Оригами

— Рука у босса всегда была тяжелая, — усмехнулась Шонди, вспоминая доставшиеся ей крепкие тумаки: впрочем, розданные за дело. — Как Янг потом объяснила синяки своему папеньке? — Да так и объяснила, — пожал плечами Пирс. — Наврала с три короба. Мол, Стивен из параллельного дал прокатиться на велосипеде, а она со всей дури да на полной скорости впендюрилась в фонарный столб. Очки вдребезги, губу разбила, да слава Будде, или кто у них за это отвечает, что нос не сломала… В первый раз любой дурак наврет. Вот на пятый начинаешь изгаляться. — Со знанием дела говоришь, я погляжу, — беззлобно подколола собеседница, размешивая трубочкой густой коктейль. — А тебя в школе никогда не лупили, красавица? — Смеешься? Я была крутая чика. Да можно подумать, Пирс, тебя лупили! — Будь здоров, — подтвердил он. — Пацаны как-то застали меня выщипывающим брови в мужском туалете. Чего ты ржешь? Ты бы хотела видеть одну гигантскую бровь на этом прекрасном лице, да, мохнатую, как гусеница? Года через два у этих дебилов мозгов прибавилось, мы с ними потом варили мет в гараже, а тогда они мне такое свидание с унитазом устроили — думал, вовек не забуду. В каждой школе свой устав, видишь ли… В моем пунктов было до жопы, вплоть до цвета кожи и фасона штанов, и будь проклят несчастный чувак, которому вздумалось покрасить волосы и взять в руки пинцет. В том благословенном месте, где училась босс, пункт был один: не вставай на пути Лесли Купер. — Сдается мне, брешешь ты, Пирс Вашингтон. Так подружиться с человеком, который тебя в грош не ставит? Босс даже ее имя выяснять не стала. — До поры до времени не стала, — кивнул тот. — Слухай дальше, не перебивай Шехерезаду, а то сказочке конец… Короче, сей печальный инцидент имел место во вторник. На следующий день Тельма прогуляла школу: так и просидела весь день на стройке, подкармливая собаку объедками из лапшичной. В четверг ее бог от столкновения с Лесли Купер миловал. А вот в пятницу между вторым и третьим уроком нашей семикласснице не повезло… — Опять напоролась? — Глупо лезть в бутылку, когда ни запасных очков, ни денег на новые. Но тут прошла по коридору босс со своими подручными, Крэббом и Гойлом… — Почему их зовут, как толстых увальней из «Гарри Поттера»? — Я забыл имена этих типов к чертовой матери, изворачиваюсь как могу. Ты слушать будешь или нет? — Ну и что было дальше? — А скажи-ка мне, Шонди. Там, где ты училась, крутые чики никогда не обливали тех, кто помладше, сладким киселем из столовки? Чертовски неприятная штука — мало того, что с ледяной крошкой, так еще и сироп глаза ест, жуткая зараза. Ну вот Тельме случилось испытать на своей шкуре своеобразное крещение в изгои: у одного из этих типов как раз осталось полстакана… Догадаешься, что сказала босс? — Спросила, наверное: мол, киселя-то не жалко? Сказочка твоя, Пирс, становится все невероятнее. Пирс пожал плечами, оскорбленный в лучших чувствах. — Я про босса слухов не распускаю. Его собеседница знаком показала молчаливому бармену, чтобы он повторил им коктейли. Шонди по опыту знала: чем чаще наполняется живительной влагой стакан Пирса, тем краше становятся байки. Как ребенок в ожидании очередной истории, заготовленной старой всеведущей нянькой, она едва не ерзала на стуле от нетерпения и потому обрадовалась, что понятливый выходец с Ямайки плеснул в их «Пинаколады» тройную порцию рома. — Итак, — продолжил вдохновленный Пирс, — маленькая эмигрантка из далекого Китая провела урок географии в туалете на четвертом этаже, вычесывая из волос ежевичный сироп. Выйдя в коридор с видом каторжанки, несправедливо угнетенной жестокими американцами, она вдруг наткнулась на пришпиленный к стене тетрадный листок. На нем было выведено объявление: оказывается, учитель физкультуры решил передать подрастающему поколению все знания о боевых искусствах, какие у него имелись, и объявил набор будущих претендентов на черный пояс. Хотя будем откровенны: им руководило не столько желание учить, сколько суровая необходимость выцыганить еще немного денег из школьного бюджета… — Дай-ка угадаю. Его главной надеждой на кубок первенства стала маленькая эмигрантка из далекого Китая. — Главной и единственной. Больше-то никто не пришел. Пирс закинул в рот ломтик лимона, выуженный из стакана, и лицо его перекосилось то ли от кислого сока, то ли от нестерпимой печали. — А почему никто не пришел? — спросил он сам себя. — Потому что мистер Пайн, учитель физкультуры, был на редкость неприятным типом, старым алкоголиком с запущенным вьетнамским синдромом, и если кто на свете любил его меньше учеников, так это женщины, а если кто любил его еще меньше женщин, так это наша доблестная родина. Необъяснимую, глубоко затаенную нежность к его пухлым ручкам, блестящей лысине и отвратительному характеру питала лишь школьный психолог, упитанная старая дева с непроизносимой фамилией… В минуты невзгод сия благочестивая дама настоятельно рекомендовала Тельме заботиться о душе и духе (хотя сама запустила начинающуюся паранойю). Мистер Пайн, напротив, считал, что превыше всего человек должен ставить собственное тело (хотя сам отрастил пузо пышное, как сдобная булка). Так вот, Шонди… Догадайся, что выбрала наша Тельма. Шонди отняла у бармена бутылку и теперь подливала Пирсу сама, чтобы в горниле его красноречия не угас огонь. Опустошив стакан, он помолчал с минуту и на всякий случай пояснил: — Ну уж конечно, не душу.