ИГРА ВСЛЕПУЮ

Предупреждения: Как обычно проверено только вордом, так что некоторые ошибки выжили. Тавтологии так точно выжили)) Смелых, которых это не пугает — милости прошу, очередная часть)) *** Когда Уоррен передал ему приказ Сида улетать, Слейтер не хотел подчиняться. Инстинктивно предчувствовал, что ситуация сложнее, опаснее, чем ему говорили. И именно поэтому ничего не сказал против. Ситуация могла быть намного запутаннее, чем казалось с первого взгляда, и единственной возможностью действовать адекватно было слушать того, кто оценивал происходящее полностью. Слушать Сида. Уоррен сказал Слейтеру, что они отправляются на «Роджер» как временные сопровождающие Форкс, и ложь даже могла прозвучать убедительно, если бы Слейтер не понимал со всей отчетливостью — Форкс при Андерсене не нуждалась в сопровождающих. Ей и без того ничего не грозило, не на «Роджере». Уоррен лгал, и, если по справедливости, делал это не слишком хорошо. Слейтер все равно ему подыграл, оправдывая тем, что Сид просто не смог связаться сам, не мог объяснить, почему отправлял их с корабля. Может быть, Слейтер просто не хотел думать о настоящих причинах, которых было совсем немного. О Малкесте. Идеальная возможность расколоть мейстера, и если Слейтер предположил правильно, требовавшая максимальной концентрации. Требовавшая, чтобы никто не мешался Сиду и Ламии, не путался под ногами. Причина на самом деле была не так уж и важна. Слейтер улетел с Уорреном, надеясь только, что с Сидом все будет в порядке. Постарался сохранять спокойствие, потому что от паники и от требований никому не стало бы лучше. Слишком хорошо понимал, что Сид все равно отправил бы его на «Бурю» — после ссоры, разозлившись, и перестав доверять. Став уязвимее перед Малкестой. Слейтер не хотел улетать, но подставлять Сида и Ламию он хотел еще меньше. В конце концов, Уоррену было не легче. «Роджер» принял «Бурю» в одном из шлюзовых отсеков, но разрешения покинуть его не поступало, и Слейтер с Уорреном сидели внутри, делая вид, что ждут. На самом деле они оба ждали вовсе не решения капитана Андерсена. Уоррен не пытался заговаривать, и Слейтер тоже молчал, застыв в кресле. Минуты текли бесконечно медленно. — Ненавижу это дерьмо, — наконец сказал Уоррен, и вызвал проекцию управления. — Мы не можем вернуться сейчас, — бесстрастно напомнил ему Слейтер. Он говорил намеренно спокойно, безэмоционально, потому что не меньше Уоррена хотел бросить все и снова оказаться на «Хаосе». Это было бы глупо и опасно, нелогично и даже нечестно по отношению к Сиду и Ламии, но искушение с каждой минутой становилось все острее. — Расслабься, — невесело хмыкнул Уоррен в ответ. — Пока нас не позвали, мы никуда не летим, я просто собираюсь заказать себе выпивку из синтезатора. Ты будешь? — Я думаю, сейчас неподходящее время для интоксикации. У Уоррена это вызвало кривую усмешку, чем-то напомнившую Слейтеру Сида: — Еще бы я знал, что это такое, эта «инто»-хрень. — Неподходящее время напиваться, — пожал плечами Слейтер, хотя, скорее всего Уоррен просто паясничал. Выпускал таким образом нервное напряжение. Способ был не хуже многих. — Знаешь, Слейтер, док сейчас копается в мозгах самого чокнутого сукина сына, которого я встречал в своей жизни — а я, поверь, повидал немало. Сейчас самое время нажраться в хлам. — Ламия справится, — ровно ответил ему Слейтер, заставляя себя вкладывать в голос уверенность, которой на самом деле не чувствовал. — С ним Хаотик Сид и инквизитор. Они сделают все возможное, чтобы Малкеста не причинил никому вреда. — Ты хоть сам веришь в то, что говоришь? — Уоррен нажал несколько опций на проекции управления, и пищевой синтезатор раскрылся, выдавая заказанную бутылку. Жидкость внутри все еще дымилась, как всегда после синтеза, но Уоррен не стал даже ждать, пока напиток настоится, сразу сделал несколько больших глотков. — Частично, — честно ответил Слейтер. — Я не могу знать, как все обернется. Но могу быть уверен, что если что-то пойдет не так, и потребуется мое вмешательство, я не хочу оказаться пьян. — Тебя самого-то не воротит от того, какой ты правильный? — Я легионер, — Слейтер пожал плечами, считая, что это уже исчерпывающее объяснение. И, в общем-то, это именно оно и было. Слейтера создали, чтобы он был лучше людей: сильнее, правильнее, надежнее. Он уже сделал множество вещей до которых никогда не опустился бы образцовый легионер, и это не вызывало у Слейтера ни стыда, ни желания поступать иначе. Но желание защищать не изменилось, наоборот — с появлением Сида обрело фокус, обрело смысл. И именно поэтому Слейтер не мог позволить себе такие слабости, как истерика, злость или страх. — Иногда от тебя мороз по коже, — неожиданно признался ему Уоррен. — У меня нет причин или желания причинять тебе или команде вред, — спокойно ответил ему Слейтер. — А тебе и не обязательно. Ты бываешь жутким сам по себе. — Просто я не человек. Тебя удивляет выбор Хаотика Сида? — Вот это точно нет. Я уже много лет знаю капитана, легионер из Дворца еще не самое чокнутое, что могло прийти ему в голову. Вообще, если забыть все твои легионерские заскоки, ты вполне сойдешь за нормального парня. — Разве не ты только что говорил, что я кажусь тебе жутким? — уточнил Слейтер. — Хорошего жуткого парня, — не стал спорить Уоррен. Так они и переговаривались еще какое-то время, на самом деле отчаянно желая вернуться. Разговор был бессмысленный и бесцельный, но Слейтер больше не пытался отмолчаться. Все-таки во время разговора было легче переносить ожидание. Полчаса, час. Смотреть на время было бессмысленно, и Слейтер старался этого не делать, потому не мог знать точно, сколько времени прошло. Ожидание закончилось звонком Ламии. Церковник был бледен, но смотрел с привычным снисходительным высокомерием, сквозь которое пробивались страх и усталость: — Возвращайтесь, — сказал он. — Мне нужно с вами поговорить. *** Когда «Буря» доложила в рубку управления «Роджера» о том, что возвращается на «Хаос», ее не стали задерживать. Шлюз медленно раскрылся, выпуская корабль в черноту. Незамеченный приборами «Бури», едва различимой тенью под днищем проскользнул небольшой юркий челнок. Этот челнок влетел в закрывающийся шлюз «Роджера» и приземлился, не спрашивая разрешения на стыковку и не подавая запроса о связи. Когда об этом доложили капитану Андерсену, он разрешил снять челнок с прицела и разрешить пассажирам доступ на корабль, даже не дослушав о результатах биологического сканирования. Словно бы капитан знал, кто именно прилетел к ним. Андерсен действительно знал. Единственный пассажир челнока вышел из шлюза и прямиком направился к рубке, полностью игнорируя реакцию команды, и ни разу не ошибившись коридором. Тяжелые двойные двери разошлись в стороны, пропуская его внутрь, и Андерсен обернулся поприветствовать вошедшего. — У экипажа «Хаоса» входит в привычку обманом проникать на «Роджер». — Я не экипаж, — отмахнулся Хаотик, и без разрешения плюхнулся в кресло второго помощника. — Алекс, предложи мне выпить. Он выглядел плохо: еще безумнее, чем обычно, казался дерганым, выронил сигарету, которую собирался прикурить. Андерсен мог бы легко поставить его на место, и наверняка сделал бы это, если бы не видел в каком Хаотик состоянии. Бить ослабевших было не в привычках капитана «Роджера». Он заказал в синтезаторе А-76 — самый сильный алкогольный микс, который только был в списке, дождался, пока аппарат выдаст ему бутылку, и поставил ее перед Хаотиком. В рубке они были одни, и не имело значения, что могли подумать окружающие. — Ты узнал, что хотел у Малкесты? — Я убил его, — Хаотик нервным жестом открутил крышку и рассмеялся. — Определенно