Не прячься

Он помолчал и признался: – Мне, Тось, чего-то страшно стало. Вроде стоит что-то меж нами, не пускает тебя ко мне. Ты скажи, я все перегородки в щепу искрошу!   Борис Бедный "Девчата" 

*** До упора вдавив шершавую, жженую неоднократно кнопку лифта, устало выдохнул, слегка запрокинув голову назад. И зачем я согласился идти на это мероприятие? Знал же наверняка, что буду выжат как лимон после тренировки. Антон еще трубку не берет. И не соскочишь же просто так. Забежав в прилетевшую кабину, тут же обессиленно облокотился на стену, ловя упоительную минутку наслаждения, что вмиг окутало тело. Ремень сумки больно въедался в плечо, сгруживая рукав футболки в скрученную шеренгу, что вынуждала постоянно расправлять неуемный кусок ткани, являющийся единственной защитой горячащийся кожи. И вот вроде я только расслабился, только немного передохнул, как двигающаяся капсула остановилась, с гулким скрежетом отворяя передо мной свои двери. Приехали. Достигнув заветной двери, прислушался. Странно, тишина. Будто и нет здесь никакой гулянки. Перекинув сумку на другое плечо, протянул руку к звонку, мягко прощебетавшему после моего нажатия. И снова ни шагов, ни опьяненного смеха или громкой музыки. Лишь смутно знакомый голос, непонятно почему ускоривший мою реакцию, донесся откуда-то из глубины, заставляя резко опустить ручку двери, и с превышающей нужную силой дернуть ее, отклоняясь немного назад, не встретившись с должным сопротивлением как у запертой двери.  Переступая порог, все больше изумлялся тишине и тому, что голос, завлекший меня сюда, больше никак не фигурировал, собственно, как и его источник. Скинув грузный инвентарь, за пару шагов я достиг гостиной, почему-то движимый именно туда и никуда иначе. Незапахнутый дверной проем встретил меня иллюстрацией быстрого правосудия, ибо Илья, с коим у нас непрестанно возникали разногласия из-за его постоянных фокусов после пары рюмашек спиртуозы, занес обтекаемой формы офисный стул себе за голову, собираясь сокрушить его на сжавшийся комок, что прикрывался лишь хлипкими локтями, позволяя лицезреть мне широкий черный ремешок наручных часов, чей вид я не мог спутать ни с чьим другим. Не успев даже представить приблизительную видеосхему в голове, с небывалым остервенением вырвал карающий предмет из рук совсем не друга, что грудью своей нарвался, в итоге, на спинку своего же недавнего оружия и полетел спиной вперед, напоровшись на преграду в виде праздничного стола. И ухнувшись со всей силы на него, привел в движение множество предметов, лишь чудом не причинивших ему вреда. Пьяным всегда везет, ничто их не берет. Схватив рукой до боли знакомые запястья, вздернул ослабевшее тело вверх, заводя его за свою спину, теша себя надеждой, что он ничего не успел с ней сделать. Свинцовая усталость вмиг исчезла, уступая место лишь затмевающей рассудок ярости, что била по вискам. Настин лоб растерянно коснулся грудных позвонков, а горячее неровное дыхание выжигало алый круг на коже, заставляя еще больше топить  ее влажные кулачки в своих руках. Гнев распространялся внутри подобно бензиновой дорожке, в которую впустили едва только зажегшуюся тесаную спичку, потрескивающуюся от огня. Дрянь. Илья с вычурной педантичностью окинул свой неказистый, быть может, даже "вкусный" вид, приняв вертикальное положение, вобрал свою голову в плечи и изрубливал меня взглядом словно бык, готовящийся подцепить на свои рога бесстыжего тореадора, что так некстати разозлил его. И как только ножками не стал чиркать по полу подобно животному, что недалеко ушло от него в своем развитии. Демонстративно сплюнув, он напролом пошел ко мне, желая