Время собирать камни

Наутро Джек был подозрительно спокоен. Мирно встал, умылся, надел рубашку потеплее, позавтракал, улыбаясь сам себе. И в ответ на напоминание об уборке, сказал: «Хорошо, только выйду ненадолго». И вышел. И до самого вечера Драйзер его не видел. Священник был уверен, что в таком виде Джек вряд ли покинет Болотные Пади, разве что у него где-то есть запас теплой осенней одежды, лошадь и деньги. Также он прекрасно понимал, что это очередная выходка Джека, демонстрирующая его недовольство сложившейся ситуацией. Зная, что совершенно не стоит вестись на подобное ребячество, Драйзер все равно после обеда сходил к Грете и Николасу по пустячному поводу, чтобы убедиться, что этот болван торчит у них. То, что Джеком там и не пахло, вселило в него какие-то тревожные чувства, однако он заставил себя успокоиться и дождаться вечера, так как был уверен, что, кроме как домой, парню идти некуда. Джек же в это время торчал в лесу, который стал светлым и прозрачным от пожелтевших листьев и поредевших крон. Почва сочилась влагой под ногами, птицы почти не пели, мертво облетали листья – и в столь пустом и тоскливом лесу Джек чувствовал себя, как в храме. Слоняясь от дерева к дереву и обрывая режущую, как леска, паутину, он со злорадством представлял, что же там думает священник по поводу его исчезновения. Было бы здорово, если бы тот испугался, что подопечный убежал. Но и обыкновенное раздражение из-за такой наглости тоже было бы ничего. Если этот напыщенный индюк думает, что все в их доме будет строится по его правилам и по его велению, то он очень ошибается. Если он думает, что сможет долго изображать из себя безразличного каменного чурбана, то он ошибается ещё больше. Сегодня он хочет-не хочет, а будет на него реагировать. Раз ему не нужно, чтобы у них все было хорошо, то Джек и не будет ради этого стараться, а, наоборот, со своей стороны тоже сделает все настолько отвратительным, насколько это вообще возможно. А ведь ради Драйзера он мог бы быть каким угодно, он мог бы стать ещё лучше – сделать все, чтобы священник мог гордиться им и считать, что их встреча совершенно не была случайной. Что она была судьбоносной, правильной и необходимой для обоих. И раз по-хорошему он этого понять не может, придется объяснять по-плохому. Джек проторчал до самого вечера в заброшенной охотничьей избушке, в которой раньше жил кто-то из местных. Мальчишки водили его сюда, чтобы продемонстрировать это место как одну из здешних достопримечательностей. Обитавший в доме охотник помер задолго до того, как в деревню приехал жить священник, и место это с тех пор считалось нехорошим. Как будто тут ещё мог обитать неупокоенный дух усопшего. Джек обычно не склонен был верить в подобные байки, впрочем, после встречи с демоном у него был повод усомниться в своей уверенности. Все интересное в избушке уже давно растащили местные ребятишки – зато здесь можно было развести огонь в заброшенном камине и хоть как-то погреться. Расхаживая в скрипящем, как древняя старушенция, доме из угла в угол, Джек мысленно так и эдак распекал священника, предвкушал свою месть и ждал, когда же стемнеет. В конце концов, он задремал, пригревшись у глиняного бока очага, а когда проснулся – уже наступали стремительные осенние сумерки. Джек выбрался из домика и направился прямиком в деревню – не к той стороне, где обитал священник, а в противоположный конец. Кутаясь в свою рубашку и стуча зубами от сырого болотного холода, Джек размышлял лишь о том, что все его сегодняшние бездеятельные страдания стоят свеч. В противоположном конце деревни обитало немногословное и молчаливое семейство, растившее свой сад не только для сладостей и пирожковых начинок, но и для более интересной продукции. Джек знал уже фактически все о деревенских, и ему было известно, что варят они довольно крепкие напитки, расходящиеся на ура на осенних и весенних ярмарках. Джек нес с собой стащенную утром из кладовой священника флягу и половину денег, которые некогда получил за тайную торговлю поленьями. В ответ на байку о том, что алкоголь понадобился священнику для растираний, глава семейства без лишних вопросов