Ты поёшь песню не для того, чтобы добраться до последней ноты. Радость доставляет само пение. То же самое касается жизни. Радость в том, чтобы жить. Ч. Хиллиг
***
Когда эльфы перенесли их в апартаменты, Гарри, несмотря на слабые попытки ему помешать, усадил подругу рядом с собой на диван, стоящий посреди гостиной. Касси была ужасно бледной, а глаза её лихорадочно блестели, как во время затяжного гриппа. Это тревожило. На памяти Гарри, Касси всегда отличалась собранностью и странной, для своего возраста, рассудительностью. Он никогда не видел её такой обеспокоенной. — Как ты? — спросил Гарри, внимательно вглядываясь в лицо девочки. — Я так испугался за тебя. Касси поджала губы и опустила глаза. Это было странно. С каких это пор, она стесняется смотреть ему в глаза? — Я тоже испугалась за тебя. Прости за то, что заставила волноваться, — Касси, не отрываясь, смотрела в зелёные глаза друга, словно боясь пропустить что-то важное. — И ты прости, — что-то во взгляде, в жестах и в голосе Касси сейчас напрягало и тревожило. Он легко настроился на её сознание, без усилий сливаясь с ним. Когда хлынул поток воспоминаний, Касси с явным облегчением, которое не прошло для Гарри незамеченным, стала делиться тем, что произошло, пока они оба были без сознания. Ошеломлённый увиденным и услышанным, он долго молчал, а потом, возвращаясь в реальность, подметил, как напряжена Касси, ожидающая его приговора. Во взгляде, наполненном тревогой, проскальзывали всполохи страха. Гарри тоже боялся, но за неё. Потому что ей предстояло сделать поистине ужасное: предать отца, предать себя и своё чувство самосохранения — это не то, чем должны заниматься дети. — Что ты решила? — прошептал он, уже зная ответ. — Гарри, — ком в горле от невыплаканных слёз заставил прерваться, но потом она продолжила: — Как я могу иначе? Ты же всё видел. Ты веришь Ей? Веришь? Поверив ещё там, на границе двух миров, Касси в поисках путей отступления вопросительно уставилась на друга, желая, чтобы кто-то другой принял решение. Избавил от ответственности предстоящего, но Гарри утвердительно кивнул. Он верил. Значит, выбора нет. Видя, как слёзы отчаяния заполняют глаза Касси, мальчик порывисто обнял её. Так бескорыстно умеют обнимать только дети. Они искренне желают исцелить своими объятиями и иногда творят чудеса. Мерно покачиваясь из стороны в сторону, Гарри молча прижимал к себе дрожащее тело подруги, принося той необходимое утешение своими незамысловатыми действиями. Касси и правда ощущала, что страх притупляется, а беспокойство о грядущем как-то стирается. Глаза закрывались, хотелось спать и сил сопротивляться наползающему сну совершенно не оставалось, однако мысль о расставании всё равно была невыносимой. Гарри потянул подругу на мягкие диванные подушки, и она, покоряясь его желанию, растянулась в полный рост рядом. Дети, не размыкая успокаивающих объятий так и заснули, позволяя силе их магии спокойно циркулировать между ними, быстро восполняя затраченное.***
— Тёмный Лорд вернулся! — первое, что сказал Северус, когда стремительно вошёл в кабинет директора. Разговор с Тёмным Лордом был тяжёлым и обескураживающим. Утверждение о том, что именно Дамблдор виноват в смерти Поттеров, иначе, как чушью, не назовёшь. Северус не верил, не мог поверить в эту ложь. «Это не может быть правдой!» — повторял он, яростно сжимая кулаки. Тёмный Лорд обезопасил и эту информацию клятвой о неразглашении. — Я не могу ничего рассказать, кроме этого. Он взял с меня клятву! — прошипел зельевар. Дамблдор задумчиво молчал, поглаживая длинную седую бороду. — Понимаю… Как именно возродился ты тоже не можешь сказать? Северус отрицательно мотнул головой. Голубые глаза директора впились в него, словно иглы дикобраза. — Легилименция? Веритасерум? Снова отрицание. Говорить не представлялось возможным, клятва держала так крепко, что даже движение головой давалось с трудом. Определённо, это не считалось нарушением, но тело сопротивлялось этому жесту. Директор, всё ещё не спуская со своего шпиона пристального взгляда, спросил: — То, что ты узнал, противоречит известному ранее, не так ли? Альбус уловил проскользнувшее удивление и страх — этого было