Первый снег

      Луноликая обнаружилась в центре поляны рядом с Серым Хвостом. Пожилые волки сидели недалеко от сложенной добычи и о чем-то негромко говорили. Снежный медленно приблизился к ним и сел чуть в стороне, не желая прерывать их беседу. Но вот вожак заметила его и повернула голову:       — Снежный! Тебе что-нибудь нужно от меня?       — Да, — молодой волк почувствовал, как в горле у него резко пересохло. Стоит ли это делать? — Мы… мы можем поговорить?       — Я слушаю, — волчица насторожила уши и в упор посмотрела на него.       — Не здесь, — Снежный заставил себя заглянуть в черные омуты ее блестящих глаз. — Мы можем поговорить наедине?       Луноликая с удивлением переглянулась со старым волком и поднялась на ноги:       — Хорошо, — голос ее прозвучал как всегда повелительно и властно. — Поговорим в моей пещере.       Кивнув, волчица спокойно направилась к скале, под которой располагалась ее небольшая пещерка, где уже множество поколений отдыхали вожаки. Белому волку не оставалось ничего другого, как направиться следом за ней. Он взволнованно трусил позади нее, мысленно прося у Луны помощи, чтобы подобрать нужные слова и спросить о том, что уже очень давно не давало ему покоя.       Дорога до места лежанки вожака заняла совсем немного времени. Всяко меньше, чем хотелось бы. Стая с удивлением смотрела на них, не понимая, что происходит. Осторожно ступая, Снежный вошел внутрь. Никогда прежде ему не доводилось бывать здесь. В пещере царил полумрак. Он словно обволакивал сознание молодого волка, путая мысли, мешая сосредоточиться.       — О чем ты хотелось поговорить? — голос старой волчицы нарушил нависшую над ними тишину.       Снежный поднял голову. Луноликая устроилась на земле, привалившись к стене, и внимательно смотрела на него. Шерсть ее местами свалялась от старости, но в упругих мышцах все еще чувствовалась сила. Волк нервно сглотнул, не зная, как правильнее объяснить ей свое любопытство. И главное, что сделает с ним вожак за этот вопрос?       — Я… — бывший одиночка набрал в грудь побольше воздуха и резко выдохнул: — Я хотел спросить тебя о Южных волках.       — О Южных волках? — голос ее прозвучал спокойно, но от Снежного не укрылось, как вспыхнули при этом черные глаза. Луноликая глубоко вздохнула и прикрыла их. Когда, наконец, она решилась вновь взглянуть на волка, взгляд ее стал непроницаем. Сам не зная отчего, белый волк похолодел. — Что именно ты хотел узнать о Южных волках?       Вновь смятение и страх овладели разумом молодого волка, но он понимал, что отступать уже поздно. Он мог бы отступиться, когда решил поговорить с ней, мог бы, когда шел к ней в ее пещеру, но не сейчас. Сейчас отступать уже слишком поздно.       — Когда Зола сказала, что Громовой мертв, — промямлил Снежный, но затем, словно в сердце его, наконец, появилась так необходимая ему решимость, твердо взглянул в эти сверлящие его внимательные глаза. — Мне показалось… Тебе было больно узнать об этом. Почему? И когда ты смотрела на волчат Золы… — мысли путались, слова сбивались, но затем он вдруг вспомнил о своей собственной матери, всем пожертвовавшей ради него, и это воспоминание дало ему силы закончить. — Говорят, у тебя были свои волчата, но ты была вынуждена убить их, только я в это не верю. Не верю, что ты могла бы причинить зло своим родным детям! А когда я увидел, как ты смотришь на волчат, то…       Неожиданно он вновь смешался и замолчал, старательно разглядывая свои лапы. Луноликая молчала. Волку даже показалось, что она вообще покинула пещеру, и, набравшись смелости, он поднял голову и взглянул на нее. Старая волчица смотрела прямо на него, но при этом, взгляд ее черных глаз был мутным, словно она глядела куда-то сквозь белого волка, наблюдая за тем, что было доступно лишь ее взору. Затем в глазах ее промелькнули черные искры, заставившие волка попятиться.       — Что ты хочешь этим сказать? — грозно прорычала вожак. Серая шерсть на загривке угрожающе приподнялась. На миг Снежному показалось, что сейчас волчица набросится на него и изгонит из стаи. От этой мысли ему стало страшно, он понял вдруг, как привык к жизни в стае, кроме того начинались Дни Холодных Ветров, когда выжить в одиночку очень сложно.       — Я не верю, что ты могла убить своих детей, — прошептал Снежный. — И Вольный Ветер… Когда я впервые попал на Общий Вой, я заметил, как сильно вы похожи… словно отражения друг друга ты с Громовоем и Вольный Ветер с Золой.       Снова послышался грозный рык, и Снежный пугливо втянул голову в плечи, но Луноликая неожиданно расслабилась, и в черных омутах ее глаз отразились понимание и странная тоска.       — Я всегда знала, что ты не глуп, — сурово проговорила вожак. — Значит, ты обо всем догадался, — Луноликая тяжело вздохнула: - Да, Снежный, Вольный Ветер и Зола мои волчата.       Белый волк смотрел во все глаза, ожидая объяснений.       — Как же давно это было… Сколько сезонов прошло? — голос ее прозвучал как-то глухо, а взгляд стал отстраненным. — Я тогда была моложе, еще не стала вожаком. Мы с Громовоем познакомились примерно также как вы с Пеплогривой. Случайный переход границы, когда разгоряченная погоней стая слишком увлеклась преследованием добычи, решил мою судьбу. Он был сильным и могучим противником, мы тогда чуть на части друг друга не разорвали! После эта встреча не давала мне покоя, и ему, видимо, тоже. Во всяком случае, когда мы снова встретились на Общем Вое, то поняли, как жестока порой бывает судьба, что порой сводит тебя с тем, кого закон запрещает объявить своей парой перед ликом Великой Луны.       — Но как же… — осторожно начал Снежный. — Как получилось, что у тебя… волчата…       — Спроси у своего друга, как это бывает, — печально отозвалась Луноликая. — Когда я узнала, что стану матерью, я всем сердцем хотела вырастить своих детей здесь, в родной стае. Однако их судьба страшила меня. У меня не было пары, хотя многие волки и хотели пойти на охоту перед Великой Луной со мной, но я не могла обманывать их. Волк может полюбить лишь однажды, и лишь одному мы можем подарить свою любовь… Когда родились волчата, сразу стало ясно, кто они, — она сурово посмотрела в голубые глаза напротив. — Ты и сам знаешь положение полукровки в стае. Их презирают, их ненавидят только за то, что они просто предстали перед Луной, просто явились этому миру, не терпящему осквернение древних законов. Пусть даже и во имя любви. Ты знаешь это, — прошептала она: — Поэтому ты лучше других сможешь понять меня. Лучше быть подкидышем, чужаком, который со временем сможет стать своим в новой стае, чем полукровкой. Полукровка никогда не найдет своего места среди волков, знающих его происхождение. Я отдала волчат их отцу, чтобы тот отнес их в свою стаю и представил, как найденышей. Я спасла их от гнева родной стаи единственно возможным способом.       — Но ведь при этом ты потеряла их навсегда, — с мукой в голосе произнес молодой волк.       — Снежный, — видно было, что слова тяжело даются ей. — Не тебе рассказывать мне о тяжести этого решения. Много ночей я глядела на своих детей, решая, как поступить. Я размышляла над тем, что будет лучше для меня, что лучше для волчат и что лучше… для моей стаи. Малыши родились в самый разгар Дней Холодных Ветров, и многие сочли это дурным знаком, ибо моя стая голодала, и у меня не хватало молока, чтобы выкормить их. Но на юге все было по-другому. В то время, там еще было не настолько холодно, дичи там было больше, и я поняла, что волчатам будет лучше с Южными волками. Я