I'm obsessed with his smell (Summer Love)

Доедаю, Гарри относит поднос и возвращается в спальню. Я по-прежнему лежу в постели. Хазза проходит мимо кровати и подходит к своему письменному столу. — Что ты будешь делать? — Рисовать. — Но я хочу, чтобы ты лёг ко мне. — Это необходимо? — Нет, но я хочу, чтобы ты лёг рядом. — У меня настроение включить спокойную музыку и рисовать. — А у меня настроение разговаривать с моим лучшим другом. — Лучшим? — и снова вижу, как мятный ротик превращается в свёклу. — Ты ведёшь себя как мой лучший друг. И ты ведёшь себя даже лучше, чем моя девушка. — Здесь я с тобой согласен, — как-то оживлённо проговаривает и садится на край кровати, — Джемма не заботится о тебе. Она... Мятный ротик замолкает, не решаясь что-то сказать. Я жду секунду, вторую, третью, но он всё ещё молчит. — Она что? — Мне... Мне кажется, что у вас не самые серьёзные отношения. — Разумеется. У нас у обоих ветер в голове, какие серьёзные отношения? — Тогда зачем вы встречаетесь? А я откуда знаю? Задолбал со своими вопросами. Нужно снова что-то выдумывать. — Нам просто хорошо вместе. — Это пустая трата времени, а не отношения. — Почему? Если двум людям хорошо друг с другом, у них отличный секс... — Секс? Блин, зачем я это придумал? — Ну да, секс. — Но ей же нет восемнадцати. — Да ладно тебе. Секс — часть отношений. — Часть серьёзных отношений. — Хаз, ты слишком старомодный. Хочешь удивлю? Сейчас даже есть секс по дружбе, более того — есть секс без обязательств. — Я всё это знаю, но я не хочу, чтобы моя сестра и мой лучший друг занимались сексом не по любви. Или ты просто не хочешь, чтобы я и Джемма занимались сексом? — А я не хочу, чтобы мой лучший друг был забитым девственником, и что? Я же молчу. — Уже не молчишь, – он задумывается, а затем добавляет. — Почему ты этого не хочешь? — Потому что... Потому что это странно. Тебе уже шестнадцать, а ты... — Да хоть двадцать, это моя жизнь. — В таком случае, это наша с Джеммой жизнь. — Прости, — шёпотом извиняется, ложась рядом со мной. Он извинился? Он же понимает, что я не сделаю этого в ответ? Да и вообще, зачем он извинился? Передо мной даже мама не извиняется, а он извинился... и за что? Ни за что. — Я просто не понимаю таких отношений как у вас, — виновато проговаривает Хазза, рассматривая моё лицо. Эти два зелёных прожектора пугают меня, он будто заглядывает мне в душу, и я боюсь сейчас спалиться, что никакой я не парень его сестры. — Сейчас настоящие отношения бывают только между геями и лесбиянками, — выпаливаю, пытаясь не смотреть на него в ответ. — Почему? — Потому что их отношения не примет общество, а если они связывают свои жизни вместе, то это серьёзно. Кажется, я несу полнейший бред, но Гарри его принимает, даже, кивая, соглашается. — Да, я смотрел «Горбатую гору», отличный пример твоих слов. — Я не смотрел, но наслышан. — Мы могли бы как-то вместе посмотреть. — Я воздержусь, спасибо. — Ты гомофоб? — Нет. Я даже с парнем целовался один раз. — Зачем? — Не знаю, бухой был. — И как? — он снова краснеет, наконец, опуская свой пристальный взгляд. — Это лучше, чем целоваться с девушкой? — Нет, потому что это был мой друг, от которого воняло перегаром. — Мне всегда хотелось узнать, чем отличаются поцелуи с парнем и с девушкой. Что-что?! Это он говорит?! Он?! Гарри хочет поцеловаться с парнем, когда с девушкой толком ни разу не целовался?! Я знал, что он гей. — Ты, для начала, с девушкой поцелуйся. — Да, это верно. Но я хочу поцеловаться и с парнем. — Знаешь, по тебе не скажешь, что ты склонен к бисексуальности. Весь такой правильный, тебе бы в монахи уйти, а ты о гейском поцелуе мечтаешь. — Просто... Я читал книги, смотрел фильмы, знаешь ли, это правда — однополые отношения чаще серьёзней и крепче. Я не хочу быть гомосексуалом, но хочу попробовать губы парня, хочу ощутить чувство неправильности, и хочу понимать, что я целуюсь