«Мы открываём что-то новое для себя только тогда, когда готовы к восприятию этой информации. Пока не наступит нужный момент, мы не замечаем даже тех вещей, которые позже нам покажутся очевидными». Эндрю Мэтьюз
***
Меня не могло не насторожить то, что в мыслеформах отца на миг явственно проступило удивление, когда я безоговорочно приняла́ его сторону. — Папá, скажи, ты ожидал иной реакции от меня? Ментальная дрожь отголоском пробежала по моему сознанию, словно рябь по зеркальной поверхности воды, как бывает от лёгкого ветерка. Это заставило меня беспокоиться. Отец был всегда таким сдержанным, что я, абсолютно не привыкшая к таким всплескам с его стороны, а теперь буквально забрасываемая ими, в ответ на любую из моих фраз, прибывала в некотором шоке и совершенно не знала, как реагировать. Игнорировать ли, давая ему возможность справиться самому, или бросаться на помощь, стараясь успокоить и внушить уверенность, которой он всегда обладал с лихвой. Отец молчал. И вновь отголосок неуверенности. И я поняла… — Ты боялся… — я буквально прошептала, сама не веря в свои слова. – Ты считал, что я брошу тебя, откажусь, осужу… Ответом было лишь молчаливое, эмоционально улавливаемое согласие. Такое робкое, что я вновь задалась вопросом: со своим ли отцом сейчас говорю, или же это какая-то чуждая сущность просто забежала на огонёк развлечься за мой счёт? Нет, родственная связь говорила обратное, лишь утверждая меня во мнении, что отец, начиная этот важный для него разговор, которого он избегал много лет, был не уверен во мне и в том, как я поступлю. Это почему-то больно резануло где-то в области сердца. Ведь я никогда не давала повода в себе сомневаться. Почувствовав моё разочарование, отец заговорил: — Да, я именно этого страшился: что ты разочаруешься во мне. Никогда не испытывал привязанности к кому бы то ни было. Ты единственная, кто стал важен и близок мне. Годы, проведённые в разговорах и общении с тобой, заставили почувствовать необходимость заботиться о ком-то ещё кроме себя. По началу, вынужденное сосуществование с тобой казалось мне идиотизмом и проклятьем. Только выбор был не особо велик: либо одиночество, либо моя дочь. Ты должна понять, я не планировал быть чьей-то нянькой. Отец помолчал, будто собираясь с мыслями, но почти сразу продолжил: — Ты всегда была какой-то особенной и ещё в утробе матери проявила способности к ментальному общению. Тот день я запомню на всю жизнь, ведь такого обычно не происходит с детьми, тем более с нерождёнными. Ты шокирующе легко и незаметно для меня преодолела мои ментальные щиты, ответив на вопрос, который я задал твоей матери о её самочувствии. — А я не помню этого, — с сожалением проговорила я, с трудом сдерживая рвущееся изнутри любопытство. — И каков был мой ответ? — Ты сказала: «Передай ей, чтобы прекратила есть яблоки, у меня от них болит живот и они мне совершенно не нравятся», — отец усмехнулся своим воспоминаниям. — И что ты мне ответил? — я улыбнулась, представив всю ситуацию. — А что я мог ответить? В первый момент замер с открытым ртом. Беллатрикс, глядя на меня, повторила мои незатейливые телодвижения, — в моей голове раздался смех отца. — А потом, ещё не полностью осознав происходящее, передал Беллатрикс твоё послание. Мне казалось, что шире рот открыть было уже нельзя, так вот, я ошибся. Теперь мы с отцом смеялись в два голоса. — И что потом? — Ничего особенного. Просто запретил твоей матери есть то, что тебе не по вкусу. — И она тебе даже не возразила? — мне, так любящей свободу, было трудно понять подхалимство и подобострастие. — Нет, — он помолчал. — Ты же знаешь, как нездорово твоя мать относилась ко мне. Любое моё слово было законом для неё. Я прикрыла на мгновение глаза и ничего не ответила. Да и зачем? Понятно, что Беллатрикс являлась для него всего лишь разменной монетой, а её нездоровое отношение могло быть и неслучайным. Спросить о таком — немыслимо, и я запретила себе думать об этом. Их прошлое не моё дело и не мне судить. А отец продолжил, будто и не было неловкой паузы: — Ты умела