Первый снег

      Круглый лик Луны поднялся над сердцем долины, освятив мир бледным холодным светом. Снежный остановился на краю холма и встревожено посмотрел вниз. Белому волку уже доводилось бывать здесь, но сейчас он словно впервые увидел простиравшуюся над ним поляну с четырьмя накренившимися друг к другу валунами. Отблески Луны на заснеженных камнях и пугали, и завораживали одновременно. На миг вожак Северной стаи даже забыл, зачем они здесь, и очнулся, лишь услышав за спиной недовольные пофыркивания. Тело как-то само собой напружинилось, затем Снежный, как некогда Луноликая и каждый вожак стаи, издал короткий рык и бросился с головой в чужие запахи и собственные страхи. Стая молча последовала за своим вожаком.       Он несся все быстрее, чувствуя, как ветер обволакивает гибкое и сильное тело. Кровь стучала в мозгу, лапы напряглись и заболели, но он почти не чувствовал их и ничего не видел. Только огромные валуны, расстояние между которыми стремительно сокращалось. И ничего больше не существовало для него. Все отступило, и ничто сейчас не имело значения. Только скорость, только цель, только это короткое мгновение между нелегким прошлым и неизвестным будущим.       Одним могучим прыжком вожак взлетел на вершину валуна и царапнул когтями камень, приземлившись. Бока ходили ходуном от волнения и бега. Снежный оглянулся назад, опьяненный недавней скоростью и почти не веря себе, после чего отряхнулся, чтобы сбросить оцепенение. Белая шерсть распушилась и встала дыбом, а ее обладатель между тем посмотрел вниз, где простиралась поляна, и волки расположились вокруг святилища. Его волки. Его стая. Лишь через несколько мгновений, которые ему понадобились, чтобы отдышаться и прийти в себя, вспомнив, зачем они здесь, Снежный, наконец, заметил, что они здесь не одни.       Знакомый острый запах защекотал ноздри, но, странное дело, сейчас он казался почти родным, по сравнению с запахами горных стай. Снежный повернул голову в сторону особенно сильной волны запаха. Зеленые глаза внимательно и оценивающе оглядывали его. Острый Коготь, казалось, дожидался, когда Снежный привыкнет к невообразимому для молодого сердца чувству величия, высоты и самому открывшемуся перед ним виду. Незадолго до этого черный вожак мирно или, может быть, даже устало лежал на камнях, но при виде несущейся вниз чужой стаи, поднялся на лапы и теперь со спокойным царственным величием смотрел на молодого волка. Изрядно поредевшая черная шерсть скрывала свежие шрамы на боках вожака Западной стаи, однако холодный твердый взгляд и гордо поднятая голова говорили о том, что недавняя битва не смогла сломить пожилого вожака. Что же, вовсе неплохо. Что бы ни делал Вереск на территории этой стаи, ее волки еще могут сражаться.       Некоторое время вожаки молча смотрели друг на друга. Затем Снежный тихо выругался про себя. Как можно было забыть?! Приветствует и начинает говорить тот, кто пришел следом. Конечно, у их стай были разногласия по поводу территорий, но это сейчас осталось в прошлом. Нужно подумать о том, что сейчас, нужно подумать о том, что их ожидает в будущем. Если они хотят отогнать горные стаи обратно на их обдуваемую ветрами территорию, придется на время забыть о междолинной вражде, хотя бы пока опасность не отступит, хотя бы пока снег не сойдет, и не настанут Дни Возрождения.       — Луна освещает путь каждой стае, — торжественно проговорил Снежный.       — Потому, когда свет ее особенно ярок, четыре стаи долины собираются вместе, — докончил Острый Коготь.       Теперь, когда ритуал приветствия был соблюден, Острый Коготь позволил себе еще раз оценивающе оглядеть белого волка.       — Я вижу, у Северной стаи новый вожак. Что стало с Луноликой?       При упоминании о бывшем вожаке сердце наполнилось болью, Снежный вновь погрузился в воспоминания сперва о кровавом сне, потом и о не менее кровавой реальности. На миг он испугался, что не сможет произнести все это вслух. Безмолвно и скорбно Снежный поднял голову к небу, на котором особенно ярко светила Луна. И вот, словно сами Лунные Братья и Сестры вложили в него свои силы и слова, медленно произнес:       — Она получила смертельную рану в битве, в которой мы отстояли право охотиться на нашей земле, и… теперь Луноликая охотится на Лунных Тропах, — он повернул голову и взглянул на чужого вожака.       