поразить своим ударом, но слишком рано сделал замах, не представляя для меня труда отразить его. Чувствуя, как выскальзывают Настины руки из моих, тут же перехватил клешню неприятеля и, прорисовав ею в воздухе дугу, заломил за спину, неистово припечатывая его к стене. - Что ты с ней сделал? - прикладывая локоть свободной руки к его шее, заставляю чуть ли не зубами вгрызаться в каменную перегородку. Внутри все трепещет и колыхается, злость как будто достигает уровня глотки, вынуждая практически задыхаться. Молись, смертный. - Да ничего я ей не сделал. Просто толкнул легонько, - отступая на шаг назад, с новым приливом сил обратно прижимаю Илью, что издает недовольный рык, чувствуя, как я сильнее завожу ему руку за спину. От его слов еще сильнее мутиться в голове, а руки, словно как у Геракла, ощущают такую неземную силу, что мне казалось, я могу повторить его первый подвиг, только не задушив Немейского льва, а разодрав бренное тело негодяя на две равные части. Легко. - Это я тебя сейчас так легонько толкну, - склонился я к его уху, чересчур четко выговаривая слова. - Что ты даже землю Франца-Иосифа у меня перелетишь, - пальцы превратились в тугие пруты, охватывающие его запястья, что, казалось, их диаметр даже стал меньше. - Пошел вон, - с силой оторвав его от стены, толкнул в сторону дверного проема, в который Илья, кстати говоря, и не вписался. - Не ты меня сюда звал, - оскалившись, процедил он, понимая, что справиться со мной он никак не сможет. И вот эта слабость и непринятие ее так сильно разъедали его изнутри, побуждая лишь наговорить под занавес смешных обидных словечек, что вызывали во мне лишь шквал еще большего неуважения к нему. Как же ты жалок. - Зато я выпровожу. Давай, давай, выход помнишь где, - словно зашедшую в огород курицу, гнал я его к двери, подгоняя громкими вскриками, что должны были ошарашить его или хотя бы заставить двигаться быстрее. От испуга и неожиданности. - Пожалеешь еще, Егор, - напоследок кинул он, проводя костяшкой указательного пальца по уголку губы. Угрозы да к ночи. - Сейчас просто от страха ножки кипяточком ошпарю, - схлестнув ладоши в молниеносном ударе, закатил глаза, все также наступая на него. Не сумев подобрать слов, Илья рванул за дверь, отправляя последнюю вихрем обратно, как бы ставя точку, но оперативно среагировав, я вовремя крепко схватился за ручку, предотвращая оглушающий звук, что долго бы еще звенел на одинокой лестничной площадке. В другой раз, истеричка. Затворив бедняжку, коей постоянно приходиться на себе ощущать последствия не вышедших эмоций, побрел в сторону кухни, где лишь продолговатая лампа над столешницей давала свет, позволяя узнать в скрючившейся фигуре мою дорогую Анастейшу. Напуганную и застращанную. Черт побери, и почему я не пришел раньше? Она сидела на стуле, безуспешно пытаясь закрепить, по-видимому, разразившееся болью колено эластичным бинтом. Но дрожащие руки ее никак не могли сделать это качественно, и слегка желтоватая от бесчисленных мазей материя либо сгруживалась в подколенном сухожилии, больно кроя его, либо же непослушный кончик никак не хотел прилично фиксироваться, скользя по оголенной голени витковатой спиралью. Аккуратно присев перед ней на корточки, нежно забрал из ее ладошек бинт, наблюдая, как безропотно она подчиняется мне, смотря куда-то сквозь. Никакие слова не шли в голову, да и они были лишними сейчас, в такую минуту. Стараясь причинить ей как можно меньше боли, ухватился за ее икру, медленно распрямляя травмированный сустав и кладя его к себе на колено. Настя внезапно со всей мочи сжала своими пальцами края седалища, впившись со всей силы в