встретилась с Громовоем, и он поддержал мое решение. Ночью, когда моя стая ушла на охоту, я отнесла волчат к границе с Южной стаей. Громовой ждал меня там, он забрал волчат и отнес их в свою стаю. Громовой говорил, что уже нашел волчицу, которая сможет выкормить их. Очень тяжело… — она внезапно прогнулась и задрожала. Снежный встревожено подбежал к старой волчице и, забыв, что перед ним вожак, крепко прижался к ее боку. — Тяжело было смотреть, как мои дети отдаляются от меня все дальше и дальше. Я просидела у границы до самого рассвета, когда Громовой уже давно скрылся с нашими детьми в глубине своей территории. Очень тяжело… Но я знала, что так будет лучше для них же… Я сказала стае, что перегрызла своим детям глотки, потому что так будет лучше для всех, и волки поверили мне на слово. Я не видела, как растут мои волчата, но часто представляла себе, какими они станут. После того, как наш вожак Зоркий Глаз решил уйти на покой, Луна указала на меня, как на нового вожака. И однажды Громовой, поприветствовав меня, едва заметно указал носом вниз. Я посмотрела в ту сторону с высоты четырех валунов и увидела… Мои подросшие детки впервые пришли на Общий Вой со своим вожаком. Они были прекрасны, как раз такие, какими я их и представляла. Прекрасны и далеки… Южная стая приняла их, и я видела, как они счастливы, видела, как горят их глаза, с какой гордостью и восхищением смотрят они на своего отца… Но как же больно было осознавать, что во мне они видят не более чем просто вожака соседней стаи, больно, потому что это был мой собственный выбор. А когда мои детки перешли границу своей родной стаи, я не смогла прогнать их… Все повторилось, Снежный, — со странным блеском в глазах проговорила Луноликая. — Все повторилось, и вновь запретная любовь породила полукровок. Луна испытывает меня, и быть может сейчас я смогу сделать другой выбор, тот, о котором не буду жалеть?       Снежный продолжал, не отрываясь, смотреть на нее. С одной стороны он понимал, что Луноликая избавила своих волчат от презрения стаи, презрения, с которым и он в свое время столкнулся, но отказаться от своих детей… Он не мог до конца осознать, как мать может отдать своих детей другим. Вновь мысли белого волка вернулись к Пепельной. Его собственная мать не пожелала расстаться со своим единственным малышом, она растила его вопреки волкам родной стаи. Пепельная растила его сама, не отдав отцу. Снежный не знал, кто его отец, мать говорила лишь, что это был великий и сильный воин. Волк невольно задумался над тем, доводилось ли им встречаться? Знал ли его отец о том, что у него есть волчонок? Думал ли о нем хоть иногда?       — Мне хочется верить, что стая простит Камнелапого и Золу, — просто сказал белый волк.       — Мне тоже, — вздохнула Луноликая и в упор посмотрела на него. — Больше ты ничего не хотел узнать?       — А есть еще что-то? — ему стало не по себе от этой мысли.       — Нет, — старая волчица устало мотнула головой. — Можешь идти.       Снежный кивнул и повернулся к ней спиной, чтобы выйти, но возле выхода из пещеры вожак внезапно окликнула его:       — Снежный?       — Да? — тут же повернулся волк.       — Не говори никому об этом разговоре.       — Не волнуйся, — склонил голову бывший одиночка. — Никто не узнает об этом.       Молодой волк хорошо понимал, какое доверие оказала ему Луноликая. Нет, он никому не расскажет об этом, и пусть эта тайна умрет здесь и сейчас. Быть может, так будет лучше, быть может… Но все равно ничего уже нельзя изменить.       Устало и подавлено он направлялся к куче добычи. Никогда еще молодому волку не доводилось чувствовать себя таким опустошенным, сейчас он чувствовал, что ему просто необходимо поесть.       