ИГРА ВСЛЕПУЮ

Предупреждения стандартные: не вычитано и не бечено. В остальном все идет своим чередом. *** В челноке становилось все холоднее, и Мина с Дерри сидели, прижимаясь друг другу, неосознанно устроились у панели управления, в надежде услышать сигнал с «Хаоса». Сигнала не было. Мина сжимала рукоять бластера, не в состоянии расстаться с оружием, хотя толку от него теперь не было никакого, и не думала ни о чем. Дерри молчал, и его дыхание — оглушительное в окружающей их тишине — щекотало Мине ключицы. Секунды текли бесконечно. Мина боялась уснуть и не проснуться, боялась пропустить отклик с «Хаоса». Боялась, что черные найдут их. Все изменилось за секунду — челнок тряхнуло, и Мина едва успела удержать Дерри, защитить его от удара о приборную панель. Никакого сигнала не было, и Мина почувствовала, как холодеет все у нее внутри — черные нашли их. Проклятые ублюдки, это несправедливо! Всего один спасательный челнок… Почему? — Мам, это?.. Нет! Нет-нет-нет-нет! Этого не могло быть! Дерри не заслужил! Появилось окно коннекта, и Мина, словно со стороны увидела, как тянется принять вызов. Когда на проекции появилось чуть обрюзгшее, небритое лицо мужчины лет сорока — обычное лицо, не изуродованная маска черного церковника — Сайфер показалось, что сердце сейчас протаранит грудную клетку. — Говорит капитан борта «Сильфида». Если у вас есть оружие — не стреляйте, и приготовьте челнок к стыковке. Он говорил отрывисто и как-то даже неловко, но Мине все равно показалось, что ничего прекраснее она не слышала в своей жизни: — Есть, капитан, — еле слышно выдохнула она и добавила. — Спасибо. Это было так хорошо, что страшно было поверить, спугнуть нечаянное чудо. Мина подтвердила стыковку, сошла с Дерри на борт корабля — космической яхты — и все еще какая-то ее часть боялась, что все это мираж, обман. Что, может быть, она просто уснула в аварийном челноке и видит сон, в то время как холод и чернота подбираются все ближе. Потом, уже на яхте, пришел другой страх — тем ли людям она доверилась? Что они планируют делать? Зачем прилетали к Равоне и почему помогли им с Дерри? Капитан отказывался отвечать на ее вопросы, и Сайфер оставалось только строить догадки. Мысль о том, что помощь прислал Хаотик, она отмела почти сразу. Это был самый логичный вариант и одновременно самый невероятный. Мина Сайфер знала его методы, и не только она одна. Его непредсказуемость многих пугала, отталкивала, его планы почти всегда выходили его союзникам боком. Никто не полетел бы по просьбе Хаотика на Равону. Даже если бы ублюдок не отказался бы помочь, как бы он смог это сделать? Какую цену предложить и кому? Это означало, что на челнок «Сильфида» наткнулась случайно. Или же кто-то искал их с Дерри, несмотря ни на что. Если так, то этот кто-то был не менее безумен, чем Хаотик. Яхта не была гражданским судном, но одновременно с тем не могла находиться на службе у Империи. Для корабля мародеров — ублюдков, которые поставляли черным людей — она была слишком маленькой. Мина поставила бы на пиратов, но пираты не спасали людей, рискуя собой. Картина не складывалась, и не было ни единого шанса ее прояснить. Капитан яхты запер их с Дерри в каюте, отобрал оружие, какое нашел, и Мина не собиралась говорить ему, что кое-какие сюрпризы все-таки остались при ней. Было бы намного проще, будь Слейтер с ними. Мысль о нем отдавалась внутри глухой болью, сожалением. Мина оглядывалась назад и понимала, что не может думать о нем, как о живом. Словно он умер для нее в тот момент, когда вывел их с Дерри челнок на орбиту. Слейтер жив — напоминала она себе, и не верила. Сердцем не верила. Проигрывала мысленно один за другим варианты развития событий, и понимала — он бы все равно ушел искать свое пророчество. Ушел бы искать Хаотика, лживого мудака, игравшего в какую-то свою игру, и выкинувшего Слейтера будто мусор. Бесполезно было пытаться что-то менять. Но Мина могла позаботиться о Дерри, Слейтер был прав. За Дерри она отвечала, за него готова была умереть и пожертвовать любыми планами. За легионера — нет, даже если за это короткое время он и стал ей дорог. В каюте их с Дерри продержали около трех часов, может быть, больше, Мина не стала бы ручаться. Дерри играл в какую-то игру на бортовом терминале, и Мина не могла отделаться от мысли, что он делает это, чтобы она за него не волновалась, что он изображает нормальность. Так мог бы поступать его отец. Мина отогнала неприятную мысль. Дерри был похож на Хаотика, это она осознавала, но между ним и Сидом была огромная разница. И самое главное, Дерри Мина любила. Когда двери каюты скользнули вверх, пропуская капитана и еще двух человек, Мина непроизвольно переместилась так, чтобы закрывать сына собой. — Следуйте за нами, — сказал капитан «Сильфиды» и мотнул головой в сторону выхода. Он не угрожал, не давал команды своим людям вмешаться, но Мина заметила, что все они были вооружены. — Только я? — спокойно спросила она. — Оба. Они прошли в шлюзовой отсек, и Мина непроизвольно напряглась, хоть и понимала — никто не выкинет их в открытый космос по доброй пиратской традиции, не для того их с Дерри спасли. Опять же, она не могла быть уверена, что вообще имеет дело именно с пиратами. — Куда мы идем? — невозмутимо спросила она, оглядываясь по сторонам и пытаясь угадать расположение отсеков. — Адмирал хочет с вами встретиться, — ответил ей капитан, а у Мины все похолодело внутри. Она знала одного адмирала пиратской армады, который мог бы перехватить сигнал на «Хаос» и не побояться пойти против черных. Только одного. Александр Андерсен. — Конечно, он хочет со мной встретиться, — чуть усмехнувшись, и, спрятав руки в карманы куртки, ответила она, надеясь, что капитан «Сильфиды» не заметил заминки. — Зачем тащить с собой ребенка? Или того, что он пережил в челноке недостаточно? — Приказ, — коротко ответил тот, и она поняла, что спорить бесполезно. Проверка шлюзовых механизмов заняла всего пару минут, а потом круглые, похожие на затвор древнего фотоаппарата, двери раскрылись, и Мина сама того не осознавая встала неестественно прямо. — Госпожа Сайфер, — невозмутимо поприветствовал ее Андерсен. — Капитан, — сухо отозвалась она, кивая в ответ на приветствие. — Спасибо за помощь. Можете не сомневаться, без награды она не останется. Если ему был нужен Хаотик, Мина собиралась отдать ему Хаотика. Никакой жалости ублюдок у нее не вызывал. Тем более после того, как обрек их с Дерри на мучительную смерть, после того, как заморочил Слейтеру голову и выкинул, будто ненужный мусор. Наоборот, Мина искренне надеялась, что, когда Андерсен снова доберется до Хаотика, — интересно, как он вообще сумел его упустить в первый раз? — он заставит проклятого мудака выть от боли перед смертью. На лице капитана «Роджера» появилось вежливое любопытство, и он поинтересовался: — Хотел бы я знать, что именно вы предлагаете мне в качестве награды за помощь. Должно быть, он намекал на то, что ее станция была захвачена черными. Или на то, что никогда не воспринимал повстанцев, с которыми Мина была связана, всерьез. — Это вы решите сами, — уверенно отозвалась она. То, что он не заговаривал о Дерри, немного ее успокаивало. — Деньгами. Оружием. Информацией. Что-то мне подсказывает, что последнее интересует вас больше всего. — Вот как? — сухо спросил он. — Давайте без этого дерьма, — предложила Мина. — Я прекрасно понимаю, почему вы вытащили меня с сыном. Из-за Хаотика. Проклятый ублюдок бросил нас на верную смерть, и я совсем не против сделать с ним что-нибудь не менее