Я никак не в силах понять, Где я мог тебя встречать и когда. И прикиды, и манеры твои, Только вот не помню лицо. Я не пил, не подсел на траву, Наркота для тех, кто слепой. Вероятно, у меня déjà vu, Ты, твою мать, кто такой? (Слот – Клон)
– Дыши глубже, лорд Авернуса, не отравишься. Я задышал, хотя поверить в то, что сказал Нессаж, было сложно. Лёгкие рвало от сухости и гари, хотя в общем-то воздух был вполне пригоден для дыхания. Мне было с чем сравнивать, вспомнить только тот случай, когда по недосмотру рыцаря Хаоса мне пришлось полчаса провести в открытом космосе – специфические ощущения, без предварительной физической и моральной подготовки повторять не советую. – Легче совсем не дышать, чем дышать такой дрянью, – честно выразил я своё неудовольствие. – Ты не можешь говорить, когда не дышишь, – заметил Нессаж, и мне ничего не оставалось, как согласиться с этим весьма логичным заявлением. Армагеддон недовольно захрипел: лучше бы, мол, действительно молчал. Этот конь никогда меня не любил. Впрочем, даже его можно понять: переходы в другие планы и так довольно неприятны, а уж когда на твоей спине сидит два человека в полной боевой амуниции – и подавно. В восьмом Мире мне казалось, что коню удалось смириться со своей незавидной участью, и всё же с антипатией Армагеддона я до сих пор ничего поделать не мог. – Я думаю, тут мы наконец-то найдём Атаксию, – продолжил Нессаж, и я, устало вздохнув, прижался спиной к его груди. Когда-то война между Светом и Тьмой разрушила мой дом, туманный фонтан Авернус. Тогда я и сам едва спасся, присягнув на верность фундаменталу Хаоса. А потом, когда и весь Мир пошёл трещинами, Нессаж почему-то счёл необходимым вытащить меня с тонущего корабля, аргументировав это тем, что сокрушать сущее в одиночестве неинтересно. Ио, видите ли, на него обиделась и вообще что-либо разрушать не намерена. Энигме куда интереснее сидеть на берегу реки времени и смотреть, как время от времени по ней проплывают осколки цивилизаций, о союзе с Эзалором по понятным причинам и речи быть не могло. Единственное, что по-настоящему расстраивало, так это то, что мою лошадь, Атаксию, Нессаж забрать не успел, но в каждом последующем Мире обещал, что мы отыщем её реплику. Но копия Атаксии всё не находилась. Это был тридцать восьмой раз, когда рыцарь Хаоса произносил эту фразу. – И не надо делать такое выражение лица! Давай, спускайся. В этом плане, как я замечу, ксенофобы не редкость... придётся поработать над нашим внешним видом, если хотим тут обустроиться. – Но я совсем не хочу обустраиваться! – возразил я. – Ты это в сороковой раз говоришь, и всё равно каждый раз пытаешься читать нотации, когда я начинаю делать то, что должен делать. – Потому что не понимаю, – проворчал я, спрыгивая на землю. Нессаж последовал моему примеру и тут же превратил Армагеддона в наручные часы: – Похоже, тут в сутках всего двадцать четыре часа... – глядя на циферблат, подытожил он. – Или целых двадцать четыре. – Иногда ты говоришь прямо как один из моих двойников... А иногда – как невыносимая жёнушка. – Никогда не думал, что тебя интересуют долгосрочные отношения с человеческими женщинами, – холодно отрезал я, скрещивая руки на груди. – Во-первых, законодательство этой страны допускает однополые браки, во-вторых, ты являешься мужчиной только формально... В-третьих, судя по тому, что я уже начал шутить ниже пояса, моё здешнее воплощение уже почти на месте. – Неужели снова?.. – Да, придётся опять делать из тебя человека. И никаких лошадей в городе. – Я этот план уже ненавижу, – шипел я, пока рыцарь плёл какие-то арканы, чтобы изменить мою сущность. Протестовать более активно было опасно для жизни: всё правильно сделать у Хаоса и так не всегда получалось. Однажды я чуть не стал закуской для Армагеддона, когда Нессаж нечаянно превратил меня в яблоко... – Неплохо, неплохо, – покончив с преобразованиями, он протянул мне зеркало, которое получил из часов. – На этот раз даже лицо получилось симпатичное, – неохотно признал я. – Набиваю руку, – кивнул Нессаж, снял свой шлем и задумчиво взъерошил короткие рыжевато-каштановые волосы. – Не уверен, что у меня получится сделать уместные костюмы, так что подождём другого меня. Мы стояли на крыше какого-то высотного здания, и за то время, что мы ждали, я смог в полной мере оценить масштабы и красоту развернувшейся вокруг панорамы. Это был закат старой цивилизации и начало новой. Судя по тому, что мне удалось узнать от Нессажа, развитие в Мирах, какими бы они разными не казались