Первый снег

      — Снежный! — Пеплогривая бросилась ему навстречу, едва белый волк показался у края Становища. Зеленые глаза ее метали молнии от возбуждения. — Как ты мог уйти, никого не предупредив?! Мы все за тебя волновались. Я думала, горные стаи…       Вожак устало покачал головой и коснулся носом ее щеки, призывая замолчать.       — Прости, но мне нужно было побыть какое-то время одному.       Это была чистая правда. После проводов Острого Когтя Снежный не вернулся сразу к Северной стае, а какое-то время бесцельно слонялся по долине. Нет, его не заботила возможная встреча с чужаками. В тот момент его вообще ничто не заботило. Он был вымотан, измучен и слаб. Слишком многое навалилось сразу, слишком многое… И меньше всего белому волку хотелось что-то кому-то объяснять. Для начала хорошо бы самому во всем этом разобраться. Поход на чужую территорию не принес облегчения, как ему того хотелось, а лишь усугубил его шаткое понимание происходящего.       Пеплогривая сперва подалась ему навстречу, но, почуяв на вожаке чужой запах, отстранилась.       — Ты ходил туда? — тихо спросила она. — Ходил на территорию Западной стаи?       Снежный молча кивнул. Несколько мгновений пепельно-серая волчица внимательно смотрела на него, словно пыталась заглянуть в самые потаенные уголки его сердца.       — И что они?       — Острый Коготь мертв, — бесстрастно проговорил Снежный, направляясь вместе с ней к пещере вожака. — Он был еще жив, когда я пришел, но все равно умер в ту же ночь.       Пеплогривая снова замолчала, продолжая идти с ним бок о бок. Когда они дошли до входа в пещеру, волчица остановилась.       — Мне очень жаль, Снежный, — тихо сказала она. — Я понимаю, что он… что бы ни случилось, он ведь был твоим отцом.       — Был, — мертвый голосом повторил за ней белый волк.       Подруга встревоженно заглянула ему в глаза.       — Нет, Снежный, — она нежно провела носом по его шее, — ты не можешь сейчас оставить нас. Мертвых оплакивают после битвы. Я не знала его, но уверена, что ему бы не понравилось, что его сын сдался перед последним боем.       — По-твоему, я похож на того, кто уже сдался?! — внезапно зарычал на нее Снежный, вздыбив шерсть. — Я видел, что творил Клык! Видел последствия его жестокости! Видел малыша, у которого перебили всех его братьев и сестер и которому возможно окажет последнюю милость собственный отец! И ты думаешь, я смогу уйти после всего, что мне пришлось пережить?!       — Нет, Снежный, — попыталась успокоить его волчица, — я так вовсе не думаю… А тот малыш… ведь на волчат запрещено нападать.       Белый волк зло усмехнулся.       — Пытаться изгнать стаю с ее территории тоже запрещено, но ведь горные стаи пошли на это. Что значит жизнь одной семьи по сравнению с целой стаей? Что все это может значить для Клыка?       Сказав так, Снежный развернулся и вошел в пещеру, оставив Пеплогривую размышлять над его словами. Ему нужно было отдохнуть перед боем. Им всем следует отдохнуть. Завтра им предстоит тяжелый день. Завтра решится судьба долины и каждого из них. Завтра…

***

      Рассвет наступил быстрее, чем того хотелось бы Снежному. С другой стороны, пусть уж все это закончится. Его смертью или смертью врага. Белый волк не сомневался, что именно такой исход им и предстоит. Подлунный мир слишком мал для двух вожаков, ненавидевших друг друга. А ведь Снежный надеялся, что сможет освободиться от Клыка, когда покинет родную стаю, но этого не произошло. Значит, за свободу придется сражаться. Насмерть. Сегодня одна из стай лишится вожака.       