неприятное. — Понимаю, — медленно отозвался Андерсен, оглядывая ее оценивающим взглядом, и Мина постаралась ничем не показать, насколько ей неуютно от этого. — Думаю, вы делаете неверные выводы. Я отдал приказ спасти вас не потому, что ищу Хаотика. — Почему тогда? И как вы получили координаты челнока? — Разве это не очевидно, моя прекрасная? Я их дал. Голос Хаотика хлестнул по нервам плетью, заставил Мину резко обернуться. Ублюдок шел к ним с Андерсеном с привычным его показушным шиком паяца, и глядя на эту холеную самодовольную морду, Мина порадовалась, что у нее забрали бластер. Иначе она бы не сдержалась. А потом, словно свет и тень легли чуть иначе, ее восприятие сместилось: Хаотик все еще выглядел самодовольным мудаком, но под его мудачеством, будто изнутри проступала усталость — глубокие тени залегли под глазами, само лицо осунулось, будто выцвело, и глаза блестели от стимуляторов. На проекции связи это не было так заметно, и ей было не до того, чтобы обращать внимание. — Ты сказал, что не придешь, — хрипло выдохнула она, подходя к нему вплотную. Хаотик смотрел на нее усталыми, неестественно блестящими глазами и усмехался. Внезапно обожгло ледяным ужасом: что, если бы Мина все-таки решилась? Что если бы убила себя и Дерри, а помощь была бы так близко. — Я и не пришел, моя прекрасная. Вместо меня это сделал… — договорить он не успел, Мина ударила коротко, без замаха, вкладывая в удар свой вес. — Тварь! Мразь! — наверное, если бы не вколоченные в свое время инструктором удары, если бы не изнурительные тренировки день за днем, Мина кинулась бы на него, как обезумевшая от бешенства девчонка. Но обучение сказалось, и вместо того, чтобы выцарапывать ему глаза, она ударила. Весь страх, весь ужас от осознания того, что она сама чуть все не уничтожила, переплавился в бешенство, в застилавшую глаза красную пелену. — Будь ты проклят, ублюдок! Будь ты…! Ее почти сразу оттащили, скрутили так, что не вырваться. — Отвали от нее, мудло! — Дерри кинулся ее освобождать, и совсем не к месту мелькнула и пропала мысль о том, что надо было учить его не ругаться. И вообще учить, как быть в таких ситуациях. Капитан «Сильфиды» и его люди — точнее люди Андерсена — к счастью, не стали размениваться на то, чтобы бить ребенка, просто отпихнули в сторону. Все это проскочило в ее мыслях, как вспышка, а в следующую секунду Хаотик оказался рядом, и Мина рванулась изо всех сил — хотя бы укусить, сделать ему больно любым способом, этому самодовольному, самоуверенному ублюдку. Хаотик отвесил ей оплеуху — несильную, скорее так, просто для острастки, как будто она была его сучкой, не удар — так, шлепок, чтобы поставить на место. В любое другое время это выбесило бы Мину еще больше, но больше было просто некуда. Вместо этого оплеуха просто поставила точку. Злость исчезла, оставив после себя усталость и безразличие: — Я думала, что ты не придешь, — сказала Мина, чувствуя, как горит щека. — И собиралась покончить со всем, пока мы не попали к черным и не замерзли насмерть. Хаотик провел по ее голове почти успокаивающим жестом, чтобы потом схватить волосы на затылке и резко запрокинуть голову Мины назад, и она только тогда поняла, насколько он был взбешен — там, под своими улыбочками, усмешками и показушным шиком: — О, конечно, моя прекрасная. И кто был бы в этом виноват? Конечно, Хаотик Сид. Пират, псих и убийца, который виноват всегда и во всем. Хотя о чем я? Я — главный злодей этой книги. — Ты привел черных на мою планету, — жестко ответила она. — Ты не дождешься благодарности от нас с Дерри. — Оставь при себе свою благодарность, — нежно отозвался он, отпуская ее, — она отравлена. Отпустить, — приказал Хаотик, и от Мины не ускользнуло, как люди, удерживавшие ее, сначала вопросительно посмотрели на Андерсена, прежде чем выполнить приказ. — Надеюсь, моя прекрасная, продолжать драку мы не будем. Думаю, Алексу это не понравится. — Напротив, — легко отозвался Андерсен. — Вид того, как тебя бьет женщина, вызывает у меня чувство глубокого удовлетворения. Наверное, Дерри все-таки думал, что Мина с Сидом действительно могут продолжить, потому что попытался встать между ними и запрокинул голову, чтобы видеть глаза Хаотика: — Ты все-таки пришел нам на помощь. Сида это рассмешило: — Разве ты не слышал свою маму, парень? Я бросил вас умирать. Вас спас мой друг Алекс. Благодарите его и его команду. — Наверное, — Дерри смотрел пытливо, и чем-то этот взгляд неуловимо напоминал взгляд самого Хаотика, — у тебя были причины. — Кого интересуют причины главного злодея? Запомни, парень, оправдания только для героев. — Можно подумать, — огрызнулась Мина, — тебе нужны оправдания. — У меня вообще очень много ненужного, — жестко отозвался он. — Например, женщина, которая предъявляет мне претензии. Наверное, это действительно могло опять перерасти в мордобой, если бы не Андерсен, который спросил с таким снисходительным любопытством, что драться Мине расхотелось: — Второй раунд? Она раздраженно тряхнула волосами и сказала Хаотику: — Итак, ты вытащил нас с Дерри. Что ты хочешь взамен? Тот тоже, видимо, успокоился, потому что рассмеялся в ответ, отступил на пару шагов назад и ответил: — Я вытащил Дерри. Ты, моя прекрасная, была бонусом, и поверь, только ради тебя, я не стал бы рисковать. — Ты вообще не стал рисковать, — отпарировала Мина. — Вместо тебя рисковала другая команда. За что я им благодарна, — Мина коротко кивнула капитану «Сильфиды», и снова повернулась к Хаотику. — Я слишком хорошо тебя знаю. Ты все равно потребуешь платы. Так что давай закончим с фарсом, уйдем, наконец, из шлюза и поговорим, как деловые люди. Что вы скажете, Андерсен? Как я теперь вижу, слухи о вашей вражде с Хаотиком сильно преувеличены. Она отметила, как на секунду напрягся из-за этих слов Андерсен. — Мы помирились совсем недавно, — нараспев отозвался Хаотик. — Правда, уже после того, как я много дней просидел на кресле… для переговоров. Заминка перед этим «для переговоров» подразумевала, что Хаотик имел ввиду что-то иное, но Мину не так сильно волновало, что именно. Казалось, напоминание о кресле чем-то внутренне Андерсена успокоило, и тот сказал: — Нам действительно нет смысла обсуждать все в шлюзе. Моррел, — он спокойно посмотрел на капитана «Сильфиды», — вы можете отстыковываться. Я перешлю дальнейшие указания на ваш личный компьютер. Сайфер, следуйте за мной, Хаотик найдет няньку вашему сыну, и присоединиться к нам. — Я скоро, папочка, — Сид паскудно усмехнулся и подмигнул, явно выделываясь. — Не скучайте без меня. Андерсен проигнорировал эти ужимки, и бесстрастно отозвался: — Мы будем в отсеке для совещаний. Не задерживайся слишком долго, это не в твоих интересах. — Не сомневайся, я мигом. Мина не хотела упускать Дерри из виду, но понимала, что это неизбежно. О чем бы ни собирался поговорить с ней Андерсен, это не предназначалось для детских ушей. *** — Мама точно не сможет нас здесь видеть? — спросил Дерри, когда они с Сидом свернули в очередной переход, воровато осмотрелся по сторонам. — Хочешь поговорить по душам, парень? — усмехнулся Хаотик, и рука его дернулась к карману куртки. Наверное, к сигаретам. — Ага, — ответил Дерри, и кинулся на него с кулаками. Он бросился молча, ни в чем не обвиняя, и, наверное, будь он постарше, сумел бы сделать больше. Но Дерри оставался всего лишь ребенком, Сид скрутил его довольно быстро, хоть и получив пару довольно болезненных пинков. — Это все, парень? — жестко удерживая его в захвате, спросил Хаотик, встряхнул довольно болезненно. — Или ты еще