наполнил флягу доверху, вернув два медяка, как лишние. Вор отправился домой, двигаясь по краю деревни и кромке леса, обступавшего дома. Все местные собаки провожали его предупредительным лаем, будто чуяли, что сегодня он вознамерился совершить злодеяние. Добравшись до жилища священника, он остановился у забора за домом, убедился, что во дворе никого нет, уселся на пожухлую кочку, опершись спиной о доски, и открутил пробку своей добычи. Глядя в темный лес, в котором полураздетые деревья вздымали к небу кривые пальцы-сучья, а листья стаями слетали с веток в черную воду, он подумал о демоне, который только и ждет, чтобы он выпил, приглашая тем самым его в свою голову. Ему представилось, что как только он глотнет, вся эта шелестящая темнота ринется к нему, заползет в рот, уши и глаза, и от него останется пустая оболочка, в которой будут копошиться тени и пауки. -Я все-таки рискну,- прошептал Джек в сторону леса.- Пьем до дна,- он приподнял флягу для своего воображаемого собеседника и запрокинул голову, глотая холодную жидкость. До дна не получилось – напиток окатил горло огнем и обжег пустой желудок, Джек закашлялся и зажал себе рот рукой, надеясь, что в доме не слышно звуков с улицы. Обернувшись и убедившись, что из дома никто не вышел, вор снова припал к фляжке. Любителем алкоголя он никогда не был - пил время от времени за компанию с Гексли или другими партнерами по работе, однако делал это исключительно в угоду компании. Вкус всех этих кислых и перебродивших жиж был ему неприятен, и никакое трактирное пойло не шло в сравнение с ароматными и чудесными винами, которые когда-то пили взрослые на пиршествах в его детстве. Вот их бы он сейчас попробовал – а так, ему досталась только память о запахах. Джек понятия не имел, что ему налил местный винодел, но жидкость была едкой, крепкой и очень горькой. Хмель ударил ему в голову, едва он опустошил флягу на две трети. Лес вдруг приобрел очень четкие очертания, стал звенящим, как струны, а небо опустилось ниже бархатным балдахином. Джек перестал чувствовать холод, а злость на священника ни капли не притупилась, а, наоборот – заострилась и зазубрилась. Разглядывая четкую, как монета, луну, вор ждал, когда напиток подействует ещё сильнее. Остаток он допивал мелкими глотками, которые подолгу задерживал во рту и с усилием глотал. Когда он, наконец, поднялся на ноги, то с удовлетворением отметил, что земля под ним завращалась, как положено. Держась за забор, Джек подождал, пока качание более-менее прекратится и сделал первый шаг, а потом ещё, и ещё. Без забора получалось плохо, а с забором терпимо. Флягу, которая цеплялась за доски, пальцы и черт-пойми-что, он бросил через ограду куда-то в сторону огорода. Вор захихикал вслух, подумав о том, как хорошо, что лошади не лают – иначе его возвращение в дом было бы не столь внезапным и эффектным. Когда он добрел до калитки, стало понятно, что руки его совершенно не слушаются, как и ноги и все прочее. Ему пришлось с силой потереть себе лицо ладонями, чтобы хоть немного прийти в себя и сосредоточиться на том, что сейчас ему нужно будет разговаривать со священником. Не без труда попав во двор, Джек сделал глубокий вдох и, рискованно отпустив доски забора, преодолел расстояние, отделяющее его от крыльца. Подержавшись там за столбик, он сделал ещё несколько глубоких вдохов и нашарил ручку двери. Ручка не нашаривалась, и Джек с раздражением подумал, что коварный Драйзер просто вынул её, чтобы вор не мог попасть внутрь. Впрочем, мысль эта улетучилась, когда дверь распахнулась сама собой и за ней возник кто-то высокий, загораживающий собой и свет и весь проход. Джек не мог сказать с уверенностью, но ему показалось, будто первым на лице священника отразилось облегчение. Но оно слишком быстро улетучилось, уступив место удивлению, если не сказать глубокому потрясению. -Привет,- Джек помахал обеими руками, после этого жеста ему пришлось срочно вцепиться в косяк.- Мы так и будем на пороге топтаться или пойдем внутрь?