не самое умное, что я делал в жизни. Теперь прячусь у тебя. Андерсен сел напротив него, подтянув к себе гравитационный стул, и спокойно закинул ногу на ногу: — До или после того, как узнал то, что тебя интересовало? — Я видел, что меня ждет, если ты об этом, — Хаотик весело подмигнул поверх бутылки, и Андерсен снова поймал себя на том, что будь ситуация иной, он уже давно поставил бы его на место, но слишком очевидно сквозь браваду и привычную театральность проглядывало нечто иное. Нечто, что Андерсену совсем не нравилось. — Черт, Алекс, если я попрошу тебя мне врезать, что ты ответишь? — Что не нанимался решать твои личные проблемы. Тебе придется найти другой способ почувствовать себя лучше. У нас есть уговор. Ты даешь ответ на мой вопрос, я — отвечаю на твой. — Я сказал бы, что ты слишком холоден, но предпочту отложить жалобы на потом, — Хаотик скривился, сделав еще один глоток. — Я сбежал от Леона. — Разумно не позволять ему видеть тебя в таком состоянии, — спокойно подтвердил Андерсен. Ответом ему стал смех: — Спасибо за оправдание, но это не было взвешенным взрослым решением. Я просто не готов пока смотреть ему в глаза. — Это не имеет значения, учитывая, что ты в принципе не способен на взвешенные взрослые решения. Что с отступником Домиником и Загессой? — Приходят в себя после путешествия в свой личный еретический ад. Им это далось нелегко, Алекс. И по-хорошему бы мне стоило остаться рядом с ними, вот только я сам не на пике формы. Из меня сейчас очень паршивый стабилизатор. Нестабильный. Отвлеченно, Андерсен даже допускал, что мог бы посочувствовать в подобной ситуации, если бы речь не шла о Хаотике. Тот нуждался не в сочувствии. — Я так понимаю, это пресловутая пятиминутка жалости к себе? — бесстрастно уточнил он. — Нечто вроде, — не стал спорить Хаотик. — Я посмотрел видение. Знаешь, на что оно было похоже? На кино, вот только я никогда не стал бы смотреть его дважды. — Тебе в любом случае придется смотреть его дважды, — спокойно напомнил Андерсен. — Сейчас я готов послушать сюжет. Пока готов. Хаотик усмехнулся: — Время-время. Почему-то я затягиваю, хотя именно оно сейчас на вес золота. Андерсен мог себе представить почему, он только не собирался говорить об этом вслух. — Это был Карнавал Плоти, — сказал Хаотик. — В цитадели черных, в главном зале. Мы были там: я, моя душа и Леон. Мы с моей душой изображали из себя черных, Леон был на алтаре. Очень эффектно, все как я люблю. На нас смотрели. А Леон просил меня «не делать этого». Знаешь, он вообще-то довольно принципиальный, мой Леон. Не любит показывать слабость. И тут, при всех ублюдках-черных, при всех этих жадных до боли суках, он попросил меня. И знаешь, что я сделал? Хаотик говорил так, будто оно уже произошло, и легко было представить, что для него все уже случилось. Случалось в его сознании снова и снова, бесконечным повтором, с того момента, как он увидел видение. Андерсен отказывался жалеть этого человека. — Я перерезал ему горло, — Хаотик приставил механический мизинец к своему горлу и провел, медленно, словно смакуя, и рассмеялся — жутко, безнадежно. — От уха до уха. Андерсен отказывался испытывать жалость. Для него перерезанное горло легионера Слейтера не значило ничего кроме задачи, которую нужно было решить. — Но самое лучшее, настоящая соль всей шутки, Алекс. Я видел себя, и знаешь, что я тебе скажу? Это был я. Не психованнее и не безумнее, чем обычно. — Что ты видел еще? — Тебе нужно еще? В чем дело, Алекс, после пыточного кресла простое вскрытое горло кажется тебе слишком пресным? — Мне все больше кажется, что легионер заставляет тебя деградировать, — сухо заметил Андерсен. — Речь идет о Дворцовом Охраннике, лучшем боевом модифеканте из ныне существующих. Едва ли перерезанное горло способно его убить. — Мгновенно, Алекс? Нет. Но черные и не стремятся сделать все быстро. Леон вынослив, но даже он может пережить не все. — Ты убежден, что эту рану он зарастить не в состоянии, — Андерсен не стал превращать это в вопрос, прекрасно понимая, что если бы у Хаотика оставалась надежда, тот вел бы себя иначе. — Я это видел, Алекс. По его глазам. Он умирал там на алтаре. — Ты пришел ко мне за ответом или чтобы я погладил тебя по голове и подтвердил, что все безнадежно? За последним тебе придется идти к кому-нибудь другому. Хаотик снова сделал большой глоток, и покачал головой: — Я не вполне адекватен. Хотя я всегда не вполне адекватен, так что действительно пора переставать ныть, — он потер лицо и усмехнулся. — Хаотик Сид снова в строю, капитан. Готов слушать и слушаться. Андерсен всегда считал, что когда тот принимался строить из себя военного, это выглядело еще неестественнее прочих его кривляний. — Ты не можешь заменить легионера обманкой, не успеешь создать клона, — спокойно перечислил Андерсен. — Убить не убивая, Алекс. Я не случайно спрашивал именно это. — Убить, не убивая или убить не навсегда? — спросил Андерсен, и почти увидел, как в голове Хаотика что-то щелкнуло. Как тот понял. В общем-то, было странным, что решение — такое элементарное — не пришло ему в голову раньше. — «Саван», — сказал он. И Андерсен равнодушно пожал плечами: — Или «Некро», или «дэд-1456». Вариантов много. «Саван» был препаратом для имитации смерти, используемым разведчиками, и позволял на непродолжительный рок остановить жизненные показатели. К тому же он был достаточно распространенным, был в запасе любого сб-подразделения. Хаотик вскочил с кресла, засмеялся, встрепывая волосы: — Не могу поверить, что не подумал об этом раньше. — Я тоже, — сухо заметил Андерсен. — Обычно тебе не свойственно упускать такие очевидные решения. — Леон действительно заставляет меня глупеть, — он подмигнул. — Поверь, я не против. Если я использую «саван» у меня будет от четырех часов до полусуток, чтобы вытащить Леона. Меньше, если учесть его природную регенерацию. — Тебе стоит проверить, как препарат действует на его ткани. — У моей души есть все образцы — кровь, волосы, кожа. Проверка не займет много времени. Все-таки у меня два церковника на борту. Даже если «саван» не подойдет его всегда можно модернизировать. И «саван» не даст ему умереть — тот, кто уже мертв, фактически бессмертен. Нужно придумать только, как вывезти его из Цитадели и отправить в регенератор, и все может получиться, — Хаотик сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и повторил тихо. — Черт побери, Алекс, все действительно может получиться, если мы сумеем отвлечь черных достаточно, чтобы сбежать. Андерсен сплел пальцы и посмотрел ему в глаза: — Я могу предложить тебе отличный отвлекающий маневр. *** Уоррен побил свой личный рекорд по скорости стыковки. Почему-то казалось очень важным увидеть Ламию как можно скорее, убедиться, что тот в порядке. Хотя Ламия, как бы он ни храбрился, был явно не в порядке. И все же он оставался собой, тем, кто мучил Уоррена три года, тем, кого за этот недолгий срок Уоррен успел увидеть самым разным — расстроенным, страстным, злым, раздраженным, умиротворенным, счастливым… Если бы Уоррен мог, он хотел бы сделать из всех этих моментов защитный кокон, обернуть Ламию им, чтобы тот больше никогда не сомневался в себе. Должно быть, Ламия все-таки чувствовал нечто подобное, потому что когда открылся люк «Бури», и Уоррен спрыгнул на пол в шлюзовом отсеке, не дожидаясь пока опустится трап, Ламия уже ждал внизу, смотрел на Уоррена, и что-то было в его глазах, от чего страх, сжимавший внутренности весь последний час, немного отпустил. Ламия не стал черным. Черный не смог бы так смотреть — с такой режущей по-живому нежностью, с затаенной благодарностью. Если бы не легионер, Уоррен уже