не закончил благодарить меня за спасение? — Это тебе за то, что напугал маму, — хмуро ответил ему Дерри, и, извернувшись, вцепился зубами в руку Хаотика. Тот, казалось, даже не обратил на это внимания: — Я не заставлял твою маму пугаться. Можешь отпустить, наказания не будет. — Плевал я на твое наказание, — буркнул Дерри, выпустив его руку, на коже рядом с татуировкой остались следы зубов. — А это за Слейтера. Он остался там внизу из-за тебя. На секунду лицо Хаотика странно скривилось, будто Сиду вдруг стало по-настоящему больно, а потом разгладилось и снова стало ехидной усмехающейся маской: — Бедный-бедный Леон. Он там вообще из-за меня, знаешь ли. В конце концов, разве я не злодей? — Зачем ты это делаешь? — спросил его Дерри. — Предаю и убиваю? О, ради любви к искусству. — Делаешь вид, что тебе не больно. Молчание стало ему ответом. Хаотик стоял напротив, и сказать ему было нечего. — Мама была права, — наконец неловко сказал ему Дерри. — В чем именно? — спросил Сид, и голос его прозвучал глухо. — Ты действительно позер. Вечно изображаешь то, чего нет. А Слейтер по тебе скучает. Хаотик усмехался криво и жалко, будто ему сказали что-то очень жестокое: — Я знаю, парень. Самое больное, что я тоже скучаю. Дерри помолчал прежде, чем продолжать: — Я сказал это, чтобы тебе было плохо. — Так и вышло. Все-таки ты действительно мой сын. Не улыбайся, парень, это не был комплимент. *** Отсек для совещаний на «Роджере» выглядел в точности, как любой другой отсек для совещаний, на любом похожем военном корабле Империи. Ничто не выдавало, что корабль пиратский, и сам Андерсен, вопреки всему производил впечатление имперского капитана, а не такого же преступника, как и повстанцы. Как и Хаотик Сид. — Располагайтесь, — Андерсен указал на кресло за длинным, стилизованным под дерево столом, и сам сел напротив. — Мы начнем говорить прямо сейчас? Не станем дожидаться Хаотика? — Мина на самом деле уже знала ответ, просто хотела подтвердить для себя расстановку сил. Из того, что она видела, отношения Андерсена и Сида связывали скорее партнерские. Ей хотелось только убедиться, что старший партнер в этом дуэте Андерсен. — Мне казалось, вы не слишком с ним ладите, — едва заметно улыбнулся тот. — Ублюдок привел сектантов-убийц на мою планету и отказался помогать, когда мы с сыном беспомощные болтались в космосе, — невозмутимо пожала плечами Мина, ничем не выдавая, насколько нервировал ее пристальный, внимательный взгляд Андерсена. Капитан «Роджера», должно быть, даже не делал этого намеренно, не пытался подавить, просто был так устроен. Но находиться с ним рядом было не слишком приятно. — И насколько сильна ваша неприязнь? — невозмутимо спросил Андерсен. Мина хмыкнула и полезла за сигаретами: — Я закурю, вы не против? Андерсен достал зажигалку, щелкнул клапаном, поднося крохотный огонек к кончику сигареты. — В моем положении не до неприязни. Не держите меня за дуру, капитан. Хаотик мог помочь мне из-за Дерри, но, раз мы с вами разговариваем, значит, что только этим все не ограничится. Давайте прямо — что вы хотите? — Пока только решить, подходите ли вы мне или нет. Она не стала огрызаться и говорить, что может быть это они с Хаотиком не подходят Мине, что она вообще не в восторге от пиратов, один из которых обрек на геноцид ее планету и ее станцию. В конце концов, Мина действительно была не в том положении. — Можете сказать для чего именно, — вместо этого предложила она. — И я отвечу. — Мы с Хаотиком Сидом задумали одно, скажем так, не слишком простое дело. Довольно масштабное, и нам требуются союзники. — Вас интересуют те, с кем я связана? Повстанцы? — Разумеется, нет. Если вы решите сотрудничать, этих клоунов вам придется оставить позади. Я не стану иметь с ними дела. Подобное отношение злило, и вызывало желание отказаться сразу, но Мина не могла позволить себе такой роскоши. Она спросила только, тщательно сохраняя хладнокровие: — Движение Сопротивления кажется вам смешным? — Я никогда не считал клоунов смешными. Повстанцы кажутся мне нелепыми, и я почти уверен, что среди них шпионов Империи больше, чем истинно радеющих за свержение власти. Подумайте сами, Сайфер, вы получили от Хаотика очень ценную информацию, фактически все файлы Дворцовой Системы Безопасности на блюдечке. И тишина. Чего ждут ваши друзья-повстанцы? Может быть, пока Система Безопасности успеет перестроиться и эволюционировать? Это было уже откровенным оскорблением тех, с кем Мина была связана. И одновременно с тем, это было слишком близко к ее собственным выводам. Мина поддерживала контакты с повстанцами уже много лет. И делала выводы. — Альтернативы все равно нет, — сказала она, наконец. — Больше никто не противостоит Империи. Ублюдкам вроде Хаотика все равно, а у таких, как вы, свои цели. Повстанцы пытаются сделать хоть что-то. Андерсен улыбнулся: — Тогда вас может обрадовать новость: альтернатива совсем недавно появилась. То, о чем он говорил, заставляло искать подводные камни, двойное дно в словах, потому что слишком уж это было похоже на то сказку. Андерсен, судя по всему, и не ожидал от Мины немедленных восторгов, потому что не удивлялся отсутствию энтузиазма с ее стороны. Он просто развернул перед ней проекцию личного компьютера и откинулся на спинку кресла, приготовившись ждать. Текста было совсем немного, схемы и звездные карты говорили сами за себя. И, черт побери, это было очень красноречиво. Мина изучала проекцию въедливо и сказала, наконец-то, о чем подумала с самого начала: — Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Должен быть подвох. Не могла Империя оставить в своей защите такую брешь. — И не оставила, — подтвердил Андерсен. — Как известно хорошие места не бывают свободными. — Кто? — Черные. Мина присвистнула: — Удачно. Сука-Императрица нашла для этой дырки идеальную затычку. Нужно быть сумасшедшим или идиотом, чтобы сунуться воевать с черными. Даже если забыть, чем они развлекаются и монстров, которых создают, остается их Дар. — Сумасшедшие и идиоты, говорите? — Андерсен иронично вздернул бровь. — Иногда я сам гадаю, к какой категории отношусь. — Вы собираетесь это сделать, — неверяще прошептала Мина, не в состоянии даже поверить до конца. — Вы всерьез собираетесь это сделать. Это точно идея Хаотика. Никто кроме просто не способен на такую дурость. Андерсен молчал и невозмутимо смотрел на нее в ответ. — Повстанцы уцепились бы за эту возможность, только намекни вы им, — продолжила она, — но вы разговариваете именно со мной. Почему? — Потому что вижу человека, с которым готов сотрудничать, — пожал плечами он. — Потому что вы достаточно умны, чтобы не цепляться за эту возможность сразу, и достаточно благоразумны, чтобы понимать — выбора у вас нет. Черные придут за вами и за сыном Хаотика, как только прочитают мысли легионера. А они прочитают. — Вы не можете быть в этом уверены, — убежденно ответила она, уже понимая, что проиграла. — Разумеется, могу. Так же, как и вы, Сайфер. В конце концов, вы ведь тоже слышали о пророчестве. Слейтер попадет к черным, это неизбежно. И они узнаю о том, что вы причастны к похищению и смерти Малкесты. — Что если я не верю в пророчество, — упрямо сказала она, недовольно поджав губы. — Дар черных не оспоришь, но о пророчестве я слышала только от самого Хаотика. И вот уж кому я не тороплюсь верить. Андерсен задумчиво кивнул: — Вполне понимаю, но, знаете, сам я ему верю. — Это-то меня и удивляет. Если верить слухам, вы должны ненавидеть ублюдка больше всех. — В мире многое идет не так, как должно, — легко отозвался