выразить себя и свои мысли, с тобой всегда было интересно, хоть я и не сразу это осознал. Гораздо позже, когда стал давать оценку нашим взаимоотношениям, понял, что твой ментальный возраст не соответствует физическому. Я ощущаю тебя, как равную, а иногда и сильнее меня. И чем старше ты становишься, тем явственнее это проявляется. Иногда мне хочется спросить: Кто ты? Разве тебе может быть одиннадцать лет? Ты невероятный ребёнок! И единственная, кто всегда понимал меня с полуслова. Это и пугает, и притягивает. Ещё до твоего рождения, при помощи одного малоизвестного темномагического ритуала, мне удалось обмануть министерство Магии и книгу-артефакт Хогвартса. Для них Кассиопеи Беллатрикс никогда не существовало. Позже, гораздо позже в министерстве и в книге появились данные о Гермионе Джин Грейнджер. Отдавая тебя в семью магглов, я был разрываем противоречивыми ощущениями. До сих пор не понимаю, чем я руководствовался, ведь умирать не собирался и был полностью уверен в своих силах. Но, тем не менее, подгоняемый непонятным чувством опасности, убрал воспоминания о тебе у тех, кто знал о твоём рождении. Таких было мало: Белла, Нарцисса — сестра твоей матери, Вальбурга и пара домовых эльфов. Родовой гобелен Блэков был зачарован заранее Беллой и Нарциссой, мне лишь оставалось наложить родовое заклятие, которое скрыло бы твою истинную внешность и найти подходящую семью. Здесь я смолчать не смогла: — Почему ты отдал меня магглам, а не в какую-то магическую семью? Ты ведь ненавидишь их! — Ненавижу, но лучше места спрятать свою дочь не придумал. Никто в здравом уме и рассудке не поверил бы. Даже забавно, Тёмный Лорд прячет свою наследницу в дебрях маггловского Лондона. Звучит абсурдно даже для меня. Соратникам я не доверял, они могли предать, а в магическом мире найти магического ребёнка гораздо проще, чем в маггловском. Поддерживаемая двумя древними родами, ты могла существовать в мире магглов, не будучи замеченной, из-за своих всплесков магии. Родовая защита об этом позаботилась бы. Да и с магглами, в этом плане, было проще, никто не стал бы проверять типичную маггловскую семью на связи со мной. Семья Грейнджеров мне показалась ужасно серой и безликой, но вместе с тем и сентиментальной. Они без всякой моей помощи буквально влюбились в тебя. Своих детей у них быть не могло, и они собирались удочерить девочку в приюте, в который я и отправился в первую очередь в поисках претендентов на роль твоих родителей. Картотека приюта заполнялась очень тщательно. Среди многих досье на желающих стать приёмными родителями, я выбрал ЭТИХ… «ЭТИХ» прозвучало с оттенком презрения, но я знала, отец в некотором роде благодарен Грейнджерам, потому что они без всякого принуждения искренне заботились обо мне и любили. Как ни странно, искренность отец ценил. — Отдал тебя им накануне визита к Поттерам. Думал, что вернусь за тобой, когда противостояние угаснет, а чувство опасности перестанет тревожить. Сейчас даже не знаю, что заставляло меня спешить и беспокоиться. Я не верю в совпадения и случайности… В этот момент я почувствовала, как Нечто задвинуло меня на задворки моего же сознания, без возможности что-то сказать или управлять своим телом. В происходившее потом с трудом верилось. А как иначе, если я, но не я, произносила и чувствовала вещи совсем иначе, а память… была моя и не моя. Нечто остановило меня, не дав вглядеться в новую память. Пришлось уступить. Стало ясно, что с этой силой мне не справиться, поэтому позволила поглотить своё сознание, слившись с Нечто, не бывшее мне чуждым, а просто чем-то большим, чем я себя знала. Я не видела себя со стороны, а была этим Нечто, ведя диалог с отцом, но не по своей воле. Мы были единой сущностью, и это казалось правильным. — А в осознанный выбор бессмертной души перед воплощением веришь? – недоумение, удивление, и даже презрительное хмыканье было мне ответом. Понятненько! Придётся действовать медленно и осторожно. И я решила озвучить ему свои мысли. — Понятно… Хорошо, зайдём с другой стороны. Ты ведь понимаешь, что твои потуги с