бросился бы вперед, уже обнимал бы, но Слейтер спрыгнул рядом, спросил коротко, по-военному: — Где он? Ему не нужно было уточнять, о ком речь, не нужно было ничего объяснять. И, если уж на то пошло, отсутствие капитана заставило напрячься и Уоррена тоже. Не то, чтобы он всерьез боялся, что с Сидом что-то случится, все-таки тот всегда был чрезмерно удачливым и живучим сукиным сыном. Но речь шла о Малкесте, капитан мог не умереть, зато съехать с катушек еще больше, чем обычно. — На «Роджере», — ответил Ламия. — Он улетел, не встретившись с нами? — холодно спросил Слейтер, но под этой холодностью, Уоррен чувствовал его растерянность. Отчасти даже разделял ее. — У него появились неотложные дела. — Ты увел нас, — сказал Слейтер. — Ты срочно вызвал нас сюда, чтобы он не встретился с нами там, — сделал вывод Слейтер. — Зачем? — Об этом лучше спросить его самого. Уоррен никогда не считал себя излишне сентиментальным, и все же, в тот момент ему стало жаль Слейтера. Легионер не поник, не стал злиться, он просто как-то потух разом, словно из генетически усовершенствованного существа вдруг в один миг превратился в… почти в человека, усталого человека. Ламию это взбесило, Уоррен видел еще до того, как тот открыл рот. — В отличие от того, что ты о себе думаешь, животное, не все вертится вокруг тебя. Хаотик не обязан докладывать о каждом своем шаге. — Я не требую ничего подобного, — холодно отозвался Слейтер. — Я всего лишь думаю, что в данной ситуации, он мог бы дать о себе знать. Уоррену откровенно не нравилось, к чему шел этот разговор, и он решил вмешаться: — Эй, может, хватит выяснять кто кому и чего должен? Капитан улетел, у него на то свои причины. Мог бы позвонить, но не позвонил, толку злиться? — Речь не о том, что Хаотик Сид не желает говорить мне о каких-то своих планах, — резко ответил Слейтер. — Речь о том, жив ли он вообще, о том в каком он состоянии. Я не идиот, я осознаю, зачем он убрал меня с Хаоса. Он собирался ломать мейстера. Теперь Хаотик избегает меня. Он не стал бы этого делать, если бы все было в порядке. Ламия улыбнулся ему в ответ тонко и зло: — Иногда, наблюдая твою логику, я всерьез задаюсь вопросом, твоя непроходимая тупость — это врожденный дефект или профессиональная деформация? Я уже сказал тебе четко и вполне понятно — Хаотик улетел срочно, и ему некогда было названивать своей безмозглой подстилке. Я доходчиво выражаюсь, или хочешь, чтобы я повторил Высоким Слогом? Слейтер поджал губы, выпрямился и отчеканил: — Бессмысленно повторять оскорбления, я в любом случае их проигнорирую. Речь шла не обо мне, не о моих дефектах или умственных способностях. Я хочу знать, что с Хаотиком Сидом. Говоря напрямую, я не верю, что, будь с ним все в порядке, он прятался бы от меня. — Говоря напрямую, я не обязан давать ответы каждой безмозглой блондинке, которая их требует, — отпарировал Ламия, с привычной снисходительностью церковника, и все же сквозь нее все-таки пробилась усталость. Ламия мог язвить, мог злиться, но под всем этим он и сам был далеко не в порядке. Он просто никому не показывал. Если бы ни это, Уоррен вряд ли решился бы вмешаться снова. Вряд ли посмел бы просто притянуть Ламию к себе, посмотреть легионеру в глаза и сказать: — Слейтер, отвали. Тот оказался рядом так быстро, что Уоррен не успел увидеть, вторгся в личное пространство, и, черт побери, это действовало, потому что не дернуться назад стоило Уоррену огромного труда. — Я должен знать, что произошло, — с нажимом сказал Слейтер. — Мне это необходимо. — Отойди или я активирую кандалы, — тихо ответил ему Уоррен. — Скажи мне, — попросил Слейтер, глядя на Ламию. — Пожалуйста, мне нужно… Договорить он не смог. Судорога прошла по всему его телу, исказила лицо болью и швырнула на колени. Уоррен резко повернул голову к Ламии, и тот спокойно отстранился, аккуратно обошел корчащегося на полу Слейтера и сказал: — Это существо меня утомило. Идем отсюда. Уоррен нагнал его уже в коридоре, резко дернул за плечо, разворачивая к себе и намереваясь стребовать ответ, какого черта это только что было, и замер, поперхнувшись воздухом. Ламия молчал, смотрел на него своими невозможными черными глазами, и не пытался оправдаться. Уоррен судорожно вдохнул, прижал Ламию к себе и уткнул носом в свое плечо, шепнул сбивчиво: — Прости. Я такой идиот, прости, док. — У меня имя есть, — выхолощено отозвался Ламия, и Уоррен поцеловал его, чувствуя, как горчит поцелуй и как постепенно расслабляется напряженное, будто струна тело в его руках. — Ты как? — спросил Уоррен, хотя уже знал, чувствовал ответ. — Ужасно, но я не умру, — цинично усмехнулся Ламия и вдруг уткнулся лбом ему в плечо. — Мне плохо, Уоррен. Мне плохо, но, по крайней мере, это все еще я. Уоррен успокаивающе погладил его по спине, и шепнул: — Сейчас я хотел бы быть, как ты. — Едва стабильным, высокомерным недоноском? — цинично уточнил Ламия, припомнив время, когда они еще не были вместе. Вопреки всей ситуации, это заставляло улыбнуться. — Я бы просто хотел знать, как вложить в тебя немного радости, — неуклюже пояснил Уоррен, и неожиданно Ламия рассмеялся. Сложно было судить, сколько в этом смехе радости, а сколько истерики, но все же это был смех. Уоррен понятия не имел, чем его вызвал и чувствовал себя дураком, а Ламия, отсмеявшись, ткнулся носом ему в плечо, скользнул пальцами по пряжке ремня Уоррена и фыркнул: — Определенно есть один очень простой способ вложить в меня немного радости. Ректально. — Придурок, — буркнул Уоррен и поцеловал его. — Что теперь будет? За последние дни он уже не раз задавал этот вопрос и всегда его ненавидел. Да и ответы разнообразием не отличались. — Не знаю, — ответил Ламия, помрачнев. — Сейчас Хаотик улетел к Андерсену, и улетал он не в лучшем состоянии. Полагаю, если он вообще способен на истерику, это была она. — Что он увидел? — Смерть Слейтера. Его подкосило не это. Его подкосило то, что он был собой, когда убивал. Неправильно было испытывать радость в такой ситуации, и все же Уоррен не мог заставить себя сожалеть. Если капитан не сойдет с ума, это ведь означает… — Не обязательно, — тут же ответил ему Ламия. — Я все еще могу стать черным на самом деле. Хаотик не знает, что со мной будет. Это не то, что можно определить на первый взгляд. — Себя же он определил, — упрямо сказал Уоррен. Расставаться с надеждой не хотелось. Было бы так просто поверить, что все позади, что осталось только отыграть нужное количество действий и пророчество пройдет стороной, сбудется с желаемым результатом. Ламия, должно быть, хотел этого тоже, или хотел, чтобы Уоррен в это верил, потому что он открыл рот что-то сказать, и было видно — соврет. Выгородит уродливую ситуацию так, чтобы ему, Уоррену, великовозрастному придурку, было легче. Закроется, чтобы не делать хуже. — Не говори, ничего, — попросил Уоррен перебивая так и не сказанные слова. — Не надо. Мы прорвемся, а может и не прорвемся, но давай хоть без вранья. Он инстинктивно почувствовал, что сказал что-то правильное, единственно верное, потому что Ламия чуть расслабился, словно на секунду ему стало легче, и коротко кивнул: — Я хотел бы, чтобы все уже кончилось, — честно признал он. — Я просто не знаю, Уоррен. Я чувствовал сознание Малкесты, и там… так спокойно. Так хорошо, как было когда-то в Цитадели. Так мирно, так… чисто, как было когда-то, когда я сам еще жил в Цитадели. Раньше я бы отдал все, чтобы туда вернуться. — А теперь? — чувствуя, что сипит голос, спросил Уоррен. — А теперь я сам себе не принадлежу, — чуть улыбнулся Ламия. — Чужим не расплатишься. Уоррен стиснул его почти до боли и прижал так крепко, как только мог, наверняка оставляя