Вакуум

Выходить из медблока было страшно: адаптационный месяц истек - и в колонии меня ждали "ласки" заключенных. Уверен, что помимо Звуро со мной захотят тесно "пообщаться" и другие зеки. Боюсь, столь тесного "общения" я не переживу. Мне хотелось забиться куда-нибудь и сидеть там тихо-тихо, чтобы меня никогда не нашли и, желательно, дали бы сдохнуть, но я не мог опустить себя до такого. Это означало бы проиграть окончательно. Поэтому я давил в себе мерзкое чувство никчемности и беззащитности. - Тришер, как я могу поговорить с начальником колонии? - Сто десять на семьдесят… - буркнула она себе под нос, а потом подняла на меня ядовитые глаза. - Зачем тебе? Я замялся, наблюдая, как логианка снимает с моего запястья пневмоленту для измерения давления. - Ну… чтобы спасибо сказать, - соврал я. Она улыбнулась хитро и хищно, показав клыки. - Не трать время, мальчик: наш начальник идет на контакт только по своему желанию. - И все же, - настаивал я, натягивая на себя комбез, - как я могу с ним поговорить? Она задумалась, процокала до встроенного в стену шкафа и спрятала там тонометр. - В карцере он лично проводит разъяснительные работы с провинившимися, - Тришер сверкнула глазом через плечо. - А как попасть в карцер? - Устроить драку, - она развернулась ко мне лицом и добавила уже серьезно. – Мальчик, в этот раз тебе может и не повезти. - Тришер, я не мальчик, я - мужчина, - вздохнул я раздраженно. Логианка подошла ко мне вплотную, взяла одной рукой за подбородок, запрокинула голову и посветила в глаз тонким фонариком. - А выглядишь ты как мальчик не достигший порога возмужания, - сказала она, наконец отпустив меня. - Это по вашим меркам, - возмутился я. За месяц я все же оброс мышцами - до мистера Олимпия конечно еще далеко, но у меня никогда раньше не было таких бицепсов и выпуклой груди. Я чувствовал, как у меня шевелятся так называемые «крылья» по бокам… Правда, при своих ста восьмидесяти пяти сантиметрах роста я был все равно немного ниже её. - Ладно, можешь быть свободен, - удовлетворилась она результатами окончательного обследования. – Смотри, не попадайся ко мне в ближайшее время, а то залечу до смерти. - Я уж постараюсь, - сказал я скорей для себя, нежели для неё. *** Я успел к началу обеда. Есть мне особо их гадость не хотелось, но пропускать приемы пищи нам не разрешали. Уж о чем - о чем, а о хорошей физической форме заключенных в колонии заботились. За исключением мелких инцидентов. Все началось еще в очереди. Смешки, толчки, поглаживания и скабрезности. Свора озабоченных ублюдков! Я заставлял себя не дергаться от каждого мерзкого прикосновения. Кое-как отстояв положенное время к раздаче и заполучив свой обед, я нашел свободный стол и уселся за него. Естественно, в одиночестве я оставался недолго: - Куда это ты подевался, красатуля, давно тебя не видно? Я молча продолжал жевать белковую гадость. Мой гость наклонился ко мне ближе: - Я слышал, что кто-то уже порвал твою хорошенькую жопку. Я тоже хочу. Я медленно повернул к нему голову. Тот самый Зуб. - По-шел-на-хрен, отморозок, - сказал я по слогам. Зуб хмыкнул, оголив единственный клык, огляделся по сторонам, наморщив свой толстокожий лоб. Драки здесь не жаловали и не разбирали, кто прав, кто виноват. Мучительно больно будет обеим сторонам. - Слышь ты, мармазетка, это ты здесь такой смелый. Я ж тебя поймаю и выебу так, что ты харкать моей спермой будешь. Я плюнул ему пережеванным обедом в лицо. Желтая масса была похожа на рвоту. Зуб замер. Столовая затихла. Я тихо офигевал от кайфа. Недолго, правда. Зуб