Первый снег

      Острый Коготь еще раз оглядывал долину, но перед мысленным взором уже предстала другая картина. Она происходила не здесь и не сейчас, но происходила. И эта история еще не закончена… Увы…       По долине гулял пронизывающий ветер, грубо теребя волчью шерсть, когда стая вышла на охоту. В ту ночь, освящаемую почти полной Луной и ее звездной свитой, волки решили взять с собой молодняк. Иссиня-черная и довольно крепкая — он видел ее так ясно, словно они встретились вновь — волчица остановилась и повела носом, нюхая прохладный воздух. Один из молодых волков, для которых эта охота была первой, подошел к ней, доверительно заглядывая в зеленые, как у него самого, глаза. Та весело повернулась и ласково ткнула его носом.       — Волнуешься?       — Нет, — подросший малыш гордо выпятил грудку и постарался, чтобы голос его звучал как можно более уверенно и твердо.       — Все волнуются на первой охоте, — с добрым смехом отозвалась более взрослая волчица. — Но на самом деле бояться тебе нечего, мы с твоим отцом хорошо тебя обучили, и посмотри, каким большим и сильным ты у нас стал! — она довольно оглядела своего сына.       Как же он был счастлив тогда! Счастлив, горд и по ошибке молодости думал, что так будет всегда. Но жизнь любит вносить свои коррективы в судьбу каждого, разбивая его чаяния и мечты и оставляя после себя лишь пустоту, которую нечем заполнить. И всегда она делает это жестоко, грубо и не задумываясь о тяжких последствиях.       Именно это неожиданное вмешательство судьбы и привело нынешнего вожака своей стаи к тому, что выпало на его долю.       Они долго не могли выследить дичь. А молодому волку так хотелось поскорее загнать ее и вонзить свои острые клыки в еще горячее и живое мясо. Когти его, видимо, тоже были острыми. Во всяком случае, так подросшего, но еще не закрепившего свой статус в стае волчонка и звали — Острый Коготь. И сейчас молодое сердце злилось, что уже пожилой вожак никак не мог отыскать свежий след добычи, волчонку казалось, что будь их вожак моложе, дело пошло бы быстрее. Но воспитание заставляло смириться и терпеливо ждать, когда, наконец, Звездный Дождь почует добычу. Но пятнистый вожак почуял вовсе не оленя или кабана. Нет, они были почти у самой границы, и нос старого волка уловил совсем другой запах. Резко подняв голову, Звездный Дождь свирепо зарычал куда-то в темноту.       «Ура! Добыча!», — возликовал было Острый Коготь, но стая вместо того чтобы броситься окружать их будущий ужин, как он знал, поступают волки в таких случаях, почему-то сбилась в кучу, настороженно принюхиваясь и загнав свой молодняк в центр. Что происходит? Молодой черный волк чувствовал, что что-то идет не так, но понять, что именно пока не мог, он был для этого слишком молод.       — Мам, — тихонько позвал он. — Что происходит?       Она повернула к нему свои горящие бешенством глаза.       — Чужаки! — прорычала волчица. — Стая Высоких Холмов снова забыла, где пролегает граница!       Снова… горные стаи поколениями зарились на богатые угодья долины, и поколениями местные стаи отгоняли их прочь со своей земли. Острый Коготь это прекрасно знал и тихо радовался, что его первый раз обернулся не просто охотой, а битвой за территорию. Сначала они разделаются с чужаками, а после будут праздновать победу, загнав оленя. Он даже перестал злиться на старость своего вожака ради предстоящей битвы! Бедный волчонок, он еще не знал цену схватки и сохраненным таким образом правом охотиться на определенной территории.       