он. — Я видел, как пророчество повлияло на него. И только поэтому позволяю себе доверять. — Хаотик покажет вам все, что угодно, — резко напомнила Мина. — Потому что он мудак и трепло. — Он действительно мудак и трепло, — не стал спорить Андерсен. — Но при этом он не так хорошо умеет врать. Он неплохо искажает правду, и отлично способен паясничать, но читать его не так уж сложно. — Вы больной, если думаете так. — Я изучал его семь лет, — Андерсен рассмеялся. — Хотя мое психическое здоровье действительно под вопросом. Зачем вы упрямитесь, Сайфер? Вы знаете, что выбора нет. Вам не справиться в одиночку. Он был прав, черт его побери, и Мина действительно знала. Вот только идея работать с Хаотиком сама по себе дурно пахла. Тем более, учитывая, как гладко все для него складывалось. — Что именно вы хотите от меня? Почему именно я? Хаотик не нашел другой кандидатуры? — Хаотик был против вашего участия. Может быть, с точки зрения Андерсена, это был повод для Мины все бросить и срочно примкнуть к их безумной шайке. И, черт побери, хороший повод. Если Хаотику что-то не нравилось, стоило делать это не задумываясь. Вот только от Мины зависела не только ее жизнь, но еще и Дерри. Она не могла позволить себе не раздумывать. — Помните, я сказал, что раздумываю, привлекать ли вас к делу, — не обращая внимания на ее молчание, продолжил Андерсен. — Я поговорил с вами, и вы подходите нам. Потому мнением Хаотика можно пренебречь. — Что если вы не подходите мне? Можно подумать, у нее были другие варианты. Андерсен тоже это понимал, потому не ответил. — Хорошо, — наконец процедила она, понимая, что так разговор заходит в тупик, — давайте вы для начала поясните, почему я. Дело не в деньгах, я слышала, Хаотик неплохо нажился на Равоне. И не в боевой мощи, ничего достойного вашей армады я предложить не смогу. Остается информация и связи. Что именно? — Связи, — не стал увиливать Андерсен. — Многие знают Мину Сайфер, не удивятся ее появлению и предложению сотрудничать. Что в переводе, подумала она, означало, что кому-то Андерсен тоже «предлагал» сотрудничество и был послан подальше. — С кем? — Наемники. Когда я или Хаотик ищем людей на стороне, это вызывает настороженность и ненужные вопросы. Но вы связанны с повстанцами, вербовка никого не удивит. — Никто не пойдет против черных, ни с моими связями, ни без них, — она даже хмыкнула от того, насколько нелепой была его причина. И тут же поняла, что сама сморозила глупость. — Вы не говорите несчастным ублюдкам, против кого им предстоит воевать. — Разумеется, нет. Картина понемногу вырисовывалась у нее перед глазами. И начинала казаться почти гениальной… Выставив наемников против черных, Андерсен с Хаотиком не просто получали боевое преимущество. Они могли быть уверенны, что после, те наемники, которые выживут, останутся служить им, боясь мести черных. Будут повязаны фактически тем же, чем и сама Мина: страхом наказания. — Умно, — признала она. — Чья идея? Ваша или Хаотика? — Моя, — не стал открещиваться Андерсен. — Хаотик был против вашего вмешательства, если помните. — Хорошо, — наконец сказала Мина, потому что смысла спорить дальше не оставалось. — При одном условии. Я хочу, чтобы мой сын был в безопасности. Она смотрела Андерсену в глаза, давая понять — некоторые пункты их будущего договора не обсуждаются. Глаза у капитана «Роджера» были серые, темные и чем-то неуловимо напоминали по цвету глаза Хаотика. — Вы и сами понимаете, Сайфер, после того, что произошло с Малкестой, черные не отстанут от вас с сыном. Есть только один способ обеспечить безопасность ребенка. — Победить, — вместо Андерсена сказала она. — Победить, — подтвердил он. И, словно ставя точку в разговоре, открылась дверь, пропуская улыбающегося Хаотика: — Итак, Алекс, — он шутливо поклонился, — моя прекрасная, что я пропустил? Мина не смогла удержаться и улыбнулась ему в ответ. Так же широко и, как она надеялась, так же паскудно: — Знаешь, ублюдок, я думаю, тебе это понравится. *** Мейстер Лазарус сидела у криокапсулы с легионером и задумчиво водила пальцами по прозрачной крышке. Действие было равнодушным, отрешенным, разум Лазарус блуждал далеко, скользил по сознанию спящего, вылавливая образы и сны. Чем-то это создание напоминало Икону, чем-то человека, но не являлось ни тем, ни другим, и скоро оно должно было очнуться. Неожиданно нелегко оказалось его поймать. Легионера, понимавшего, что ему не уйти, желавшего встречи. Неожиданно нелегко оказалось удерживать его без сознания, подавлять его разум. Мейстер Лазарус прекрасно разбиралась в медицинских препаратах, как и все служители Истинной Церкви, но, тем не менее, даже она не рискнула давать непроверенный коктейль успокоительных легионеру. Пришлось воспользоваться криокапсулой. И теперь, вернувшись на «Крылатую Марию» Лазарус терпеливо ждала времени, когда можно будет пробудить это существо, залезть в его разум целиком, нырнуть, как ныряют в воду, вломиться, как вламываются захватчики в крепость. Мейстер Лазарус чувствовала удовлетворение и приятную усталость. Захват Равоны шел своим чередом, и даже то, что легионер сделал в Управлении СБ, мешало не так уж сильно. Судьба Равоны была едина во всех вариантах. Малкеста рассказывал Лазарус, как он видит узлы вероятностей, те пресловутые варианты событий, к которым вели все нити — как единую светящуюся точку, как узел нервной ткани. Лазарус не видела ничего подобного, она лишь читала в чужих умах сердцах, но ей казалось, будь рядом Малкеста, он сказал бы, что события на Равоне неизбежны. Лазарус чувствовала это в мыслях людей вокруг — восторг и боль смерти, отчаяние и страх, смирение и принятие витали в воздухе будто запахи, которые только она могла чувствовать. Запах Бога, сбросившего оковы Дьявола. Освобожденного Бога. И даже если геноцид на планете не давал ей ответов на нужные вопросы, Лазарус чувствовала, что поступила правильно. Что-то внутри этих людей стремилось к смерти, что-то внутри каждого встреченного ей человека стремится к смерти так же отчаянно, как и хочет жить. Эта мысль скользнула по сознанию легионера, словно чужое прикосновение, и тот почувствовал, нахмурился во сне, чувствуя вторжение. Он уже имел дело с обладающими Даром, этот легионер, он распознавал чужой разум в своей голове. Можно было будить его и задавать вопросы. Мейстер Лазарус нажала несколько кнопок и стала ждать, пока легионер откроет глаза. Он пришел в себя быстро, намного быстрее, чем мог бы человек, но это было ожидаемым. И в отличие от человека, легионер не стал ничего спрашивать. Он знал, где оказался, и ждал этого, как неизбежности. Мейстер Лазарус подалась ближе, провела пальцами по его лбу, не боясь, что легионер нападет. Он был быстр, эта ошибка человечества, он был смертельно опасен, но не быстрее и не опаснее ее мысли. Она скользнула внутрь его разума, погружаясь все глубже, и он подумал вместо того, чтобы сказать: Я ничего не выдам. Видения и образы накатили лавиной: юность во Дворце, первый тренировочный бой легионера Леона Слейтера, Императрица. Множество других легионеров и совсем немного людей. Наивно было думать, что подобное остановило бы Лазарус, впрочем, легионер не знал ее. Он просто заблуждался. Она ударила своим Даром, волной боли прошлась по воспоминаниям, сметая их так же легко, как порыв ветра сметает пыль, и раскаленной иглой послала всего одну мысль, один единственный приказ: Малкеста. Его разум отозвался ворохом картинок-образов, мыслей и знания: Хаотик Сид убил Малкесту. Хаотик Сид, который должен был стать