синяки, выдохнул сквозь ком в горле: — Не принадлежишь, док. Ты теперь мой и никому я тебя не отдам, тем более в уплату. Не отдам. Это было отчаянной просьбой и требованием одновременно. Не уходи! Ты не можешь меня бросить, ты мне нужен! И, Уоррен был в этом уверен, Ламия откликнулся на это, отступил от безумия черных, даже если сам того не понимал. Уоррен чувствовал, Ламия не сойдет с ума. Теперь — не сойдет. *** Андерсен окликнул его, только когда Хаотик уже забирался в свой челнок. То, что капитан всей армады вышел проводить его до шлюза, вызывало шепотки, но все же приглушенные. В некоторые вещи никто не хотел лезть. Кроме Хаотика и капитана «Роджера» в шлюзе никого не было, не считая пары техников, которые старались вести себя как можно незаметнее. — Ты рискуешь, оставляя легионера возле себя, — сказал Андерсен, когда Хаотик обернулся. — Не надо говорить вещи, которые я и так знаю, Алекс. Неформальное обращение, будь рядом кто-то из команды рангом повыше, заставило бы людей кривиться, но рядом не было никого кроме пары техников, достаточно умных, чтобы не вмешиваться. — Бессмысленно тянуть дальше, — заметил Андерсен. — Сейчас он играет против нас. Он слабое звено всего плана. — Тогда к черту план, — весело засмеялся Хаотик, и вдруг перестал, будто смех выключили. — Шучу, Алекс. Просто дай нам попрощаться. Возможно, другой возможности у нас не будет. — Все ваше «будет» держится на том, что мы задумали, — жестко возразил Андерсен. — Не затягивай с прощанием. Хаотик кивнул и скрылся в челноке, и уже оттуда донеслось: — Сутки. Дай нам суточный цикл, и я отошлю Леона сам. *** Больше всего Слейтера удивило даже не то, что Ламия использовал на нем кандалы, оглядываясь назад он все-таки понимал, что церковник в тот момент оказался нестабилен, а то, что все это стало неожиданностью. Слейтер забылся, позволил себе закрыть глаза на то, где находится и с кем. О том, что его окружают люди, и как люди склонны реагировать на легионеров. Боль — выворачивающая внутренности, обжигающая и электрическая — стала шоком, наложилась на страх, злость и обиду. С Сидом было что-то не так, раз он сбежал, он мог быть ранен, прятаться от Слейтера, не давая себе помочь. Слейтер отдавал себе отчет, что, возможно, видит двойное дно там, где его нет. В конце концов, Ламия мог говорить правду. Сид улетел срочно, потому что был разговор, который необходимо вести лично, не через коннект, что Сид не хотел отвлекаться ни на что постороннее. Слейтер допускал такой вариант, допускал, но не верил в него. Не после того, что показал ему Загесса. Если бы с Сидом все было в порядке, он нашел бы время дать о себе знать. По крайней мере, в ситуации, когда Слейтер сходит с ума от беспокойства. Действие кандалов давно закончилось, но он все равно оставался в шлюзе, ожидая сам не зная чего. Наверное, возвращения Сида, что было бы совсем убого с позиции образцового легионера. Впрочем, Слейтер давно смирился, что не является образцовым легионером. Даже не мог сказать, что хотел бы им быть. Не было никакой гарантии, что челнок Сида вернется на корабль именно через этот шлюз, на «Хаосе» были и другие подобные отсеки, и, если бы Слейтер руководствовался логикой, он ждал бы в рубке управления. Но Слейтер уже давно перестал руководствоваться логикой, стал позволять своим чувствам больше, чем разуму. Принял, что доверять им, не всегда означает слабость, не обязательно приводит к ошибке. И когда прозвучал предупреждающий сигнал, Слейтер даже не стал уходить за ограждение, только включил силовой скафандр — навязанная Сидом игрушка пришлась очень кстати — и приготовился ждать. Двери шлюза разошлись, совсем немного, пропуская юркий черный челнок, и Слейтер прищурился, стараясь разглядеть его получше, будто мог увидеть сквозь его матово поблескивающие бока пассажира внутри. Челнок сделал круг по отсеку, выбирая просвет для внутренней стыковки. Завис напротив стыковочной платформы, и Слейтер прикинул высоту. До площадки было около десятка метров, совсем немного. Можно было бы воспользоваться лестницей, но это было дольше, и Слейтер просто прыгнул. Перемахнул через ограждение на площадке, и застыл у выхода из челнока. Когда шлюзовой отсек снова наполнился воздухом, дверь отъехала в сторону, и Слейтер отключил скафандр. — Привет, Леон. Сегодня ты вместо торжественной делегации? — спросил Сид, небрежно салютуя ему незажженной сигаретой. Слейтер не ответил, рассматривая его, и вопреки всей логике ища повреждения, хотя физических повреждений на Сиде быть не могло. В конце концов, он летал к, пусть спорному, но союзнику. — Ты так внимательно меня рассматриваешь, дай угадаю, кто-то написал на Хаотике плохое слово? — В данный момент, я сам готов это сделать, — подчеркнуто бесстрастно ответил ему Слейтер, приближаясь — медленно, чтобы не спугнуть. Он не просто смотрел на Сида, он впитывал его присутствие, осознание его рядом, и пытался понять, что не так. Понять не получалось, только почувствовать. — Что произошло? — Тебе с самого моего детства или ограничишься последней парой лет? — Меня больше интересуют последние несколько часов, — осторожно заметил Слейтер. — Вы сломали Малкесту. Он мог бы превратить это в вопрос, но не видел смысла. — Новости-новости, — рассмеялся Сид, но было за его смехом что-то неприятно обреченное, будто рана под медицинской пеной. Словно смех был для Сида его личным лекарством-обезболивающим. — Вечно они летают быстрее, чем я. Еще немного, и я начну думать, что я плохой пилот. Как дела у падре и моей души? — Ламия ушел с Уорреном. Инквизитора я не видел, — Слейтер мог бы рассказать про кандалы, выплеснуть обиду — и это было достаточно убого само по себе, что Слейтер чувствовал обиду на Ламию, приглушенную, постыдную, но чувствовал — но выплеснуть обиду означало перевести разговор на другую тему. Оно того не стоило. — Ты не ответил на мой вопрос. — Я не услышал вопроса, — фыркнул Сид. — Ты путаешь меня с падре, Леон. Я великолепен, но мысли все же не читаю. — Что произошло. — Разве ты сам еще не ответил на свой вопрос? Мы сломали Малкесту. Ну, разве это не повод выпить? — Ты убил его? — Бинго и кофеварка. Конечно, я его убил, — Сид сложил пальцы наподобие пистолета и «выстрелил» перед собой. — Шучу. Я его не застрелил. Я его зарезал, — он блаженно прикрыл глаза, провел пальцем по горлу и сладко выдохнул, а Слейтера внутренне прострелило от неправильности этого жеста. — От уха до уха, Леон. — Он был ценным источником информации. — «Был», Леон. Почему-то сейчас это звучит как музыка. Попробуй напеть. Быыл… был, да, мне определенно нравится, — Сид рассмеялся снова, а Слейтера все не отпускала мысль, что на самом деле ему совсем не весело. — Ты убил его, потому что он представлял угрозу? — Ты снова думаешь обо мне слишком хорошо. Я убил его, потому что мог и хотел. Причем хотел я давно, но только теперь смог сделать это безнаказанно. Слова звучали логично, правильно и, должно быть, именно потому казались фальшивкой. Неприятно царапали что-то внутри, и Слейтер вдруг понял почему — Сид закрывался, как закрывался от него всегда, когда ему было больно, когда он сомневался в чем-то важном. Теперь, после того, что показал ему Загесса, Слейтера это даже не злило. Наверное, потому что теперь он отчетливо понимал, что Сид так защищается. Непобедимый Хаотик Сид — это был образ, который он тщательно создавал, на который опирался, который использовал, и в который сбегал, как в защитную раковину. Маска была похожа на его настоящее лицо, и потому так легко был перепутать, и все же речь шла о маске. Слейтер знал только один способ заставить Сида перестать закрываться. Попросить. Он