Выпавший снег чуть припорошил землю и добычу. Волк свирепо оторвал кусок мяса от мертвого оленя и принялся со злостью жевать. Разговор с вожаком не отпускал его. Вот зашуршали кусты, и из них высунулся Вольный Ветер. Как стая может не замечать этого? Сын вожака ведь просто копия Луноликой, будто бы ее ожившая тень!       Снежный так увлекся рассматриванием бывшего южного волка, что не заметил, как кто-то усаживается рядом. Он очнулся только, почуяв запах сородича. Резко повернувшись, белый волк обнаружил рядом с собой Черногрива. Подросший сын Мрака отодрал небольшой кусочек мяса и, откусив от него, поднял голову и насторожил свои черные уши. Проследив за его взглядом, Снежный понял, что тот смотрит на кусты, где сейчас находилась Зола с малышами.       — В стае новые волчата, — задумчиво проговорил совсем еще юный волк. — Как думаешь, они будут верны нашей стае? — при этих словах он в упор посмотрел на Снежного.       — А почему они не должны быть верны нашей стае? — спросил тот.       — Ну-у… — видно было, что Черногрив не знал, как это выразить. — Отец говорит, что они полукровки, а у полукровок кровь дурная, ибо они родились от неверности. А что думаешь ты?       Ох, уж этот Мрак. Как раз из-за таких, как этот высокомерный волк, Луноликой и пришлось отказаться от своих детей, а все детство Снежного было отравлено словом «полукровка». Очень хотелось высказать все это Черногриву, но подросший малыш не виноват в том, что у него такой отец.       — Я думаю, что верность стае определяется не кровью, — серьезно проговорил Снежный. — Эти волчата еще не знают, что они полукровки, но потом, если стая будет постоянно напоминать им об их происхождении, если стая будет принижать их из-за этого, рано или поздно они устанут от этого, и вот тогда-то и может произойти все что угодно. Но в этом не будет их вины, в этом вина стаи, которая не смогла принять их.       — А если стая примет их, если все забудут, что они полукровки? — Снежный впервые осознал, что зелеными глазами Мрака на него может смотреть совсем другой волк. — Тогда они будут верны нам?       — Так же, как и любой другой волк, они будут верны, — бывший одиночка хорошо понимал, о чем он говорит, но нужно было объяснить так, чтобы и волчонок это понял правильно. — Также как и любой другой волк, они могут предать нас. Это будет зависеть от них и от стаи, но только не от их происхождения.       Несколько мгновений Черногрив, не отрываясь, смотрел на него. Странный огонек загорался где-то в глубине его взгляда. Затем волк кивнул каким-то своим мыслям и сказал:       — Теперь я понял, спасибо. Именно это я и хотел узнать.       Доев мясо, Черногрив почтительно кивнул старшему волку и направился прочь. И почти тут же Снежный почувствовал на себе тяжелый взгляд Мрака. Тот смотрел на него с нескрываемым пренебрежением. Интересно, о чем он думает? Злится, что Снежный разговаривал с его сыном? Но ведь Черногрив сам подошел к нему. Белый волк перевел взгляд на подросшего волчонка. Как же эти двое похожи между собой, но в то же время совсем разные.       Холодная белая муха упала прямо на нос Снежному, и тот фыркнул, задрав голову к небу. День подходил к концу, а снег все не прекращался, и сердце молодого волка сдавило ощущение смутной тревоги. Что-то надвигается на них, что-то страшное. Снежный вдруг подумал, что первый предвестник прихода Дней Холодных Ветров еще не самое худшее, что ожидает их впереди. Но что может быть хуже этого времени, когда все стаи живут впроголодь? Сердце подсказывало, что очень скоро они это узнают.       Отгоняя от себя тревожные мысли, бывший одиночка поднялся на ноги и забрался в кусты, спасаясь от снега. Там было чуть теплее от дыхания волков. Снежный устроился рядом с Пеплогривой и, успокоенный ее близким присутствием, провалился в сон.