Истории о

Крик гитары и голос веры Словно стали немного тише, Тише сделалось все за дверью, Но основу как будто слышу... ♪ Обе-Рек — Раздолбай

      Натаниэлю ужасно надоедает эта парочка. Вот не может он смотреть на них, идущих почти что за руку, спокойно. Вечно поднимается какое-то раздражение в груди, и почему-то иногда Нату кажется, что они специально сидят под окном учительской в обнимку — ему назло. Край сознания робко намекает, что Натаниэль просто завидует чужому счастью, но староста посылает внутренний голос куда подальше, убеждая себя в том, что он вполне обоснованно раздражается — ладно бы эти придурки с девушками обнимались, но друг с другом...       Нат давно заметил, что зачастую по вечерам, когда эти двое дожидаются полного опустения школы, чтобы идти репетировать, а сам Натаниэль задерживается по делам, со стороны лестничной клетки слышны звуки поцелуев и шуршание. Староста уговаривает себя не обращать на это дело внимания и мысленно радуется тому, что "по крайней мере, они там не сексом занимаются", и старается не думать, что у них там происходит, когда он покидает школу.       Очередной вечер. Снова задержка — бумаги сами себя не разберут — и снова шум. На этот раз из класса Б. Причем звуки весьма недвусмысленны. "Совсем стыд потеряли!", думает Натаниэль и колеблется несколько минут, думая, уйти или же послушать, но любопытство пересиливает — юноша приникает к двери.       — А-аккуратней! А вдруг порвешь? — щеки Ната едва заметно розовеют.       — Да не волнуйся ты так, сам же хотел!       — Ты хоть бы смазал чем-нибудь, больно же! — лицо старосты приобретает сходство с маковым цветом.       — Кровь — лучшая смазка! — из-за двери доносится ехидный смех и сдавленный, болезненный стон. Нат алеет и становится похож на хорошо проваренного рака. — Да шучу я, успокойся.       — Тебе шутки, а мне больно. Растягивай тщательней, — раздается негромкое хлюпанье, и староста понимает, что дальше краснеть уже некуда, вся кровь, похоже, прилила к щекам.       — А самому никак?       — Никак, — категорично отрезает голос из-за двери. Затем слышится шипение. — Знаешь, не стоит так резко вставлять...       — Ну прости уж, — дверь под весом совершенно офигевшего Натаниэля открывается, и помидорообразный Нат буквально влетает в класс, едва не падая на пол. — Какого черта ты здесь делаешь?!       — Задержался... немного, — смущенно бормочет Нат, потирая бедро, которым налетел на парту. Затем выправляется и пытается напустить на себя хмурый и раздраженный вид: получается, правда, не очень. — А вы-то сами тут чем занимаетесь?!       — Будто ты не знаешь, — раздраженно ворчит Кастиэль. — Сейчас репетировать пойдем. Кстати, чего ты красный-то такой?       Натаниэль осторожно поднимает глаза, готовый в любую секунду зажмуриться, но картина, что перед ним предстает, заставляет его всего лишь изумленно и с недоумением вскинуть брови. Лизандр сидит на парте, то и дело хмурясь и недовольно поглядывая на старосту, а рядом, почти вплотную, стоит Кастиэль и что-то творит с его ухом. Оба, разумеется, полностью одеты и ничего неприличного вроде не совершают. Нат улыбается почти истерично.       — Что ты там делаешь, а? — этот вопрос как-то совершенно самостоятельно слетает с губ старосты.       — Ухо мне растягивает, — абсолютно спокойно отвечает Лизандр вместо Кастиэля. — Специальной растяжкой. Я просто решил попробовать тоннели сделать... — Натаниэль истерически хохочет и пулей вылетает из класса, забыв даже хоть как-то закончить разговор и попрощаться. — Чего это он? — Лис слегка удивлен.       — Кажется, наш диалог звучал весьма двусмысленно, — ухмыляется Кас. — А у этого идиота, похоже, столько пошлых мыслей в голове вертелось... Ну и черт с ним, собственно. — Кастиэль чуть наклоняется и легонько целует Лизандра в уголок губ, сразу после этого возвращаясь в прежнее положение. — Сейчас вот до трех миллиметров дотяну и пойдем репетировать, ладно?       — Хорошо, — покладисто соглашается Лис, мягко улыбаясь.       А Натаниэлю в ту ночь еще долго лезли в голову пошлые картины.