Вот из тьмы, куда послал свой гневный вой Звездный Дождь, проступили первые силуэты. Вот уже и молодые волки почуяли запах, неприятно врезающийся в ноздри, запах другой стаи, запах врагов. Запах, который навсегда врезался в его память вместе с черной шерстью матери и голубыми глазами той волчицы, другой матери… Однажды, уже после того что случилось, он увидел ее снова на границе их территорий. Голубые глаза настороженно и враждебно смотрели на него, где-то там, в глубине жил и страх и сомнения и… их общее короткое прошлое, оставшееся для нее в настоящем. Он хотел было подойти к ней тогда, но не знал, как она на это отреагирует, а еще с ним была его стая, реакция его волков тем более была непредсказуема. И вожаку Западной стаи пришлось уйти, оставив ее и позволив вернуться к своим или даже зайти на их территорию. Почему-то ей он бы это позволил. Только ей одной и их возможным детям. Впервые Острый Коготь подумал, что они могли бы быть счастливы, если бы родились в одной стае, но Луна лишила его и этого и многого другого.       Впереди выступал вожак, при виде которого у Острого Когтя возбужденно забилось сердце. Одного взгляда на этого поджарого, но жилистого волка с рваными ушами и исполосанной шрамами мордой было достаточно, чтобы признать в нем опасного противника. Но молодости опасность нипочем, и в таком нежном неопытном возрасте веришь, что будешь жить вечно и, то во что веришь, тоже уйдет в вечность. Уйдет… молодому волку еще предстояло понять, что значит уход в вечность на самом деле.       Пока сын разглядывал вожака, его мать зорко обежала взглядом собирающихся вокруг них чужаков. В горной местности, сколько она помнила, всегда обитали какие-то мелкие выродки, которых ей сложно было назвать своими сородичами, но они всегда были более многочисленны, и в этом заключалась главная опасность. Понятно, что бедные горные угодья не могут прокормить такое количество волков, но и уступать свои собственные она, как и ее стая, не собиралась. Где тогда будут жить и охотиться ее собственные дети?       — Держись ближе ко мне, — не спуская глаз с чужаков, глухо прорычала она сыну.       Вот еще! Впереди его ждет битва, если конечно Звездный Дождь не откажется от нее, но он и не может, он потеряет свое положение в собственной стае, если откажется теперь биться! Вслух Острый Коготь благоразумно не стал этого говорить: не дело спорить с матерью или с кем бы то еще на глазах у враждебно настроенной соседней стаи.       И битва началась! Яростная, стремительная и кровавая. Волки привыкли отдавать себя полностью тому, что они делают: охоте, защите территории, заботе о потомстве… Свирепо и волнующе. Ряды сражающихся быстро смешались, на каждого волка из стаи Запада приходилось по два-три чужака, но волки долины были более крупными, мощными и более сильными, хоть и не такими проворными. Острый Коготь плохо помнил, что происходило тогда вокруг него: запоминаются всегда не действия, а ощущения от них. Именно чувства врезаются в память и сознание и остаются там навсегда.       Двое волков повалили его, а он с отчаянием заскулил, пытаясь вырваться из крепких, намного крепче его собственных клыков. И тут один из противников почти слетел с него, приподнявшись от земли, и был отброшен в сторону. Острый Коготь увидел рядом с собой мать. Кровь ручьем лилась из рваного бока, но глаза горели силой и яростью. Он никогда еще не видел мать в битве, он вообще еще ни разу не видел настоящей схватки между стаями, но волчица, породившая его, была прекрасна даже сейчас. Неукротимая, яростная и полная свирепой отваги, когда дело касалось безопасности ее детей, она была неумолимым и опасным противником. Видимо, второй чужак сразу угадал настроение матери и поспешил сам убраться прочь. Волчица рывком поставила сына на лапы, успев при этом ободряюще его лизнуть, и затем снова бросилась в гущу сражения. Почувствовав стыд, Острый Коготь нырнул в создавшееся месиво следом ней. Снова бурный поток битвы увлек его, и молодой волк очнулся, лишь услышав смутно знакомый полный нестерпимой боли вой. Он резко повернулся на этот зов и пораженно замер. Битва, только что воспламенявшая его кровь, вдруг перестала его интересовать, Острый Коготь похолодел и молча, не веря себе, смотрел прямо перед собой.       