ему братом. Лазарус уцепилась за это знание, выволакивая его на поверхность и заставляя развернуться в мысли и воспоминания. Она хотела знать, как это произошло, почему и что означало для Истинной Церкви. Воспоминания легионера были яркими, ярче людских, намного детальнее и притом насыщеннее, отличались остротой чувств, недоступных человеку — запахи и звуки и едва уловимое излучение тепла от тела. Зрение было устроено почти как человеческое — почти, но для Лазарус разница бросалась в глаза. Картинка развернулась у Лазарус перед глазами, словно она сама была легионером, и одновременно сопутствующие чувства были настолько чуждыми, что отделять не составляло труда. — Что произошло? — спрашивал легионер, стоя в шлюзовом отсеке корабля. — Разве ты сам еще не ответил на свой вопрос? Мы сломали Малкесту, — отвечал ему Хаотик. — Ну, разве это не повод выпить? — Ты убил его? — Бинго и кофеварка. Конечно, я его убил. И новая картинка-воспоминание: легионер сидел и думал о том, что Малкеста сказал Хаотику, о том, какое пророчество он сделал. И немедленным образом-ответом мелькнуло: Хаотик подносит бластер к виску, жмет на курок. Снова и снова. А потом словно открылась дверь, и тоска хлынула из нее непрекращающимся потоком: — Привет, Леон. Похоже, я задолжал тебе объяснения… Я увидел нас с тобой… Я сойду с ума и убью тебя. Еще и еще, множество образов-объяснений: воспоминания и надежды, мысли и страхи легионера Слейтера. Все, чем он был и то, чем не был. Мейстер Лазарус вынырнула из чужого разума и отстранилась, игнорируя болезненный стон. То, сколько боли причинило ее вторжение, не имело значения. Значение имело только то, что она увидела, узнала. Над этим следовало подумать. *** Мина шагала по коридорам «Роджера» вслед за Хаотиком, и не скрывала усмешки. Ублюдок злился, это проскальзывало за его улыбкой, в его шагах, в том, как нарочито небрежно он курил на ходу. Пожалуй, Андерсен был прав, если присмотреться, читать Хаотика оказалось не так уж сложно. Увы, только его настроение, а не его планы. — Надо же, какой ты можешь быть послушный, — с нарочитой издевкой поддела она. — Я думала, ты устроишь истерику из-за того, что Андерсен решил взять меня в дело. — Я? Моя прекрасная, ты, должно быть, шутишь, разве я могу не доверять моему другу Алексу? — Другу? Правда? — хмыкнула она. — Кого ты обманываешь. Андерсен — твой хозяин. Ты стал обычной сучкой под капитаном. — Алекс мог бы быть моим хозяином, но предпочитает оставаться другом, прекрасная. Тебе ли не знать, что стало с предыдущим человеком, которого я называл Хозяином? Ублюдок говорил про Кайссера, словно напоминая Мине, что сделал ей тогда одолжение, и это выбесило ее еще больше. Потому что потом из-за него она потеряла намного больше: «Марию», Равону, весь привычный уклад жизни. Мина не питала на свой счет иллюзий, прекрасно понимала, как непрочно то, что она для себя построила, понимала, что в любой момент имперцы или какой-нибудь достаточно умный ублюдок способны пустить все по ветру, но от этого терять не делалось легче. — Если бы я знала, как все обернется, я застрелила бы тебя еще тогда, когда ты только появился на «Марии» с легионером. — Если бы это было возможно, — подмигнул ей Сид. — Как знать, быть может, я бы тебе позволил. И, несмотря на его шутливый тон, ей почему-то показалось, что отчасти он говорил совершенно серьезно. А потом, его добродушная усмешка сменилась чем-то кривым и уродливым, и Хаотик рассмеялся: — Хотя кого я обманываю? Я не дал бы себя застрелить. Я — крыса, а крыса побежит по лабиринту, если будет думать, что выход есть. К тому же, — снова небрежно добавил он, — Леон не позволил бы тебе ничего сделать. Он уже был в меня влюблен тогда. А может быть, он был влюблен в меня с самого начала. Я еще не решил. — Он тебя любил, — неосознанно она сказала это, словно Слейтер уже был мертв. Может быть, потому что уже думала о нем, как о мертвом. Может быть, потому что хотела уколоть побольнее. — Он тебя любил, а ты выкинул его, как мусор. Мина слишком расслабилась в его присутствии, потом она готова была это признать. Слишком привыкла к мысли о том, что Хаотика можно сдерживать: Андерсеном или угрозами, или бластером у виска. Забыла, что ублюдок не был нормальным, что он был полным психом, и что разгонялся он с нуля до световой за доли секунды. Мина еще только договаривала свое «мусор», а он уже схватил ее за горло, втиснул своим телом в переборку, не давая ни двинуться, ни дышать, и прошептал: — Я, моя прекрасная, делаю все, чтобы его спасти. Я затеял всю эту шараду с черными, с альтернативой Империи, только чтобы спасти моего Леона. Я все продумал, я сказал тебе прямым текстом, что тебе нужно делать. Продать легионера, не так уж сложно, верно, моя прекрасная? — он говорил очень тихо, почти ласково, игнорируя то, как она пыталась освободиться и судорожно вдохнуть. — Я все предусмотрел, все спланировал. Тебе только нужно было выполнить одну мою простую просьбу, и я нашел бы способ увести черных от тебя, от Равоны. Но ты, тупая сука, не сделала даже этого. С трудом ей удалось высвободить одну руку, и она бездумно рванула бластер у него с бедра, наотмашь врезала рукоятью ему по голове и добавила коленом между ног, как только хватка на ее горле чуть ослабла, и Хаотик спотыкаясь, отшатнулся назад. Мина закашлялась, тяжело привалившись плечом к переборке, горло горело огнем, и, наверняка, на нем остались синяки от его пальцев. — Пошел ты, — хрипло выдохнула Сайфер. — Ты меня в свои планы не посвящал, мудло. Но для разнообразия мог бы. Кончай баюкать свои яйца и объясни, наконец, по-человечески, что происходит. Хаотик тоже кое-как принял вертикальное положение, хрипло рассмеялся через боль: — Отличный удар. Хочешь объяснений, пошли в каюту. Поверь, это долгий разговор. Под какую-нибудь алкогольную дрянь пойдет лучше всего. *** Любимым местом Ламии на «Буре», так же как и на «Хаосе» стала рубка управления. По крайней мере, Уоррен так думал, потому что именно там они с Ламией проводили больше всего времени. Ну и в койке, конечно, но все равно. «Буря» не требовала большого экипажа, а у Уоррена репутация была все-таки лучше, чем у Хаотика, так что найти людей не составляло проблем. Всего пятеро, и не такой сброд, как на «Хаосе». Тот вариант пиратов, что хотя бы сохранял подобие внутренних правил. Отчасти, набирая их, Уоррен думал о том, насколько комфортно Ламии будет чувствовать их, насколько легко станет с ними ужиться. Отравленный голос внутри шептал, что этого никогда не будет, что Ламия не сможет без Хаотика, и потому всегда будет принадлежать лишь «Хаосу», и потому Уоррен не загадывал. Он просто был рад, когда Ламия прилетал на «Бурю» в челноке и оставался. Иногда на несколько суточных циклов. Возможно, ему нелегко было мотаться туда-обратно раз за разом, но если и так, Ламия не жаловался. Он часто останавливался у главного иллюминатора, вглядывался вперед, в черноту и молчал вместе с Уорреном. Он как-то умел молчать так, что Уоррен чувствовал, что они действительно молчат вместе. Все тяжелее было от мысли о том, как легко все это могло исчезнуть. Уоррена мотало между счастьем и страхом, между желанием запереть Ламию где-нибудь в потайном шлюзовом отсеке и пониманием, что будущее можно только пережить. Когда с «Хаоса» доложили, что капитан улетел на «Роджер», Ламия с Уорреном снова были в рубке. Только они, команда «Бури» редко заходила к ним, еще не сработалась достаточно для всеобщих посиделок. — Они нашли Мину Сайфер и его сына, — задумчиво пояснил