отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на мой. Это касается первого помощника Форкс, — предложил Слейтер. — Вот как, — Андерсен смерил его неожиданно холодным, тяжелым взглядом и снова посмотрел вперед. — Занятно, я хотел тоже спросить о ней. Но едва ли мы зададим один и тот же вопрос. — Спрашивайте, — пожав плечами с небрежностью, которой на самом деле не чувствовал, предложил Слейтер, и мимоходом подумал, что должно быть, жест немного напоминал Сида. — Вы видели Изабеллу после того, как Хаотик снова стал капитаном? И Слейтер не стал спрашивать Андерсена, как тот узнал. — Я видел ее рядом с ним, когда он приказывал вас привести. Она была не ранена, если это то о чем вы спрашиваете. — Верно, — не стал спорить Андерсен. — Что хотели узнать вы? — Почему вы отдали ей «Хаос»? Андерсен в ответ чуть улыбнулся и осадил его беззлобно: — Это некорректный вопрос, Слейтер. Я же не спрашиваю вас, почему вы так рветесь защищать Хаотика. — Я уже говорил вам почему, — возразил Слейтер. — И я знаю Хаотика дольше, чем вы знаете Форкс. Андерсен посмотрел на него в ответ с любопытством: — Вы действительно думаете, что дело во времени? Бросьте, Слейтер. Единственное, что приходит со временем — это осознание. И чувства, безусловно, становятся крепче, но даже они с чего-то начинаются. И это что-то происходит в первый момент. Притяжение, мгновенная симпатия, узнавание или жажда, называйте, как хотите, но именно оно имеет значение. Если рассматривать с этой позиции, любовь действительно нечто, что происходит с первого взгляда. Слейтер проанализировал его слова: — Разве не вы ставили мои чувства под сомнение во время нашего первого разговора? — Я подвергал сомнению характер ваших чувств. Я не отрицал, что они есть. И, вынужден признать, я тоже заблуждался на ваш счет. Я считал вас наивнее, чем вы есть, и намного слабее. Возможно, мне стоит извиниться за это. Слейтер равнодушно пожал плечами: — Это не имеет значения. Я плохо вписываюсь в окружающий мир, потому что еще не адаптировался до конца. Легко принять это за слабость. К тому же, я вовсе не демонстрировал выдержку там, в рубке управления. Андерсен рассмеялся: — Вас очень обидит, если я скажу, что вы демонстрировали на редкость адекватную реакцию? Слейтер недоуменно моргнул: — Вы смеетесь надо мной? — Всего лишь позволяю себе немного лишнего. Не злитесь. Я просто осознаю, что совсем скоро, так или иначе, буду свободен от Хаотика Сида, если не в моей жизни, то хотя бы в моей голове. И я чертовски этому рад. Мы ведь пришли? — спросил он, застывая перед массивными дверьми. — Да, — ответил ему Слейтер, а двери скользнули в стороны. — Пришли. *** Зная Сида, Слейтер мог ожидать большей театральности, мог ожидать, что тот соберет на стрельбище весь экипаж, сядет, эффектно развалившись на специально принесенном для этих целей стуле, как патриций какой-нибудь планеты, но ничего этого не было. Сид просто стоял в дальнем конце огромного зала, там, где, как правило, программа тренировок высвечивала мишени, и рядом с ним не было никого кроме Форкс. И почему-то именно это казалось чем-то особенным. Как законченная и лаконичная сцена из фильма. Гулкое, пустое стрельбище, застывшая в непринужденном покое фигура Сида, Форкс рядом с ним, и небольшой прямоугольный контейнер справа от нее. Сам Слейтер перемещался почти бесшумно, и шаги Андерсена по контрасту с его казались особенно громкими. Ни Сид, ни Форкс не двигались с места, не пытались заговорить. Андерсен нарушил молчание первым. Он коротко склонил голову в приветствии и сказал: — Хаотик. — Алекс, — возвращая ему жест, кивнул Сид. — Ты все-таки позвал меня поговорить. — Даже я не могу оттягивать вечно, — Сид пожал плечами, чуть усмехнувшись, и кивнул на Слейтера с Форкс. — Наши секунданты. — Секунданты нужны для дуэли, — невозмутимо отозвался Андерсен, задержав взгляд на Форкс, и Слейтер почти физически почувствовал, как промелькнуло что-то между людьми. Что-то неуловимое, и заряженное, будто электрический разряд. — Ты всегда понимал меня с полуслова, Алекс. — Я начал понимать тебя с полуслова три года назад. Первые четыре я думал, что у тебя в голове генератор случайных фраз. И словно этой фразой Андерсен повернул какой-то невидимый