так и сделал: — Перестань. Пожалуйста. — Разве я что-то делаю, Леон? — Сид подмигнул. — Или ты так странно просишь меня отмотать назад и не убивать Малкесту? — Я прошу тебя не притворяться для меня. Я все равно вижу, когда ты закрываешься. Это больно. — Больно, Леон? — Сид неприятно улыбнулся. — Нет, это — не больно. Но мы не будем снова возобновлять старый спор, — он сделал глубокий вдох и неуловимо переменился, добавил устало, пародируя какое-то телешоу, должно быть. — И с вами снова ваш любимый мудак, Хаотик Сид. Извини, Леон. Что-то я сейчас не в форме. Искушение поверить ему было велико, Сид говорил так, как говорил, когда открывался Слейтеру, так же смотрел, и все же это тоже была маска. Слейтеру просто на сей раз выдали более соответствующий ситуации ее вариант. Но этот вариант, по крайней мере, позволял ему приблизиться, прижать к себе. Сид не сопротивлялся, был расслаблен и именно эта расслабленность — показная, намеренная — выдавала его с головой. — Я же попросил, — шепнул ему Слейтер. — Я все равно знаю, что это не правда. — Хотел бы я знать, откуда, Леон. — Я тебя чувствую. Потом они молчали. Слейтер был за это благодарен. После того, как Сид отослал их с Уорреном, даже не позвонив лично, после того, как сбежал к Андерсену, оставив Слейтера мучиться, не зная, что случилось, после всего этого не хотелось хотя бы вранья. Слейтер просто стоял, прижимал Сида к себе, и думал о том, что соприкосновение тел это тоже по-своему разговор, и оно намного честнее слов. — Знаешь, Леон, эти обнимашки — самое стремное и сопливое, что я делал в жизни, — наконец признал Сид, и Слейтеру захотелось выдохнуть от облегчения, потому что вот это короткое обращение было настоящими. Сид не притворялся больше. — Я тоже, — ответил Слейтер, и прижал его чуть ближе, хотя, казалось бы, куда ближе. — Не раздави, — выхолощено попросил Сид, и почему-то показался Слейтеру намного старше, чем он был. — Иногда мне хочется, — честно признал Слейтер. — Не всегда понимаю, что меня удерживает. — Кандалы, Леон. Тебя удерживают кандалы. — Тебе не нужно от меня закрываться. Я никогда не ударю. Сид фыркнул, но в этом тихом звуке было больше благодарности, чем насмешки, и ответил: — Не зарекайся, Леон. Ты не знаешь, что будет дальше. — Я все равно не смогу применить насилие, — напомнил Слейтер. — Я слишком боюсь случайно тебя убить. Слейтер обожал, когда Сид так смеялся. Искренне, заливисто и очень открыто. — Поверь мне, Леон, это последнее, чего тебе стоит бояться, — отсмеявшись и утирая невольно выступившие на глазах слезы, сказал он. — Знаешь, иногда с тобой я чувствую себя еще большим психом, чем обычно. И одновременно почти нормальным. Веришь? — Верю, — ответил ему Слейтер, и признался. — Я люблю, когда ты такой. — Размазня? — фыркнул Сид, ехидно улыбаясь. — Мой. Слейтер почти слышал щелчок, с которым что-то в Сиде поменялось — мгновенно, так быстро, что даже легионеру было тяжело уследить. Меньше секунды и спокойная, какая-то даже усталая открытость в Сиде сменилась голодом — яростным, всепоглощающим. Сид дернул Слейтера на себя, впился в губы поцелуем — жестким, болезненным, почти злым, зарылся пальцами в его волосы и судорожно сжал, словно подстегивая к чему-то. Почему-то именно от этого жеста Слейтер загорелся в ответ, почувствовал, что ему тоже необходимо — быть рядом, прикасаться, трогать губами, притираться кожей. Завелся от первой пешеходной и до сверхвысшей космической — мелькнула и пропала идиотская мысль, и звучала она почему-то ехидным голосом Сида. Сид был повсюду — его руки, губы, его запах, его прикосновения. Слейтер пропитывался ими, заражался безумием и голодом, и все равно казалось, что отчаянно мало, что нужно еще, и Слейтер пытался взять это еще — жадно, страстно. Зарывался пальцами в волосы, притягивал к себе для нового поцелуя, совершенно забыв про страх причинить вред. Этот страх был бессмысленным и глупым, тело само подстраивалось, пальцы сжимали, оставляя синяки, но не ломая хрупкие человеческие кости, руки стискивали до боли, не боясь раздавить. Сид отвечал тем же, перемежал поцелуи укусами, впивался ногтями в плечи. Треск разрываемой ткани вспорол воздух, словно прочертил границу между окружающим миром и ими. Это было безумие, голодное, совершенно нелогичное, и Слейтер делил его с Сидом. Жажда близости переполняла, больная и отчаянная, и отравленная подспудным пониманием — все заканчивается. Время почти вышло. Слейтеру хотелось крикнуть, что так нечестно, что еще немного — совсем немного, но кричать не оставалось дыхания. Можно было только стонать, подаваться под прикосновения, насаживаться на пальцы, ловить губами чужие сорванные вдохи. Сид был жесткий, резкий и невыносимо близкий, настоящий. Это ты, хотел сказать ему Слейтер. Это настоящий ты. Ты настоящий только когда ты со мной. Было больно, холодный металл перехода обжигал спину, и тело Сида казалось пышущим жаром. Этот жар просачивался в Слейтера вместе с жаждой, захватывал, подчинял себе. Слов не было, Сид говорил с ним телом, торопливыми, растерявшими всякую видимость контроля прикосновениями, словно оголодав, он пытался насытиться впрок, запомнить руками, впитать запахи и звуки. Слейтер тянул его на себя, к себе, отдавал все, что мог отдать и забирал себе все, до чего мог дотянуться. Ты никогда меня не забудешь. Любой из них мог бы это сказать, но никто не готов был произнести «никогда» вслух. Так оно и висело над ними, невысказанное и неназванное, заставляя поцелуи горчить, и пальцы цепляться отчаяннее. Сид вбивался Слейтера жестко, словно хотел оставить отметины у него внутри, смотрел в лицо и будто искал в нем что-то. Слейтер не закрывал глаз, удерживал Сида взглядом, и тот вдруг замер, словно заново его увидел. В чем дело? — хотел спросить его Слейтер, но Сид вдруг медленно подался назад, тягуче и сладко. — Что.? — выдохнул Слейтер, и сдавленно застонал, когда Сид так же медленно вдвинулся в него снова, поцеловал глубоко, словно обещая что-то, и оторвался глядя Слейтеру в лицо. Последний глоток, мелькнуло в голове Слейтера. Он делает последний глоток. Подожди, хотелось ему попросить. Еще немного, совсем немного, дай нам еще чуть-чуть времени, но тело брало свое, заставляло выгибаться, извиваться под Сидом, в бесполезной попытке насытиться им. Ты мне нужен. Ты нужен мне, как воздух. Ты мне тоже, Леон. Вдохни поглубже наш последний глоток. *** После они, не сговариваясь, перебрались в каюту Сида. Одежда Слейтера была разорвана и сам он, должно быть, выглядел, как человек после нападения, но это уже не имело значения. В каюте было тихо и темно, но зрение легионера все равно позволяло разглядеть все до мельчайших деталей. Ничего не изменилось, все осталось таким же, каким Слейтер увидел его, впервые открыв на «Хаосе» глаза. Все, кроме самого Слейтера. И кроме Сида. — Ты собираешься отослать меня с «Хаоса», — сказал Слейтер, глядя в иллюминатор, просто не мог заставить себя смотреть на Сида. Слишком боялся сорваться. Сид промолчал, даже не дотронулся, и Слейтеру захотелось обернуться. Он заставил себя этого не делать и сказал: — У нас должно было быть больше времени. — У времени есть такая неприятная особенность, — Сид тихо фыркнул, подошел ближе и, наконец, прикоснулся. — Я хотел бы надышаться тобой впрок, Леон, но никто не может надышаться впрок. — Ты мог бы просто не отпускать меня, — Слейтер обернулся в его руках, не сдержался и все-таки сказал. — У нас есть еще время, и ты не можешь быть уверен в пророчестве. Мы могли бы попытаться его изменить. — Мы могли бы, Леон. Но все равно придем к одному и тому же. Только это будет больнее. — Я не боюсь