него и слегка приподнялась, делая судорожный вдох и зажмуривая глаза. Ну, потерпи немного, милая. Натянув эластичную ткань, стал мягко, но настойчиво оборачивать ее вокруг ее колена, лишь изредка поднимая глаза на Настю, что будто загипнотизированная наблюдала за этим процессом, не отрывая взгляда от моих рук. Лишь однажды она вдруг окунула свое лицо в ладони, просидев так несколько секунд, и когда я уже испугался, что она вот-вот расплачется, она, будто почувствовав это, снова показала свое сухое лицо в свете, разреживающем тишину, и глянула обреченно в окно, порой мотая легонько  головой, коря себя за что-то, что, по-видимому, произошло до моего прихода и оставалось нераскрытой тайной, пугающей и заставляющей жалеть о том, что маловато я всыпал этому ушлепку, которого не иначе, как минимум, колесовать надо было публично. Задумавшись, я и не заметил, как крепче стал стягивать лечебную материю, и Настя, громко вздохнув, коснулась двумя пальчиками моей руки и тут же отбросила их, словно ошпарившись. - Туго, - еле слышно проронила она, заглядывая мне в глаза. - Так надо, - закрепляя распустившийся кончик специальными прицепками, прошептал. - Когда расходишься, он ослабится. А если сразу не сильно закрепить, то вообще толку от него не будет, - ноги затекли от долго несменяемой позы, и мышцы стали поднывать, заставляя встать на ноги и слегка потрусить ими. Сделав шаг в сторону, взору моему открылся серо-желтый синяк на плече Насти, что был еще совсем свежим и только начал проявляться, завоевывая участки бархатной кожи. - Он тебя ударил? - голос стал непривычно громким и взыскательным для нашей зыбкой тишины, и, схватив ее за руку, большим пальцем медленно провел по повреждению, будто удостовериваясь, кажется мне это или нет. Доказательством мне стало Настино прибитое шипение, заставляющее ее отвернуться в другую сторону от меня, дабы скрыть мученическую гримасу. Но все только начиналось. Следующим пунктом, открывшимся мне, стала небольшая ранка на затылке, что запекшейся кровью спутала близ расположенные пряди в осиный рой, открывая мне пунцовые подтеки на шее. - Это что еще такое? - не давая возможности ей повернуться, зло вопрошал я, наспех припоминая, где же у Антона аптечка. - Не трогай, - отрывисто скомандовал, видя, как рука ее потянулась к болезненному месту. - Что он с тобой сделал? - взыскательно вскинулся я, не сводя с Насти глаз. Самые ужасные и пугающие картинки проносились в голове как в калейдоскопе, заставляя параллельно запустить разработку нового блокбастера, по сюжету похожий на современную экранизацию романа о Графе Монте-Кристо. - Ничего, сама виновата, - поразила она меня своим ответом. - Видела же, что он неуправляемый, а все равно полезла. Глупая дура, - произнесла Настя свою исповедь, переходящую к концу на шепот, режущий без ножа. Захотелось отгородить ее собой, стать живым щитом, лишь бы не допустить, не дать причинить моей девочке хоть частичку боли. Моей. Достав из кухонного шкафчика перекись водорода и вату, аккуратно смочил последнюю, вспомнив, что за ощущения дарит эта пенящаяся жидкость, и невесомо стал проводить по Настиному порезу, наблюдая, как окрашивается мякоть в моих руках в ненасыщенно-красный, а волосы вновь приобретают их правильный цвет. - Больно? - приблизившись к ее ушку, прошептал, периодически дуя на раненое место. - Нет, - слишком быстро ответила она, по-видимому, придя уже в себя после всех потрясений. Я лишь слегка улыбнулся, понимая, что она просто не хочет казаться слабой, скрывая тонкую боль. Не удержавшись, решил наградить ее за это, зарывшись губами в ее пряди, оставляя на коже легкий