с утробным рыком вскочил с табуретки и вздернул меня за собой. А я улыбался во весь рот. Улыбался, потому что хренов ублюдок больше ничего не успел сделать. Зуб был всего лишь хомо сапиенсом, и мои пальцы безошибочно нашли болевые точки на бычьей шее. Он задыхался, а мне не хватало ужаса на его лице. Я хотел, чтобы бледную, покрывшуюся испариной кожу залило кровью. Звук хрустнувшего под моим кулаком носа оказался для меня симфонией, лучшей из лучших. Я весь звенел от темного разрушительного счастья и небывалого удовлетворения. - Я НЕ терпило. Я НЕ шлюха, - говорил я спокойно, нанося удары. А потом сорвался. - И я никогда не буду чьей-то подстилкой! – крик приносил облегчение. Я бил и бил, не мог остановиться. Даже когда меня оттащили, я все еще пытался достать до него ногами. Потом меня сильно тряхнуло, отдаваясь болью во всем теле. *** Я пришел в себя в темноте. Уставился в пустоту широко распахнутыми глазами, не понимая: что со мной, почему ничего не вижу, почему у меня болят кисти рук так, будто под пресс попали? В панике я обшарил крохотную комнатку, размером где-то два на два метра. "Карцер!", - осенило меня. Облегчение придавило обратно к полу. Прислонившись спиной к одной из стен, я стал ждать. Обсмаковав драку с Зубом раз сто, я занервничал. Начальник колонии где-то сильно задерживался. Темнота ломала, отбирала чувство реальности и привычных физических ощущений. Я как раз начал сомневаться, сижу ли я в маленькой черной комнатке или вишу в пустоте вверх ногами, когда дверь наконец-то щелкнула и отворилась. Оказывается, я уселся как раз напротив. Пол подо мной зажегся тускло и зловеще, подсветив снизу внушительную фигуру моего гостя. Ха, да у начальника колонии любовь к театральным появлениям! На мой взгляд, это - уже лишнее: одна мысль, что я нахожусь с ним наедине в маленькой комнатке, заставляла покрываться мгновенно выступившими мурашками. Тени ползли вверх по его мощному телу, резче обрисовывая впадины и выступы лица . От скул и до бровей все было черно, только радужки горели красным. Шрамы вместо чешуи проступили чернильными пятнами. Этому демону, для пущей убедительности, осталось только простереть ко мне металлическую длань и прогреметь: - Теперь твоя душа принадлежит мне! И я тут же преставлюсь. Богу, черту – кому посчастливится. Ен смотрел на меня сверху вниз, я же силился собрать в кучу все заготовленные фразы. - Я жду объяснений, 90-36, - нарушил он тишину. Что-то у него было не правильное с голосовыми связками, потому что ни один представитель известных мне рас не говорил так, будто у него в горле встроен двигатель от гоночного автомобиля. От его голоса болели уши. Я зашевелил губами, но безрезультатно – ни одного звука. - Не слышу, - сообщил он холодно. Я прочистил горло, сглотнул и попробовал снова: - Мне необходимо было с Вами поговорить. Вроде его лицо не изменилось, но мне показалось, что он озадаченно нахмурился: - Ты драку для этого устроил? "Отчасти", - подумал я. Все же рожа Зуба в кровавых соплях оказалась приятным бонусом. Жаль, что это был не Звуро. - Для этого, - сказал я покорно. - Зачем? – легкое любопытство в голосе. - Я… Я прошу Вас дать мне свою защиту! - выпалил я. - Чего ради? – ни одной эмоции в голосе. - Я сделаю все, что пожелаете. Вот собственно и все, что я мог предложить. Я посмотрел ему в глаза с затаившейся надеждой. - Почему ты решил, что твое тело заинтересует меня? Ты же это мне предлагаешь, так? Я понуро кивнул, чувствуя, как рушится надежда. - Мое тело интересует многих, - сказано это было без