***
Выхожу из ванной комнаты и возвращаюсь в спальню. Гарри сидит за столом и рисует. Подхожу сзади, и Хазза тут же прячет рисунок в тумбочку. Когда я вижу моего мятного гея, мысли сразу же меняются, и всё возвращается. Я хочу его целовать, чувствовать... — Недавно ты показывал мне их. — Но не этот. Пожимаю плечами. — Как ты себя чувствуешь, Лу... Луи? Голоден? — киваю. — Голоден, да. — А самочувствие как? — Не очень. Гарри встаёт из-за стола и подходит ко мне. — Я могу показать тебя врачу. — Не нужно, спасибо. Лучше скажи, который сейчас час. — Пятый, и мне нужно читать книгу. Я в очередной раз киваю. — Сейчас вернусь, — и снова киваю. Гарри уходит, наверное, за книгой. И сейчас у меня есть шанс увидеть рисунок, но, как бы мне не хотелось, я не стану этого делать. Ложусь обратно в постель, и Гарри возвращается с той самой книгой по психологии, которую мы с ним читали. Садится рядом со мной. — Будешь читать? — Нет. Я ничего в этом не понимаю. — Хорошо, — протягивает по слогам и открывает книгу. Я кладу голову на его плечо и начинаю теребить волосы. Гарри читает психологию, а я играю с его волосами. Какая-то семейная идиллия, но мы называем это дружбой. Возможно, лучшие друзья и должны себя так вести. Хаз перелистывает уже третью страницу, а я всё ещё играю с его кудряшками. Не хочу читать вместе с ним и не хочу лучше понимать людей, меня устраивает моя тупость и неумение читать мысли по глазам.***
Наконец, мятный ротик закрывает книгу и откладывает её. — О чём была глава? — Всё ещё о глазах, — отвечает, смотря в мои глаза. О нет, сейчас он начнет читать мои мысли. Отвожу взгляд, бегая взглядом по серой футболке Гарри. — Лу, — он обращается ко мне, приподнимает лицо и смотрит в глаза. — Луи, — исправляю его. — У тебя очень красивые голубые глаза, — и я прикрываю их, мне неловко. Столько новых чувств за несколько дней, это слишком для меня. — Спасибо. — Открой глаза, я хочу смотреть в них. Не сразу, но всё же открываю их. Гарри начинает улыбаться влюблённой улыбкой, склоняя голову, словно для поцелуя. Я наклоняю голову в ответ. Его рука скользит от моей щеки к волосам, и мы приближаемся. Делаю вдох, мята уже внутри меня, но ещё не чувствую его губ. В такой момент обязан кто-то войти и испортить всё, но этим кем-то оказывается сам Гарри. Он отстраняется со словами: — Друзья не должны так делать, — должны, мать твою, должны! Я хочу целоваться с тобой, Гарольд! И сейчас я могу схватить его и поцеловать, но боюсь. Снова беру его за руку. Мне так спокойней, ему тоже. — Наш поцелуй, — начинаю, — он не должен быть частью наших дружеских отношений, он должен быть... учебным. Я просто покажу тебе, как это нужно делать. И это будет не тот поцелуй, который вызван чувствами. Это сложно. Очень сложно. Я убеждаю нас обоих в том, что между нами ничего не будет, но я хочу, чтобы было, и он тоже хочет. Мне остается только врать, что любая наша близость будет лишь в учебных целях. Это больно. Я не смогу быть с ним. И я хотел бы попробовать отношения с Гарри, но смысл? Совсем скоро он уедет, а если мы влюбимся? Этого нельзя допустить. Я должен обманывать нас обоих. И я думаю, что Хазза сам всё понимает, просто молчит. И правильно делает. Мы оба не верим в эту ложь, но не говорим об этом. — Хорошо. Но я не хочу, чтобы ты сейчас учил меня целоваться. Я слышу, как он говорит, что боится целоваться со мной сейчас, и совершенно не слышу слова «учил». Гарри всё прекрасно понимает, и от этого ещё больнее. Сжимаю его руку в своей, Хазза краснеет, и, пытаясь успокоить Гарри, большим пальцем начинаю гладить тыльную сторону его ладони. Убейте меня, но я уверен, что он уже влюбился в меня, и это логично, ведь я у него первый во всём, и я хочу быть первым в большем. — Я рисовал наш поцелуй, — шепчет он. — Ч-что? Вместо ответа Гарри встаёт с кровати и достаёт из ящика рисунок, тот самый, который он недавно не показывал мне. Он протягивает мне его, и я начинаю рассматривать. Там наши лица, мы целуемся, причём по-настоящему. Красивый и страстный поцелуй. Как же мне захотелось так же поцеловать его, но это просто рисунок, хотя нет, не просто — это желание Гарри. — Я научу тебя так целоваться, — улыбается. — Это сложно? — Нет. Он снова улыбается и касается рукой моего подбородка. — Я хочу, чтобы ты научил меня всему, — и вновь я слышу, как он говорит, что просто хочет всего. — Всему? — Всему. — Когда? Гарри на мгновение касается губами моих губ, и я превращаюсь в свёклу. Он коснулся своими губами моих? Первый? Я хочу большего. Я должен решиться, и я решаюсь. Хватаю его за руку, ложусь на спину и тяну Хаззу на себя, а затем впиваюсь своими губами в его мятные губы. В. Его. Мятные. Губы. Это такое блаженство. Запускаю свой язык в его рот, он такой мятный, и я чувствую его, он не двигается. Возможно, сейчас у Гарри большое удивление, даже шок, но мне достаётся шанс первым почувствовать эту мяту. И я просто не могу оторваться от мятного Гарри. Это самое лучшее, что могли чувствовать мои губы и язык. Но нет, лучше становится спустя секунду, когда язык Гарри проникает в мой рот. Он целуется? Ох, у него неплохо получается. Кажется, я даже закатываю глаза от удовольствия, несмотря на то, что они закрыты. Не хочу отрываться от его губ, как мятно, как блаженно, его жена будет самой счастливой женщиной на свете, если, конечно, Гарри удастся жениться с таким характером. Нужно прекращать. Нужно перебороть себя. На счет три резко отстраняюсь. 