Первый снег

      Запах крови царствовал там, где прежде волки всегда чтили мир. Запах смерти. Запах войны — войны, без которой не будет мира. Но Снежному не хотелось платить такую цену. Только их Лунным Братьям и Сестрам, похоже, не было дела до того, что обо всем этом думает один единственный волк из сотен других. И самому Снежному хотелось заплатить за мир еще одной жизнью. И пусть она будет последней хотя бы сегодня. Клык. Он должен убить Клыка. Белый волк действительно верил, что этим все закончится. По крайней мере, сегодня.       Наконец он увидел его — того, кто привел в его новые земли чужаков. Бывший сородич вцепился в загривок какого-то незнакомого волка из Восточной стаи, а затем с силой отбросил противника прочь. И обернулся, услышав новый голос, бросавший ему вызов.       — А, это ты! — с яростью прорычал Клык. — Я думал, ты уже мертв, полукровка!       Сердце Снежного еще не отпустила боль от потери друга, и в нем ширилась тревога за его детей и всю Северную стаю. Нет, тревога за все стаи, которые может погубить своей жестокостью и властолюбием этот безумец.       — Если я и умру, — с надрывом выдохнул вожак стаи Севера, — то сперва я прикончу тебя!       Тот в ответ лишь усмехнулся, оскалившись, затем припал к земле и прыгнул на своего врага.       Белый волк был готов к прыжку и резко подался в сторону, не дав Клыку приземлиться себе на спину. Вожак его бывшей стаи, рассчитывавший вскочить противнику на хребет, удивлено помотал головой и бросил на него разочарованный взгляд.       — Мог бы и лучше, — издевательски фыркнул Клык.       Ярость, клокотавшая в груди Снежного долгие годы, наконец, нашла выход в этой последней между ними схватке — схватке, из которой живым выйдет только один. И оба они понимали и признавали это.       Белый волк свирепо зарычал и бросился на противника. Клык ждал его, припав к земле, и в последний момент прыгнул вперед. Снежный почувствовал клыки врага на своем правом плече, но ему некогда было думать о боли, и белый волк сам обнажил клыки и впился в шею противника. Затем оба волка, черный и белый, покатились по земле, оставляя за собой клочья окровавленной шерсти.       Наконец ком распался, и противники молча с ненавистью поглядели друг на друга. Снежный, не раз испытавший на себе силу и ловкость Клыка, знал, что ему достался опасный противник. Но и Клыку пришлось признать, что стоящий перед ним великан уже не то жалкое создание, когда-то покорно стоящее его издевки. Сейчас они были равны. Оба достаточно сильные и ловкие. Обоих осветила Луна. Но для того ли, чтобы они убивали друг друга? Снежный не знал, не знал и Клык. Они не понимали, что это был их собственный выбор — убивать. Но знали, что это их единственный путь, который следует пройти до конца, каким бы он не был.       Клык злобно зарычал. Он уже чувствовал, как силы медленно оставляют его, сегодня ему уже приходилось сражаться со многими. Но Клык также видел, что и противник выглядит не лучше. Скоро бой превратиться в победу того, что дольше устоит на лапах. Но у обоих не было ни сил, ни желания ждать.       Черный волк снова бросился вперед. Снова они сцепились мертвой хваткой и покатились по ставшей скользкой земле. Какие-то волки натыкались на них, тела ударялись о ветки кустов и камни, но ни один не разжимал челюсти, ни один не хотел уступать, понимая, что это будет означать лишь смерть.       Наконец, Клыку удалось прижать противника к земле, и он оскалил пасть в злорадной усмешке. Лапы его при этом давили на незащищенный живот всем весом тела, а белый волк, не сдаваясь, продолжал пытаться сбросить черного, но тот в ответ лишь сильнее придавливал его к земле, пропитанной их кровью.       — Наконец-то я прикончу тебя, — зарычал Клык, прижав свой нос к морде Снежного. — Как же долго я ждал этого часа! И теперь никто мне не помешает!       Черный волк наклонился еще ниже, но тут Снежный, движимый отчаянным желанием спасти стаи от вожака своей бывшей стаи, напряг лапы и с силой отбросил от себя врага.       Из горла противника вырвался удивленный вой, когда он вдруг упал на спину в нескольких прыжках от того, кого уже считал мертвецом. Но Клык не зря стал вожаком в стае, где высоко цениться ловкость. Снежный только с трудом поднялся на ослабевшие лапы, а Клык уже проворно вскочил. Упущенная возможность избавить подлунный мир от полукровки привела его в ярость, придававшая силы. Если бы Снежный не был знаком с Клыком, он бы, возможно, никогда не подумал, что в сердце живого существа может быть столько ненависти. И он никогда не понимал, что породило и подпитывает ее, но много раз видел последствия такого сильного и неконтролируемого чувства.       