Время собирать камни

Днем выяснилось, что из-за затяжных дождей залило погреб. В здешних краях это было делом нередким, однако данное бедствие, как правило, настигало местных весной, когда таял снег. Болото тогда вспучивалось и наводнением доходило до самых заборов деревни, превращая дворы в островки жизни, между которыми можно было сообщаться только посредством наспех склоченных плотов. Джек и Драйзер до вечера спасали припасы, перекладывая их на полки повыше, вычерпывая воду и сокрушаясь по поводу такого стечения обстоятельств. Но Джек, кажется, был рад этому, так как сидение дома без дела просто выводило его из себя. Он охотно поддакивал расстроенному Драйзеру, бегал туда-сюда с ведрами и безудержно хихикал, выливая время от времени воду из сапог. К ночи спасательные работы были закончены, и Драйзер, подавив все пререкания, усадил Джека греться и отмокать в бочку с горячей водой, чтобы тот не подхватил простуду. После напоил его травяным настоем с медом, а когда пришла пора укладываться спать, Джек снова залез к Драйзеру под одеяло, заявив, что человеческое тепло согревает лучше, чем какое-либо другое. Священник смиренно позволил тому полежать с ним, понимая, что от этого никуда не деться, и с удивлением обнаружил, что Джек довольно быстро задремал у него на плече, вероятно все-таки устав от целого дня работы на зверском холоде. Драйзер поначалу не решился его будить. В тишине и спокойствии ночи он принялся осторожно изучать эту сторону отношений – другой человек, лежащий рядом в постели. Священник не мог кривить душой перед самим собой, поэтому отдавал себе отчет, что ощущения эти довольно приятные. Джек был очень теплый, он уютно устроился под боком, перекинув руку ему через грудь. Плечо его, белеющее в темноте, мерно вздымалось и опускалось в такт дыханию. Было в Джеке сейчас что-то мягкое и доверчивое, что редко удавалось рассмотреть в нем днем, когда он хорохорился, деловито шнырял туда-сюда и бросался насмешливыми фразочками. Драйзеру стало понятно, почему люди так тянутся друг к другу – в сердцебиении другого человека было что-то успокаивающее и умиротворяющее. И столь целительное для души воздействие оно оказывало гораздо быстрее, чем молитва. Простота и сила этого ощущения казались ему похожими на чудо. Лежа вот так в темноте и тишине, Драйзер подумал, что Джек был прав. Что все это не может быть неправильным. Что все люди рождаются именно для этого – чтобы дарить друг другу мир и покой одним только своим присутствием, чтобы наполнять друг друга чистыми и светлыми ощущениями, чтобы становиться для другого человека целым миром. Джек пошевелился во сне, прижавшись к нему щекой сильнее и переместив руку на шею священника. Дыхание его по-прежнему было мерным и глубоким, он спал. Драйзер, приобнимавший его рукой за плечи, почувствовал сильное желание погладить его по волосам, по спине, ощутить пальцами выступающие позвонки и острые лопатки – Джек был такой трогательно беззащитный сейчас, что священнику едва удалось преодолеть порыв прижать его к себе крепче. Испугавшись этого чувства, Драйзер тронул Джека, чтобы разбудить его, и сказал негромко: -Тебе пора к себе. Джек недовольно замычал, ворочаясь на своем месте. -Мы же так хорошо спали,- протянул он. -Ты спал, а я нет, поэтому иди к себе,- повторил Драйзер чуть резче, чем следовало бы, и отодвинулся, чтобы Джек окончательно проснулся. Вор неохотно встал и, бурча себе под нос, ушел на свое место. Священник наблюдал за тем, как он укладывается, и испытывал смешанные чувства. Впервые он столь четко ощутил в себе желание коснуться другого человека, и нашел это чувство волнующим и удивительным. На следующий день Драйзер вернулся к письменной работе. Джек очевидно придумал себе какое-то занятие на день – он с утра возился с чем-то, то бегая на улицу, то в кладовку, то сидя возле печки, и Драйзер поначалу не обращал на это внимание, но позже все-таки присмотрелся. Он обнаружил, что Джек вырезал ножом из какой-то круглой ветки горку дисков, половину которых зачем-то опалил огненным камнем, отчего в доме какое-то время витал запах горелого дерева. Так же парень вырезал квадратный кусок полотна из старой рубашки Драйзера, которая должна была пойти на тряпки, и начертил на нем поле с закрашенными клетками. Ближе к вечеру Джек навис над Драйзером и, потрясая своим разрисованным полотнищем, потребовал: -Давай играть! Священник недоуменно осмотрел его и напомнил о том, что он работает. -Ты работаешь с утра до ночи, надо иногда и перерывы делать,- назидательно поднял палец Джек, а потом состроил заискивающее лицо и сказал: - Я тебе даже настоя твоего заварил целый чугунок,- он стрельнул глазами в сторону печки, где и впрямь уже стояла наготове полная чашка, распространяющая по дому приятный аромат. Драйзер окинул Джека скептическим взглядом, однако чашка взяла свое, поэтому он отложил перо в сторону и поинтересовался: -И что это за игра? -Ну смотри. В карты тебе играть нельзя – ты же против азартных игр, правильно? В кости ты играть тоже не станешь, поэтому будем играть в шашки. У меня дома в них все с детства играли. Она не азартная, она это… умственная, вот,- Джек постучал себя пальцем по лбу и выжидательно воззрился на священника. Драйзер поджал губы