Ламия, когда Уоррен отключил связь. — Сейчас те на «Роджере». Я словно наблюдаю со стороны, как собирается паззл. Кусочек за кусочком, все, кого мы знаем, встают на свои места. — Никогда не любил паззлы, — буркнул Уоррен просто, чтобы разрядить обстановку, потому что ему не нравилось настроение Ламии. — Мне больше по душе были летные симуляторы. Знаешь, я в них налетал, наверное… — Уоррен. Это, в общем-то, было даже нечестно, что Ламия мог заставить его заткнуться одним единственным словом, просто позвав по имени. Молчание, воцарившееся после, было их общим, но, на сей раз, оно было тяжелым. — Скоро все завертится, да? — спросил Уоррен. — Черные уже сделали свой ход, и теперь наша очередь? — Да. — Я боюсь тебя потерять. Ламия повернул к нему голову, чуть улыбнулся, светло и грустно, и ответил: — Ты не можешь меня потерять. Только возможность быть со мной рядом. Слова полоснули внутри болью, заставили выдохнуть сквозь стиснутые зубы, ответить резче, чем Уоррен хотел: — Приятелю своему по Церкви впаривай это дерьмо. А я… мне ты нужен, понял. Ты мне нужен рядом, так что, если ты собрался на тот свет, лучше приготовь место для второго пилота, потому что я лечу с тобой. Он боялся того, что Ламия скажет в ответ, боялся отповеди или… Уоррен не знал, чего именно. Наверное, того, что Ламия не захочет брать его с собой. — Я не хочу на тот свет, Уоррен. Я хочу остаться здесь. Меня вполне устраивают пилотские кресла на «Буре». — Тогда не неси чуши про «потерять». Наверное, не было слов, после которых Уоррен бы успокоился, и Ламия, должно быть, тоже это понимал, потому что просто встал у него за спиной и положил руки на плечи, сжал с силой, напоминая: я здесь, мы вместе. — Совсем скоро Хаотик свяжется с черными, — сказал Ламия вместо этого, и, пожалуй, только его пальцы на плечах удержали Уоррена от того, чтобы дернуться в кресле. — К тому моменту, мы должны будем… выглядеть соответственно. Тебе не стоит это видеть. Уоррен судорожно сглотнул: — Я с тобой не из-за того, как ты выглядишь. Почему-то об этом аспекте пророчества он никогда толком не думал. — Ну и кого ты обманываешь? — Ламия добродушно фыркнул. — Ты полюбил меня за мою задницу. — Скорее за волосы, задницы и не видно никогда, — попытался поддержать игру Уоррен, и не смог, посерьезнел и добавил. — Как бы ты ни выглядел, я хочу, чтобы ты вернулся ко мне. Понятия не имею, что со мной будет, если я увижу тебя… черным. Ты только возвращайся. — Что, если я сойду с ума и вернусь убить тебя? — Всяко лучше чем, если ты сойдешь с ума и оставишь меня жить с этим. *** В следующий раз Слейтер пришел в себя в кандалах. Он лежал на жесткой койке в темном, замкнутом помещении без окон, и света вокруг едва хватило бы человеку, чтобы различать только общие очертания предметов. Слейтер не был человеком и видел все совершенно отчетливо. Черную в кресле в дальнем углу тоже. Мейстер Лазарус, вспомнил Слейтер, и осторожно сел. Кандалы не препятствовали движению. Он не знал, зачем эта женщина находилась сейчас рядом, но не ждал от нее ничего хорошего. Помнил ее присутствие в своем разуме — отточенное, безусловное, какое-то хирургическое вторжение, бесцеремонно выворачивающее его наизнанку в поисках ответов. Она их получила, он был в этом уверен. Оставалась только одна причина, зачем она могла быть рядом теперь. Слейтер знал — чтобы пытать. Мы не пытаем, скользнула в его сознании чужая мысль, холодная, острая и темная. — Мы молимся. Он промолчал, хотя ему было, что на это ответить. Он просто не собирался делать этого мысленно. — Тогда, — ответила на его мысли Лазарус, и голос у нее был шелестящий, чуть хриплый, будто она редко им пользовалась, — мы можем поговорить так. Хаотик Сид убил одного из наших братьев. Убил из страха перед будущим, которое открыл ему Малкеста. Она говорила тихо, и от бесцветного шелеста ее голоса Слейтера продирало холодом. — Через смерть Малкесты Хаотик переродится в Церкви, — сказала она. — Убегая от того, чего боялся, он сам пришел к нам. Он создал петлю. Она читает его мысли, понял Слейтер, говорит, чтобы проследить за реакцией, уточняет детали того, что произошло с Малкестой и Хаотиком через Слейтера так же, как она делала там, у криокапсулы, просто на сей раз действует мягче. Зачем? Решает ли она, как поступить с Сидом? Или же не смогла прочитать все в первый раз? — Хаотик искал способ обойти пророчество, — продолжила Лазарус, — для этого он вторгся в разум моего друга, и нашел там Бога. Бог приведет его к нам. Тогда зачем она рассказывала это Слейтеру, если была так уверена в благополучном для себя исходе? — Скорее уж он нашел там безумие, — хрипло выдохнул Слейтер. Безумие, которое он надеялся развеять перед смертью. Мысль отозвалась едва ощутимым уколом чужого разума, и Слейтер вдруг как-то почти подсознательно понял, зачем пришла Лазарус. Зачем заговорила с ним. Дело было не в новой информации, которую она надеялась получить. Дело было в том, что Слейтер собирался посягнуть на то, во что она верила. Он собирался излечить Сида от заразы черных, от их безумия. — Никто из тех, кто пришел к истинному Богу, — сказала Лазарус, — никогда не отворачивался от Него потом. Ты называешь нашу веру безумием, в то время как безумны все вокруг. Ее голос был тих и бесстрастен, но наполнял, казалось, всю камеру. — Я называю так массовые убийства себе подобных, пытки и геноцид целой планеты, — резко сказал он. Что ты знаешь о людях? О смерти и о боли? — прошелестел ее разум в его сознании. — Что ты, воплощенная ересь рода человеческого, знаешь о Боге? Он не ответил, не успел — ее разум развернулся внутри него, затопляя собой, и на секунду легионер Леон Слейтер перестал существовать, растворился в мейстер Лазарус и в ее сознании. Там было тихо и спокойно, и очень мирно. Океан чужих чувств накатывал волнами и, будто фантомная боль отзывалось воспоминание — когда-то женщина еще не ставшая мейстер Лазарус корчилась от боли под чужими чувствами, под агонией рода человеческого. Дьявол терзал ее плоть и ее разум, и не было от него спасения. Бог в наших генах? Бог в наших телах? Мое тело — это Храм? Дьявол тоже в наших генах, Дьявол тоже в моем теле. Оно не Храм, оно тюрьма, в которой Дьявол терзает моего Бога. Скальпель отсекает кожу, под прекрасными губами обнажая окровавленные зубы, чертит линию вверх, и Лазарус — новорожденная Лазарус — улыбается тем, что осталось от ее лица. Внутри нее пусто и спокойно, наконец-то тихо. На железном столе лежит человек, он истекает страхом и болью, и каким-то подспудным пониманием того, что обречен. Какая-то его часть жаждет смерти, как избавления, и оно придет. Лазарус погружает руки в грудную клетку, сжимает пальцами чужое сердце, и чувства отзываются агонией и экстазом. Смерть это всегда агония и экстаз, и последний самый долгий выдох. Последний. Долгий. Выдох. Что-то уходит из человека на столе, чтобы раствориться в воздухе и смешаться с миром вокруг, а тело затухает, как лампа, на которую перестали подавать энергию. Мейстер Лазарус остается в тишине и покое. Слейтер судорожно выдохнул, вырываясь из удушающей тишины чужого разума, из того жуткого умиротворения и покоя, купленного чужими смертями. Если Лазарус думала, что это заставит его «уверовать», то она ошиблась. Ничего более жуткого, чем ее разум Слейтер не испытывал ни разу в жизни. Твой разум, подумала она, и ее мысль заставила его дернуться назад, хотя избежать прикосновения в сознании он не мог, так странно устроен. Инстинкт защищать подавляет естественное стремление к