бессмертием выглядят смешно, с точки зрения бессмертной души? Ты чем думал, когда создавал целых пять крестражей? Надеялся, что количество перейдёт в качество? — я намеренно старалась придать своему голосу усмешку, которая, как я чувствовала, коробила отца, и он с каждым упрёком, как будто сжимался, под их натиском. Ситуация становилась почти абсурдной: соплячка отчитывает Тёмного Лорда. А когда отец, вместо того, чтобы поставить меня на место, начал оправдываться… — Я… не знаю… — неуверенно пытался оправдываться «злой» волшебник. Тут меня снова накрыло ощущение, что это какой-то попаданец развлекается. Убедившись, что разговор я все же веду хоть и с совершенно потерянным, но с Томом Марволо Мраксом, продолжила «воспитательную беседу»: — Ты талантливый, умный, магический сильный волшебник, непревзойдённый окклюмент, сам ослабил себя, создав крестраж, сам приложил руку к своему уничтожению. Как думаешь, удалась бы у старого кукловода сценка: «убей Тёмного Лорда, малыш!», не создай ты эти ужасные привязки? Неужели ты не понимаешь, во что влез и с чем связался? Ты, который, не доверяя своим соратникам, прятал свою дочь у магглов? Отдать себя на волю случая, поставить себя в зависимость от других, пусть и благоволящих тебе людей… А если бы, никто не захотел тебя воскрешать? Они наверняка все попрятались после твоего исчезновения! Каково бы это было, слоняться по вселенной вечность или пока кто-то не уничтожит, твои артефакты? Представил? —по волне ужаса, исходившей от отца, стало ясно, что он только сейчас осознал, как подставил себя сам, сделав зависимым. — Вижу, ты представил… — позволила себе усмешку. А затем продолжила, с грустью чувствуя, как беззащитен и потерян сейчас отец: — Папá, смерть нам не враг…Только дураки хотели бы жить вечно. Смерть, как и жизнь, наши бессменные соратники, они неразделимы и идут рука об руку, и без этого никак. Ты не мог войти в противоречие с самой вселенной и остаться жить вечно. Просто не мог, пойми. Жить вечно в одной ипостаси и не возвращаться к Истокам слишком больно и тяжело для души. Даже проживи ты на несколько сотен лет больше положенного срока, ты прожил бы их в агонии. Мне больно, что ты вновь купился на этот извечный трюк, ловушку для бессмертной души. Я только надеюсь, что второй шанс будет дан тебе. И что-то мне говорит, что тебе его всё же дали, ведь ты со мной, а не творишь другие глупости, чтобы выбраться из этой ямы. И самое главное, начинаешь понимать, что натворил. Ради этого я готова родиться ещё тысячу раз, лишь бы с тобой было все в порядке и ты, наконец, был счастлив. – Я замолчала, устало вздохнув. Ментальный разговор утомлял, тем более на «повышенных тонах», с эмоциями и беспокойством за близкого человека. Ошеломлённая тишина в нашем ментальном канале была мне красноречивым ответом. Я ждала, вот сейчас, отец соберётся, и на меня посыпятся закономерные вопросы. — Откуда? Кто ты? Что ты знаешь? – выговоренные почти скороговоркой, человеком, априори «неспособным терять лицо», выглядели смешно, но мило. – И что значит «вновь купился»? Я снова вздохнула: «ну вот, дождалась откровенного разговора». Теперь остаётся сказать свою пламенную речь и, возможно, потом «отец» снова махнёт на мои рассуждения рукой, пойдёт своим путём, проиграет, и мы начнём сначала. Рождение, испытания, выбор, смерть. И сколько это уже повторяется? Не помню, сбилась со счёта. Никогда у меня ещё не было такого несмышлёного и упрямого подопечного. И привязалась я к нему уже так сильно, что не оторвать и не отказаться. Столько сил, попыток, а сделано всего несколько маленьких шажков в нужном направлении. Лишь это воплощение внушало надежду на успех. Но кто мог сказать с уверенностью? Да и в Истоках мне уже явно дают понять, что Том безнадёжен, и душа его должна подвергнуться уничтожению. Сколько ещё воплощений ему дадут, да и дадут ли вообще? Я старалась тщательно подбирать слова. От этой речи зависело так много, что было бы даже страшно, не проходи я это не в первый раз. — Папá, помнишь, я начала этот разговор вопросом: веришь ли ты в осознанный выбор бессмертной души перед воплощением? Этим я лишь хотела сказать, всё происходящее в наших воплощениях мы выбираем сами с целью научится: любить, прощать, жить, и просто быть. Каждый делает свой выбор сам. Ты тоже. Но твоя ахиллесова пята: любовь и страх смерти. А ещё жажда власти. Ожидание, смешанное с нетерпением, набегало волнами со стороны Тома, поэтому я продолжила: — Мы встречались и не раз: я всегда была в твоём окружении, как родственник, как враг или друг, а теперь и как дочь. Ты сам так решил: плоть от плоти, кровь от крови. Считал, что так, в физическом воплощении, легче пойдёшь со мной на контакт, и это позволит избежать повторения ошибок. Но я появилась слишком поздно — многое уже совершено, но, может, и вовремя, и ещё есть шанс всё исправить. — Идиотизм, как-то с трудом верится, что можно выбрать жизнь в приюте, жизнь без матери и такую судьбу, – теперь от отца толчками накатывала злость и нетерпение. — Отнюдь, ты сам усложнил условия. В других воплощениях ты рос в нормальной семье, но не мог оценить отсутствие любви и её важность. Считал любовь к кому-то глупостью, но любовь к себе чем-то обыденным. Ты был потребителем. А здесь сам осознанно лишил себя всего. Я смогла лишь уговорить тебя иметь дочь, единственного близкого тебе человека. Пока неясно, кто из нас был прав. — Что же мне теперь нужно стать белым и пушистым? – скепсис в голосе отца сочился ядом. — Я сейчас ощущаю себя идиотом или участником глупого розыгрыша. Прости меня, Касси, но все эти заумные слова и фразы странно слышать из уст одиннадцатилетнего ребёнка, моей дочери, чёрт побери! Кажется, что вот-вот ты крикнешь: «Шутка!». — Сам заметил, что по ощущениям я старше своего физического возраста… И ты прав, моя душа очень стара. Я чувствую ответственность за тебя. А становится белым и пушистым необязательно, но если очень хочется…— я сделала многозначительную паузу, давая собеседнику оценить мой юмор. — Ну уж нет! – нарочитое негодование. Шутка сняла напряжение между нами, и отец немного успокоился. – И как, стремящийся к власти тёмный волшебник, не гнушающийся убийствами, совпадает с твоими тезисами? — Легко, если это не самоцель. Соблюдай равновесие во всём, даже в мыслях, а не только в поступках. Как я уже говорила, жизнь и смерть всегда ходят рука об руку и кто-то иногда должен стать карающей дланью. Всегда есть души, выбирающие путь жертвы, чтобы что-то понять или требующие пройти путь наказания. Не спрашивай: кто? Когда? И зачем? Это долго объяснять, да и слишком много нюансов. Этот мир — увлекательный аттракцион, на который всегда будут стремиться души, используя его как трамплин к своим целям, – Пауза. — А то, что ты не во всех воплощениях был волшебником тебе неинтересно? Отец буквально задохнулся от возмущения, но промолчал. Не ушёл. Остался. Обнадеживающе. Сейчас его мировоззрение входило в резонанс с подсознательным ощущением, что я говорю правду. — Не думаешь же, что всегда рождался волшебником? С каждым воплощением, ты всё больше грубел ментально, начиная отрицать духовное и вообще наличие души. Вот я и выпросила для тебя: Тома Марволо Мракса. Неплохо, да? Сказать, что отец был ошеломлён, значит, ничего не сказать: он такой подлянки явно не ожидал: — Нет!! – это было сказано почти шёпотом. Я дала время ему прийти в себя и поэтому молчала. — А почему ты здесь? Ты тоже проходишь какой-то урок или всего лишь моя нянька? – тут он, видимо, вспомнил свои же слова о том, как не хотел быть чьей-то нянькой и особенно моей, и зашёлся в ментальном смехе. «О да, папá! Согласна, настоящая ирония!». Когда же он успокоился, я ответила на его вопросы: — Конечно, учусь. Я хоть старше тебя, но не идеальна. Идеальные больше не воплощаются, только как мессии. Но это бывает очень редко. Из жизни в жизнь, ОНИ (чувствовалось, что Отец явно не горел желанием знать что-то об этих безликих судьях) хотели мне показать, что нельзя так привязываться к подопечному, а нужно позволить тебе делать ошибки и также принять наказание. Я же просила отсрочки и