I'm obsessed with his smell (Summer Love)

— Хорошо, давай я покажу тебе, где моя спальня. Тебе повезло, у меня есть запасная зубная щётка, — обращается ко мне Гарри. — Спасибо. Он ведёт меня в свою спальню, и уже в ней принимается искать щётку. — Красивая комната, — улыбаюсь, рассматривая эти хоромы. О такой комнате я могу только мечтать. Даже как-то неловко стоять своими грязными носками на этом идеальном чистом полу. Всё слишком идеально: высокая деревянная двухместная кровать со множеством мягких подушек, широкий кожаный диван шоколадного цвета, огромный 3D телевизор, книжная полка, полка с дисками, молочные стены, белоснежный высокий потолок, рабочий уголок обвешенный плакатами, также я обращаю внимание на несколько вазочек возле компьютера, они наполнены множеством ракушек. Мне нравится, я люблю ракушки, хотя об этом никто не должен знать. Но вернёмся к его идеальной спальне. Окна от потолка до пола с тёмными тяжёлыми шторами. Одна комната Гарри размером с половину моего дома. От этого становится неловко, даже противно. — Вот щётка, — улыбается, протягивая её мне, — давай я покажу тебе, где ванная. Киваю, принимая синюю зубную щётку. Мы выходим из идеальной комнаты младшего Стайлса в идеальный коридор этой семьи и направляемся в идеальную ванную Гарри. — Это моя личная ванная, — улыбается он, — так что можешь не стесняться и расслабиться. Ты какой-то весь напряжённый. — Нет, всё хорошо. Спасибо. — Ладно, я пойду расстелю себе постель. Киваю. Без понятия, сколько раз я уже кивнул, но я просто не знаю, что ему говорить и отвечать. Я где-то читал, что люди, которые молчат, кажутся умными, вот пусть он и думает, что я умный. Гарри уходит, а я остаюсь один. Наконец-то. Его присутствие напрягает, меня напрягает в нем всё: его забавные кудряшки, его щёчки, его запах — такой приятный, мятный. Напрягает даже то, что от Гарри не воняет пивом и сигаретами, как от всех парней, которых я знаю. Он такой гостеприимный... Не удивлюсь, если он девственник или гей. Нет, гей-девственник. Меня передёргивает, когда я смотрю в своё отражение в огромном и блестящем от чистоты зеркале над умывальником. В этом доме так неловко. Непонятно, как Джемма с её характером вообще живет здесь и неудивительно, что она общается с отбросами, втайне курит и пропускает школу. В такой правильной семье нужно уметь жить. Мочу щетинки щётки и наношу на них мятную пасту. Наверное, Гарри часами чистит зубы, потому что из его рта пахнет точно так же, как из тюбика этой пасты. Начинаю чистить зубы и перед глазами появляется лицо Гарри, уж слишком эта паста у меня ассоциируется с её обладателем. Рот заполняет этот пекущий мятный привкус, кажется, будто я чувствую в своём рту Гарри, чистить зубы этой пастой — будто целовать его. — Фу, мать твою, — злюсь, выплёвывая пасту, когда мне удаётся действительно представить свой поцелуй с Гарри. Начинаю тщательно полоскать рот водой, но мятный привкус и аромат будто прилипли к моим губам и рту в целом. Сейчас я пахну так же, как этот мятный придурок, и теперь я буду думать, что мы целовались, — эта паста изнасиловала мой рот! Выхожу из ванной и возвращаюсь в спальню Гарри. — Я скоро вернусь, — говорит хозяин комнаты, выходя из неё, и при этом странно улыбаясь. — Так, его паста изнасиловала мой рот, а он коварно улыбается, — буркаю я, ложась на огромную кровать, когда Гарри уходит. — Этот парень маньяк. Гей-девственник-маньяк. Нет, мятный-гей-девственник-маньяк. И мне плевать, что маньяк не может быть девственником, и что у Гарри была девушка, но сейчас я лежу на огромной высокой кровати, укрытый одеялом, одеялом Гарри, который сейчас вернётся со своей белоснежной