Тут совсем рядом с собой он почувствовал знакомый и до боли родной запах. За спиной Клыка Снежный увидел, как сверкнули в наступивших за время боя сумерках любящие голубые глаза, смотрящие на него с печалью. И внезапно понял, что всего этого можно было избежать, если бы только… если бы только что?       — Остановись, пока не поздно, — прохрипел Снежный. Впервые он задумался, с чего все началось, и хотел понять причину. Более того, какое-то внутреннее провидение подсказывало ему, что если не остановиться сейчас, то должно произойти что-то страшное, что-то, чего быть не должно.       Зеленые глаза Клыка сверкали зелеными огоньками, так непохожими на мягкий голубой свет.       — Поздно, — мрачно и жестко проговорил Клык и снова бросился на противника.       Снова Снежный отбросил его прочь, но когда Клык опять проворно вскочил на лапы, что-то произошло, чего белый волк понял не сразу, но когда страшная правда дошла до него, сердце готово было разорваться на части. Неужели ему опять предстоит испытать это?       Из горла Клыка раздался жуткий душераздирающий вопль, от которого многие волки притихли, прижавшись к земле. Ни одни клыки не способны принести такую острую нестерпимую боль… ни одни, кроме тех, что расположены в железных челюстях гладкошкурых.       — О, нет, — выдохнул Снежный, с ужасом глядя на окровавленную лапу недавнего противника. — Нет, только не это.       Ненависть белого волка мгновенно улетучилась, уступив место жалости и состраданию — более близким его сердцу чувствам. Теперь все кончено, и уже перестало иметь значение. Неужели Лунные Братья и Сестры вели их к такому концу? Снежный просто не мог в это поверить. Он хотел убить Клыка, хотел отомстить ему за все свои страдания и потери, но сейчас не мог заставить себя ненавидеть его — умирающего, ослабленного, озлобленного на весь мир и бесконечно жалкого. Клык не умел любить, он умел лишь ненавидеть и насмехаться над чужой болью. И даже сейчас на пороге смерти он продолжал сражаться за право убить полукровку в своем извращенном понимании чести. Он все еще продолжал бросать вызов волкам долины за право охоты, хотя понимал, что битва проиграна. Но, протащившись несколько шагов по направлению к вожаку Северной стаи, черный волк обессилено повалился на землю.       Первым порывом Снежного было прекратить мучения вожака стаи Высоких Холмов. Он уже готов был сделать это. Готов был даже простить врага, чтобы не видеть больше предсмертных судорог черного волка. Готов был нарушить закон и убить вожака чужой стаи, потому что это было бы милосердно. Но тут Клык поднял голову, и Снежный встретился с ним глазами. В них не было ничего кроме пустоты разрушения, горящей ненависти и нестерпимой боли.       С едкой усмешкой черный волк произнес:       — Давай, полукровка, — зеленые глаза полнились презрением. — Убей меня, и покончим с этим.       «Полукровка…» Как долго ему носить на себе это позорное клеймо?       Снежный отступил на шаг, голубые глаза его были холодны как лед. И как он только мог подумать о милосердии к Клыку? К Клыку, который привел в его земли врагов и принес столько смертей всем стаям.       — Убей же меня! — в яростном исступлении прокричал черный волк.       Судороги его между тем сменились мелкой дрожью, пока несчастный попытался подползти еще ближе.       — Нет, — как-то отстраненно отозвался Снежный. — Я больше не полукровка. Я вожак стаи Севера.       — Как хочешь, — если бы Клык не говорил эти слова таким ядовитым нахальным тоном, но он все еще презирал Снежного, не желая признавать жестокую правду. — Можешь считать себя кем угодно, но ты не откажешь мне в последней милости. Ты не сможешь простить себя за отказ.       — Я вожак стаи Севера, — повторил Снежный, глядя на поверженного сверху вниз, — а ты вожак стаи Высоких Холмов.       Он помолчал немного, собираясь с духом и не заботясь о происходящем вокруг них, затем с тяжелым вздохом продолжил:       — Вожаков запрещено убивать, — проговорил Снежный твердо, — таков закон, и, если вожаки не будут помнить об этом, то никто не вспомнит.       С этими словами Снежный развернулся и побрел прочь. На сердце все еще оставался неприятный осадок, но белый волк знал, что так будет правильнее. Пора ему уже перестать думать о прошлом, где он жил презренной жизнью сперва полукровки, а затем и одиночки, пора принять настоящее, в котором он вожак целой стаи. Полукровке ничего не стоило бы убить Клыка, и нарушить вековой закон стай, в конце концов, одно его рождение — уже противозаконно. Полукровке нечего было бы терять. Но Снежный был вожаком. Отныне он не мог нарушать закон, отныне его долгом было хранить верность устоям Луны и следить, чтобы его волки также проявляли уважение к законам. У вожака не было права даже на месть — тот, кто ведет стаю, стоит выше чувств обычного волка. По крайней мере, должен стоять. И чтобы понять это, Снежному нужно было еще раз услышать слово «полукровка» из уст поверженного врага. В последний раз…