боли, — ответил ему Слейтер, прижал его ладонь к своей щеке в отчаянном, уязвимом, насквозь человеческом жесте и попросил. — Дай нам еще немного времени. Ты обещал мне. Сид зарылся пальцами в его волосы, заставил наклониться и коснулся лбом лба: — Мне не стоило этого делать. Псих, пират и убийца, я взял на себя слишком много, Леон, взял на себя обещание, которое не могу потянуть. Не правда, хотел сказать ему Слейтер, ты мог бы, мы вместе — смогли бы, но Сид потянул его на себя, и внезапно с какой-то ледяной четкостью Слейтер понял: в последний раз. Было горько и сладко, и хотелось вернуться назад и сказать самому себе: не трать времени, не разменивайся на мелкие обиды, не ставь условий. Когда в рот скользнула таблетка, и мир потерял четкость, Слейтер почти не удивился. *** Вызов от Хаотика пришел, когда Мина уже спала, и ее настроения это совсем не улучшало. С обязанностями, которые свалились на нее после смерти Кайссера, она вообще мало спала — всегда что-то мешало. Хаотик казался изможденным, старше своих лет, но улыбался, как обычно. — Ты издеваешься, ублюдок? — устало спросила она. — Что из фразы «я не хочу, чтобы меня связывали с убийством Кайссера» ты не понял? — Я просто соскучился, моя прекрасная Мина, — легко отозвался Хаотик, подмигнув. — А всегда, когда я начинаю скучать, я звоню тебе по делам. — Я отдала тебе то, что ты просил. Никаких дел у нас больше нет, — мрачно отозвалась Мина, хотя прекрасно понимала, что Хаотик не отцепится так легко. У мудака был рычаг давления на нее, и он сам об этом прекрасно знал. — Как холодно, после того, что между нами было, я рассчитывал на более теплый прием. Расслабься, моя прекрасная Мина. Сегодня я просто принес тебе подарок. — Все твои подарки с подвохом. — Этот тоже, но тебе понравится мой подвох, он обещает тебе изрядную прибыль. Помнишь, Леона? Легионера Сайфер помнила, забыть было бы сложно: — Что с ним? — О, с ним все в порядке, кроме маленькой неувязки в отношениях. Видишь ли, он мне надоел, и я подумываю его продать. А тебе предлагаю стать посредником, ты любишь деньги не меньше меня, но у тебя больше связей. Проще найти покупателя. Что скажешь? Предложение было не тем, чего Мина ожидала, и хотя звучало оно в точности, как Хаотик, которого она знала, что-то выбивалось, царапало неправильностью, стоило вспомнить бой легионера на арене. — Легионер… сражался за тебя, — заметила она, не говоря пока ни да, ни нет, пытаясь разобраться в ситуации. — И поверь, это было отличное шоу. Увы, на меня никто не нападает достаточно часто. Легионер не окупает себя. — Ради него ты отрезал себе палец. — Ради него? Брось, моя прекрасная Мина. Леон еще мог на это купиться, но тебе стыдно верить в такие спектакли, — он рассмеялся и прикусил искусственный мизинец. — Я сделал это ради понта. Это звучало почти правильно, в точности, как Хаотик, которого Мина знала и терпеть не могла, и именно поэтому она насторожилась. С ним никогда и ничего не могло быть так просто. — Кайссеру ты говорил совсем другое, — сухо заметила она. — Правда? — у ублюдка хватило совести рассмеяться. — Я многое говорил господину Кайссеру, и где он теперь? Не стоит слишком верить моим словам. Под этим Мина могла бы подписаться. Она, если честно, не тешила себя надеждой, что Хаотик исчезнет насовсем, но рассчитывала, что время передышки продлиться подольше. — Я и не собиралась. Все твои выгодные сделки дурно пахнут. Зачем мне ввязываться в авантюру с легионером? Если уж на то пошло, его все еще ищет Империя. Хаотик снова рассмеялся и задумчиво погрозил ей пальцем, заставляя внутренне поморщиться. Она ненавидела эти позерские замашки: — Империя, моя прекрасная, ищет меня. Легионер — это пролитое молоко, о котором никто не станет плакать. Винтик системы, не так уж он и важен. А ты все равно не откажешь мне в помощи. Потому что иначе, — он игриво подмигнул и широко улыбнулся, — я превращу твою жизнь в ад. Вот теперь они говорили всерьез, и Мине это совсем не нравилось, делало ситуацию хуже, чем она думала поначалу. Впрочем, с Хаотиком ожидать иного было бы бессмысленно. Ублюдок играл в хорошего пирата только пока ему подыгрывали. Или, если ему не оставляли выбора. — Ты ведь знаешь, куда я могу засунуть тебе твои угрозы? — лениво спросила Мина со спокойствием, которого на самом деле не чувствовала. Хаотик, захоти он играть грязно, мог бы изрядно усложнить ей жизнь. — Мне всегда казалось, что в сексе ты предпочитаешь наоборот. — В сексе я предпочитаю не с тобой. Пока что ты не назвал мне ни одной причины снова ввязываться в авантюру. Равону еще лихорадит после смерти Кайссера, все знают, что его убил ты. И теперь ты пытаешься спихнуть мне своего легионера? Он задумчиво покрутил в пальцах перо в своих волосах, и Мина почувствовала, что ее пальцы непроизвольно дернулись повторить жест. Собственная реакция раздражала, все-таки, сама того не замечая, переняв его стиль, Мина переняла слишком многое еще. — Давай сократим торги, моя прекрасная. Ты ведь понимаешь, что такое легионер за пределами Дворца и сколько он может стоить. Это деньги которые, согласись, стоят риска. А если для тебя этого недостаточно, то ссориться со мной, как ты сама знаешь, определенно того не стоит. — Почему ты так стремишься избавиться от легионера? Сид достал сигареты, прикурил, ничего не отвечая, и выбешивая каждым позерским колечком дыма, но Мина не спешила отключать коннект. Все-таки, Хаотик действительно при желании, фигурально выражаясь, мог взять ее за яйца. — Чего именно ты хочешь? — наконец сухо спросила она. — Просто перепродай Леона. Семьдесят процентов суммы можешь забрать себе, я сегодня щедрый. — Перепродать кому-то конкретному? — уточнила она. — И, клянусь, если ты сейчас додумаешься, что я должна перепродать его черным, я пошлю тебя нахер. Что-то странное мелькнуло в лице Хаотика, но слишком быстро, чтобы Мина успела разобрать. Да и бесполезным это было занятием — разгадывать Хаотика Сида, ублюдок менялся так же часто, как делал вдохи и выдохи. — Продай тому, кто предложит большую цену. *** Слейтер просыпался урывками, так, как никогда не просыпался раньше, так, как легионер просыпаться не мог. Его сознание выныривало, быстро и четко с полной расслабленности в абсолютную собранность, но потом возвращалось обратно, словно какой-то бесплотный голос уговаривал — отдохни еще немного, ты не хочешь бодрствовать. Слейтер не успевал даже удивиться своему странному состоянию, снова проваливался в зыбкое, полное тревожных видений небытие, чтобы через какое-то время снова рывком вынырнуть в сознание. В конце концов, его разбудили голоса. Кто-то ругался, вдалеке, так что, даже напрягая слух, Слейтер не мог разобрать слова. Только обрывки фраз и отрывистые жесткие интонации. Накатило одуряющее, захлестывающее паникой осознание — он больше не на «Хаосе», не с Сидом, тот улетел и оставил Слейтера… Первые несколько секунд выбили воздух из легких, заставили пульс сойти с ума, и переполнили тошнотворным пониманием — все закончилось. Мысль ударила почти физически, и быть может, если бы не это, Слейтер не смог бы взять себя в руки, но его создавали для непредвиденных ситуаций, создавали держать удар. Критическая ситуация. Нужно действовать, не рассуждать и не спрашивать. Слишком хорошо он понимал, что если позволит себе секундную слабость, подумает о Сиде, вся решимость, желание действовать, даже он сам, разлетится вдребезги, и уже никогда не соберется. Не думать и не вспоминать. Действовать, как полагается легионеру. Выяснить, где он находится. Какие теперь есть варианты дальнейшего развития ситуации. Окружение могло представлять опасность, возможно, нужно