на первый взгляд, проходило по одному сценарию. Переход на новый этап жизни всегда означает катастрофу, и кому, как не вестнику Конца Света, знать это наверняка. По правую руку от нас – стеклянные шпили, матовые в звёздной пыли, по левую – всё ещё рыжие от света уходящего солнца. – Добро пожаловать на арену Древних! – кто-то положил тяжёлую руку мне на плечо. Это оказался такой же Нессаж, только в странном на мой взгляд костюме, уместном для данных широт. – Похоже, мы попали... – мой спутник хлопнул себя по лбу, пока двойник рыцаря Хаоса вертелся вокруг меня и рычал: – Кого ещё ты с собой притащил?! Ты хоть представляешь, насколько это сейчас опасно?! – Я уже понял, что притащил Аббадона в зеркало, и не надо тут... – А зачем ты его в зеркало притащил? – Ты же знаешь, наш Мир уничтожили, и я должен был... – Нессаж в доспехах опустил голову. – Правила для всех одни. Уничтожаешь Мир – умираешь сам и передаёшь знания остальным. Как ты вообще сюда добрался? – Нессаж в костюме продолжал давить. – Похоже, Ткачи не заметили отсутствия пары ниток в своём обветшалом творении, и распустили только то, что смогли найти. – И теперь разгребают бордель, который сами устроили! – костюмный развёл руками и махнул в сторону небольшого сооружения на крыше, похожего на беседку: – Идём. Мой Рагнарёк уже заждался. – Рагнарёк? – спросил я, щёлкнув пальцами по доспеху «своего» Нессажа, но ответил почему-то другой. – Одно из имён Армагеддона. Прошу, скорее, надеюсь, ничего непредвиденного не произойдёт...***
Четыре года назад. В альпийской деревушке Л. я не был с тех пор, как грубая работа отца в Северной Америке вытеснила в нём любовь к прекрасному. Немного осталось на планете таких мест, где цивилизация ещё уживается с первобытной чистотой, где каждый камень, каждая росинка хранит память о тех временах, когда люди и боги дышали одним воздухом. Стены моего дома поросли мхом, а фундамент — высокой травой. Ключ, который я нашёл в архивах, с трудом зашёл в замочную скважину, минут десять понадобилось просто чтобы открыть дверь. Что ж, внутри, по крайней мере, оказалось не так ужасно, как я думал. Сантиметровый слой пыли на мебели, подёрнутой сетью трещин от времени, выцветшие шторы... Но нигде я не увидел следов других животных или насекомых: мышей, пауков или крыс, которые непременно селятся неподалёку от человеческого жилья. Даже в перенаселённом мегаполисе они были проблемой, но здесь я сразу почувствовал себя отрезанным от всего мира. В моих воспоминаниях это место выглядело по-другому. В моих мечтах возвращение было почти триумфальным, и произошло, разумеется, при других обстоятельствах. Но мир устроен так, что родители, которые в детстве служат нам примером для подражания, впоследствии добиваются худшей для нас судьбы. Они могут помочь определить цель жизни, но идти к ней придётся своими способами, иначе расхождение в принципах может привести к беде. Так, мой родитель, добившийся всего в жизни самостоятельно, решил, что я должен буду пойти по его стопам, и распылил своё наследство по многочисленным родственникам, когда как я в свои шестнадцать лет остался с пустыми руками. Мне остался только кусок земли в Италии, формально принадлежавший не мне и не ему, а пропавшей без вести матери. Юридически погибшей её считать было рано, поэтому я оказался связан этим участком и своим возрастом, неспособный что-либо сделать. Ситуация не слишком удачная для человека, который только начинает жить, соглашусь. Но, в силу своего фаталистического характера, я не слишком-то унывал, к тому же, возвращение на родину после десяти лет невыразимой тоски повлияло на меня более чем положительно. В Италии я родился, в Италии захотел остаться навсегда, вычеркнуть из памяти всё, что произошло по ту сторону Атлантики, забыть даже то, что там есть ещё какой-то Богами проклятый материк. До вечера я вытирал пыль и складывал в мешки старые вещи, которые были оставлены на полках много лет назад по ненужности и обветшали со временем. Разобраться удалось только с первым этажом, потом я, довольный результатом своих трудов, пошёл на улицу проветриться и покурить, уж больно противно чесался нос. Спустя полторы сигареты я понял, что за мной кто-то наблюдает. Два совсем молодых мальчишки и рыжая, чуть постарше, девчонка, стояли, спрятавшись за деревьями, и пялились на меня во все глаза, а я пялился на них. В конце концов, когда я только решился подойти заговорить, самый младший из компании завопил: – Призрак! – все трое вскочили на велосипеды и бодро