выключатель, напряжение, которого Слейтер даже не осознавал в Сиде, пропало. — Это потому что я часто несу фигню. Сложно отделить, когда просто так, а когда со смыслом. Как тебе мой «Хаос»? — невпопад спросил он. Если вопрос Андерсена и удивил, он этого не показал: — В хорошем состоянии, — и только тогда Слейтер понял, что напряжение между ними никуда не пропало, наоборот вышло на какой-то новый, непонятный уровень. И сразу вспомнилось, как Андерсен сказал, что освободиться от Сида, так или иначе. Это было правдой, Слейтер подсознательно чувствовал, что что-то между ними меняется. При всей его легкости, при всей его непринужденности этот разговор был завершением чего-то очень долгого, значимого и болезненного для Андерсена. — Ты спас его, — сказал Сид без улыбки. — Спас все, что мне дорого. Вот уже не в первый раз. — Ты уже говорил мне это. Слейтер стоял рядом, чувствовал себя лишним, и едва ли не впервые, принимал это как должное. Он не хотел вмешиваться. Наверное, даже не смог бы это сделать, но мог быть рядом. И мог оценить, что Сид нуждался в его присутствии. — Тогда давай я скажу тебе нечто новое, Алекс. Когда ты заполучил меня к себе на корабль и посадил в пыточное кресло, это не принесло тебе ни удовольствия, ни покоя. — Некоторое удовлетворение я все же испытал, — бесстрастно возразил Андерсен. — Но оно не стоило потраченных на него лет. Твоя проблема в том, что ты не умеешь отпускать и двигаться дальше. Даже, — Сид эффектным жестом взял Форкс за руку, и чуть подтолкнул в сторону Андерсена. — Если я дам тебе повод. Знаешь, я сам никогда не мщу. Никому и ни за что. Я бы, может, и делал это, но с местью есть такая проблема, что некому сказать стоп. Месть это просто реакция на боль, но вот незадача, от боли она не лечит. — Любопытная точка зрения, — сухо откликнулся Андерсен. — Ценю твою похвалу, но я еще не закончил. Месть это такая заморочка, которая, если закрутиться, то ее слишком сложно остановить. Каруселька в один конец. А я, знаешь, хочу ее остановить. Но, давай смотреть на вещи здраво, ты не смог бы меня просто простить. Андерсен невозмутимо заложил руки за спину: — И ты придумал дуэль. Это твой обещанный выход? — Это то, как я протягиваю тебе ветку мира и белый флаг. На выбор. Он слегка подтолкнул носком ботинка кейс, привлекая к нему внимание, и добавил: — Готов поспорить, я знаю, о чем ты думаешь, Алекс. Эта коробка великовата для бластеров. Андерсен едва заметно поморщился от театральности его жеста, и ответил — отчетливо и уверенно: — Больше, чем-то, что внутри, меня интересуют условия. Ты не можешь умереть сам, не хочешь убить меня. Дуэль в такой ситуации превращается в соревнование. Что ты надеешься выиграть, и что готов отдать, если проиграешь? Сид рассмеялся, а Слейтер стоял напротив него и не мог отделаться от мысли, что дуэль уже началась — этакая перестрелка фразами. И если так, то слова Андерсена попали в цель. — Я предлагаю тебе покончить с нашей враждой и жить дальше. Новой жизнью и с новой целью. Но ты не сможешь отпустить меня так просто. Тебе нужна наша последняя битва, наше финальное противостояние, которого ты так и не получил. Я не могу умереть, Алекс, но могу испытывать боль, могу бояться, могу страдать, могу зависеть от тебя. И, если ты победишь, я стану для «Роджера» спутником второго порядка. Слейтер не знал, что именно это означало, но мог представить. Став спутником в армаде, Сид больше не был бы сам по себе, должен был бы подчиняться Андерсену. Слейтер вспомнил сказанное ему давным-давно «никого надо мной кроме Бога, а ему нет до нас дела», и захотел спросить: ты сможешь? — Что получишь, если выиграешь ты? — невозмутимо спросил Андерсен. — То же самое. «Роджер» станет спутником «Хаоса». «Роджер» и вся его армада. Что скажешь, Алекс? Риск велик. И если ты проиграешь, навсегда останешься подо мной. Но если выиграешь… все, чего ты все еще можешь желать и будущее, которого ты не мог даже себе представить. Я освобожу тебя от нашей вражды, покажу цель, которая даст тебе намного больше, чем эта бессмысленная беготня по космосу. — Во что мы будем играть? — Я надеялся, что ты спросишь, — Сид эффектно прищелкнул пальцами, и крышка кейса отъехала в сторону, обнажая матово поблескивающие кожаные ручки стеков. — Мы