смерти. Тебя создали неспособным принять смерть, пока жив тот, кого ты должен спасти. Сид. Она говорила о Сиде. Значит, ты не сможешь принять смерть до самого конца. Слейтер и не собирался принимать смерть. Он собирался вернуть Сида, и понимание того, зачем Лазарус показала ему свой разум, отозвалось внутри мрачным удовлетворением. Она знала, что Хаотик может очнуться от этой их «веры», может сбросить безумие черных и вернуться. — Хаотик действительно отличается от всех, кто когда-либо приходил к Истинной Вере, — признала Лазарус вслух своим тихим шелестящим шепотом. — Но даже если ты прав, если ты вернешь того Хаотика, которого знаешь, что ждет его? В Цитадели много алтарей. Для него тоже найдется место. Слейтер и так это знал. Он просто верил, что Сид, настоящий Сид, которого он любил, предпочел бы смерть. Мейстер Лазарус ничего не сказала ему больше. Она лишь поднялась и ушла, закрыв за собой дверь камеры. *** Ее установили на возвышении в центре зала, которого всего сутками ранее вовсе не было на Хаосе. Должно быть, Сид использовал капитанский доступ, чтобы создать его — круглую платформу почти под самым куполом-иллюминатором. Ближе всего к звездам, едва ли не ближе, чем в рубке управления. От двери к центру зала вел узкий железный переход, он заканчивался круглой платформой, на которой и поставили Деву, а вокруг повсюду была вода, и блики, отбрасываемые ее поверхностью, скользили по стенам, по лицам тех, кто находился в зале вместе с Ламией и Сидом. Кто тоже пришел посмотреть на рождение Маленькой Госпожи: Андерсен и Форкс, Рамон и Уоррен. Больше никого. И Бабочка, разумеется. Она скользила по залу бесплотным дымом проекций, свивалась в кольца вокруг волос Сида, в нетерпеливом ожидании своего личного чуда. Рамон проверял работу механизмов встроенных в Деву. Ламия чувствовал поток эмоций исходящий от Иконы — неуверенность и страх перед грядущим, осознание неизбежности перемен и одновременно интерес, любопытство — и проецировал ей спокойствие. Деве предстояло стать чем-то совершенно иным, и Ламия принимал это, как необходимость. Бабочка получит тело, и возможность действовать везде, где окажется это тело, она получит плоть и кровь. — Что скажешь, падре? Мы готовы? — Сид стоял рядом, прямо перед Девой, запрокинув голову к ее незрячему металлическому лицу, и смотрел не отрываясь. Ламия знал его лучше всех, пожалуй, знал, зачем Сид смотрит. Хаотик уже видел в лице Девы свою Маленькую Госпожу. — Последние приготовления и пятиминутная готовность, — отозвался Рамон, деловито отщелкивая опции на проекции. — Тогда занимаем удобные места, девочки и мальчики, — слова были небрежными, но тон Сида не вязался с ними, слишком серьезный, почти торжественный. — Чур, я в ложе для почетных гостей. Он остался перед Девой, и Ламия знал почему. Уоррен предпочел отойти подальше, потому что его нервировали и сама Икона и все, что должно было произойти. — Эта штука ведь не нападет на нас со своими иголками, да? Ну, я имею ввиду, после, — спросил он, и в который раз потянулся в карман за сигаретами, только в последний момент вспомнив, что нельзя. Ламия запретил ему курить — Деве не нравился запах сигарет Уоррена. — Разве что на тебя, — невозмутимо отозвался Рамон, не отрываясь от последних настроек. — Кто знает, как она реагирует на глупость. — Ха-ха, — саркастически передразнил его Уоррен. — Очень смешно. Не знаю, как все остальные, а я видел, как эта штука «молится», и точно не хочу попасть в праведники. Иногда Уоррен словно задался целью сделать Ламию чемпионом по закатыванию глаз. — Друг Уоррен, — сладко улыбнулся Сид, — ты с тем же успехом мог бы бояться где-нибудь в своей каюте и не портить торжественность момента. Он протянул руку, ласково погладил, проплывавший мимо завиток дыма, Бабочка обвилась проекциями вокруг его пальцев, ластясь к прикосновению. — Спасибо, сэр, мне и тут неплохо. То, что он оставался только из-за Ламии, разве что не висело над головой Уоррена огромными буквами. Хотя волновался он напрасно. — Начинаем, — тихо вмешался Рамон, и разговор заглох сам собой. Механические манипуляторы выдвинулись из платформы под Девой, потянулись к Иконе, медленно вошли в плоть биомассы, фиксируя ее, и Ламия почувствовал, как в его Деве прошел электрический импульс. Он послал ей ответную волну, успокаивая, утешая: ничего страшного, все хорошо. Дева боялась и ждала, что будет дальше. Концы манипуляторов засветились, воздух, будто сгустился в помещении, наполняясь гулом на самом пределе слышимости, и через секунду этот гул уже отдавался в костях, как биение огромного барабана. Огромного сердца. Дым проекций сгустился вокруг Девы и неожиданно полыхнул ослепительно белым. Мигнуло освещение, и на секунду Ламия испугался, что системы корабля просто не выдержат прихода Бабочки. Потом все стихло. Медленно подалась вперед Дева и сфокусировала окуляры на лице Сида. Он протянул к ней руки. Проекции полыхнули от нее волной, и Ламия невольно отступил на шаг, не сразу осознав, что именно чувствует: они были похожи на поток, на водоворот или вихрь — нечеловеческие, странные эмоции. Чужая благодарность, чужое счастье. Первый вдох и выдох. Первый взгляд в глаза — глаза Хаотика Сида. Рядом беззвучно выдохнул Рамон. Дева — уже не Икона, потому что теперь она стала чем-то совершенно иным — протянула к Хаотику нити, потянулась всей собой, коснулась бережно, невесомо скользя иглами по его коже, а вокруг летали силуэты птиц, ослепительно белых птиц. Она не желала причинить вреда, не желала даже поцарапать, лишь почувствовать своим новым телом — первое прикосновение: невесомая ласка волос, мягкость и тепло человеческой кожи. Биение пульса. Бабочка переродилась, и ее счастье — счастье рождения струилось из нее бесконечным, безбрежным потоком, захлестывало любовью и благодарностью. Сид улыбался, а проекции птиц скользили вокруг, отбрасывая на его лицо причудливые тени. Маленькая Госпожа смотрела на того, кто позволил ей стать живой, и любила, как не умеют любить люди, любила каждой клеткой своего нового тела, со всей силой импульсного компьютера наконец-то коснувшегося звезд. Ее любовь была водоворотом и вихрем, потоком и течением, и всем, чем только может быть безусловная любовь, и Ламия слышал ее как песню, как музыку на границе сознания и на грани слышимости. Самую искреннюю, самую прекрасную музыку в мире. Хаотик не сводил взгляда с Девы, и в глазах его стояли слезы: — С днем рожденья, маленькая госпожа. С днем рожденья. *** Хаотик Сид остался говорить с Бабочкой, и час спустя он все еще был в ее зале — Загесса чувствовал потоки их мыслей, и как странно было ощущать Даром мысли компьютера. — Никогда не ощущал ничего подобного, — задумчиво сказал ему Доминик, и Загессе не нужно было пояснять, что он имел ввиду. В отличие от бывшего навигатора. — В каком смысле? — спросил Уоррен. — Младшая Бабочка, — ответил Доминик, хотя, по мнению Загессы, он просто зря тратил слова. — Теперь у нее есть тело, и мы с Рамоном способны читать ее эмоции. — Эмоции? — недоверчиво переспросил Уоррен. — У компьютера? Ну да, конечно. Именно это Загесса имел ввиду, когда думал про ограниченность. — Импульсные компьютеры используют совершенно новый, уникальный принцип работы с информацией, — жалея, что приходится тратить на это время, сказал он. — Они… полагаю, правильнее всего будет сказать, что они живые. — Но раньше ты не мог залезть ей в голову. — Раньше носителем ее сознания был не органический материал, — напомнил Доминик и тут же пояснил. — То есть не живая ткань. — Я