Тот на несколько мгновений удержал его взгляд, затем кивнул.       — Она была великим и мудрым вожаком, никогда не забывавшем о нуждах родной стаи.       Интересно, эти слова сказаны искренне, или Острый Коготь просто отдает дань законам перемирия? Сам он в правоте этих слов не сомневался, и вполне возможно, что и другие вожаки признавали свирепую отвагу и беззаветную верность стае Луноликой.       Между вожаками воцарилось молчание, прерываемое разве что негромким бормотанием внизу и завываниями ветра вдали. Во всяком случае, Снежному хотелось думать, что это всего лишь ветер…       — Что-то остальные запаздывают, — нарочито громко, не столько из желания поговорить, сколько, чтобы спала эта призрачная тишина, окутавшего его, уже не имевшего право на разговоры с теми, кто внизу. Вожак должен говорить с другими вожаками. Вожак должен со своего возвышения наблюдать за родной стаей.       — Придут, что с ними станется, — небрежно бросил Острый Коготь, напомнив белому волку о своем свирепом характере.       — Только, если с ними ничего не случилось, — покачал головой Снежный.       «Это еще не конец, — прозвучали в ушах прощальные слова Солнцесвета, — мы вернемся…»       Черный волк в упор взглянул на собеседника.       — Горные стаи уже не раз пытались захватить эти земли, — проговорил он, словно подслушав мысли Снежного. — Но, как видишь, им так и не удалось это сделать.       Видимо, сказанная им самим фраза, пробудила в нем не самые приятные воспоминания. Во всяком случае, черный волк вдруг глухо зарычал и отвернулся, печально глядя в небо. Кого он ищет там, на Лунных Тропах? Сам Снежный всегда искал там мать, но теперь еще и Луноликую. Есть ли у Острого Когтя прошлое, воспоминания о котором хранят Лунные Братья и Сестры?       — Я когда-то жил в одной из горных стай, — пытаясь отвлечься, проговорил Снежный. — Их новый вожак не из тех, кто отступит, — белый волк поежился и гневно продолжал: — Он скорее истребит свою стаю поголовно, чем позволит им отступить.       Острый Коготь повернул голову и долго смотрел на него, печальное знание таилось в глубине его взгляда, отчего вожаку Северной стаи стало не по себе. Лихорадочный блеск в зеленых глазах говорил о том, что волку хотелось очень многое сказать, но вслух Острый Коготь произнес лишь одну фразу и сделал это непривычно дрогнувшим голосом.       — Однако, ты покинул их.       Его поведение и голос были, как минимум, странными. Снежный с удивлением встретил его взгляд.       — На то были свои причины, — буркнул он, уже жалея о том, что вообще начал этот разговор.       — На все есть свои причины, — печально и с некоторой долей мягкости в голосе проговорил вожак Западной стаи.       Если бы белый волк знал, о скольком бы хотел поговорить с ним Острый Коготь, но это было невозможно. Снежный никогда не узнает, что он его отец, никогда не узнает, что заставило его так поступить, не узнает, потому что верность белого волка всю его жизнь принадлежала кому угодно, но только не отцу, которого тот все равно никогда не знал. Будет лучше, если никогда и не узнает. У волка должен быть непреклонный авторитет в стае, чтобы стать вожаком, и уважение волков к белому волку может сильно пошатнуться, если до них дойдет слух о правде происхождения молодого вожака. Острый Коготь не хотел этого. Нет, он мечтал, что когда-нибудь у него будут дети, которых он поведет на их первую охоту, но Луна лишила его этого простого счастья. Луна, а может он сам. Во всяком случае, нельзя вернуться в прошлое, нельзя ничего изменить, остается только брести по той дороге, которую осветила для него Луна.       Черный волк поднял голову и стал вглядываться в Лунные Тропы.       «Погляди, до чего я дошел, — прошептал он, на краткий миг увидев знакомый силуэт. — Мой сын… моя кровь… как он близко от меня. Сейчас он близок ко мне, как никогда… и как никогда далеко…».       Еще печальнее завыл ветер и слегка потеребил шерсть волков, стоящих на вершине мира, находящихся ближе всех к Лунному свету, словно призрак из его далекого забытого другими волками прошлого отвечал ему скорбно и глухо.