будем играть в стопки. *** Тишина отличная субстанция, лучше любой набивки для кресел. Она может быть такой мягкой, такой уютной, она может заполнить собой огромный зал, и не оставить в нем даже воздуха. Заставить задыхаться кого угодно. Кроме Хаотика Сида, великолепного Хаотика Сида, хозяина любой ситуации. Я ведь дышу? Дайте мне зеркало, надо бы проверить. Хотя, конечно, я дышу. Как убого было бы перестать от одного… Даже не надо поворачиваться, чтобы увидеть твой взгляд, Леон. Я чувствую его кожей, он горит, как след от невидимой плети. Рановато, меня пока еще никто не бил, но зато чертовски удобно. Можно не отвлекаться от Алекса. Чудо, что Леон молчит, но я готов принять это чудо, как подарок. Перевяжите красной лентой и сделайте большой бант. От Алекса сейчас нельзя отвлекаться. Сейчас нет Хаотика Сида любовника, или Хаотика Сида друга. Есть только Хаотик враг. Самый лучший враг. И этот враг много раз превышал кредит за последний расчетный период. Девочки и мальчики, никогда не лгите себе. Невозможно расплатиться за прошлое, оно слишком далеко. Но можно дать будущее. Нет, Алекс, это — две плети, бутылка «цирюльника» да пара стопок — это еще не плата. Это только прелюдия, чтобы я смог отдать, а ты смог взять. «Стопки», — слово было коротким, емким. Отличное слово, чтобы провести черту. Что там за ней? Молчание. Так вот, Алекс, знаешь, самое интересное всегда остается за кулисами. Наверху драки и пари, погони и стычки, вражда и дружба. А под ними долгий расчет, и все те шаги, что привели нас наверх. На самый верх, верно? Капитаны пиратов. Высшее звено пищевой цепи, даже если мы жрем всю ту же синтезированную дрянь. Ты и я. И что же нам делать? Стопки — эффектная игра, но дело не в играх. Мы пока еще не стали: ты — тем, кто готов пройти мимо меня к своему будущему; я — тем, кто готов тебя отпустить. Это на поверхности будут плети, и стопки и «цирюльник», а внутри только мы и те, кем мы станем. Ты — тем, кто освободиться. Я — тем, кто тебя освободит. *** За тем, как они готовились, Слейтер наблюдал молча. С отупелым безразличием, и одна часть его с какой-то клинической отстраненностью констатировала шок. Сид и Андерсен собирались играть в стопки. Мысль крутилась на бесконечном повторе и не вызывала даже ужаса. Сид стянул куртку, протянул ему, и Слейтер почти бездумно ее принял, чувствуя едва уловимый запах табака, исходящий от вещи. Андерсен расстегнул свой форменный китель, передал его Форкс, и почему-то только это словно переключило рубильник. Заставило осознать — все всерьез. — Ты не можешь, — выдавил Слейтер, и ничего спокойного в его голосе не было. — Ты не можешь! В этом «не можешь» выплеснулись одновременно неверие и просьба, страх за Сида и понимание, что уже ничего нельзя отменить. Это было так неправильно. Ты не можешь позволить ему снова делать себе больно! Не можешь подставить спину плети! Не можешь так со мной… Сид снял футболку, одним плавным, привычным движением, и Слейтера обожгло воспоминанием: полумрак в каюте, отблеск на серебряном колечке в соске, черные линии татуировки, тепло чужой кожи, жар внутри и снаружи и накатывающие волнами удовольствие, возбуждение. Совсем скоро этой кожи коснется стек. И это навевало совсем иные воспоминания — полумрак карцера, крюк в потолке, острое, беспомощное чувство уязвимости. И каждый удар, как взрыв боли. Беспомощные слезы, беспомощный шепот: «я больше не смогу». Легионер не мог пропустить момент, когда Сид подошел, не с той скоростью реакций, которую вкладывали в них создатели, и все же в какой-то момент Сид просто оказался рядом, заглянул в глаза, улыбаясь: — Все будет хорошо. Мне это нужно. Нам это нужно. Все не могло быть хорошо. Он собирался подставиться под плеть мясника-Андерсена, и каждый удар был бы больнее предыдущего. «Ты не можешь», — подумал Слейтер, беспомощно прикрывая глаза, а когда открыл, сделал глубокий вдох и ответил на взгляд Сида: — Тогда я желаю тебе победы. Вы готовы? — он посмотрел на Андерсена, и отступил назад, хотя больше всего ему хотелось схватить Сида в охапку и утащить прочь. Но от некоторых вещей нельзя было уйти. Их можно было только пережить. — Спасибо, Леон, — шепнул ему Сид едва слышно и повел плечами. Слейтер проследил за черными линиями