В лунном свете среди всего этого хаоса четко вырисовывались две фигуры, но перед глазами все плыло и может силуэт был один. Мать вступила в схватку с одним из волков чужой стаи и даже почти победила его, когда он сумел-таки изловчиться и ухватить ее за шею. Брызнула кровь, волчица в последний раз горестно завыла, призывая сына, чтобы проститься с ним, тело ее мучительно задергалось, голова откинулась назад под немыслимым углом, и она застыла, безвольно повиснув в пасти своего противника. Тогда только чужак разжал, наконец, челюсти, с удивлением глядя на результат своих трудов, что лежал теперь у его лап, забрызгав серую шерсть своей кровью. Та же кровь стекала и из его пасти, ее кровь…       С горестным отчаянным воплем, в котором боль мешалась с ненавистью, подросший волчонок мертвой волчицы бросился на ее убийцу. Перед глазами все поплыло, чужак почти не сопротивлялся, придавленный собственным поступком, а Острый Коготь все рвал, кусал и терзал его своими окрепшими клыками, пока его не оттащили. Черный волк подумал было, что это кто-то из врагов, и в бешенстве обернувшись, больно ухватил противника за переднюю лапу, когда, наконец, в нос ударил знакомый запах вожака. Это Звездный Дождь оттащил его от убийцы матери! Острый Коготь просто не мог в это поверить!       — Дай мне убить его, — холодно, жестко и до странности спокойно проговорил он.       — Среди нас не должно быть убийц, — твердо и также спокойно отозвался старый вожак.       — Но они убийцы! — в детской истерике выкрикнул черный волчонок.       — Иногда такое случается, — тем же твердым тоном проговорил Звездный Дождь. — Но убивать кого-то намерено мы не можем. Сегодня для тебя бой окончен, Острый Коготь, — последовал тяжелый вздох, и вожак продолжил: — А для Грозового Облака он окончен уже навсегда.       Таково было слово старого вожака. Он и сейчас помнил это, старость сделала Звездного Дождя слабым и немощным, так всегда думал Острый Коготь и не простил смерти матери ни ему, ни ее убийце.       Медленно приблизившись к телу, вокруг которого уже образовалась кровавая лужица, он осторожно и призывно ткнул мать носом. Грозовое Облако не шевельнулась: не подняла голову, чтобы лизнуть его в ухо, не засмеялась своим обычным добрым смехом… вообще никак не отреагировала на него. Она уже отправилась охотиться по Лунным Тропам с их Лунными Братьями и Сестрами.       Подняв голову от мертвой матери, он встретился взглядом с ее убийцей. И у того еще хватало наглости сделать вид, будто он сожалеет о случившемся! Мать всегда говорила, что выродки с горных стай жестоки и опасны, но они еще и коварны! Нет, он никогда не простит этому серому волку смерти близкого ему существа.       — Серогрив! — какая-то волчица позвала чужака, и тот, прервав борьбу взглядов с молодым черным волком, пустился следом за своей стаей на свои земли.       — Серогрив… — задумчиво повторил Острый Коготь и поднял глаза к небу, где за всем этим хладнокровно и равнодушно наблюдала Луна. — Ты там, мама? — мысленно обратился он к той, кого мог увидеть уже только в лунном свете. — Я отомщу за тебя, слышишь? Клянусь тебе! И пусть наши Лунные Братья и Сестры будут свидетелями моей клятвы! Пусть Луна осветит мне путь во мраке ночи, что теперь не отпустит меня никогда! Клянусь, — глаза его против воли наполнились слезами, первыми и последними в его жизни, — что Серогрив ответит мне за эту смерть! Пусть я не смогу убить его, но я найду другой способ! — он сам не заметил, как выкрикнул эти слова, затем, не обращая ни на кого внимания, откинул назад голову и громко, протяжно завыл, изливая в свою песню всю боль, одиночество и ненависть. Ему хотелось, чтобы весь подлунный мир услышал его клич смерти и будущей мести, чтобы песня его была услышана и Лунными Братьями и Сестрами, среди которых теперь была и его мать, Грозовое Облако.       