улыбкой, которая, наверняка, светится ночью. А если он ляжет ко мне в постель? Меня снова передёргивает, и я решаю поскорее уснуть, чтобы не застать его приход. Но только у меня это начинает получаться, как распахиваются двери, и становится виден силуэт Гарри. Он включает свет: — Ты же ещё не спал? — Нет, — постанываю, скользя головой по шёлковой подушке. — Хорошо, — Гарри подходит к зеркалу и начинает расчёсывать волосы. Он стоит обнажённый, только его бёдра прикрыты до колен белым полотенцем. Неужели нужно расчёсываться перед сном? Накрываюсь с головой одеялом. Долбаная подушка, почему ты такая скользкая? — Ладно, — он выключает свет и ложится на диван, — спокойной ночи, Луи. — Спокойной ночи, — бормочу я. Что ж, кажется я немного переборщил, и Гарри не лёг ко мне в постель. Возможно, он не маньяк, а просто странный парень. Выдыхаю. Привыкнуть к этой скользкой постели невозможно, но сильно хочется спать, поэтому, откинув мысли прочь, я начинаю погружаться в сон. Сначала мне снится, как я сижу в гараже отца с бутылкой пива в руках, делаю глоток и чувствую вкус мяты, делаю ещё один, а затем вынимаю из своего рта листок этой долбаной мяты. Дальше мне снится полнейший бред: я бегу по футбольному полю, которое такое же шёлковое и скользкое, как постель, на которой я сейчас сплю. Падаю, отключаюсь, а прихожу в себя снова на этой постели. Мне снится, как я сплю в этой же комнате, на этой же кровати, Гарри так же спит на диване на спине и с открытым ртом. Сон слишком реалистичен. Моего плеча касается ледяная рука, настолько ледяная, что холодный пот выступает на моём лбу. — Луи, проснись, — обращается ко мне леденящий слух голос. Я пробуждаюсь и поворачиваюсь лицом к тому, кто ко мне обращается, сначала я не могу рассмотреть этого человека, но его холодная рука до сих пор находится на моём плече. Незнакомец садится рядом со мной на постель, и я вижу его лицо. — М-Метт? — испуганно шепчу, отстраняясь от погибшего брата. — Сегодня ты вспоминал меня, Луи, и мне это не понравилось. Его лицо такое мёртвое: никаких эмоций, пустота в глазах. — Зачем ты пришёл? — Мне скучно одному без моего младшего брата, — ледяная рука Метта уже касается моей щеки, — и я хочу забрать тебя с собой, — внезапно я начинаю чувствовать какую-то свободу, пустоту, будто отрываюсь от своего тела, становлюсь пушинкой, мне так хорошо. Вижу, как моё тело падает на постель, и я покидаю комнату, возношусь наверх. Я уже над особняком, но Метт резко отпускает мою руку. Падаю в какое-то горячее место, в лаву, а мой брат смеётся надо мной, и его смех такой ужасный, такой отвратительный, такой пугающий. Я приземляюсь на какое-то остриё, которое протыкает меня насквозь. Резко просыпаюсь, усаживаясь на кровати и при этом тяжело дыша. — Почему ты не спишь? — сонным голосом спрашивает Гарри. Пытаюсь ответить ему, но я слишком поражён и напуган для этого: — Я... Я... — Кошмар приснился? — Да. — Какой? — Неважно, — всё ещё тяжело дышу, а затем начинаю нервно оглядываться по сторонам. — Тебе дать успокоительное? — Д-да. Гарри встаёт с дивана, подходит к одному из ящиков и достаёт таблетку: — Я сейчас схожу за водой, подожди. — Нет! Я без воды выпью, не уходи. Он слабо улыбается: — Хорошо, — садится ко мне на кровать и даёт таблетку. Проклятие, как же успокаивает его мятный аромат, мне так нравится эта мята. Я хочу чаще улавливать этот запах, может мне украсть у него эту пасту? Нет, что за бред? Но это слишком манящий аромат, был бы Гарри девушкой, я бы уже беспрерывно целовал этого мятного парня, глотая его мяту и его мятный язык. Я сказал «его»? Я хотел сказать «её». Чёрт, я думаю об этом парне как о девчонке. Но он