татуировки и заставил себя представить их в крови, представить, что их рассекают следы стека. Напомнил себе, резко, будто отвесил оплеуху — Сид выбрал это сам. Понимая последствия своих действий. Сид считал это важным, и он никогда раньше не ошибался. Форкс смотрела за Андерсеном не отворачиваясь, бледная и бесстрастная, прижимала к себе его китель, и едва заметно покусывала губу — единственный признак того, что и ей молчание давалось нелегко. Андерсен был массивнее Сида, грузнее. Сквозь выправку военного уже начали проглядывать несовершенства, которые накладывало на людей время. И все же это не имело никакого значения. Будто невидимый плащ, фигуру Андерсена окутывала другая сила — тяжелая, неодолимая в чем-то аура власти. Годы высшей формы власти, нерушимой уверенности победителя в собственных силах — нерассуждающей, спокойной. И при всех его физических недостатках даже легионеру Андерсен казался почти неуязвимым. Потом Сид взял стек из кейса, легко взмахнул им — красивый, хищный, неуловимо похожий на инструмент в своих руках, и усмехнулся, кивая на разлитые стопки: — Ну что, Алекс? За наше совместное будущее? *** Самый первый глоток всегда проходится по горлу будто льдом. Самая болезненная в мире льдинка, только после льда тело отогревается снова. «Цирюльник» расползается по телу медленно, от горла и до кончиков пальцев. Понимание, что это не холод, это просто агония нервов приходит не сразу. Вот только зачем понимание Хаотику Сиду? Хаотик Сид прекрасно обойдется и без него. Тем более что я и без того знаю, как играют в стопки, девочки и мальчики. Думаю, после кресла я просто виртуоз. Правда, Алекс? Тебе идет плеть. И мне она идет тоже. Андерсен пил залпом, как синтетическое пойло с окраинной станции. Как тебе вкус, Алекс? Твой первый глоток свободы. Рукоять плети в руке ощущалась каждой клеточкой ладони. Кожа к коже, живое к мертвому, неприятно остро. Просто прелюдия перед главным блюдом. — Я бросил тебе вызов, Алекс. Первые пять ударов твои. Следы от плети пойдут мне тоже. Пойдут нам, как красная дорожка, по которой мы выйдем каждый к своей награде. Цель и любовь для тебя. Выход из лабиринта мне. Я не жалуюсь. Я просто жду, пока свистнет плеть. Посчитай для меня, Леон. Свист. Боль. Один. Хаотик Сид улыбнулся Андерсену самой жуткой своей улыбкой, и сладко потянулся. Росчерк алого по груди. Два. А Леон плакал тогда от боли. Смешно, что отморозки вроде нас с тобой, Алекс, могу в это играть. Удары тяжелые, с оттягом. С размахом и свистом. Три. Самая важная наша игра. Четыре. Еще не расплата, только подготовка к ней. Закулисье, где кипит в котле будущее. Оно еще не готово, и важно не перебрать с солью и перцем, чтобы не испортить. «Цирюльник» это только приправа, но без нее ничего не получится. Плеть поет у тебя в руках, Алекс. Она женщина, а женщины любят тебя. Пять. *** Каждый взмах плети заставлял что-то внутри Слейтера сжиматься от фантомной боли. Он слишком хорошо помнил как это — когда даже мельчайшее движение превращается в агонию, и удар словно разбивает мир на осколки. Сид вскрикивал каждый раз, когда плеть оставляла след на его теле. И его вскрики срывались на смех. — Отлично подаешь, Алекс. Словно это действительно была всего лишь игра. Не более. Пять ударов показались Слейтеру бесконечными. — Моя очередь, Алекс, — Сид дышал с присвистом, но размеренно, контролируя каждый вдох, стоял прямо, и Слейтер вспомнил, как когда-то в карцере, казалось, целую жизнь назад, представлял себе именно это. Хаотика Сида, играющего в стопки. Прямого, несгибаемого и эффектного в своей боли, в своем желании победить. Сид бил легко, с небрежностью человека, который знает, что делает, наслаждается своим знанием, почти без замаха, росчерками плети, как кисти, но Слейтер видел, как удары попадают по болевым точкам. Сид бил без жалости, не пытался Андерсену подыграть. Бил как профессионал, и это было красиво. Так красиво, что на один безумный миг Слейтер тоже захотел оказаться под его плетью. Андерсен терпел молча, и его выдавала только бледность и судорожно сжатые в кулаки руки. Один. Два. Три. Четыре. Пять ударов, но капитан «Роджера» не проронил ни одного звука, и Слейтера от этого молчания продирало дрожью. Сид бил, как виртуоз. Андерсен