1...2...3... Ещё немножко. Не могу оторваться от него. Но я должен. Должен. 1...2...3... Всё. Опускаю голову на подушку, и Гарри начинает глубоко дышать, будто только что занимался сексом, — он весь красный и удивлённый. Какой прелестный мальчик. Я хочу смеяться, но не могу, поэтому просто широко улыбаюсь. Он пытается что-то сказать, но получается очень плохо, даже слов связать не может. — Смотри, — усмехаюсь, высовывая язык, — сделай так же и повторяй за мной. Гарри выпучивает на меня глаза, но всё же немного высовывает язык. Я снова приподнимаю голову, и мой язык касается его. Я и сам знаю, что мастер поцелуев, поэтому представляю, каково сейчас мятному ротику. Кстати о мяте — это бесподобно. Его язык такой... такой идеальный для меня. Гарри старается повторять за мной, и у него прекрасно получается. Наконец и наши губы касаются друг друга. Это тот самый поцелуй, который нарисовал Гарри, думаю, он тоже это понимает и чувствует. Прижимается ко мне сильнее, будто боится. Обхватываю его спину руками и углубляю поцелуй. Поцелуй с Гарри — это что-то неправильное, то, что я хотел почувствовать. Я мечтал о мяте, но ещё больше я мечтал об этом чувстве неправильности. Я целую парня. Трезвый. Осознанно. Целую своего лучшего друга, и мы оба знаем, что это не учение, но после поцелуя придётся говорить об этом, как об опыте. Не хочу думать о том, что будет после, хочу наслаждаться каждой секундой, надоели эти мысли. Хочу запустить пальцы под его футболку, но не решаюсь. Это будет перебор. Углубляю поцелуй. Гарри старается повторять за мной. Клянусь, будь это не Хазза, этот поцелуй закончился бы сексом, поэтому я слегка отстраняюсь, и наши поцелуи превращаются в какие-то романтичные и сопливые причмокивания. Но и это мне нравится. Я целую эти мятные губы и не хочу отрываться от них. Открываю глаза, чтобы увидеть его лицо, — кошмар, какое же оно красное. Он открывает глаза следом за мной, в которых застывают удивление и страх. Я вынужден отстраниться и узнать что не так. И я отстраняюсь. Хазза делает глубокий вдох, он нервничает. И он так нервничает, что нервничать начинаю и я. — Как? — тихо спрашивает, опуская глаза. — Для первого раза... лучше не бывает. Гарри пытается улыбнуться, но не может. Чёрт, неужели он всё же не может обмануть себя и принять этот поцелуй за дружеский? — Можно ещё? — дрожащим голосом спрашивает. Тепло улыбаюсь и глажу его щёку. — Уверен? — он что-то мямлит и неуверенно кивает. Переворачиваю его на спину, а сам ложусь сверху. Я впиваюсь своими губами в его, и Гарри отвечает взаимностью. Я понимаю, что он хочет повторить именно те ванильные почмокивания. Ну... так и быть. Мы целуемся, как влюблённые девственники, и это, конечно, хреново, но отчасти мне даже нравится, ведь я прекрасно чувствую мяту. Хазза заботливо убирает с моего лба пряди волос, заканчивая поцелуй. И мы снова отстраняемся друг от друга, понимая, что увлеклись. Гарри смотрит в мои глаза, поглаживая мои волосы. Смотрю на него в ответ. Не знаю что говорить да и даже думать, он — тем более, поэтому именно я должен исправить ситуацию. Сажусь на кровати. — Отлично целуешься, но с языком нужно потренироваться ещё. Он садится рядом. — Хорошо, как скажешь. — Как ощущения? Понравилось целоваться? Гарри моментально краснеет. — Очень. Ты был прав, я многое потерял, но я рад, что у меня ещё не было настоящего поцелуя. То есть, был, но ты ведь просто учил меня. А вот это уже обидно. Но мне не должно быть обидно, ведь мы так и договаривались, а мне обидно. Ведь я хочу быть у него первым во всём. Какой же я идиот. Гарри точно врёт, он считает наш поцелуй самым настоящим, я знаю, просто врёт, как это делаю я. Блин, до какой степени я идиот? Это было просто учение. Я учил его целоваться и всё. Всё, мать его. Учил своего друга целоваться, потому что он не умеет, ничего больше. — Да, тому, с кем ты будешь впервые целоваться, очень повезёт, — отвечаю, смотря куда-то в стену. — По сути, этим первым человеком стал ты, но я понимаю, о чём говоришь. — Я голоден. Меня задолбал этот тупой разговор. И я сам себя задолбал. Какой-то идиот. Когда это для меня поцелуй был чем-то важным, что я так переживаю? Джемма права — Гарри делает из меня придурка, только вот Гарри не относится к нему, — придурок только я. — Что ты будешь? — Мясо есть? — Думаю, да. Ты проспал обед, мама как раз приготовила свинину. Надеюсь, там ещё осталось. Я улыбаюсь. Неужели я поем? Гарри выходит из комнаты, немного пошатываясь. Его ноги стали ватными? Ох, представляю, как сильно ему понравилось. Что ж, это уже радует, но всё же... Я хочу забыть об этом поцелуе, как о том первом, но не могу. Неужели это всё только потому, что я целовался с Гарри трезвым? Или же я что-то чувствую к нему? Нет, не чувствую.