Версальский лед

Пронзительный ветер завывал за окном вечернего такси. Хотя в прогретом и светлом салоне не чувствовалось его силы, но злое одиночество читалось даже из-за преград. Больше не осталось хрустящих весёлых листьев, а снег всё не спешил им на смену, и стихия нападала на редких прохожих, клонящих голову вниз и прячущих шею за шарфами. Шерлок чувствовал себя так же: брошенным под хлёсткие удары вины, продрогшим и отчаянно жаждущим вернуться домой, в тепло, к свету. Время шло, и он ждал, когда же Джон изъявит желание съехать. Поначалу ему думалось, что на переезд нужно время, нужен срок на восстановление сил, да хотя бы на то, чтобы собрать вещи. Сделать это за Джона у него не хватило духу. Съехать самому или выставить соседа после случившегося было бы равнозначно тому, что насилие над ним сразу изменило всё. Каждый проходил через моменты слабости, но предстать униженным перед кем-либо больно и тяжело. Шерлок не хотел, чтобы Джон чувствовал себя некомфортно, если примет решение «отстраниться» ― это будет логично и… Холмс ведь тоже ошибся. Это и его унижение, только плату вносил друг. Шерлок не будет препятствовать любым желаниям Джона, который всё ещё не покинул свою комнату на Бейкер-стрит. Глупо было бы утверждать, что всё осталось неизменно, но… Теперь жажда заполучить друга в полное владение пришла в неистовство. Поймать, согреть, заласкать, затрахать, завладеть… ― неосуществимо, но до каждого нервного окончания желанно. Если не это, то хотя бы стереть нервную напряженность из походки Джона, навсегда изгнать нежелание общаться со знакомыми, безразличие из взгляда и подавленность. Вернуть всех этих многочисленных женщин, флирт и секс с которыми так обожал Джон. Достучаться до него, обёрнутого в пустоту и депрессию, вырвать из мерзких пальцев психолога, выворачивающего Джона наизнанку каждый сеанс. Выбить неожиданную дрожь из рук, стоившую шести разбитых чашек, страх тактильного контакта ― поездки в общественном транспорте Джон снизил до минимума, стараясь попасть в менее пиковые моменты. О совместных расследованиях Шерлок запретил себе даже думать сразу после похищения друга. Им, конечно, стоило поговорить, поговорить по-настоящему, но Шерлок принёс извинения, Джон их принял. И так было каждый раз, когда Холмс пытался поднять эту тему. Хотя слова «всё в норме» и «ты не виноват» определённо звучали лживо на фоне то бледнеющего, то краснеющего доктора. Прошло полтора месяца… Шерлок вынырнул из такси, ветер сразу голодно огрызнулся на пальто и трепал его до самых дверей. В коридоре он остановился, теперь это входило в привычку нового обращения с Джоном: подготовить себя, смягчить острые углы собственного появления. Если бы получилось, Шерлок сделался бы незаметным, как воздух, и просочился бы в свою комнату, не тревожа друга, мирно читающего прессу в гостиной. От неловкого толчка, стукнул зонт, плохо закреплённый в подставке. Чёрт! Джон, конечно же, вздрогнул и напряженно сжал углы газеты. Раз. Бесшумно и медленно отложил её в сторону. Два. Задержал дыхание, поднялся и взведённой пружиной оказался у двери. Три. ― Шерлок? ― створка приоткрылась, пролив на ступени жидкий слабый свет, подобравшийся к носкам безупречно начищенных ботинок. ― Это я, Джон, ― спокойно, это я, всё в порядке. Я не хотел тебя тревожить, не смотри с таким явным облегчением, оно высекает очередную глубокую проперченную полосу на сердце, которого не должно существовать. ― Твои показания больше не потребуются. Майкрофт посодействовал скорейшему рассмотрению судебного дела Менса относительно тебя. Приговор огласят на следующей неделе. Тебе не надо являться на процесс. Следствие по остальным жертвам будет продолжаться. ― И ты не узнаешь ни единой подробности о людях, побывавших в той пыточной комнате до тебя. Никогда больше не увидишь своего мучителя вживую. Никогда больше, никто больше… Ты будешь в безопасности. ― Хорошо. Это хорошо, ― выдохнув, ответил Джон. При упоминании Кларка в развороте плеч, упрятанных под мягкую шерсть свитера, проглянул камень ― сопротивление, защита, непоколебимость. И ещё кое-что. ― Спортзал? ― Шерлок вскинул бровь совершенно против воли. Удивление не удалось скрыть. Увиденное по косвенным признакам сразу скользнуло на язык. Глупец. Но это же Джон, с ним самоконтроль летел ко всем чертям. ― Джастин посоветовала, ― немного засмущавшись, Джон сослался на своего психолога. ― Глупости. Ты ничуть не потерял в своей… мужественности. ― Я ничего не терял! Это никаким образом не сказалось на моём мировосприятии. Я по-прежнему мужчина. ― Джон распалялся от слова к слову, а последнее и вовсе прокричал. ― Боюсь, что ты всё же подсознательно думаешь, что мнение твоих знакомых… ― проклятье, что он несёт. Надо срочно что-то придумать, ― но моё не изменилось. Ты показал свою силу, ты достойно выдержал, ты здесь. Настоящий Джон Уотсон. Шерлок крепко обхватил казавшееся каменным плечо, ощущая, как постепенно оно смягчается под тканью. Джон смотрел куда-то в пол. Его тепло кружило голову, и сожаление о собственном промахе никогда не казалось горче. ― В конце концов, это моя вина, что тебе снова пришлось воевать, ― и я искуплю каждую секунду твоего падения в бездну. ― Это обстоятельства, ― тяжело вдохнул Джон, ― сколько можно повторять. Ты вытащил меня оттуда. Благодаря тебе я жив. Шерлок слабо улыбнулся, заваривая чай. Конечно, вытащил, хотя сам же и толкнул в авантюру. Не уберёг от своих эмоций. Ревность затмила безупречный разум. Стоило представить, как Менс уверенно обнимал Джона в туалете, как будто имел право. И это задело доктора, зацепило невидимые, непредсказуемые струны, которые безуспешно искал Холмс, сгорая от нетерпения вывести лучшую мелодию. Игра, которую он так любил, обошлась жестоко, выбросив его за поле, где место для двоих ― закон. Обиженный, уязвлённый он оставил Джона, когда не имел права оставлять. Глупая причина: почему не я. Почему искра, зажёгшая бы жаркий огонь не исходила от него, почему кто-то устроил поджёг и спалил Джона дотла? Его пламя горело бы ровно и было бы оберегаемо, как источник жизни в холодной непроглядной тьме. А теперь россыпь пепелища ― всё, что осталось ему. Остывшие угольки, которых он боится даже коснуться. Но он не был бы Шерлоком Холмсом, если бы не попытался раздуть пламя вновь. Пусть горит его плоть, пусть пламя жрёт его кожу и волосы, стекает широкой рекой жир и пот, запекается кровь и плавится мозг. Он даст этому пеплу новую жизнь. *** ― Что с тобой? ― Что? ― Ты сделал чай! ― Очевидно. ― Сделал мне чай! Такого не случалось раньше. ― Раньше не случалось. Теперь ― случилось. Только не этот подозрительный взгляд. Нееет. Я не ухаживаю за тобой. Но я ухаживаю за тобой. Не в пошлом смысле, не воспринимай это покушением на твоё право быть самостоятельным, брутальным и мужественным. Я хочу позаботиться о тебе ― не знал, что это может быть так приятно. С тобой…