терпел, как одержимый. — Хорошо подаешь, хорошо принимаешь, — хрипло выдохнул Сид, усмехаясь. — Девочка моя, налей нам еще. Пора промочить горло. Слейтер смотрел, как Форкс наливает еще две стопки, видел, как едва заметно тряслись ее пальцы, и почти завидовал ее выдержке. Он не был уверен, что не спасовал бы на ее месте. — Второй тост, Алекс, — Сид улыбался улыбкой, похожей на оскал. — За честную расплату. До дна. И пил залпом, будто чтобы забыться. — За еще пять ударов, — Андерсен улыбнулся ему в ответ, и эта улыбка была безумна. — До честной расплаты нам еще далеко. Мы только начали. Сид расхохотался, запрокинув голову и стер навернувшиеся на глаза слезы: — Посчитать для тебя? *** Александр Андерсен всегда считал себя довольно благоразумным человеком. Сдержанным. Расчетливым в жизни и в мести. Кто бы мог подумать, как легко это окажется отбросить. Плеть в руке дала то, что не смогло дать пыточное кресло на «Роджере» — освобождение. Андерсен бил, и чувствовал, что что-то между ним и Хаотиком заканчивается. Что-то, что и без того длилось слишком долго. Тело стало чувствительным, каждый удар отдавался в руке, поднимая изнутри что-то темное, что-то настоящее. Что-то настолько огромное, что оно заслоняло собой боль, делало ее не важной. Пять ударов. И пять в ответ. «Цирюльник» горчил на языке, растекался — обжигающе ледяной — по горлу. Андерсен улыбался. Хаотик смеялся, потому что ему было больно, и наконец-то Андерсен чувствовал, что тот начал расплачиваться, и долг, связавший их обоих, становился меньше с каждым ударом. Андерсен намеревался прочувствовать их все. — Посчитать для тебя? — Посчитай. *** Форкс разливала препарат в стопки очень осторожно, подчеркнуто аккуратно, а на самом деле просто боялась, что если не будет этого делать — разольет все. Она никогда не была поклонницей игр вроде стопок, но именно в тот момент казалось, что играть самой было бы лучше, чем наблюдать со стороны. Пять ударов Андерсена. Пять капитана. Еще по стопке. И снова пять ударов Андерсена. Форкс хотелось попросить, чтобы они прекратили. И со странной, почти невыносимой отчетливостью она понимала, как им обоим это нужно. То что происходило, было непохоже ни на одну ранее виденную ею игру в стопки. Сид и Андерсен били очень по-разному, и казалось, они так разговаривают. Убеждают друг друга, убеждают себя. Андерсен — тяжело, жестко и безжалостно. Сид — хлестко, резко и очень точно. Наверное, если бы не Слейтер, Форкс не смогла бы наблюдать за этим молча. Но даже легионер принял ситуацию, не пытался больше остановить Хаотика или вмешаться. Она понятия не имела, чего Слейтеру это стоило, и не хотела знать. Просто молчала тоже, разливала «цирюльника» и ловила каждый удар взглядом. Плети оставляли раны — не слишком глубокие, будто вскользь задели ножом, но эти раны тоже кровоточили. Кровь мешалась с потом, отсвечивала на коже, образуя причудливые узоры. Страшные и завораживающие одновременно, особенно эффектные поверх татуировки капитана, но почему-то именно от Андерсена Форкс не могла отвести глаз. Хотя кого она обманывала? Она знала точно почему, и даже не испытывала из-за этого стыда. Пока еще никто не хотел уступать, ни капитан, ни Андерсен. Оба высматривали, примеривались, куда будут бить в следующий раз, и Форкс видела достаточно таких игр, чтобы понимать — на самом деле все решит не холодный расчет, а воля и упрямство. И победит тот, в ком окажется больше боли, чтобы выплеснуть. *** Считать пятерками довольно просто. Чуть сложнее считать пять плюс один. Пять ударов и еще одна стопка, от которой все становилось еще немного острее: движения, прикосновения и взгляды. Знаете, девочки и мальчики, почему больные ублюдки вроде нас могут в это играть? Потому что мы очень любим взгляды. Правильный взгляд может превратить боль в удовольствие, превратить ее в возбуждение. В эйфорию. Боль это так вкусно, если уметь ее готовить и уметь ее подавать. Ты знаешь, Алекс? Ты знаешь, но смакуешь не ее. Боль только приправа сегодня, прелюдия к главному событию вечера. Александр Андерсен, бравый вояка окраинных планет, по-настоящему проиграл только один раз. Семь лет спустя он берет реванш. Один на один. Хаотику Сиду не выиграть в эту игру. Хаотик Сид не хочет выигрывать. Иногда, чтобы