поцелуй. "У кошки боли, у собачки боли, а у Егорушки не боли," - вспомнил я мамин ритуал, завершающимся этапом которого был поцелуй в макушку, чтобы заклинание стало быстрее претворяться в жизнь. Орлова резко вскочила и тут же скорчилась, видно забыв о колене, с которым случился рецидив. Детское возмущение застыло на ее лице, и я, глядя на нее, не мог сохранить серьезности момента, все шире улыбаясь и не сводя с нее глаз. - Ты что себе позволяешь? - неестественно рьяно стала она махать своей рукой, насупившись. - А что я такого сделал? - вздернул брови я, наслаждаясь этой игрой, что впервые мог себе позволить с Настей. Как будто она сама ничего не замечает. - Ты меня, - она на секунду запнулась, подбирая слово по точнее, а может, вновь хотела поразить меня своим красноречием, пытаясь отыскать в своих закромах термин по умнее. - Поцеловал, - не удалась видать ее попытка. Я лишь рассмеялся, не зная даже, как мне и поступить. Для крамольного признания ситуация на сто восемьдесят градусов развернулась, лишая минуту глубины, а для продолжения романтической потехи второй участник был не навеселе. - Ну не тебя, а твой затылок, - подмигнув ей, изрек я, все также ослепительно улыбаясь в ответ. - Так, значит, это для тебя ерунда? - глаза ее расширились, а руки воссоздали образ сахарницы. - Знаешь, Щукин, со мной такие фокусы не пройдут. Если ты думаешь, что я сейчас растаю от этих твоих действий, то - не дождешься, - выстругала она слова, эпично развернувшись и направляясь к двери, с огромным усилием пытаясь скрыть хромоту. - Да подожди ты, - захлопнул я открываемую ею дверь. - Неужели ты не видишь, что не безразлична мне? - как на духу выпалил я, настойчиво смотря ей в глаза. К черту эти игрища, мне нужна определенность. - Кого ты обманываешь, Егор? - сузила она свои глаза, будто пытаясь вывести меня на чистую воду. - Тебе просто хочется забыть ту, свою изменщицу. Вот и все, - рука моя ослабла, и Настя без труда выскользнула за дверь, забегая в приехавший так вовремя для нее - но не для меня - лифт. Я обманываю, конечно же, я обманываю. Только неизвестно, кто больше сам себя дурит. Рванув по лестнице и вслушиваясь в мягкие звуки движущегося лифта, определял, насколько я от него отстаю, ибо было невыносимо важно не дать Анастейше уйти. Все сейчас ей скажу. Выбежав из подъезда, увидел, как она остановилась возле лавочки, массируя колено, но завидев меня, вновь выражение ее лица приобрело безразличные очертания, и она с большим усердием двинулась от меня подальше. - Значит, тогда в кафе ты ловко меня распечатала, - крикнул я, не собираясь за ней бежать. Сама остановится. Заинтересуется. - Мол прячусь за жалостью к самому себе. А чем ты лучше? - Настя непонимающе обернулась, ожидая моего дальнейшего выпада. - Прячешься за своими книжками, вечными конференциями, лишь бы только не строить свою жизнь. Думаешь, что ради будущего своего стараешься, а на самом деле боишься привязываться к людям. Боишься того, что они станут для тебя чем-то большим, нежели обычные знакомые или друзья. Боишься любить, боишься привязываться. Прячешься от всего на свете, лишь бы избегать всего, что может иногда идти не так, - будто в запале потекли из моих уст фразы, скорее мне самому открывающие истинность такого поведения Орловой, которая, в свою очередь, стиснула зубы, а глаза, как мне показалось, заблестели в тусклом свете уличных фонарей, и могу поспорить, нога здесь не причем. Она вновь и вновь вертела головой, словно надеясь, что спасительные протесты выпорхнут откуда-то из-за угла и смогут помочь ей отразить мой натиск. Но нет. Ничего не выходит. Я прав. - Тебе-то какое