Игровое

Умино нравится этот храм. Тут светло и просторно, доски залов пропитаны запахами трав и благовоний, отчего даже зимой в помещении витает душистое летнее тепло. Даже службы кажутся не такими нудными; впрочем, перечень того, что кажется нудным Умино, много меньше перечня большинства других людей. Возможно, поэтому они и находят нудным его самого. Умино знает об этом; он знает, что скучен, некрасив, ничем не примечателен — кроме своей экстраординарной непримечательности, ну, и огромных очков на пол-лица. Ему редко удается заводить друзей, и еще меньше шансов у него завести девушку. Он знает: ему очень повезло, что у него есть Нару, и их хрупкие отношения постоянно под угрозой. Но Умино не опускает руки, и не в последнюю очередь в этом ему помогает посещение храма Хикава. Больше всего Умино любит бывать на вечерних службах: шестичасовой автобус останавливается рядом с холмом Сендай, и по широкой белой лестнице, ведущей к храму, бредут одинокие фигурки; мало кто из школьников, уставших после занятий, решается одолеть десятки каменных ступеней. Когда старый лысый священник заканчивает службу и произносит напутствие, окидывая цепким взглядом маленьких темных глазок редкую толпу, Умино задерживает дыхание: кажется, что тот обращается персонально к нему, и каждая фраза отпечатывается в памяти огненными письменами, впрыскивает дозу адреналина в кровь. — Если тебе кажется, что глаза уже не так зорки, не печалься: главное видит сердце. На террасе храма малолюдно. Звенят монеты, просыпающиеся через деревянную решетку, звенят колокольчики: то ли кто-то загадывает желание, то ли теплый вечерний воздух, похожий на кисель, взбалтывает слабый ветерок. — Человек может быть некрасив внешне, но подумай: не важнее ли скрытая за оболочкой прекрасная душа? Высокий лохматый парень в одежде служки ровняет песок по краям дорожки, долгими движениями проводя метлой по гладкой серой поверхности. На песке остаются непрерывные мягкие линии, словно по воде идут волны. — Тот, кто мал ростом, ближе к земле; ему легче выстаивать под ветром невзгод, он подобен старому искривленному дереву, выросшему там, где растут одни камни. Сквозь щель между створками двери видна бело-красная тень мико; отсветами колышутся языки пламени за решеткой. — Руки слабы, но только ли телом можно быть сильным? Умино сжимает руку Нару, и та, поймав его взгляд, чуть кивает и улыбается: улыбка у нее легкая, нежная, теплая, словно отпечаток этого летнего вечера. — И не лучше ли умеренность и спокойствие мудрого горячности и беспечности неопытного? Нару стоит рядом, и Умино думает, что сейчас она — самая красивая девушка среди всех прихожанок. Она не смотрит, как остальные, на священника, завороженная текучестью его речи, лишь иногда поворачивает голову, прислушиваясь. Нару особенная; она стоит среди толпы школьниц, но даже обыкновенная школьная форма, что на ней надета, выглядит как-то по-особенному: складки как будто кажутся мягче или, может, цвета - ярче... Священник мудр, думает Умино; он словно читает его опасения и обнадеживает, находя самые верные слова; именно благодаря ему их отношения с Нару... — А главное, мое сердце совершенно свободно! — патетически продолжает священник, делая широкий жест рукой и окидывая взглядом толпу. — Так почему бы вам не остаться жить в нашем хра... Умино бежит вниз по ступенькам и тащит Нару за собой, не слушая возмущенных криков и возражений. Умино клянется, что больше ноги его в этом треклятом храме не будет.