хвастовства, скорей как констатация факта. Молчание согнуло меня до пола. Я вздрогнул, когда за Еном захлопнулась дверь, оставив меня снова в темноте. И только тогда я понял, какие возложил надежды на его согласие. У меня остался один выход – самоубийство. Осознание этого заставило меня рычать и яростно бить распухшими ладонями по полу. Не хочу умирать! Не-хочу-не-хочу-не-хочу! Я хочу жить! Спокойно жить, никому не мешая, и чтобы мне при этом никто не мешал, разве я так много прошу?! Снова клацнула дверь, и я взметнулся на ноги. Это был не Ен. - Выходи, - приказал конвоир. Я вжался в стену. - Не хочу. Логианец вошел внутрь и дернул меня за локоть: - Начальник приказал тебя к нему в кабинет, не осложняй себе жизнь. У меня гора с плеч упала. Неужели получилось? Я покорно поплелся по коридорам за конвоиром. Коридоры, ведущие к служебным помещениям, не отличались от множества других в этой колонии: бесконечное переплетение кабелей и пересечение металла, словно мы в утробе неизвестного монстра. Уже в кабинете Ена решимость стала таять. Страшно было до усрачки, иначе не скажешь. Да и не чувствовал я себя этаким соблазнителем, скорей уж - потрепанным и уставшим циником. Трудно видеть себя на коне соблазна, когда на тебе окровавленная тюремная роба, пальцы распухли и не гнутся, а на голове - тифозный ежик. Кабинет был обставлен строго и лаконично: стол с рабочей консолью, жесткий стул, светопанели, встроенные в стены и потолок. Царство серого цвета. Монументальная фигура Ена не позволяла осмотреться. Его присутствие в комнате, в принципе, подавляло большинство желаний, оставляя только одно: напряженно следить за перемещением опасного тела в пространстве. В данный момент это самое "опасное тело" прислонилось к столу, сложив на груди руки и уперев в меня немигающий взгляд из-под чешуйчатых надбровий. Пугающе, правда? Охранник без лишних вопросов развернулся на сто восемьдесят градусов и покинул помещение, оставив меня один на один со своим боссом. Я смотрел на Ена, напряженный как струна. Он смотрел на меня и был неподвижен как скала. Секунды улетали за секундой. Ничего не происходило. Начальник колонии ждал. Только чего? Когда я заговорю или начну действовать? - Я… - я осекся и сделал нерешительный шаг к нему. Пойманный его тяжелым взглядом, я подошел ближе, как магнитом притянутый. Остановился в одном шаге, вскинув голову - он на голову выше меня. - Мне противопоказан сейчас полноценный секс. Вы должны понимать. Вы знаете, что… было со мной. Но я могу… могу сделать минет. Вам понравится, - я говорил сухо и отрывисто, пытаясь загасить вспыхнувшее чувство стыда. Ен продолжал молчать, изучая мое лицо. Нечеловеческие глаза медленно двигались, рассматривая мой лоб, скулы, нос, губы, скользнули по голой шее, а потом вернулись к моим глазам. Вздохнув, я стал расстегивать на нем китель. Вакуумный замок поддался легко, оголив его торс спереди. Я застрял взглядом на переплетении шрамов на груди, уходящих под рукав. Вокруг вполне человеческих сосков были расположены мелкие чешуйки, красные с металлическим отливом. У него был пупок. Прямо среди твердых пластин пресса. Это было так странно, словно бантик в горошек на шее у тираннозавра. Глядя на Ена, можно было предположить, например, что он вылупился из огромного яйца уже в том виде, в каком он стоит сейчас передо мной, или родился от волчицы, оплодотворенной петухом (или как там религиозники обозначают приход Сатаны на Землю?). Но пупок?! Пупок говорил о том, что этот монстр тоже был когда-то маленьким и защищенным утробой