с парнем, понимать, что это неправильно, но слишком хорошо. Театрально прокашливаюсь. Мы так сильно похожи, что ли? Мечтаем об одном и том же, но боюсь, что мы можем не решиться на один несчастный поцелуй. Я могу поцеловать кого угодно, но не его, я боюсь, даже сейчас, когда он признаётся, что хочет того же. Но ведь он как-то сказал, что не хочет, чтобы его первый поцелуй был с лучшим другом. Что ж, оставлю в силе план «я должен научить его целоваться». — Почему ты молчишь, Луи? — Задумался, прости. — О чём? Что же, нужно делать первый шаг. — О том, что ты не умеешь целоваться. — Да, это проблема, но я научусь с той, с которой впервые поцелуюсь. — Так, всё же, твой первый настоящий поцелуй будет с девушкой? Гарри кивает. — В таком случае, всё ещё хуже. Она не поймёт тебя, да, по правде сказать, тебя никто не поймёт, кроме меня. — Я хочу, чтобы это была девушка, которая меня примет. — Да нет таких. А даже если и поймёт, то потом ты изменишь ей с парнем? Может, лучше, чтобы твой первый поцелуй был не с девушкой? — Ты прав. А парень поймёт меня, если я не буду уметь целоваться? — Точно не в этом городе. Да и у нас нет парней, которые согласятся на трезвый поцелуй, а ты, как я понимаю, не хочешь чувствовать перегар, а потом фразу: «Ну мы же друзья, забьём на это». Гарри снова кивает, и я хочу сказать, но он спрашивает, опережая меня: — А ты? — Что я? — А ты согласишься на такой поцелуй? Что?! Он сам предлагает мне?! Я никогда толком не пойму его, что ли? — Мы друзья, Гарри. И зачем я это сказал? Ладно, я струсил, честно. — Ты же целовался с одним своим другом. — Мы были бухие. Гарри вздыхает. — Прости, я просто... — Мы можем поцеловаться, — всё же решаюсь и вижу, как он распахивает свои зелёные глаза, сдерживая улыбку, а что я? А я дебил, — но только если я буду учить тебя. Чёрт, да, я идиот, придурок, но меня можно понять. Я не хочу портить нашу дружбу; он голубой — это ясно, хоть ещё и сам этого не понимает, но я-то не голубой. И хочу лишь попробовать его мяту, а он хочет серьёзный поцелуй, с чувствами, он хочет испытать первый настоящий поцелуй... со мной. Со. Мной. Он же влюбится, я знаю. А я не хочу этого, поэтому мы сможем наслаждаться друг другом, делая вид, что я его учу. Бред, идиотизм, знаю, но иначе я не могу. Гарри всё усложняет своими чувствами. Он молчит, кажется, тоже струсил, когда мы оба поняли, что поцелуемся. Не мешало бы сменить тему, но это как-то не получается сейчас. Вообще я представлял это так: я просто спрошу его, умеет ли он целоваться, он ответит, что нет, я поцелую его. И всё. Но нет же, нам нужно это обсудить, зайти в тупик и струсить. Сейчас я могу взять и поцеловать его, вот не думая, взять и поцеловать, но боюсь. Впервые. А как мне не бояться, когда он совсем иначе мыслит? Я не хочу портить нашу дружбу. Ведь, как-никак, надеюсь быть нарисованным в другом углу его рисунка, того самого, на котором изображён несуществующий друг Хаззы. А что? У меня у самого никогда не было настоящих друзей, и я хочу стать самым важным в чьей-то жизни, пусть это будет жизнь Гарри. Ведь у каждого, кроме него, есть кто-то важнее меня. Он одинок, и я хочу стать для него всем, я хочу, чтобы он рисовал меня, чтобы он спел мне, я хочу, чтобы у меня был настоящий друг, а долбаный поцелуй всё испортит, потому что он влюбится, а я отвергну его чувства. И всё же, я дебил. С чего я взял, что если по-дружески буду целоваться с Хаззой, то он влюбится? Нам, что, не целоваться совсем? Я так не смогу. Я дар речи теряю, когда он дышит на меня. Когда-нибудь я поцелую его — остаётся лишь придумать как. А это сложно. Слишком сложно для такого идиота как я. Я слышу его смех. Что он ржёт? Надо мной, что ли? Грех смеяться над убогими, он в курсе? — Что?! — Прости, я не могу найти ответа, давай отложим эту тему на потом. Мятный ротик дело говорит. Сразу видно — умный человек, не то что я.