знаю, что такое органика, док, спасибо за подсказку, — он выдохнул и устало потер лицо руками. — Но это, наверное, хорошо, что вы теперь можете ее читать. Если она задумает выкинуть какой-нибудь фокус, сможете предупредить, ведь так? Привычка этого человека все упрощать, пожалуй, не нравилась Загессе больше всего: — Не так. Ее чувства устроены иначе, чем человеческие. Их так же тяжело читать, как и чувства Хаотика. — Капитан-то как раз человек. Он ведь человек? — переспросил Уоррен у Доминика. Похоже, ему нравилось использовать друга Загессы в качестве справочного терминала. — Хаотик психопат, — уточнил Доминик. — Его разум, как разум большинства психопатов, отличается от окружающих. — Но он все равно человек? — Уоррен, — не выдержал Загесса, — человеком будет считаться все что угодно, что имеет соответствующий генетический код. Мы говорим про биологический вид. Отклонения в психике никак с этим не связаны. — Что насчет модификантов? — Отклонения в генетическом коде у модификантов незначительны, — пояснил Уоррену Доминик. — Сознание устроено похоже на человеческое. — Но легионеров вы все равно к людям не причисляете? Они выглядят так же, как мы. — Волки могут выглядеть так же, как и собаки, тем не менее, это два разных биологических вида, — возразил Загесса. — И, если уж на то пошло, сейчас речь вовсе не об этом. Ты спросил, способны ли мы читать Младшую Бабочку. Ответ — да. Можем ли мы понять, о чем она думает — не всегда. — Как и с Хаотиком, в основном мы улавливаем только направленность мыслей и чувств, — добавил Доминик. — Она не желает нам зла, и совершенно точно любит Хаотика. На данный момент это все, что я могу сказать тебе точно. Уоррен поежился, и Загесса усмехнулся, ощущая исходящую от него волну нервозности. — Да уж. Знаете, все-таки с миром что-то сильно не так, если кто-то начал любить Хаотика Сида. Как-то это… ну… совсем неправильно. Отчасти Загесса разделял эту точку зрения. У него Хаотик тоже никакой любви не вызывал. Впрочем, заслуживал благодарности уже за то, что давал возможность покончить с черными. — К вопросу о другом ущербном, который любит капитана, — вмешался Уоррен, и Загесса прочел в его мыслях то, что только теперь пришло тому в голову. — Слейтер ведь тоже не человек, но капитан собирается вытащить его с помощью имитатора смерти, так? — Препарата, имитирующего симптомы смерти, — поправил Загесса, хотя в целом Уоррен понимал правильно. — Ну, вытащит он его, но тот все еще будет с перерезанным горлом, верно? Предположим, вы сунете Слейтера в регенератор. Это поможет? Я хочу сказать, регенератор предназначен для людей. — Для любой органики, — возразил Доминик. — Мы перенастроим капсулу на параметры легионера. Достаточно задать регенератору данные «нормы», и он сам сделает все остальное. — Это я понимаю, — отмахнулся Уоррен. — Откуда у вас «норма» для легионера? Когда Слейтер только оказался здесь на корабле, он был по уши начинен взрывчаткой, так что на норму не тянет, а после ты его полное обследование не проводил. В целом, Уоррен размышлял верно, Загесса согласен был это признать. И все же, бывший навигатор как обычно недооценивал Хаотика. — Скафандр, — пожал плечами Доминик. — Тот снимает данные о состоянии организма посекундно. Хаотик дал легионеру гравитационный скафандр и тот носил его несколько дней. Более чем достаточно, чтобы получить данные. «Блядь», — подумал Уоррен, и в чем-то Загесса даже разделял его точку зрения: — Я ненавижу этого мудака. Почему у него всегда все схвачено? — Потому что он предпочитает думать верхним мозгом, — невозмутимо пояснил Загесса. — Это был риторический вопрос, — огрызнулся Уоррен. — Хаотик предусмотрел не все, — Доминик не смотрел Загессе в глаза, но тот неожиданно почувствовал прикосновение к своему разуму: невесомое, в чем-то даже заискивающее. Доминик собирался просить. — Есть нечто, в чем нам с ним потребуется помощь. Загесса ожидал чего-то подобного, и потому только спокойно ответил: — Нужен кто-то, кто создал бы для вас психомаску. — Психо-что? — неверяще переспросил Уоррен. Загесса и Доминик оба не стали ему отвечать. Что ж, по крайней мере, обычный пират и не обязан был это знать. — Психомаску, — ответил Загесса. — Так же, как ты используешь маскировочный костюм для того, чтобы скрыть себя, Дети Творца могут применять Дар, чтобы скрыть свои мысли. — Или сделать их другими, — добавил Доминик. — У черных тоже есть телепаты, и они будут читать Слейтера в момент его смерти. Если они прочтут, что он на самом деле не умирает, никто из нас не выйдет из жертвенного зала живым. — Что насчет тебя? — спросил Уоррен, и ему ответил Загесса: — Доминик может создать маску из чувств, но не сможет изменить мысли легионера. Для этого нужен телепат. «Такой как ты, — подумал Уоррен, и эта мысль была направленной, он ожидал, что Загесса ее услышит. — Верно, — подтвердил тот. — Такой как я. — Ну и как же вы планируете протащить инквизитора к черным? — Черные используют боевых роботов, — ответил Доминик. — Никого не удивит, если я или Хаотик тоже возьмем с собой одного. — Классический трюк, — усмехнулся Уоррен. — Не работает давным-давно, с тех пор как изобрели биосканеры. Первая же проверка покажет, что внутри живая начинка. Разве что, этот, — он бесцеремонно кивнул на Загессу, в очередной раз доказывая, что не обладает ни здравым смыслом, ни инстинктом самосохранения, — использует маскирующее поле. — Да, — отозвался Доминик. — Сканер не обнаружит его, если он использует поле. — Ага, — кисло подтвердил Уоррен. — Вот только мы не одни такие умные. Все кто знает про этот фокус — а черные наверняка знают — теперь просто открывают у робота переднюю пластину и смотрят начинку. Противоядия от этого еще не придумали. Можно подумать, Доминик не знал этого. Или Загесса. Даже не нужно было объяснять, что тот имел ввиду. — Они проверяют не всех роботов, Уоррен. Только тех, в которых может поместиться человек, — просто сказал Доминик, и на самом деле он говорил это не Уоррену. — Я в курсе, мистер очевидность. Только твой церковный приятель, увы, человек, и поместиться может только в соответствующего робота. Молчание стало ему ответом. Загесса, так же как и Доминик, знал о людях то, чего не знал Уоррен. — Что? — спросил бывший навигатор. — Почему все на меня так смотрят? Или что, кто-то хочет со мной поспорить? То сколько процентов тела можно ампутировать без риска для жизни. — Человек не обязательно должен быть целым. Страх, которым отозвались чувства Уоррена в ответ на его слова, конечно, не имел отношения к Загессе. Уоррен просто представил себя в подобной ситуации. — Ты же не всерьез? — спросил он. — Ты же не собираешься?.. Забавно, что именно это пугало его больше всего. Загесса не боялся отрезать от себя руки и ноги, учитывая, как легко было вернуть их в регенераторе или даже заменить соответствующими протезами. Но пойти в цитадель черных? Теперь, когда только стабилизатор отделял Загессу от безумия? Доминик просил о многом. И знал это, Загесса видел по его глазам и читал в его сердце — болезненно открытом, уязвимом. Доминик просил о помощи. Загесса мог бы ему отказать, но не смог бы потом с этим жить. Пожалуй, то была его личная версия неизбежности — результат свободного выбора. — Ты знал, еще задавая вопрос, что я отвечу, — сказал Загесса Ламии: тому, кого так и продолжал про себя называть «Доминик». Того, кого продолжал любить как друга. — Да. Я знал. Я не имел права просить тебя, но я прошу. Ты мне нужен, ты снова мне нужен. — Я сделаю все необходимое.