закрутили педалями. Недоумение побудило меня схватить свой велик и броситься за ними. Конечно, после полугода активного курения из-за судебных тяжб моя дыхалка оставляла желать лучшего, но всё-таки навык не пропьёшь. В Америке я занимался велосипедным спортом четыре года, мог детишкам дать и не такую фору, однако они не думали останавливаться даже когда я дышал им в самый затылок. – Постойте! Никакой я не призрак! – затараторил я на итальянском. – И вообще, приехал только сегодня! Остановитесь же! – Не призрак? – устало вздохнула девушка, резко затормозив, так что я чуть в неё не врезался. – Ты ехал за нами всё время просто для того, чтобы сказать, что ты не призрак? Восхитительно! Уж чего я не ожидал, так это того, что она полезет меня обнимать. – Я Анна, а мои братья – Джино и Паоло. А ты? – Я Артур. Я жил тут раньше, а потом отец увёз нас с мамой в Америку. – Не повезло тебе, Артур, – очень серьёзно сказала Анна, нахмурив рыжие брови и скрестив тонкие руки на груди. – А где сейчас твои родители? – Их не стало, – очень медленно ответил я. Имя девушки показалось мне очень знакомым. Едва ли я знал, что когда-то давно, в шестилетнем возрасте, мы играли с ней вместе, никому не по силам такое вспомнить, кроме воистину могущественного существа. Так или иначе, я был приглашён к ребятам домой и напоен чаем, где от их отца, узнавшего меня в лицо, почерпнул эту информацию. Он же рассказал о странных суевериях, которые держали в страхе деревню Л. – Знаешь, после того, как вы с семьёй уехали, тут стали твориться странные вещи. Каких-то людей находили в горах мёртвыми, изуродованными до такой степени, что генетическая экспертиза их определить не могла; как будто их вовсе не существовало, представляешь? Хоронили их вместе с нашими, на отшибе, а потом стали замечать, что какая-то женщина приходит каждый вечер и носит паслён на могилы. Проследили за ней. Ходила она до твоего дома, и там как раз след терялся. Вы в своих америках, быть может, в такое не верите, но поверь, мальчишка: чертовщина там какая-то творится. Поживи пока лучше у нас, а то мало ли что. – Я не заметил в доме ничего необычного, – пожал плечами я. – В любом случае, жить там пока нельзя, так что буду рад согласиться. Возможно, насчёт необычного я немного слукавил, но перспектива ночевать в заброшенном доме действительно не слишком прельщала. Этим же вечером я перенёс сумки (благо, не успел их разобрать). Анна и её отец ждали за участком. Похоже, они считали, что действительно могут здесь умереть.***
Настоящее время По счастью, Рагнарёк оказался не настолько враждебно ко мне настроен, и поэтому находиться в спортивном купе, форму которого принял скакун Хаоса в этом мире, было нестрашно. Я получил возможность посмотреть на людей – типичное население загнивающего мира, пошлое и больное. Состояние человека достаточно легко определить по внешним признакам. Кожа, походка, осанка, взгляд – посмотрел на всё это, и качество потрохов очевидно. Нессаж говорит, что в мирное время я мог бы быть неплохим врачом, но есть ли разница, по большому счёту, насколько красив будет труп, который будут есть черви в гробу? – Чем живёшь, кстати? – тем временем Хаос, который путешествовал со мной, пытался разговорить своего двойника. – Да вот, в больнице тела режу. Невермору нужен свой человек в морге – понятно, для чего. Мне на первых порах показалось это забавным. Придумал себе фамилию, сделал лицензию, потом стал замечать, что родственники погибших, когда я им представляюсь, делают глаза блюдцами и глупо улыбаются. Сначала недоумевал, потом кто-то из коллег объяснил. – И в чём дело? – В том, что зовут меня Грегори Хаус, прямо как одного выдуманного доктора. Правда, он с того света всех людей возвращал, а я – только некоторых, с особыми, так сказать, способностями. И вот думаю: существовал бы этот доктор Хаус на самом деле – и никакого доктора Хаоса тогда бы не надо было! Ненастоящий Хаус и Нессаж рассмеялись, даже я улыбнулся уголками губ. – Ну вот мы и приехали. Осмотри этот великолепный фасад, лорд Авернуса, снаружи ты этот дом увидишь ещё нескоро, – махнул рукой доктор. – Больше похоже на бараки какие-то, – признался Нессаж. – Это и есть общежитие. Ограбил казино в Вегасе, отстроил дачу во Флориде, на сдачу вот скупил все комнаты. Последнее серьёзно, остальное я соврал. Я почему-то не сомневался, что деньги Хаос не своровал, а честно (ну ладно, почти честно) выиграл. С его-то способностью расположить к себе мироздание перед тем, как его уничтожить, этот