Серогрив тоже слышал вой молодого волка, в еще таком детском голосе уже прорезались твердые жесткие нотки решительного и целеустремленного сердца будущего вожака. Он остановился и, оглянувшись назад, горестно покачал головой.       — Вот о чем я буду жалеть остаток своих дней.       — Не кори себя, — повернулась к нему волчица, что окликнула его с поля боя. — Все равно этим ты уже ничего не изменишь.       — Если мне когда-нибудь посчастливится стать вожаком, — задумчиво проговорил серый волк, — то клянусь тебе, Светлогривая, что при мне моя стая никогда не перейдет чужие границы, даже если нам придется голодать ради этого, но больше наша стая не нарушит законы стай! И пусть Лунные Братья и Сестры будут свидетелями моей клятвы, а Луна осветит мне мой путь!       Острый Коготь ничего не знал ни об этом разговоре, ни о сожалении, которое ему все равно было не нужно. Он знал лишь, что его мать мертва, его вожак слишком стар, чтобы сражаться с чужаками, а сам он никак не мог смириться с потерей. Он знал, что должен отомстить и со временем понял, как лучше всего это сделать. Вернее, он понял это сразу, но понадобилось время, чтобы замысел созрел полностью. Ему нужно было занять место вожака, чтобы за ним была мощь целой Западной стаи, а потом… пока Острый Коготь дорос до своего нового положения, его враг уже давно был у власти. То, что Серогрив стал вожаком своей стаи вскоре после той злополучной битвы, только подкинуло дров в пламя его неутихающей ненависти. Он не знал, что Серогрив стал вожаком, чтобы стая Высоких Холмов жила по законам, завещанным им Лунными Братьями и Сестрами. Сам же он стал вожаком, чтобы мстить, чтобы нарушать этот закон, не сумевший защитить его мать, а значит, он не защитит и никого другого, стал вожаком, чтобы явиться в чужие земли и потребовать того, что так часто чужаки пытались получить от его собственной стаи.       И он отомстил. Он сдержал клятву и даже сохранил жизнь своему врагу согласно закону, но опозорив его стаю. Что же, они вполне заслуживают этого! Но душевного покоя Острый Коготь не получил: тьма слишком сильно въелась в душу, не позволяя жить и наслаждаться жизнью. А спустя много лун судьба в довершении всего свела его с результатом его мести. Теперь это был уже взрослый и сильный волк, никогда не знавший своего отца и отвергнутый всеми, кроме новой стаи, где сын от волчицы вражеской стаи — единственный источник света в его жизни, но также и добавляющий сердцу пытки — сумел подняться также высоко, как и он сам.       — Кажется, Южная и Восточная стаи все-таки пришли, — с облегчением, словно обращался к другу, выдохнул рядом с ним тот, кто никогда не должен узнать о мрачном прошлом, породившем его. — С ними все в порядке, судя по тому, как стремительно и грозно они несутся!       Острый Коготь в ответ только хмыкнул и ничего не сказал, с печальной мудростью глядя на своего подросшего сына. Уже не молодой и более опытный вожак хорошо понимал, что чем слабее стая внутри, тем более сильной она пытается казаться снаружи. Сам он, явившись на Общий Вой первым, слава Луне был избавлен от этого спектакля, но Снежному следовало понять, что и он сам наверняка просил свою стаю выглядеть как можно более уверенно и крепче как раз из-за нападения. Так поступает каждый вожак, интуитивно так ведет себя каждая стая, если она хочет выжить. В подлунном мире выжить может лишь сильнейший. Острый Коготь поднял голову и взглянул на Луну, вспомнив старого Звездного Дождя и свою мать.       «По крайней мере, я сделал Западную стаю сильной, исполнив клятву», — мрачно подумал он, гадая, сколько клятв со времен первых волков услышала Луна.