матери… Я опустился на колени, завозился с замком бриджей, запустил в них руку. Чешуя блядской дорожкой от пупка уходила в пах и рассыпалась там по лобку. Член как член: большой красный и без крайней плоти, с гладкой, как обкатанная галька, чешуей у основания и на яичках, крупных, твердых и эллипсовидных. Они плотно прижимались к основанию члена, делая его таким толстым, что я не смог бы обхватить пальцами. Прервав ненужные размышления, я лизнул головку коротким движением языка, обхватив ствол рукой, а потом посмотрел Ену в лицо. Он слегка изогнул бровь, во взгляде появилось любопытство. Я снова лизнул прохладную кожу, но уже от яичек и вверх до конца, а потом обхватил губами. Жесткая ладонь схватила меня за горло и заставила выпустить член изо рта. Я испуганно и непонимающе вскинул на Ена глаза. Тот нахмурился и коротко приказал: - Открой рот. Я подчинился. Логианец запустил туда оба больших когтистых пальца, обхватив лицо ладонями, повертел голову так и сяк, заглядывая в рот, а потом отпустил: - Продолжай. Я даже спрашивать не стал, зачем он это сделал. Откинув мысли прочь, я продолжил. Я старался, был усердным и терпеливым, но этот чертов хрен все не кончал. Открыв глаза, я встретил его взгляд. Никаких эмоций. Мои щеки залила краска стыда и гнева. Внезапно зрачки Ена расширились, он стиснул мой затылок здоровой рукой, брякнул: «Красный – это красиво», - и кончил кислой струей с металлическим привкусом в рот. Я отстранился и встал. Кроме беспорядка в одежде, других признаков, что начальник колонии только что получил оргазм, не было. Даже зрачки пришли в норму. - Завтра тебя приведут снова, - сказал он холодно и быстрыми скупыми движениями привел свою форму в порядок. За мной пришел тот же надзиратель и увел в камеру. *** - Дален… - Уйди, а то уебу. - Пожалуйста… Я на чистых рефлексах крутнулся с бока на бок и со всей дури впечатал Клайву ногой по шее. Ярость. Внутри что-то противно пенилось и застилало глаза. Снова, как и с Зубом, мне хотелось разбить его лицо в кровавое месиво. Еле сдержал себя. Я скоро так человеческий облик потеряю. Клайв с трудом поднялся с пола, куда улетел с моей подачи. Вытер кровь с рассечённой брови трясущимися руками (приложился об унитаз) и посмотрел на меня затравленно. Я повернулся к нему спиной, уперся взглядом в стену. Нижняя койка скрипнула, принимая своего хозяина. Послушный мальчик. Я очень сомневался, что смогу выслушать сейчас его оправдания, а то, что он будет оправдываться, - не вызывало сомнений. Здравый смысл подсказывал, что Везнер не смог бы помочь: все произошло с молчаливого согласия охранника. Ну, включил бы Клайв тревогу, и пытки надо мной отложились бы на время, и только. Вряд ли начальник колонии стал бы вмешиваться на тот момент - он скорей спалил бы меня в плавильной печи, чтобы не наводил смуту в рядах его трудовых лошадок. Только дело в том, что от моего здравого смысла осталось очень-очень мало, примерно в таком же соотношении, как один нейрон ко всей нервной системе человека. В данный момент я мог только вскармливать гневом свою обиду, обвинять весь мир и рвать глотки зубами… *** - Опа-на, какая задница, какие ножки! – сзади засвистели и одобрительно заулюлюкали. Душ. Первый трудовой день после госпитализации. Отморозки почувствовали свою безнаказанность, здесь слухи летели со скоростью звука и все уже знали, что со мной сделал Звуро. Его не тронули, я видел эту мразь с утра на разводе в главном зале. Целый и невредимый, сука, послал мне воздушный поцелуй и глумливую улыбочку. Я прошел между кабинок