новые шансы, показывала твои успехи. ОНИ позволяли, потому что знали: в случае провала, я получу болезненное наказание и урок. — И что же это за наказание? — Боль, когда я теряла тебя. Беспомощность, когда ты совершал очередную ошибку, пускающую под откос всю твою жизнь. Отчаяние, смотреть, как ты убиваешь себя, терзая свою душу. Растерянность, когда понимала, что, несмотря на ход веков, я так и не приблизилась к цели. Все эти эмоции терзали меня, как ту, которая помнит, и это было в несколько раз сильнее, чем у обычного человека. — Мне жаль…— почти «прости» из уст отца, как бальзам. Он был искренен. — Но тебе легче, ты ведь все, как ты сказала, помнишь, а я — нет. Как же исправлять свои ошибки, если о них даже не знаешь? — Мне во много раз сложнее, как же ты не понимаешь? Помнить, знать, нести ответственность за тебя и себя. Трудно не обрасти равнодушием, существуя в этом калейдоскопе жизней и миров. Трудно не начать делать глупые и грубые ошибки. Представь, что ты читаешь книгу за книгой, не делая пауз. Это утомляет и снижает чистоту эмоций и реакций, больше опираешься на свой прежний опыт и, не можешь мыслить, как это делает ребёнок: чисто и не замутнено, легко воспринимая всё новое и непонятное. Понимаешь? — Кажется, да. Но как тебе удавалось сохранить всё в тайне? Ты иногда вела себя, как сущий ребёнок, который только узнаёт этот мир. Все эти вопросы и любопытство. Я чувствовал твои эмоции, они были истинными. И как мне теперь к тебе обращаться? – Тут отец, резко замолчал, о чём-то задумавшись. Я знала о чём. Было любопытно, догадается ли он или нет. Видимо, догадался. Сравнил разговор до и после. Вот ведь умник! А со стороны отца, уже росла буря эмоций, готовая снести неприятеля, который ему виделся во мне. – Где Касси? Отвечай! Куда ты дела душу моей дочери? Ты не она, сейчас я понимаю разницу! И как сразу не заметил? Я не могла сдержать усмешку: «всё такой же!». — Догадался-таки! Хвалю. Это первый раз в истории наших отношений. Но ты немного ошибся. Я — это она, но всё помнящая. «Высшее Я». Атма. Сверхсознание. Истинная сущность. Названий много, суть одна. Я не какая-то сверхумная часть или уровень самосознания, а душа как таковая. Но в воплощениях наше взаимодействие с Касси напрямую возможно только через сновидения. Разговоры в телесной оболочке, когда я присутствую непосредственно в физической оболочке слишком энергозатратны, так что не удивляйся, если Касси сразу уснёт и после ничего не вспомнит. Сейчас она позволила мне слиться с её человеческим сознанием, как она слилась с моим. Её чувства к тебе и отношение истинные. Она — твоя дочь, может чересчур умная для своего возраста, но, тем не менее, ещё совсем ребёнок. Её возможности превышают многие известные магам показатели, так что будь готов соответствовать. В вашей жизни я смогу появляться очень редко, в крайних случаях: таких, как сейчас. Мне показалось правильным вмешаться. Эта одна из развилок, важных вех. В отличие от Касси, ты всё будешь помнить. Твоему «Высшему Я» не позволили говорить с тобой напрямую. Надеюсь, что не зря потратила значительную часть энергии бедного ребёнка, рискуя своим и её здоровьем, — сделав паузу, попыталась передать своему подопечному эмоциональную тоску, которую испытывала. — Не хочу тебя терять, не снова, не опять… Это как последний шанс, и я вручаю его тебе. Больше я за тобой не пойду, наверное, в этом не будет смысла. Уходя, ты каждый раз будто говоришь, что не нуждаешься во мне и моей помощи. Я должна позволить тебе сделать свой выбор и принять наказание, если оно наступит. Нужно отпустить тебя, как бы трудно мне ни было. Последняя фраза прозвучала как крик измученной души. Это так и было по существу. Я приняла решение: всё было в руках Тома. А затем, не дожидаясь ответа от ошеломлённого Тёмного Лорда, позволила своей сущности выскользнуть из измученного моим близким присутствием тела, освободив своё воплощение, свою Касси, которая погрузилась в глубокий сон. Бессознательное тело сползло вниз на мягкий ковёр и застыло в не совсем удобной позе.