исключительно для виду – чтобы Джек не думал, будто он одобряет всяческое легкомысленное времяпровождение, но вскоре освободил стол и внимательно прослушал то, как Джек объясняет правила. За игрой они просидели до ночи, причем Джек открыл для себя новую -эмоциональную сторону Теодора. Тот откровенно расстраивался из-за проигрышей, бурно возмущался по поводу мухлежа, и упрямо не желал признавать, что логические игры – это не самая сильная его сторона. Причем больше всего Джека забавляло то, что возмущался Драйзер не гневно и серьёзно, как вор привык, а как-то даже по-детски, скорее обижаясь, чем действительно злясь. Они так увлеклись игрой, что пропустили свое обычное время, в которое всегда укладывались спать. Поэтому к тому времени, когда расстилались постели, на дворе царила глубокая ночь. Драйзер без боя пустил Джека в свою кровать, и тот ещё какое-то время трещал ему про то, как в детстве отец часто играл в такие игры с ним и сестрой. А потом они лежали в тишине, слушая, как за окном снова шуршит дождь и ветер воет в кронах болотных деревьев. Джеку показалось, что момента лучше, чем сейчас, уже не будет, поэтому он повернул лицо священника к себе и поцеловал. Рука его зашарила по плечу и груди Драйзера, пробралась в ворот его рубашки, а когда Джек переполз губами к его шее, тот отстранился и вероятно одарил парня вопросительным взглядом. Поскольку в темноте увидеть это было невозможно, Джек невозмутимо придвинулся к нему и продолжил то, что начал, переместив свою руку ещё ниже под одеяло. -Джек?- наконец, позвал Драйзер, перехватывая его ладонь и снова отстраняясь. -Не прогоняй меня, пожалуйста,- горячо зашептал парень, прижимаясь к нему всем телом.- Позволь мне остаться,- он снова нашел его губы, мешая говорить. Драйзер прервал поцелуй и снова начал: -Джек, послушай… -Ничего страшного не случится,- Джек приложил ему пальцы к губам, заставляя замолчать.- Просто закрой глаза, и все будет хорошо. Парень вновь поцеловал его, и Драйзер на этот раз не препятствовал. В конце концов, рано или поздно это все равно бы произошло. А они с Джеком ведь уже столько дней провели только вдвоем, и быть ближе, чем они друг для друга сейчас – кажется, просто невозможно. Джек, осознавший, что Драйзер больше не отодвигает его от себя, едва не задохнулся от нахлынувших чувств – от радости, от того, что последние барьеры убраны, от того, что он принят, что он нравится священнику, а иначе, разве бы он сдался? А так же от страха, что опыта у него в таких делах не так уж и много. У него была парочка связей – с некоторыми он не заходил дальше небольших шалостей, и дважды он сделал все, что необходимо, для того, чтобы хвастаться, как и с кем у него было. Но по-настоящему – с чувствами и по любви – он делал это в первый раз, и волнение его было едва ли не паническим. Ведь все надо сделать хорошо с первого раза, нигде не ошибиться, каждое движение должно быть продумано, и причем надо сохранять уверенный вид, ведь если Драйзер хоть на миг почувствует, как Джек не уверен, он соскочит в то же мгновение… Но о каких вообще продуманных движениях могла идти речь, если у Джека шумело в ушах, руки и губы сами совершали нечто лихорадочное, а все трезвые мысли уносились эйфорией от того, что это просто происходит. Драйзер был в гораздо более взвинченном состоянии, чем Джек, потому что как только тот начал его целовать, стало ясно, что началось то непоправимое, после чего никакой дороги назад не будет, после чего утро он встретит совершенно другим человеком и прежняя жизнь будет перечеркнула навсегда. Он действительно пытался перестать думать об этом, и вообще перестать думать, чтобы расслабиться, сосредоточиться на ощущениях и хоть как-то ответить Джеку, но ничего не мог с собой поделать – он чувствовал себя человеком на казни… Но Джеку это удалось. Он заставил его забыть обо всем этом – встрепанный, темный, жарко дышащий силуэт, нависший над ним, шепчущий бессвязные глупости о них двоих, беспрестанно касающийся губами и преувеличенно смело запустивший руку глубоко под одеяло. И когда все закончилось, и Джек вернулся к нему под бок, Драйзер вдруг подумал, что не ощущает ничего, кроме пустоты – пугающей и неизведанной пустоты чистого листа, с которого ему придется начинать свою жизнь. И он начал с Джека, который лежал рядом и часто дышал, готовый, кажется, удовлетвориться тем, что подарил столько ощущений Драйзеру, не получив фактически ничего взамен. Когда Драйзер приподнялся на локте и наклонился к его лицу, проводя рукой по телу парня, тот, кажется, даже что-то промычал об этом ему в губы, что-то вроде «это совсем необязательно». Но это было обязательно, и Джек, вздрагивающий под ним, цепляющийся за него пальцами и задыхающийся, был тем самым, что позволило ему, погружавшемуся в сон, испытать что-то, помимо страха перед будущим. Он ощутил нежность и тепло к человеку, который лежал рядом с ним и обнимал его. Дождь продолжал шуметь за окном, дом остывал, и комната наполнялась холодом, но рядом друг с другом они этого не чувствовали. Джек ощущал счастье в чистом виде, в особенности ещё и от того, что Драйзер не гнал его на обычное место. «Я хотел бы, чтобы так было всегда», прошептал он в темноту, и священник прижал его к себе крепче.