получить что-то, нужно поддаться. Нужно закрыть глаза и позволить себе сойти с ума, это на самом деле не страшно. Это просто безумие — маленькая дверца в новый чокнутый мир: красочный и веселый. Красный и веселый, в данном случае. Пять ударов, как точки в смехе. Это весело, это действительно весело. И это очень важно. Так или иначе, Алекс, но после сегодняшнего, мне больше никогда уже не придется от тебя бегать. *** Слейтер отчетливо помнил момент, когда понял, что Сид проиграет. Осознание было как вспышка, как озарение. Сид бил — хлестко, точно и уверенно, а Андерсен вдруг покачнулся, едва не осел вниз, и Слейтер просто увидел. От этого перехватило горло, сдавило внутренности страхом, холодная, удушливая волна прошла вдоль позвоночника. И схлынула, оставляя вместо себя спокойствие. Это спокойствие, должно быть, просто отражало спокойствие Сида, было ничем иным, как доверием. Сид не паниковал, ничего не пытался предпринять. Он знал, чего хочет, и что рассчитывает получить. Верил, что дуэль и, возможно, проигрыш, необходимы. Слейтер верил вместе с ним. — Три по три, — сказала Форкс, когда Сид отсчитал свои удары, и голос ее, бесстрастный и резкий, заставил Слейтера внутренне собраться, понять, что условия меняются. — Что скажешь, Алекс? — каркающе рассмеялся Сид. — Поднимем ставки? В первую секунду Слейтер не понял, о чем он говорит. Наивно подумал, что вытерпеть три удара проще, чем пять. И только потом осознал, что чем меньше ударов, тем чаще будут наполняться стопки, и его продрало осознанием, как же это должно быть больно. Как же все для Андерсена и Сида должно быть, больно в тот момент. И все же у них хватало сил не падать, хватало сил усмехаться, и Слейтер подумал, как же, наверное, это для них важно. — Один на один, — выдохнул Андерсен, а Сид снова засмеялся: — Мелочиться это не для тебя, Алекс? Ты делаешь все с размахом. Хорошо. Один на один. — Один на один, — бесстрастно подтвердила Форкс, разливая снова, и рука у нее все-таки дрогнула, едва не пролила «цирюльник», и пролила бы, если бы Слейтер не подхватил стопку. Он услышал собственный спокойный голос, словно со стороны, сам удивился, насколько бесстрастно прозвучало его « Осторожнее». Сид принял стопку из его рук, и Слейтер почувствовал как судорожно дернулись пальцы, коснувшись стекла. Должно быть, и такой простой жест был для Сида по-настоящему невыносим. Андерсен выпил до дна, звякнул стопкой, ставя ее на крышку кейса, и едва не упал — Форкс успела его подхватить. — Вам необязательно… — начала она, и в ее словах было беспомощное осознание неспособности что-то поменять. — Обязательно, — жестко и тяжело оборвал ее Андерсен, заставляя себя выпрямиться, и повторил. — Обязательно. Он ударил тяжело, с замахом, и плеть прочертила линию поперек груди Сида, от левого плеча по диагонали вниз. Сид дернулся, и смолчал, только отступил на шаг, а Слейтер только теперь понял — чем дальше заходила дуэль, тем тише Сид становился. Не кричал больше, срываясь на смех, реже вставлял свои дурацкие фразочки. И смотрел иначе — цепко, серьезно, будто за каким-то сложным, но очень опасным процессом, в результате которого сам не был до конца уверен. — Один, — сказал Сид и ударил. Снизу вверх, тоже наискосок, одним хлестким, жестоким движением, вырывая у Андерсена стон. — Один. Форкс разлила еще. Слейтер не мог смотреть больше, как они пьют — и какая по счету это была стопка? Пятая? Седьмая? — и смотрел вниз, на покрытие пола. Там где кружили друг напротив друга Сид и Андерсен на полу остались смазанные кровавые следы. Андерсен ударил снова. — Один, — прохрипел Сид, и губы его на секунду сложились в жесткую, искривленную болью линию. А потом Сид заставил себя собраться и хлестнул в ответ: — Один. «Хватит, — хотел сказать ему Слейтер, не в состоянии смотреть, как он пьет. — Хватит. Ты же уже все решил. Если тебе нужно проиграть — проиграй. Просто перестань себя мучить». Он не сказал этого вслух. Только вздрогнул, когда услышал свист плети и неожиданно громкий звук, когда она врезалась в тело. Сид рухнул на колени, едва успел подставить руку, чтобы не растянуться на полу. Дышал тяжело, с присвистом и судорожно сжимал плеть, словно боялся уронить. Может быть, понимал, что если уронит, уже