и встал в очередь в одну из них за невысоким мужиком средних лет. Гиены продолжали скалиться за моей спиной. - Говорят, ты Зубу табло начистил, конфетка. Что-то он совсем сдал, раз позволяет бабам руки распускать. Я проигнорировал фразу и смешки, её сопровождающие, а вот удар по заднице игнорировать не смог. - Убери руки, - сказал я развернувшись. - А то что? – спросил парень: длинный, жилистый, с желтыми зубами и кривым из-за давнишнего перелома носом. – Надаешь мне пощечин? Свора вокруг загоготала. Мне резко, просто до звезд в глазах, захотелось выбить эти желтые зубы. Я и боли-то в костяшках не почувствовал, когда у придурка пошла ртом кровь. Чьи-то крепкие руки схватили меня под локти, мне даже под дых успело пару раз прилететь, прежде чем в душевой все, как один, свалились в корчах на пол. Кроме меня. Я, прижимая руки к животу, не в силах еще толком разогнуться, стоял посреди содрогающихся тел и не мог понять в чем дело. Что это? Да неужто кара небесная? Раздалось уже знакомое клацанье и в душевую вошел один из надзирателей. Он смерил меня пренебрежительным взглядом и сказал: - 90-36 для вас неприкасаемый: если хоть один из заключенных нарушит это правило, то пойдет работать в сектор G. Логианец ушел, и зеков в душевой отпустило. Они неуклюже поднимались, болезненно морщась, кто-то тяжело вздыхал, и враждебное молчание медленно затапливало помещение. Я без очереди вошел в кабинку под тихое шипение в спину: - Кому же ты задницу подставляешь, блядина?... Я что-то говорил про «никогда не буду ничьей подстилкой»? По крайней мере, я сам выбрал, под кого стелиться. *** Ен дал мне неделю. Неделю я отрабатывал свою безопасность только ртом. Дня через три я уже знал, как сосать так, чтобы он кончил быстрее. У него были очень чувствительные яйца, если их обсасывать наравне с головкой… В начале второй недели логианец перегнул меня через стол и трахнул. Просто и без изысков. Я вытерпел первый болезненный раз, а потом приноровился расслаблять тело. В эти моменты я был всего лишь оболочкой без чувств. У меня не было угрызений совести, ощущения грязи на теле, я не думал о себе как о шлюхе. Я даже отвращения не испытывал к происходящему, но я и не получал от этого удовольствия, ни морального, ни физического. Я просто выживал. Ен брал сполна в качестве платы: укладывал меня в невообразимые позы прямо на столе, вдалбливался и наблюдал за моей реакцией немигающими змеиными глазами. За две недели нашего «соглашения» с начальником колонии я немного успокоился, почувствовав некоторую, хоть и извращенную, стабильность. Все просто: меня защищают, я расплачиваюсь. С Клайвом мы почти не виделись: его перевели в другой сектор, а мне дали в напарники хмурого молчаливого парня, с которым мы и парой слов не обмолвились. Мой сосед еще с утра ускользал на построение вперед меня с печальной миной на лице, а вечером приходил ближе к отбою. Меня выворачивало от мысли, что он проводит время с Ториятом и Звуро, поэтому ограниченность нашего общения была как нельзя кстати. Одним раздражителем меньше. *** Я дежурил в душевой. До отбоя оставалось два часа, я драил полы ультразвуковым пылесосом и нервничал: Ен не звал меня сегодня. - А вот и моя сладкая девочка. Я резко развернулся на голос, выставив трубу пылесоса перед собой. Звуро медленно двинулся ко мне от двери, наблюдая за мной исподлобья. - Скучал, птичка? – хнурт нехорошо оскалился. Я сглотнул всухую. По всей колонии распиханы камеры слежения, нас увидят и меня обязательно избавят от его общества. Очень на это надеюсь. - Отвали, - выдавил