Отпусти, и я вернусь

«Новый Орлеан – это мой город. Я его построил своими собственными руками, создавая эту атмосферу мистической таинственности, притягательности, яркости. Я и моя семья создали великую империю, которой впоследствии могла бы подчиниться вся страна, весь мир в дальнейшем. А почему бы и нет, ведь мы сильнейшие создания на земле, а я сильнейший из них. Я бессмертный, меня невозможно убить и моя жизнь насчитывает тысячи лет. Я – это вечность. Я – это власть. Я Король. А кто не подчиниться мне, того ждет только один исход – и этот исход смертелен. И единственными вариациями могут быть только одни - насколько долго и мучительно ты будешь мучиться. А если ты будешь молить о пощаде, то возможно, я буду снисходителен, и ты умрешь быстро. Я покинул однажды этот город, я бежал от своего отца. Я не хотел, я был вынужден. Но теперь мне не от кого бежать. И я вернулся. И я не собираюсь бежать. Этот город мой, я отвоевал его обратно. Я никому уже его не отдам. Я, моя семья и мой ребенок будут править этим городом вечно и пусть только хоть кто-то осмелиться переступить мне дорогу…. Хотя, я сомневаюсь, что такие найдутся. Все знают, что у меня нет слабостей, у них нет оружия против меня. Уже прошел месяц после того, как Ребекка покинула Новый Орлеан, как она была свободна. Все бегут от меня, но мне никто не нужен. Теперь я полноправный король, и единственная моя цель теперь – это править своим царством, объявить перемирие со всеми членами нашего сообщества. И у меня уже есть идея». Элайджа вошел в гостиную и увидел Клауса, застывшего над книгой, который определенно что-то обдумывал. - Я несказанно удивлен, братец. - А, Элайджа. Ты вернулся, - Клаус отложил книгу и встал навстречу брату. – Позволь спросить, и чем же вызвано твое любопытство? - Я думал, ты занят срисовыванием каждого дерева и куста в Новом Орлеане, и ничто не может оторвать тебя от этого занятия. А ты, я вижу, занялся более насущными делами, и перешел на книги, – Элайджа взглянул на обложку, – как предсказуемо. Никколо Макиавелли «Государь». Набираешься мудрости? - Просто освежаю воспоминания. Тебе бы тоже не помешало задуматься над вопросами своей политики, отношений властвующих и подвластных, силы. Вот как раз наткнулся на мои любимые строки: «В основе политического поведения лежат выгода и сила. Правление заключается главным образом в том, чтобы твои подданные не могли и не желали причинить тебе вред, а это достигается тогда, когда ты лишишь их любой возможности как-нибудь тебе навредить или осыплешь их такими милостями, что с их стороны будет неразумием желать перемены участи». - Ну, чтобы ты осыпал кого-либо милостями? Что-то такого я еще не наблюдал за 1000 лет. Ты скорее выберешь вариант "лишения какой-либо возможности". Вы определенно обрели бы в друг друге хороших товарищей: беспринципность, безнравственность и жестокость. Не ты ли сам подал ему идеи диктаторства? - Не преувеличивай моей значимости, брат, - расплылся в улыбке Клаус и наполнил два стакана бурбоном. - Не знаю даже, радоваться тому, что тебя наконец-то интересует твое маленькое "государство" или опасаться вычитанных тобою идей? – пристально посмотрел на Клауса Элайджа, пытаясь понять, что же задумал брат, на что Клаус только опять беззаботно улыбнулся. - Как там Хейли и ее стая, кстати? Теперь, когда проклятье снято, они наслаждаются жизнью, которую некогда у них отобрали? - К чему такая заинтересованность? - Элайджа, это искреннее невинное любопытство, поверь мне, - ухмыльнулся Клаус, подходя к Элайдже и протягивая ему стакан. – Выпьешь со мной? У меня есть одно предложение, и я хотел бы обговорить его с тобой. - Конечно, - ответил Элайджа, и устроился напротив Клауса, взяв предложенный напиток. – Так о чем пойдет речь? И, кстати, ты