было уходить. Зачем? Куда ты пойдешь? Не задаваться вопросами. Действовать. Не ломайся, Леон. Замолчи, мысленно попросил его Слейтер. Замолчи, я не справлюсь, если услышу тебя еще раз. Нужно было осмотреться, найти убежище, выяснить на какой планете он оказался, на планете ли вообще. Как ты мог со мной поступить? Ты же любил меня? Ты же обещал мне все время, что сможешь мне отдать. Не думать. Слейтер лежал в полупрозрачном боксе, с округлыми стенками — должно быть в криокамере — и откуда-то справа шел свет. Мысль о криокамере тоже отозвалась страхом и тошнотой, заставила подумать, что от «Хаоса» Слейтера теперь отделяет не только расстояние, но и время. Люди в криокамерах могли храниться несколько десятков лет. Что если… Гадать было бессмысленно. Необходимо было выбираться как можно скорее. Слейтер уперся ладонью в крышку, и замер, глядя на собственные запястья. Кандалов не было. Ошейник Слейтер тоже не чувствовал, но думать об этом означало снова вернуться мыслями к Сиду. Он не мог позволить себе такой роскоши. Крышка поднялась легко, была не заперта, и Слейтер услышал, как смолкли голоса вдали. Должно быть, криокамера была все же оборудована сигналом оповещения. Слейтер легко выбрался из бокса, заметил блеск на правой стенке, и протянул руку к приоткрывшемуся отсеку. Судя по всему, дверца среагировала на изменение давления. Последним подарком Сида оказался гладиус. Слейтер запретил себе думать и об этом тоже, взял оружие, и огляделся. Он находился в небольшом механизированном помещении, которое чем-то напоминало кладовую на «Хаосе» — ящики, металлические стеллажи. Разве что все это было лучше организовано, чем у Сида. Мелькнуло и погасло в сознании воспоминание — полутемное помещение, кресло, интимный шепот «Закрой глаза» и тяжесть гладиуса в руках. Совсем как теперь. Но теперь все было совсем иначе. Дверь в помещении была одна — обычная перегородка из сверхпрочного пластика, по крайней мере, изнутри, должно быть, отсек не предназначался для хранения чего-то слишком важного, раз его не защищало еще и силовое поле. Слейтер прислушался, и уловил приближающиеся шаги. Теперь люди шли молча, и определить, кто они было невозможно. Одна часть Слейтера нашептывала — расслабься, Сид не допустил бы, чтобы тебе грозила опасность. Другая — требовала вести себя профессионально. Не доверять окружению, не разобравшись в ситуации. Занять наиболее выгодную позицию, потому что в этом отсеке он был уязвим. Последний раз, сказал себе Слейтер. Я доверюсь ему в последний раз. Шаги остановились возле двери, и Слейтер активировал гладиус, готовясь защищаться при необходимости. Дверь бесшумно скользнула в сторону, и на пороге застыла невысокая фигура. Взгляд Слейтера зацепился за короткие волосы, за перья в них, и какую-то долю секунды ему до боли хотелось обмануться. Но фигура была ниже, намного изящнее. Волосы были рыжими, а перья черными, не фиолетовыми. — Мина Сайфер, — коротко констатировал Слейтер. Она ответила ему мрачным взглядом и посмотрела на побледневшего мужчину рядом с собой: — Ну и какая сука выпустила из криокамеры вооруженного легионера без кандалов? *** Хаотик Сид всегда любил быть тем, кто режиссирует события, подгоняет их под себя. Да, девочки и мальчики, я — психопат, пират и убийца, но я вовсе не манипулятор. Помнишь, душа моя, я говорил тебе однажды, я манипулирую событиями, с собой люди справляются сами. Ничего не изменилось. Ничего не изменилось? Кого ты обманываешь? Какая разница. Во мне так много меня и так много Я — таких разных Я — что хоть кто-нибудь обязательно обманется. Правда? Неправда, у каждого из моих Я с десяток Я-советчиков, эти твари не дают обманываться. Жаль, иногда это было бы проще. Про-сто-та… Проще всего было бы сойти с ума окончательно, простой путь, увы, обычно не значит — лучший. Ты понимаешь это лучше других, да, душа моя? Единственный иллюминатор — настоящий иллюминатор, не окно-проекция — в рубке управления. Хаотик Сид стоит у этого окна, смотрит на красноватую поверхность Равоны и вспоминает. Как из книжки, девочки и мальчики, правда? Если бы я был в книге, я был бы злодеем. Ты и так злодей. Точно, я и так злодей. Знаешь, что самое неприятное в роли злодея, Леон? Нет никого гуманного, кто промотал бы мне сцены, как тебе. Ты отключился, и для тебя на этом все закончилось. А я позвонил своим ребятам и приказал отнести тебя в криокамеру. Я стоял и смотрел, как Ламия делает тебе инъекцию — криостабилизатор, разумеется, ничего преступного. Потом был рядом, пока тебя грузили, как в гробу, в грузовой челнок те замечательные люди, которым я заплатил за доставку на планету. И, скажу тебе честно, на такие заказы соглашаются редкостные мрази, потому что приличные люди держатся от Хаотика подальше. Если бы эти твари тронули хоть волос с твоей головы, Леон, я отрезал бы им руки и заставил сожрать, заставил бы давиться их собственным мясом, заставил бы… Мы отвлеклись? Ты все время отвлекаешься. Разумеется, я же псих. Так вот, Леон, знаешь, что самое паршивое в том, чтобы быть злодеем? Для тебя наше прощание закончилось поцелуем, и до алтаря черных ты будешь помнить меня таким. А я буду помнить, как тебя будто коробку с припасами справляли на борт, буду помнить удаляющуюся точку грузового челнока, летящего на Крылатую Марию. — Нам пора, — говорит Ламия, моя прекрасная душа, которая, какие бы кольца мы не нацепили, больше не моя. — К далеким звездам, — отвечает ей Хаотик Сид, и если и позволяет себе на один взгляд на Равону больше, чем следует, кто посмеет его обвинять. Ведь, правда? *** — Ну и какая сука выпустила из криокамеры вооруженного легионера без кандалов? Вопрос был риторическим, и все же Слейтер решил на него ответить: — Допускаю, что это был Хаотик Сид. — Я ненавижу этого мудака, — с чувством сказала Сайфер и полезла за сигаретами. Слейтер не знал, что она ожидала увидеть, мог только анализировать реакцию. Мина Сайфер не была удивлена тем, что легионер оказался в доставленной ей криокамере, она удивилась только тому, что этот легионер дееспособен и потенциально опасен. — У меня нет причин или желания причинять вред окружающим без повода, — сказал он, деактивируя гладиус и спокойно убирая ладонь с рукояти. На самом деле жест ничего не значил, потому что Слейтер все равно мог бы убить человека, быстрее, чем тот успел бы увидеть. Даже без гладиуса. Вопрос был в том, какие варианты у него были еще. На Равоне, как говорил Сид, действовал генетический контроль, пусть только в космопорте, но любая попытка улететь привела бы к Слейтеру имперцев. Оставаться на планете тоже было небезопасно, без документов, вполне возможно, без денег — какие варианты были у Слейтера кроме тех, что оставил ему Сид. Кроме Мины Сайфер. — И что теперь? — настороженно спросила она, отступая к двери. Слейтер отметил движение и проигнорировал его. — Этот вопрос стоит спрашивать мне, — бесстрастно отозвался он. — Я только что оказался на планете о которой мало знаю, вероятно, без средств к существованию. — Звучит будто ты по уши в дерьме, — Сайфер потянулась за сигаретами, и что-то внутри Слейтера болезненно дрогнуло, так этот жест был похож на жест Сида. — Я не спешу делать выводы, — сказал Слейтер, внимательно глядя на человека, пришедшего с ней. Тот был бледен, предсказуемо напуган, и нервно теребил рукоять бластера у себя на бедре. — Бессмысленно обнажать против меня оружие. Я успею убить быстрее, чем любой из вас — нажать на курок. Он не угрожал, просто констатировал факт, и говорил не для перепуганного человека, а для Мины Сайфер, рассчитывал, что она и сама это понимает, и сумеет удержать своего человека в