я хрипло. - Боишься? – Звуро остановился так, чтобы я не достал до него своим «оружием». – А почему? Мы ведь так хорошо друг друга поняли. Разве нет, птичка? Он насмехался надо мной, но сквозь налет насмешки чувствовалась злость. И я действительно его боялся, меня уже ощутимо потряхивало. - Мразь. Оставь меня. - Убери свое оружие, а то страшно до дрожи, - он ткнул черным когтем в сторону трубы, а потом резким быстрым движением выдрал её из моих рук, а в следующую секунду я уже задыхался в его жесткой хватке. Звуро болезненно вдавил меня лопатками в душевую кабинку, я до онемения в пальцах вцепился в лапу на своем горле, пытаясь отпихнуть его ногой. - Я не люблю, когда у меня вещи воруют, - зашипел он, - кому ты зад подставил, чтобы обеспечить себе защиту? Господину начальнику? Я хрипел и вырывался, молотил ботинком куда придется, но хнурт будто не замечал боли. - Он натрахается и выбросит тебя! - выплюнул Звуро мне в лицо. – И тогда я научу тебя уважать хнуртов! Тут его тряхнуло, он на мгновение сжал мое горло еще сильнее, а потом выпустил. Я свалился помятой кучей на пол, кашляя и пытаясь восстановить дыхание. Хнурт потемнел, его серая кожа стала почти графитной. Он напряженно выдохнул, окатил меня полным ненависти взглядом и свалил. Комм на руке пискнул и над ним выскочил голоэкран. Надзиратель окинул меня оценивающим взглядом, а потом сказал: - Начальник ждет. Экран свернулся. Я наконец-таки справился с дыханием, потер саднящую шею, глянул в раздевалке в зеркало на красные пятна, опоясывающие её, и пошел платить по счетам. *** - На этом все. - Что? – не понял я. - Мне надоело. Ты как секс-дроид. Секс-дроидов я не трахаю. Вот так меня огорошил господин начальник колонии, когда я вошел в его кабинет. Оглушенный новостью, я моргнул раз-другой, а потом зарычал, сам себя не узнавая: - Вы что, сговорились? Что я должен сделать еще, чтобы тебе было хорошо? Станцевать стриптиз? Да на, пожалуйста! Я с остервенением скинул с себя один ботинок, потом другой, принялся срывать комбез. Ен облокотился о стол, спрятав пол-лица за сцепленными кистями рук, фиолетово-красные глаза не пропускали ни одного моего движения. - Так пойдет? – я вызывающе двинул бедрами, стянул с себя майку и резко провел от паха до сосков, сжал их до боли, снова вернулся к паху и смял в горсть. – Ты говори, не стесняйся! Я продолжил разъяренный стриптиз, стянул казенные трусы и швырнул их Ену в лицо. Он поймал тряпку рукой и так и оставил висеть резинкой на пальце. Меня взбесило его хладнокровие. - Ну, что ты таращишься?! Не нравится?! А что тебе нравится?! Я повернулся к нему спиной, встал на четвереньки, развел широко ноги и прогнул спину. - А так?! Так нравится?! – крикнул я из-за плеча. – Извини уж, но отсосать, чтобы встал, я сам себе не смогу! У меня, кажется, даже пена изо рта пошла. Пара клацающих шагов и меня подорвало на двухметровую высоту. Боль от стальной хватки на ребрах быстро заглохла от страха, что меня сейчас просто выкинут за дверь как есть и хорошо, если живым. Входная дверь замаячила впереди, но нас разделяли теперь стол с консолью и кресло Ена. Я услышал шипение открывающейся двери и меня пронесли сквозь одну темную комнату в другую и бросили на кровать. Я настороженно замер, наблюдая за Еном снизу вверх: он раздевался, снимал с себя полностью все. Первый раз за наш двухнедельный «адюльтер». Я окинул его взглядом, открыв рот от удивления: его тело без одежды вызывало смесь восхищения и ужаса. Одна рука была полностью протезирована черно-красным девонием, и