не сможет поднять. «Хватит», — подумал Слейтер. — «Не вставай». — Один, — прохрипел Сид, и поднялся, покачиваясь, будто пьяный. Ударил неуклюже, и плеть бессильно скользнула по коже Андерсена. — Один, — тяжело выдохнул тот. И улыбнулся: жестоко и страшно. Сид улыбнулся ему в ответ, выдавил из себя: — Наливай, девочка моя, по последней. Слейтер видел, как тряслись руки Сида, когда он принимал стопку, и чудом было, что ему удалось выпить не пролив все на себя. — Прости… Алекс… я больше не могу… считать. — Я посчитаю сам. Удар отбросил Сида назад, заставил оступиться, и на секунду в его глазах появилось невыносимо открытое выражение — боль, и облегчение, и спокойствие. Плеть Сида отлетела в сторону бесполезной игрушкой, и он беспомощно, почти вслепую попытался нашарить ее. — Я… сейчас… сейчас, Алекс… я встану, сейчас встану… — Хватит, — тяжело и жестко ответил ему Андерсен. — Ты проиграл. Он бросил плеть рядом с Сидом, отвернулся и пошел прочь, тяжело припадая на правый бок. Форкс пошла за ним. Сид перестал искать плеть, свернулся в клубок и заплакал. Может быть от боли, может быть, от облегчения. Слейтер стоял над ним, растерянный и напуганный, и понятия не имел, что теперь делать. *** Ламия лежал в темноте, в своей каюте, слушая мерное дыхание Уоррена. Тот спал беспокойно, но излучал радость и немного любопытство, чуть приглушенные, как все чувства во сне. Ламия впитывал эти чувства, гладил Уоррена по волосам, и скользил по потоку исходящему от других людей, не погружаясь, не цепляясь ни за что и ни за кого. Даже за Хаотика Сида, который лежал на полу стрельбища, мучаясь от боли, переживая поражение, которое срежиссировал сам. В любой другой момент Ламия подхватился бы, бросил все и пришел к нему. Пришел бы поддержать и самому коснуться переменчивого потока его чувств, на сей раз окрашенных болью, но рядом с Хаотиком был его легионер — растерянный, неуклюжий в чувствах, нечеловечески искренний легионер, который любил Сида. Поэтому Ламия остался на месте. Неспособный уснуть, и не желающий вмешиваться. Он просто лежал, смотрел в пустоту, гладил Уоррена по голове, наслаждаясь тем, как короткие серебристые волоски на висках щекотали ладонь — Уоррен так рано начал седеть — и молчал. Он не мог знать, как именно все обернется дальше. И сможет ли Сид обмануть пророчество. Не знал, что будет, когда они разбудят Малкесту. И в тот момент это даже не имело значения. В тот момент, застывший, очень важный момент, что-то закончилось и что-то начиналось. Новая дорога и новый лабиринт, очередная игра вслепую. И, может быть, ее начало не было радостным и не было безболезненным, но оно было правильным. Достаточно правильным, чтобы Ламия встречал его с надеждой. *** Слейтер не умел утешать и слишком отчетливо понимал, что не сможет даже коснуться Сида, чтобы не причинить ему боль, и потому просто молчал, трусливо надеясь, что придут Ламия или Загесса, или еще кто-нибудь, кто разбирается в человеческих чувствах. Кто-то, кто будет знать, что сказать. Но время шло, и Сид затихал понемногу, а тяжелое, безнадежное чувство внутри Слейтера становилось все невыносимее, и он все-таки решился заговорить, пусть даже слова были нелепыми и беспомощными: — Я хотел бы помочь тебе, но не знаю, что сделать. Он сел на пол рядом с Сидом, не обращая внимания, что пачкает одежду кровью, взял плеть, чтобы убрать ее, но только беспомощно отложил в сторону — не смог заставить себя подняться и дойти до кейса. — Если я дотронусь, будет еще больнее. Если бы не это, я бы тебя обнял. Сид притих, потом как-то жалко фыркнул сквозь слезы и выдавил: — Нормально… я нормально… просто «цирюльник»… нервное… бывает… Слейтер не верил тому, что он говорил, но и не оспаривал. И Сид продолжил: -… просто я так долго… — дыхание у него срывалось, и голос хрипел. — А теперь вот… Он так и не сказал, что «вот», но в этом и не было необходимости. Слейтер понимал его и так, и потому лег рядом, не касаясь, достаточно далеко, чтобы Сид не чувствовал даже тепла его тела, и все же достаточно близко, чтобы смотреть глаза в глаза. Ресницы у Сида слиплись крохотными черными стрелками, белки покраснели, и выглядел он как обычный плачущий человек — неприглядно, жалко. Прежний Слейтер, тот, что служил во