Снежный отряхнулся, чтобы сбросить оцепенение, и вышел навстречу новому дню, навстречу стае. Мрачный зовущий вой прокатился по Становищу, когда, вскочив на возвышенность, вожак бросил клич на Общий Сбор. Когда волки начали потихоньку выползать из своих укрытий, он спрыгнул вниз и мотнул головой на заранее приготовленное мясо. Им всем следует хорошо подкрепиться перед битвой. Снежный внимательно смотрел, как каждый член Северной стаи подходит за своей долей. После начнется настоящий сбор. Вожак вдруг понял, что горд за них и за то, что он является частью их, а они — его. Не было слышно ни слез, ни слов отчаяния. Только спокойная сосредоточенность и готовность к битве. Готовность умереть за свой дом. Только сейчас Снежный по-настоящему осознал, что его ждет. А ведь кто-то, кто сейчас мирно доедает свой завтрак, может уже никогда не испробовать свежего мяса. Чувство безысходности готово было овладеть им и утянуть на дно, но тут к нему приблизилась Пеплогривая. Чуть коснувшись его плеча, она тихо прошептала:       — Прости. Мне не следовало говорить этого. Если нам суждено погибнуть, я знаю, ты сделаешь все, чтобы эта смерть не была напрасной.       — Это не то, что хочется слышать перед боем, — горько проговорил вожак. Ему почему-то думалось, что подруга скажет что-то более обнадеживающее, но он понимал, что волчица всегда говорит только правду, какой бы та не была.       Она печально посмотрела на него.       — Я тоже стараюсь об этом не думать, но как-то само вырвалось, и… — она вздохнула, — чтобы не ждало нас там, у Четырех Валунов, я знаю, что кто-нибудь обязательно останется.       Белый волк внимательно посмотрел на подругу, затем обвел суровым взглядом остальных волков, расположившихся рядом и настороженно прислушивающихся к их разговору.       — Ты права, Северная стая не должна полностью исчезнуть с подлунного мира. Должен остаться хоть кто-то.       Доев мясо, он поднялся на лапы. Вожак уже знал, как ему следует поступить. Долг каждого вожака не только оборонять территорию, но и заботится о выживании волков, как вида.       «Зола, конечно, останется в Становище вместе со своими детьми, — рассуждал белый волк. Он помнил, как бывшая южная волчица спорила об этом с Камнелапым и, в конце концов, уступила ему, признав, что так будет лучше для их малышей. Сейчас вероятно друг прощается с Золой и ласково вылизывает своих детей, а те тыкаються ему в бок влажными мордочками. — А кроме нее, есть кое-кто еще, кого нельзя пускать на битву, кто наверняка не переживет предстоящую бойню».       — Пылинка! — Снежный остановился возле маленькой серенькой волчицы. Та только что закончила завтрак и теперь взволнованно посмотрела на вожака. — Тебе лучше остаться в Становище.       — Остаться в Становище? — медленно повторила она. Когда смысл его слов дошел до нее, она в отчаянии воскликнула: — Но я не могу остаться, я нужна своей стае в битве. Каждый волк нужен…       Малыш Искроуха тоже был нужен западным волкам, но что стая Высоких Холмов сделала с ним… Отогнав настойчиво всплывающую в его памяти картинку, Снежный вздохнул. Он всего лишь хотел уберечь ее от преждевременной гибели, но как сделать это, не опозорив и окончательно не расстроив молодую волчицу? Тут взгляд упал на Золу. Она решила не мешать волкам завтракать перед битвой. Следом за матерью на нетвердых лапках ковыляли ее волчата, жалобно поскуливая. Они еще были слишком малы, чтобы понять, что происходит, но тревога взрослых передалась и им. Что бы ни случилось, кто-нибудь обязательно останется, их потомство не погибнет, и он, вожак, должен сделать все ради их спасения. Внезапно Снежного осенило, будто сами Лунные Братья и Сестры послали ему эту мысль. А главное, в этом был смысл, в этом была своя правда, жестокая, но только она могла не задеть достоинства Пылинки и не лишить ее уважения к себе.       — Зола со своими волчатами тоже остаются, — начал он.       — Ты хочешь оставить меня вместе с кормящей матерью и малышами? — в ее дрожащем голосе слышались слезы боли, отчаяния и признания собственной никчемности.       — Ты не дослушала, — покачал головой Снежный. — Поверь, я поручаю тебе очень важное задание, — Пылинка недоверчиво посмотрела на вожака, а тот продолжал: — Для нашей стаи наступили тяжелые времена, и сейчас мы как никогда прежде должны быть едины, должны бороться за выживание. Долг вожака заботится об этом, — белый волк вздохнул, — видит Луна, я сделал все, что было в моих силах, но усилиями одного лишь вожака выживание не обходится. Каждый из нас должен постараться ради своей стаи. Возможно, сегодня горные стаи истребят нас всех поголовно, а после придут сюда, полные неконтролируемой ярости и жажды перебить всех волков долины. Если мы проиграем, все так и будет, я знаю их, знаю того, кто их ведет… И я не могу оставить здесь Золу и ее детей совсем одних. В одиночку она не сможет увести двух малышей далеко отсюда и спастись, — он посмотрел на черную волчицу — та ответила ему напряженным твердым взглядом — затем снова повернулся к Пылинке. — Я хочу, чтобы ты помогла ей покинуть Становище, если вместо нас, сюда придут другие.       Молодая волчица молчала, низко опустив головку, Снежный видел, как она колеблется в сомнениях. Но когда Пылинка подняла на него глаза, в них, может впервые в ее жизни, не было и тени страха.       — Тогда… я останусь. Если все так, как ты говоришь, то я останусь и помогу Золе с волчатами.       — Все именно так, Пылинка, — с печальной нежностью прошептал Снежный. — Спасибо тебе.       Молодая волчица просияла, но тут по Становищу пронесся звонкий голосок.       — Я тоже остаюсь!       Снежный, не оборачиваясь, узнал этот голос. Он принадлежал Дымке. Такая же серенькая, как сестра, она, тем не менее, была немного крупнее ее и не такой робкой. Сейчас оскорбленная за кровную волчицу она решительно прокладывала себе дорогу к вожаку. Остановившись между ним и сестрой, Дымка гордо вскинула голову, и Снежный понял, что перед ним достойная дочь Мрака. Только топорщившаяся во все стороны шерсть выдавала ее волнение. Поймав ее осуждающий взгляд, белый волк догадался, что от нее не укрылась истинная причина его решения. Но когда-нибудь она повзрослеет и поймет, что так было правильнее.       — Я тоже остаюсь, — повторила она чуть тише.       — Дымка! — прорычал на нее Черногрив. — Ты не можешь нас бросить прямо перед битвой!       — А я и не бросаю, — хотя ее слова и предназначались брату, она не сводила взгляда с вожака. — Кто-то должен остаться здесь, чтобы наша стая выжила!       Затем она повернулась к Черногриву и лукаво склонила голову. Вот сейчас она толкнет его в бок и со смехом отпрыгнет, как делала уже множество раз за всю их короткую жизнь. Видно было, что и Черногрив уже приготовился к этому, но неожиданно Дымка поступила иначе. Она подняла на брата глаза и серьезно сказала:       — А раз мы с Пылинкой остаемся, то тебе придется сражаться за нас троих. Ты только, — голос ее сорвался и стал совсем тихим, но волчица нашла в себе силы закончить: — ты только выживи, брат.       Дерзкая, необузданная Дымка… она была еще совсем крошечной, когда Снежный впервые пришел в Северную стаю, но как же быстро она выросла и превратилась в сильную и крепкую волчицу. Снежный понял, что она осознает всю серьезность происходящего, что кого-то она видит живым в последний раз и очень надеется, что ее брат, мать, отец не будут одними из них. Надеется, что эти меры предосторожности окажутся напрасными, но вожак обязан был об этом позаботиться.       С тяжелым сердцем он повел волков прочь из Становища, гадая, увидит ли его снова. На краю холма по дороге к Четырем Валунам Снежный остановился и обернулся назад, чтобы взглянуть на стаю. Он вдруг понял, насколько они все дороги ему, понял, что и стая приняла его, как вожака, несмотря на происхождение. Они принесли ему клятву в верности, а он поклялся в верности им. Пеплогривая говорила правду: он принадлежит Северной стае, а стая ему. Воспоминание о той ночи, проведенной вместе, согрело ему сердце. Серая волчица и сейчас была с ним. Она смотрела на него с любовью и нежностью блестящими с зеленоватым отливом глазами. А рядом с ней