узде. — Хаотик поспешил назвать тебя ручным, похоже, ты вполне способен показать зубы, — фыркнула Сайфер. — Легионеры не животные, — холодно отозвался Слейтер. — Понятие «ручной» здесь неуместно. Он мог ожидать почти любой реакции, кроме той, что получил — Мина Сайфер хмыкнула и подмигнула: — Хаотик определенно откусил с тобой больше, чем мог бы прожевать. Итак, ты можешь убить меня или этого неудачливого ублюдка, — она мотнула головой в сторону человека рядом с собой, — быстрее, чем мы сообразим, что происходит. Предположим даже, ты выберешься из отсека. Дальше что? Отправишься на Свалку копаться в объедках? Ты слишком смазлив, чтобы ползать среди мусора. — Хаотик Сид отправил меня сюда, — ровно отозвался Слейтер. — Зачем? Сайфер снова хмыкнула: — Вот теперь я слышу правильные вопросы. Идем, такие вещи принято обсуждать в кабинете. Немного поколебавшись, Слейтер действительно последовал за ней. *** — Кабинет Кайссера, — пояснила Мина, когда они пришли, усаживаясь в кресло. Слейтер остался стоять, спокойно разглядывая обстановку. Человек, который был рядом с Сайфер в грузовом отсеке остался снаружи, и в кабинете кроме Слейтера и самой Мины больше никого не было. Должно быть, после смерти предыдущего хозяина Сайфер не стала ничего менять, потому что кабинет был оформлен с той же небрежной, чуть завуалированной роскошью, которую излучал Кайссер. Мина в большом старомодном кресле казалась миниатюрной, почти безобидной, но Слейтер прекрасно понимал, что обманываться не стоит. — Садись, — предложила она, кивая на кресло напротив, и он, коротко кивнув, сел с идеально прямой спиной. — Выпить? — Я не употребляю алкоголь, — ровно ответил он, и не вспомнить эпизод в баре на Крылатой Марии стоило ему труда. Но вспомнить означало отвлечься. Слейтер не мог себе позволить такой слабости, не теперь, когда Сид его больше не прикрывал. — Правда? — Сайфер фыркнула. — Апельсиновый сок? — Воздержусь. — Не доверяешь, — одобрительно заметила она, и взгляд ее стал цепким, жестким. Чем-то напоминал взгляд Сида, когда тот говорил всерьез, но настроения Сида переключались, будто кто-то нажал на кнопку. Сайфер была намного более предсказуема. Слейтер напомнил себе, что предсказуемый — еще не значит безопасный. — Не имею такой привычки. — Умно, — согласилась она. — Рисовать любишь? Вопрос ставил в тупик, и наверняка для того и был задан, поэтому Слейтер просто равнодушно отозвался: — Никогда не пытался. — А я люблю. Хочешь, нарисую тебе пару вариантов? На самом деле ответа этот вопрос не требовал, и Слейтер только коротко кивнул. Мина Сайфер откинулась на спинку кресла, задумчиво побарабанила по столешнице, аккуратные ногти царапнули столешницу с неприятным звуком, и Слейтер непроизвольно подумал, что если бы Сид задел полировку когтем… Думать об этом было ни в коем случае нельзя. Не тогда, когда от разговора могло слишком многое зависеть. — На самом деле пути у тебя всего два, — просто сказала Сайфер. — Ты можешь попасть в лабораторию или найти себе покровителя. Каким бы ублюдком ни был Хаотик, он заявил на тебя права. На Марии вы были под защитой Кайссера, а в космосе не так много желающих тягаться с «Хаосом». Слейтер понимал, к чему она клонит: — Ты говоришь о том, что мне нужен покровитель. Наверняка готова предложить варианты. Мина не стала ни отпираться, ни уходить от ответа: — Только один. Я могу взять тебя под крыло здесь. Сейчас не самые спокойные времена, легионер мог бы мне пригодиться. Предложение, хотя и не стало неожиданностью, настораживало. — Оставив меня на «Крылатой Марии» ты объявишь всем, что поддерживаешь связь с Хаотиком Сидом, — он все же не совладал с голосом, запнулся на имени и только усилием воли заставил себя продолжить. — Твое участие в смерти Кайссера тоже станет очевидно. Мина рассмеялась: — Все нужные люди, Слейтер, догадываются об этом и так. А ненужные не имеют значения. Слейтер понимал, что в той ситуации Мина Сайфер, естественно не избежала бы подозрений. Но подозрения и подтвержденный факт — совсем разные вещи. Взяв его на Марию, она подтвердила бы чужие догадки. — Должна быть еще причина, — заметил он. — Если бы все было так просто, ты не пыталась бы скрыть свое участие в смерти Кайссера. — Умный мальчик, — похвалила Сайфер, доставая сигарету, постучала по столешнице и сунула в рот. — Причина есть. Ее зовут Хаотик Сид. Слейтеру пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить. Снова напомнить себе, что слабость сейчас может стоить ему слишком дорого: — Объяснись. Наверное, требование прозвучало слишком жестко, потому что Сайфер нахмурилась, но она все же ответила достаточно спокойно: — Ублюдок стал появляться на горизонте слишком часто. И от уговоров перешел к угрозам. Выгоднее лично перетряхнуть грязное белье и разобраться с недовольными, чем ждать, когда рванет само. Не говоря о том, что модификанты уровня легионеров на дороге не валяются. — Модификантов уровня легионеров не существует, — поправил Слейтер. — Пока не существует. Спасибо Хатику, пройдет с десяток лет и вас начнут штамповать как пищевые синтезаторы. Для всех желающих. Думаю, при таком раскладе, Империя тоже перестанет держать твоих сородичей под колпаком. — Недостаточно создать легионера, — спокойно напомнил Слейтер. — Необходимо еще обучить боевую единицу, воспитать верность. — Судя по тебе, верность во Дворце воспитывать так и не научились, — криво усмехнулась Сайфер. Слейтер не считал себя предателем, просто его верность касалась не Империи, но говорить об этом Мине Сайфер он не собирался. — Ты на самом деле согласишься, — невозмутимо добавила она. — У тебя нет выбора. Если я отпущу тебя сейчас — просто отпущу, мне даже не придется тратить заряды бластера — ты не выживешь. Тебя отправят в лабораторию, и ты никогда из нее не выберешься. Не трудно было догадаться, чего она добивалась, когда говорила так, и Слейтер не видел смысла вестись на провокацию: — Я не соглашусь, пока не услышу условия. Сайфер смерила его настороженным взглядом: — Не в твоем положении быть разборчивым. Слейтер посмотрел ей в глаза, и подметил, как совсем чуть-чуть Мина Сайфер все же подалась назад, все же ей было неуютно рядом с вооруженным легионером. — Я отказываюсь убивать для тебя людей, — спокойно сказал он. — Легионеры не убийцы. Отказываюсь выступать на Арене или же расплачиваться своим телом. Мина рассмеялась, задорно и весело: — После Хаотика дуешь на воду? Поверь, кроме него мало придурков, которые станут пользовать легионера, как шлюху. Ты намного ценнее в другой роли. — Всего лишь уточняю условия, — спокойно поправил Слейтер, хотя внутренне его покоробило это пренебрежение. — Хорошо, ты не подрабатываешь киллером и не торгуешь собой, — она весело подмигнула. — Меня это устроит, потому что, как только выплывет мое участие в смерти Кайссера, охранник будет намного полезнее. Еще что-то? — Только одно, — твердо добавил Слейтер, хотя понимал, как опасно ставить этой женщине условия. — Я никогда не стану действовать во вред Хаотику Сиду. Ни при каких обстоятельствах. Он не удивился бы, если бы Сайфер действительно выгнала его после этого, отчасти, может быть, даже хотел этого с какой-то извращенной обреченностью. Но Мина не разозлилась. Только склонила голову на бок, рассматривая его почти с жалостью: — Ну надо же. Все-таки верный. Ты действительно был слишком хорош для Хаотика. Значит, готов защищать его до последнего? Слейтеру пришлось сглотнуть ком в горле, прежде чем ответить: — Всегда. — Хороший ответ, — признала она. — Вот только жалко тратить его на ублюдка вроде Хаотика. Ты спрашивал, зачем он отправил тебя ко мне? Он хотел, чтобы я тебя продала.