Дворце и считал людей слабыми, увидев его таким, наверняка почувствовал бы брезгливость, но от того Слейтера осталось, наверное, совсем мало, потому что никакой брезгливости не было. Была нежность, хрупкая и щемящая, и чувство сопричастности. — Это не важно, — сам не зная почему, сказал Слейтер, хотя еще до бегства от «Роджера» — меньше суточного цикла назад — мысль о том, что Сид проиграет Андерсену, привела бы его в ужас. — Андерсен не причинит нам вреда. Ему незачем. Для него тоже все закончилось. Мы справимся. Он не знал даже, с чем он собирался справляться, не знал, зачем говорит все это. Просто говорил. Это тоже было правильным. — Конечно, справимся, — с какой-то непонятной злостью выдохнул Сид. — Я же на это и рассчитывал. Я же, черт меня подери, всегда все рассчитываю… — Даже если бы ты ошибался, или не рассчитывал ничего вовсе, я бы все равно никуда не ушел. Тебе не нужно нести все в одиночку. Сид застонал, закрыл лицо руками, и тут же вскрикнув, дернулся от этого жеста — должно быть, ему было по-настоящему больно касаться себя: — Не слушай меня, Леон. Видно… же, что я не… в себе. Чертов «цирюльник». Всякий раз говорю «больше никогда», и вот он результат. Слейтер был уверен, даже реши Сид действительно никогда больше не играть в стопки, он сделал бы исключение ради Андерсена, но сказал только: — Ты был действительно красив. Глупо, что я это говорю? Сид хмыкнул, скривившись от боли, и ответил: — Шутишь? Я обожаю… выделываться… — по телу его прошла короткая судорога, и последнее он выдыхал уже сквозь стиснутые зубы. Слейтер приподнялся на локте: — Тебе нужно в лазарет? — Просто… отходняк… — выдавил Сид. — Забей. За… понты… надо… платить. Поможешь мне сесть? Слейтер приподнял его, стараясь касаться только ладонями, и снова удивляясь, каким невесомым казалось человеческое тело, и неожиданно признал: — Я раньше не понимал насколько ты сильный. Знал, что это так, но не понимал насколько. — Повезло мне, Леон. Валяюсь на полу и все равно кажусь сильным. Сверхспособность, не иначе, — хмыкнул Сид, немного отдышавшись, и улыбнулся с благодарностью. Слейтеру захотелось улыбнуться в ответ просто от того, как легко и как странно менялось выражение лица у Сида. — Ты не валяешься. Ты сидишь, — хотя сидеть Сид мог, наверное, только потому, что Слейтер его придерживал за плечо. — Отпустишь руку, и я плюхнусь обратно на пол. Отличное выйдет представление. — Я не отпущу. — Поцелуешь меня, Леон? Слейтер даже не удивился просьбе, напомнил только: — Тебе будет больно. — Да плевать. Мне и так больно, хоть какое-то удовольствие получу. Слейтер наклонился к нему, невесомо коснулся его губ своими, слушая судорожный вздох Сида, его тихий стон, наверняка не удовольствия, и отстранился, спросил спокойно: — Что теперь будет? — Да ничего, — ответил Сид. — Я стану спутником второго порядка у «Роджера». — Я не знаю, что такое «спутник второго порядка», — признал Слейтер тихо, прислонил Сида к себе, как мог аккуратно, и спросил. — Можно? Тело Сида напряглось, и расслабилось почти сразу: — Нужно. Точно лучше, чем на полу. Они помолчали несколько секунд, и Сид добавил: — Спутник второго порядка — это корабль, который летает отдельно от армады, но приходит на помощь по зову адмирала. Превопорядчики почти всегда рядом с флагманом, а вторичные даже не во всех операциях участвуют. В общем-то, все останется почти как было, я просто не буду больше сам по себе. — Ты сожалеешь? — Нет. Мне бы стоило, Леон, наверное. Но не жалеется. Алекс… знаешь, если бы он позвал, я бы всегда к нему пришел. Только больше я приду не как лучший враг, а как один из многих. — Кем бы ты ни стал для него, ты никогда не станешь одним из многих, — недовольно поджав губы, отозвался Слейтер. — Опять ревнуешь? — тихо фыркнул Сид. — Совсем чуть-чуть, — признал он. — Спасибо тебе, Леон. — За ревность? — За то, что ты есть. Если бы не ты, я бы так никогда и не смог Алекса отпустить. А теперь… что-то между нами навсегда поменялось, и я рад. Я так долго таскал его за собой на поводке, что так и не понял — нельзя привязать кого-то к себе и не привязать себя к нему. — А со мной? — шепнул Слейтер, наклоняясь к его уху. — Ко мне ты привязан? — Тебя я люблю. ------------------------------------------------