- самому ему показалось, что говорит он почти нормально – то, что он при этом невероятно растягивает слова и спотыкается на согласных, было для него в данный момент совершенно неведомо. Драйзер, помедлив, отступил в сторону, втянул шатающегося Джека внутрь и толкнул его к кровати. Затем он выглянул наружу, чтобы убедиться, что подопечный пришел один – и никто не составил ему компанию в его вечернем времяпровождении. Джек тем временем налетел на свою постель, перевернулся лицом к священнику, держась за стену, и, опершись об неё, принялся с дурацкой улыбочкой выжидать закономерных вопросов. Драйзер захлопнул дверь, тоже повернулся к Джеку и, скрестив руки на груди, снова с ног до головы его осмотрел. Он ничего не говорил – вероятно, происходящее действительно выбило его из колеи настолько, что у него даже слов не было, чтобы что-то сказать. Оглянувшись в комнате, Джек решил самостоятельно начать столь вожделенный скандал: -Ооо, вы убрались без меня, ваше преподобие… Замечательно вышло – все такое чистое… А я совершенно забыл про уборку, просто из головы вылетело… -Что ты пил?- наконец начал священник довольно жестким тоном, однако не так бурно, как Джек надеялся.- Ты где взял алкоголь? Джек противно захихикал: -Ну, где взял, там больше нет. А что, надо было принести и поделиться? -Ты чем вообще думал? Ты хоть помнишь о демоне, который тебя ищет? -Ну хоть кому-то я понадобился, представляешь? Даже демона нанял, чтобы меня найти! Может, мне стоит спросить у этого демона, зачем я нужен – глядишь и пригожусь кому-нибудь… -Ты сейчас мелешь полнейшую чушь. Идиот. Немедленно ложись спать. -Я не хочу,- вызывающе заявил Джек, вскидывая голову.- Мне совершенно не хочется спать! Я сейчас буду ужинать,- он с трудом отлип от свой кровати и попятился к печке, не спуская глаз со священника.- Хотя ты можешь попробовать уложить меня силой. Ты же это умеешь – давить, в смысле, если тебе что не по нраву. Не хочешь попробовать? -С тобой сейчас все равно бесполезно разговаривать,- покачал головой священник и опустился на скамейку возле стола, продолжая наблюдать за парнем. -Ой, да со мной всегда бесполезно разговаривать, правда? Где тут какая полезность, если я перечу и не соглашаюсь? А ещё хуже если я прав,- Джек снова засмеялся.- Но что с меня взять, коли я просто жадный и алчущий до всего вор…Ой!- Джек выронил тарелку, которую взял с печки.- Какая досадная случайность!- Потянувшись за другой, он намеренно толкнул её, и она, сделав полукруг по полке, тоже ударилась об пол и рассыпалась на осколки.- Одни убытки от меня… И как ты меня дома держишь до сих пор, а? Драйзер молча наблюдал за этим спектаклем. -И что, ты мне и сейчас ничего не скажешь?- зло поинтересовался у него Джек.- Что ты мне не угрожаешь, как раньше? Ну давай же – я ведь никчемный человечишка, падший ниже некуда! У тебя ведь куча методов, как с такими работать! Цепи, порка, иголки! В таких ситуациях ты мастер на все руки! Зачем я тебе сейчас сдался, если тебе не нужно, чтобы я становился лучше? Если ты все равно хочешь считать меня мерзким и ничего не достойным, что бы я ни делал? Так зачем мне стараться и становиться лучше, если все это бессмысленно? Давай я буду соответствовать твоим ожиданиям и представлениям обо мне! Где я достал алкоголь? Ха! Да мне всегда было достаточно пальцами щелкнуть, чтобы его достать! И я ещё достану! Если захочу! Раз ты возвращаешь все к начальному состоянию, то я тоже буду это делать! Ну, давай, скажи что-нибудь – вон сколько поводов для нравоучений я тебе даю! Или ты так и будешь все это терпеть? – Джек схватил с полки кружку и швырнул её на пол, добавив туда ещё осколков. – И это?- он уже даже не видел, что бил, не понимая, почему Драйзер его не останавливает и не говорит ничего. Впрочем после очередного акта разрушения Драйзер поднялся на ноги, и Джек просто затаил дыхание, ожидая, что тот, наконец-то, взорвется в ответ на все его слова и выходки, проявит хоть какое-то внимание к нему… Но священник, глядя сквозь него ничего не выражающими глазами, сказал: -Можешь разбить тут хоть всю посуду. Все равно ты рано или поздно ляжешь спать. И просто вышел из дому, оставив Джека, хватающего воздух ртом посреди россыпи осколков. Вор сделал несколько шагов, порываясь выйти за ним и продолжить