дело? - прошипела она, вскидывая голову вверх. - Как хочу, так и живу, - грозно выговорила она, делая шаг по направлению ко мне, будто и дальше желая продолжить наш спор, в котором у нее, без сомнения, не было шансов. - Да потому что, - я стремительно подошел к ней, сжав упрямые губы, что чуть не крикнули самую лживую фразу, коей она мне теперь казалась. Нет, быть может, я когда-нибудь и смогу это сказать Насте, но сейчас, сейчас это все настолько сыро и не окрепше, что глупо было бы морочить ей голову такими признаниями. Как и самому себе. Старая болячка все еще поднывает. - Потому что, ты очень многое для меня значишь, - подойдя вплотную к ней, твердо произнес, не зная даже, как на этот раз она отреагирует. Глаза ее то и дело выискивали во мне тень издевательства, и затянувшаяся пауза должна была ознаменовать крушение ее концепций о моей неискренности. Засмотревшись убежденным взглядом в ее очи, я  и не заметил, как пальцы ее слегка сжали мои плечи, и робкий поцелуй опалил уголок моих губ. Окрест нас вдруг завихрилось необычайное по силе магнитное поле, запустившее знойный заряд прямо в голову, передавая господство другой силе, намного могущественнее и беспощаднее. Чувствуя, как Настя отстраняется, я завел ее беспокойные пряди назад и обхватил лицо, с неистовой горячностью впиваясь в ее губы. Руки ее ухватились за мои запястья, и я проворно закинул ее лапки к себе на плечи, где они робко, но неотвратимо закружились вокруг моей шеи, давая возможность сильнее прижимать ее к себе. Локотки ее сомкнулись где-то в районе второго позвонка, а мягкие пальцы ласково заблудились в волосах. Я целовал ее с такой пылкостью, будто не делал этого целую вечность, а может, все больше пытался доказать всю серьезность своих намерений. Что я не лгу. Настины кисти аккуратно уперлись мне  в грудь, заставляя разорвать то сладостное мгновение, которому я мог предаваться бесконечно. И я уже хотел было обратно притянуть ее к себе, да только взглянув на нее, осознал, как часто вздымается ее грудь, и как глубоко она старается дышать, дабы восстановить размеренное дыхание. В глазах ее будто скоренько пошла по швам стеклянная завеса, что разлетелась на тысячи осколков, открывая мне другую, настоящую Анастейшу. Черная арабика ее очей вмиг забурлила под давлением кипящих внутри нее эмоций, и что-то новое появилось в ней. Подлинное. Чувственное. И перебирая разнородные мысли в своей голове, все больше поражался тому, с какой быстротой происходят изменения в нашей жизни. Бредя сегодня к Антону, перебинтовывая Насте колено, я даже и не думал, что мы сможем так сильно сблизиться. И защищая ее от Ильи, я и помыслить не мог, что через каких-то двадцать минут мы будем стоять вот так на улице в ночи и целоваться словно безумно влюбленные. Хотя, да нет, не будем загадывать. И как же скоротечна и неумолима жизнь. Всего одно маленькое действие, и ты уже сворачиваешь на другую дорожку, возможно один, а может быть и совсем нет. И главное не бояться вот этих порывов, не артачиться как старый баран, беречь все, что дорого, сейчас. В эту минуту. В эту секунду. - Домой пора,  - абсолютно не к месту прошептала она, начиная отдаляться. Вот чего я больше всего боялся. Что она пойдет на попятную. Испугается. Не поверит. - Ты серьезно думаешь, что я вот так теперь просто отпущу тебя? - искренне не понимал, на что надеется Орлова. - Егор, - собралась она, по-видимому, с мыслями, намереваясь запулить мне что-то стальное и твердое, мешающее быть нам вместе. Но я только настойчивее вновь накрыл ее губы, не желая тратить время на пустые разговоры. Ничего. Потом как-нибудь поговорим. Успеется.