на стыке с плечевым суставом словно вплавлялась в красноватую кожу, частично перетекая к шее и подмышке. С этой же стороны мускулистый бок был весь испещрен шрамами, которые охватывали и часть твердого сильного бедра. Ена словно киборгом создали: невероятное совершенство мускулов и костной структуры, необходимое для смертоносного оружия. - У тебя стоит. - А? – я моргнул и посмотрел ему в лицо. - У тебя стоит, - повторил он и впервые ухмыльнулся мне, показав острые зубы. И я поплыл, потому что это был тот тип улыбки, перед которой я беззащитен: тонкая хищная, кривая, оставляющая сухую складку возле уголка губ и еще одну - на щеке, этакий суровый вариант ямочки. Ен склонился надо мной и медленно обхватил здоровой рукой мой затвердевший член. Я затаил дыхание, такая непосредственная близость когтей будоражила, впрыскивая адреналин в кровь. Металлическая ладонь уперлась мне в грудь и опрокинула на спину, да так и осталась, прохладной тяжестью. Немного шершавый язык, прошедшийся от яиц к головке, стал неожиданностью, скрутившей низ живота судорогой. Тепло потекло от паха к пупку и бедрам. Я дергался и что-то вякал нечленораздельно, пока Ен меня вылизывал, каждое грубое прикосновение языка было на грани, мне хотелось и уползти от него, и втолкнуться в его рот глубже. Только он не брал глубоко, а просто лизал, слегка царапал и прикусывал кожу вокруг, а я, распластанной звездой на мягком покрывале, стонал, содрогался, закусывал губы, зачем-то гладил черно-красный металл руки на своей груди. Я почти кончил, но Ен заставил меня перевернуться на живот и встать на четвереньки. Мой недовольный ропот перешел в восторженные междометия, когда его наглый и любопытный язык прикоснулся к моему анусу, прошелся вверх-вниз, возбуждая и раздражая и без того жаждущую плоть. Я уткнулся лицом в короткий мех под собой, оттопырил зад, развел шире ноги, мол: "на, бери на здоровье!" - и застонал глухо и протяжно, когда скользкий язык ввинтился внутрь. Я, кажется, начал раскачивать задницей влево-вправо, как зачарованная кобра головой, и получил резкий и неожиданный укус в ягодицу. - Черт! Не успел я высказать претензии, как меня сгребли в охапку, бесцеремонно проволокли по одеялу и ткнули лицом в изголовье - каменное и резное. - Держись, - сказал он мне на ухо и положил одну мою руку на прохладный выступ. Я испуганно вцепился пальцами в камень, попытался обернуться, но твердая рука зафиксировала голову. - Не смотри. А потом меня словно вывернуло наизнанку от тягучего, густого, обжигающего удовольствия. Ен с гулкими шлепками вбивал меня в кровать, нависая огромной тенью, дышал в ухо, лизал шею, намечал укусы, так и не сжав челюсти. Я потерялся, растворился в его мощном напоре, заскулил, хватаясь онемевшими пальцами за изголовье. Мне стало жарко, ладони взмокли и заскользили по гладким выступам. Я подался назад: желание получить больше было нестерпимым. И Ен дал мне больше. Схватив меня поперек живота здоровой рукой и упершись в одеяло металлической, он начал засаживать до конца, вместе с прижатыми к стволу яйцами. Я стал хрипеть, хватать воздух открытым ртом. Меня выворачивало от кайфа. Словно стержень вытащили, и я уже не мог держать собственное тело, прижался полыхающей щекой к прохладной металлической руке, а потом кончил с хриплым стоном и судорогами. Приглушенный рык, мощный толчок бедер - и Ен свалился рядом, так и не вытащив из-под моей щеки свою руку. Я медленно приходил в себя, чувствовал его учащенное дыхание затылком и слушал, как тихо гудит под ухом протез. А потом уснул.