как всегда величественный и могучий стоял Серый Хвост, Снежному невольно передалась его спокойная уверенность, и вожак с благодарностью улыбнулся старику. Затем взгляд его упал на Мрака, между белым и черным волком хотя бы на время установилось перемирие, и не было нужды сейчас думать о будущем — сперва нужно расправиться со сворой чужаков. Чуть поодаль от отца и находящейся подле него Грязнолапки, но, не отделяясь от основной массы, стоял Черногрив. Так ведут себя все молодые волки, когда наступает их пора стать полноправным членом стаи. В зеленых отцовских глазах его горел воинственный огонек предвкушения скорой битвы. Снежный и сам чуял ее в воздухе, во взглядах, устремленных на него, в напряжении мышц и приподнятых загривках. Затем вожак встретился взглядом с Камнелапым. Черно-серая шерсть лучшего друга сейчас лежала ровно, словно в сердце не было никаких сомнений. Белый волк уловил странный блеск в черных мрачных глазах и неприятно поежился: они смотрели так, будто их обладатель уже сделал выбор, понять который Снежный не мог. Не в силах больше думать об этом, вожак перевел взгляд на Вольного Ветра. Тот казался ожившей тенью своей матери, и Снежному приятно было думать, что, возможно, Луноликая сейчас с ними и тоже будет вновь сражаться за родную стаю. А рядом — вот чего сложно было ожидать — стояла Златоглазка. Крепкая и сильная рыжая волчица готова была разорвать нарушителей в тот день, когда брат с сестрой из Южной стаи пересекли их границу. Но сейчас Вольный Ветер, как и Зола, не были чужаками, сейчас у всех у них были общие враги, и видимо не только Снежный с Мраком заключили перемирие. Золотистые глаза ее горели, как и тогда, и вновь ее ярость была направлена против нарушителей.       Сделав глубоких вдох, вожак заговорил. Он очень боялся, что голос подведет его, но пока что тон его был суровым и твердым, а голос крепким, громким, зовущим, как глас истинного вожака.       — Волки Севера! Вы знаете, зачем мы пришли сюда, знаете, что ждет нас там, — при этих словах он резко мотнул головой в сторону места пересечения всех четырех стай долины, затем снова повернулся к сородичам. — Горные стаи хотят отнять у нас наши охотничьи угодья, хотят истребить несогласных и лишить нас дома! Они не покинут нашу землю, если не прогнать их! — белый волк перевел дух, оглядывая морды волков. Стая молчала, и вожак продолжил еще громче: — Но разве Северная стая хоть раз уступала чужакам свои земли?! Это, — он отбросил лапами снег, наклонил голову и ткнул носом землю, затем резким рывком головы швырнул ее стае, — наша земля! — последние слова он выкрикнул с яростью хозяина, на чью собственность покусились враги. Стая взволновалась, зашевелилась, но не произнесла ни звука, предоставив право говорить своему вожаку. — Со времен Первой Луны северные волки охотились здесь, рождались здесь, погибали здесь! И если горные стаи хотят охотиться на нашей земле, то им придется сначала отбить ее у нас! С нами Наши Лунные Братья и Сестры! С нами закон стай, попранный чужаками! С нами три соседние стаи долины! С нами каждый из вас, и я горжусь тем, что иду на битву с лучшими волками, что жили под Луной со времен Первых Волков и их Первой Добычи!       Последние слова он вновь выкрикнул. И тогда стая взорвалась одобрительным свирепым воем. Будем биться! Умрем, чтобы жить! Будем биться! Отстоим свое право охоты! Умрем, чтобы жить! Будем биться!       Еще не стих дикий необузданный вой свирепой яростной стаи, а Снежный, призывно возвышаясь над всей этой какофонией, бросился вниз. Туда, где собирались стаи, туда, где им надлежало сражаться с чужаками, туда, где должна была решиться судьба долины. Голубые глаза вспыхнули, точно Луна наделила их своим особенным светом. Вот оно время смерти. Вот оно время жизни. Вот и настало время для битвы. Снежный знал, что Северная стая готова сражаться и исполнить свой долг даже ценой своих жизней.