меня удивляешь. Дело, которое ты хочешь со мной обговорить? Ты все всегда решаешь сам. - Ну что ж, я меняюсь, брат мой, - усмехнулся Клаус. Вампир усомнился в искренности сказанного, но продолжал внимательно его слушать. - Мы семья первородных. Ты и я – все, кто остался. Ни больше, ни меньше – ты все, что у меня есть. И мы будем править этим городом вместе. Но я тут во главе, конечно же. - Кто бы сомневался? - теперь был черед Элайджи усмехнуться. - Так вот. Я хочу устроить своего рода мероприятие, вечер, на который будут приглашены все. Вампиры, оборотни, ведьмы, люди. Жест, которым я хочу нас всех примерить в спокойной дружеской обстановке. - Спокойной? Ты верно шутишь? Я бы не сказал, что это хорошая идея. Пока ты тут забавлялся, я пытался всех примерить, но они даже не способны спокойно находиться в одном помещении больше 5 минут, и это только 5 их представителей. Ты безумен. Мне здесь не нужно кровавое побоище. - Доверься мне, Элайджа. Мы все обсуждаем в серьезной обстановке, за столом переговоров. Все так официально. Нам всем нужно расслабиться и насладиться жизнью. Силы сейчас уравниваются, все довольно спокойно вокруг, мы во главе. Так давай же будем достойными правителями, проявим гостеприимство и покажем этому городу, кто здесь хозяин. Элайджа задумался. Он понимал, что Клаус преследует какие-то свои цели на этот вечер. Он никогда не делает все просто так. - И когда же намечается сие мероприятие? - Через несколько дней. Я уже всех известил, отсчет пошел. Так давай же закатим вечеринку, которую этот город надолго запомнит! - Хорошо. Здесь я с тобой, пожалуй, соглашусь. Хотя, надеюсь, Никлаус, ты понимаешь, что делаешь и будешь держать все под контролем. Ты собираешь под своей крышей гремучую смесь. Она может и взорваться. - Не обижай меня, Элайджа, – братья смерили друг друга взглядами. Клаус осушил свой стакан, и поднялся налить себе еще. - Кстати, позволь спросить. Что же ты один? Где твоя ведьма? - Она не моя, и я не знаю. Она сейчас занята, дела в перестроении власти в самом центре общины ведьм. В общем, меня это не волнует. Тебя волнует? - Нет. Просто она постоянно вокруг тебя крутиться, а тут куда-то исчезла на несколько дней. Да и на переговорах она спелась с новым представителем людей, пока у отца Кирана проблемы. Так что, как ты выражаешься, простое любопытство, брат. Ты ничего об этом не знаешь? - Нет, не имею малейшего понятия. А кто этот новый представитель? - Франческа Корреа. Она не так проста: очень властна, настойчива, и может быть, опасна. Она преследует свою выгоду. - Все мы, брат, одинаковы. Но Женевьева не упоминала ее, так что ничем не могу помочь. Не беспокойся. Она полезна, она мне предана, ведьмы в моих руках. - Клаус замолчал, взгляд ожесточился. - Кстати, о преданности. Ничего не слышно о Марселе? - Нет, видимо, он залег на дно. И правильно делает. Ему здесь больше делать нечего. Еще пусть благодарит, что я оставил его в живых. - Если кто и убьет Марселя, то только я. Не забывайся, Элайджа. Пусть он живет пока. Я еще не решил, что мне с ним делать. - Я думаю, это неверное решение, Никлаус. Ты прекрасно понимаешь, что сейчас он вынашивает план мести. Он не успокоиться, пока его не успокоят самого. - Я сказал, оставь его, - подошел вплотную к Элайдже Клаус и взгляд его не выражал ничего хорошего. - Я тебя не понимаю, но и не перечу. Поступай, как знаешь. - Да, я всегда знаю, что делать, - жестко произнес Клаус. Он отвернулся к окну, посмотрел на вечернее небо, и через минуту повернулся уже совершенно с другим расположением духа. Как ни в чем не бывало, он улыбнулся, и, прочистив горло, сказал: - Ладно, а теперь, брат, о более важном. Давай выпьем же за успех нашего вечера. За нас, Элайджа. - За нас, – и они скрестили бокалы.