вариант казался даже более вероятным. – Тут ты, по крайней мере, будешь в безопасности, – обратились тем временем уже ко мне. – Не встретишься со своим Зеркалом, в смысле. – Каким это зеркалом? – не понял я. – Двойником. Другой версией тебя, но из этого плана. Некоторые Миры, на первый взгляд непохожие до противоположности, имеют общую, так сказать, изнанку. Это выходит, когда у Ткачей не хватает ниток для того, чтобы сделать что-то новое и неповторимое. И вот так живёт такое Зеркало, паразитирует на тёмной стороне, как гриб на дереве, а просто так уничтожить уже не получится. Нужен по-настоящему способный ткач, чтобы расплести эту путаницу, а Джон не такой. Городит что попало и смотрит, что получится. Вот что выходит, когда берёшься за работу без предварительно подготовленного плана. – И все наши проблемы, выходит, от того, что какой-то скользкий жук возомнил себя Создателем. Мило, – заключил Нессаж. – История точно такая же, как с предыдущей войной Древних – мы бьёмся, а он ничего сделать не может. А ещё ругается на какой-то лихой ветер, который спутал всё будущее, и теперь неясно, чем вообще всё кончится. – Но Мир-то мы уничтожим? – Уничтожим, ясное дело, как эту поганку не уничтожить, – доктор Хаус достал из кармана ключ, запихнул его в замочную скважину, и, кряхтя и облокачиваясь на дверь, кое-как пустил нас в дом. – Кофе на кухне в верхнем ящике, макароны там же. Почему-то двойник Нессажа чересчур выразительно посмотрел на меня. – Какие ещё макароны? – Макароны, которые ты будешь варить. Ты же итальянец теперь, – невозмутимо ответил Хаос. – Какой ещё итальянец? – не на шутку возмутился я. – Это такая нация, которая лучше всех варит макароны. Я сомневался, что могу сварить хоть как-то вещь, которую никогда не видел, тем паче из другого Мира, но не стал это озвучивать. Наверное, аборигену виднее. – Можешь селиться, где вздумается, кстати, но не тронь пауков! – махнул доктор Хаус в сторону лестницы. – Да, давно тут, кроме них, гостей не было...***
– Артур. Эй, Артур, да что с тобой не так! – Анна яростно дёргала меня за рукав, и я поймал себя на мысли, что уже минут пять стою и смотрю на своё отражение в воде фонтана. – Как будто призрака увидел, на самом деле! В этом чёртовом городе я не был четыре года. Я вырос, отрастил храбрость и почти женился, он же так и остался неизменным и отвратительным. Как я хотел забыть о нём, но вот, вернулся зачем-то. Может быть, из-за девушки, которая хотела посмотреть на легендарные шпили, может из-за того, что меня самого сюда тянуло, как магнитом. – Устал, наверное, – покачал головой я. – Пошли, заскочим куда-нибудь перекусить. – О, мне как раз рассказали подруги про одно место. Идём! Серую дверь, к которой подвела меня Анна, я заметил только в последний момент, когда путей отступления уже не было. Два лестничных пролёта вниз – и мы уже были в небольшом прокуренном зале, тускло освещённом голубыми лампочками. – Ты уверена, что тут едят, а не пьют? – спросил я шёпотом. Народу было немного, в основном девушки, жмущиеся по углам, но довольно громко говорящие на французском. Даже официантка, с недовольным видом подавшая меню и взявшая заказ, английский знала еле-еле, и объясняться пришлось на смеси галльского с итальянским. Зато она очень обрадовалась, когда увидела, что мы знаем слова «bonjour» и даже «merci». – Странно, живут в столице – и языка не знают, – вздохнул я. – Брось, языковые общины везде существуют. Да и французский всё-таки язык Старого Света. Марго – помнишь, я рассказывала тебе про Марго из Франции? – работает тут. Приятно, говорит, поговорить со своими так далеко от дома... Эх, а я так надеялась, что попаду на её смену!.. – Анна мечтательно улыбнулась. – Мы не на один день здесь, – я пожал плечами, – ещё увидитесь. – Ой, посмотри за тот столик, там не ты сидишь, случаем? Сначала мне её слова показались глупой шуткой, но потом, когда я заметил, что девушка имела в виду, стало жутко. В компании черноволосой красотки и помятого мужика лет пятидесяти действительно сидело моё зеркальное отражение. – Не может такого быть, – прошептал я. – Может, познакомимся? – Нельзя, – огрызнулся и обхватил голову руками. Это было странно и страшно. Минуту я просидел так, не двигаясь, а потом ушёл в уборную, проторчал там минут пятнадцать, вцепившись дрожащими пальцами в раковину – благо, никому из посетителей мужского пола не приспичило в это время отлить. Когда я вернулся за столик, Анна скучала, потягивая мой коктейль, а странной компании уже не было.