парень, мятный парень, он не девушка, и я не хочу его поцеловать. Не хочу! И когда у меня получается откинуть прочь мысли о поцелуе, дрожащей рукой беру таблетку. — Видимо, тебе приснилось что-то действительно страшное, ты весь дрожишь. Я киваю, глотая таблетку. — Может включить лампу? — Нет, всё хорошо, спасибо. — Хорошо, если что, обращайся. И Гарри возвращается обратно на диван, а я плавно опускаюсь на подушку и закрываю глаза. Нет, я точно ошибся насчёт Гарри, он отличный парень, слишком мятный, слишком хороший, но отличный. — Луи, — снова становится слышен голос моего брата, — мне скучно. Я пробуждаюсь. — Твоё дыхание сменилось, ты снова не спишь. Почему? — тихо спрашивает Гарри. — Снова этот сон. Принимает сидячее положение: — Что тебе снится, Луи? — Это слишком личное. — Надеюсь, это не моя сестра, — усмехается он. — Нет, не она. — Тебе страшно? — Да, — признаюсь, — я ничего не боюсь, но после таких снов обычно не сплю всю ночь. — Тебе часто снятся кошмары? — Да. Гарри встаёт с дивана и подходит к кровати, он ложится на неё, размещаясь рядом со мной: — Я по себе знаю, что когда кто-то спит рядом, то не так страшно. О да, я чувствую этот блаженный аромат, я хочу чувствовать эту мяту, но он парень! Мятный, мать его, парень! Не девушка, которую я мог бы целовать, а парень. Поэтому пусть катится... Со своей же кровати. — Да, но не когда это парень, который младше меня. — Какая разница, кто спит рядом с тобой? Главное — знать, что кто-то рядом. И я в сотый раз киваю: — Да, ты прав. Но если кто-то узнает, что я испугался, и ты спал со мной, то я тебя убью. Гарри начинает смеяться: — Не бойся. Ты мне просто понравился. Не знал, что у моей сестры такой... нормальный парень. — Да, — растерянно отвечаю, — спасибо. Только Джемме, в первую очередь, не стоит об этом знать. — Хорошо, — он улыбается и укрывается одеялом, — спокойной ночи, надеюсь, тебе больше не приснится кошмар. — Надеюсь. Спокойной ночи. И снова погружаюсь в сон. Гарри прав — плевать, кто лежит рядом, тёплое присутствие Стайлса младшего и его мятный аромат успокаивают меня, но вскоре, с другой стороны от себя, я начинаю чувствовать ледяное присутствие, совершенно не такое приятное и тёплое, как Гарри. Будто с другой стороны лежит сама смерть. Я придвигаюсь к мятному парню ближе. — Луи, мальчишка не спасёт тебя. — Что тебе нужно?! — Я уже говорил. Я хочу забрать тебя с собой. — Уходи! Проваливай! Но Метт начинает тянуть меня за руку. Хватаюсь за Гарри. — Луи, Луи, проснись! От толчков Стайлса в моё плечо я начинаю просыпаться. — Боже, я не смогу заснуть. — Всё хорошо, Луи. Тебе дать ещё одну таблетку? — Нет, — отвечаю и придвигаюсь к нему ближе, — это ужасно. Кошмар часто пугает меня, но сегодня — это слишком... Гарри молча обнимает меня, а я удивлённо смотрю на него. Тот сразу же поясняет: — Когда я был совсем ребёнком, мне часто снились кошмары, мама или Джемма всегда обнимали меня, и мне уже не было так страшно. — Да, но мне восемнадцать, а тебе шестнадцать! — Страх одолевает в любом возрасте. Я обнимаю его в ответ, при этом кивая. Меня самого уже раздражают эти кивания. — Хорошо. Мне и вправду становится спокойнее. И хоть сейчас я и чувствую себя ребёнком, но мне становится лучше, а это главное. Мятный аромат Гарри как-то успокаивает, это я уже понял, но какое же блаженство обнимать этого мятного мальчика. Будто обнимаю мягкий и тёплый комок мяты. Его кудряшки щекочут мою кожу, вообще, у него дебильные кудряшки, будто кудрявый горшок на голове, но с другой причёской его нельзя представить. Тем более, эти идиотские дурацкие кудряшки тоже успокаивают меня, а его медленное дыхание помогает погрузиться в сон.