кричать ему что-нибудь на улице, но понял, что если тот выйдет из двора – ему в жизни его в таком состоянии не догнать. Он обессиленно опустился на свою кровать, обвел глазами разгромленную комнату и беззвучно заплакал. Все эти ужасные дни, в которые священник был к нему холоден, он ещё продолжал цепляться за надежду, что все может как-то наладится. Что все это – дело времени, и все образуется. Что у него, в конце концов, все получится, что у него ещё есть возможность добиться того, о чем мечтал. Но сегодня, сейчас, после этой отчаянной попытки вывести священника из себя, он понял, что тому просто все равно. Ему плевать на Джека. Какой-то несчастный мелкий воришка - совершенно никто для него, пустое место, вместо которого тут мог бы жить абсолютно любой человек, точно так же нарушавший закон. Что он бы точно таким же образом относился к любому чужаку, появившемуся в своем доме. Что он каждого готов был бы назвать другом или братом, если бы тот показал себя, как более-менее достойная личность. А Джек… полный дурак: стоило кому-то хоть немного проявить к нему внимание и заботу – сразу же повелся, как идиот, готов был побежать хоть на край света, не раздумывая, сделать что угодно, стать каким угодно… Глупый, все ещё надеялся, что может стать для кого-то особенным, что может быть кому-то нужным, что представляет собой какую-то ценность… Какая чушь! Полная ерунда! А как ещё этому чертовому священнику реагировать, если ему он не сдался ни на грош – Джек для него всего лишь один из тысяч страждущих, что в нем нуждаются? Как иначе он мог бы себя вести? Очнись, Джек! Ты никому не нужен. Ничего из того, что ты себе представлял в отношениях между людьми, не бывает. Все измеряется деньгами – и если у тебя есть деньги, ты можешь купить того, кто будет любить тебя за них. А таких, как Драйзер, которые не покупаются, слишком мало, чтобы они кому-то доставались – особенно тебе, дрянному бесполезному человеку. Никто не будет любить тебя, Джек, ты сам прекрасно знаешь, что никто тебя не полюбит. Ты даже как инструмент не совершенен: провалил столько дел, что удивительно, как ты жив ещё… Ты и не должен жить – ты думаешь, что можно вот так тут себя вести и отравлять жизнь священнику, спасающему других? Ты дрянь, а не человек… Отвратительное создание… Да как ты вообще смел думать, будто кто-то станет к тебе что-то такое испытывать? И завтра ничего не изменится… Завтра будет хуже…Тебе придется смотреть в глаза Драйзеру, зная все это… И тебе будет гораздо-гораздо-гораздо хуже… Джек действительно провалился в сон, сжавшись в комок на кровати и даже умудрившись как-то разуться в какой-то из промежутков между всхлипами и рыданиями. Драйзер так его и обнаружил, вернувшись в дом. Убрав весь бардак, устроенный Джеком, священник придвинул скамью к кровати вора и, взяв священное писание, принялся читать молитвы, призванные уберечь беспокойный сон парня от вторжения нечестивых сущностей. Ещё до того, как Джек начал бить посуду, он думал о том, что, возможно, опасно укладывать его спать в таком состоянии – но что делать с ним, таким агрессивным, неадекватным и накрученным, он тоже не представлял, к тому же, если бы его удалось как-то утихомирить – он бы и сам в любом случае заснул в какой-то момент. В конце концов, читать оберегающие молитвы над ним всю ночь было гораздо проще, чем бороться с Джеком до утра за его же безопасность. Время от времени строчки убегали от него, и он поднимал глаза вверх, вопрошая Господа, что же он делает не так, и как ему быть с этим мальчишкой, который действительно переживал всю эту ситуацию гораздо глубже, чем ожидал Драйзер. Ответ ему следовало искать прежде всего в себе, и он чувствовал себя потерянным, как никогда. Ближе к утру священник поднялся со своего места, оставив четки и писание у изголовья парня, и со вздохом вынес из кладовой цепи, которые лежали там, давно позабытые. Застегивая их на руках Джека, он чувствовал на душе неимоверную тяжесть, однако по-другому он поступить не мог, так как только с ними он имел гарантии, что парень не повторит свою сегодняшнюю вылазку за алкоголем и не накличет на себя непоправимую беду.