достаточно, чтобы понять, что именно узнал Северус и даже немедленно поступивший отрицательный ответ не был убедительным. «Всегда есть запасной план, Том», — подумал директор и, улыбнувшись сквозь свою седую бороду, ответил: — Что же, Северус, спасибо, что сообщил мне новости. Это действительно важная информация, а теперь иди, отдыхай. Мне нужно подумать. Северус кивнул, развернулся и вышел из кабинета. Странный Тёмный Лорд, странный Дамблдор. Весь мир, похоже, сошёл с ума, а сам он чуть не нарушил клятву. Оставалось верить, что он ничем себя не выдал. Острое желание забыть всё то, о чём ему стало сегодня известно, вгрызалось в усталое тело и ум, заполняя собой сознание. Ноша на его плечах становилась, поистине, невыносимо тяжёлой.***
Том обвёл взглядом притихших детей, сидящих за обеденным столом Малфой-мэнора. С того дня, как он возродился прошла неделя и мужчина не пытался общаться с ними ментально, но, подмечая их растущую отстраненность, он всё больше приходил к выводу, что даже такой относительной свободы для них слишком много. Что-то происходило у него прямо под носом и эти «неразлучники», как он их теперь насмешливо величал, пытались это скрыть. Досадуя на дочь, у которой от него никогда не было секретов и тайн, Том решил, что самое время взяться за этих негодников всерьёз. — С завтрашнего дня вы начнёте обучение нескольким магическим специализациям, — он сделал паузу, желая насладиться реакцией дочери, сидящей рядом, по правую руку от него. Обычно она очень радовалась всему новому, а уж новость о том, что предстоит обучение чему-то, связанному с магией, должна была бы, по идее, стать чуть ли не рождественским подарком. Однако сейчас Касси, кинув мимолётный взгляд на отца, лишь слабо улыбнулась, затем, словно выполнив свою задачу, улыбка исчезла, а взгляд переместился обратно на тарелку, в которой она вяло ковырялась серебряной вилкой. Том заметил, как Гарри обеспокоенно посмотрел на подругу, но потом точно также уткнулся в свою тарелку. Левая рука его, наполовину скрытая столом, как-то странно напряглась, но кажется на это, кроме Тома, никто не обратил внимания — все были заняты поглощением обеда. Никто не стремился обнаруживать свой интерес в наблюдении за Тёмным Лордом и детьми. «Ну вот, опять за ручки схватились, — с досадой подумал Том, — будто ищут спасение друг в друге». Ему абсолютно не нравилось, что Касси становится всё более зависимой от Гарри. — Северус, — Том перевёл взгляд на застывшую с прямой спиной, мрачную фигуру зельевара. — Я хочу, чтобы ты начал обучать детей зельеварению. Мягкий тон и вежливость не могли никого обмануть — это был приказ. Северус церемонно кивнул: — Да, мой Лорд. — Думаю, твоему сыну, Люциус, было бы полезно присоединиться к… Гермионе и Гарри, — на имени девочки Том слишком красноречиво запнулся. Касси вскинула на него свою любопытную голову, уголки её губ насмешливо дрогнули, а в глазах, впервые за долгое время, мелькнули искорки задора. Он ответил ей предупреждающим взглядом, но по губам его скользнула мимолётная полуулыбка. Как же претило притворяться, что Касси не его дочь, и что не Касси она вовсе, а какая-то маггла Гермиона Грейнджер. — Да, мой Лорд. Благодарю за оказанную честь, — улыбаясь, проговорил Люциус Малфой, а его сын Драко не смог сдержаться и едва заметно поджал губы. Ему было совершенно непонятно, отчего все носятся с этими двумя невыносимыми выскочками. Однако, понимая, что ничто не происходит просто так, Драко решил, что совместные уроки, возможно, позволят узнать больше о странных гостях. В конце концов, мелкие каверзы и оскорбления не принесли ему ничего, кроме неудовольствия отца. Гермиона и Гарри игнорировали его, чем злили ещё больше, но так как месть оставалась без ответа, Драко сам потерял интерес задирать их. — Люциус и Нарцисса, с вашим опытом, я думаю, не составит труда научить этих двух шалопаев этикету и правилам поведения в высшем магическом обществе? — Том на мгновение замолчал и посмотрел на дочь. — Гермиона должна стать настоящей леди. Нарцисса тепло улыбнулась, хотя в её глазах оно не отразилось совершенно. Как же: учить грязнокровку! Касси поёжилась, ощутив исходящие от леди Малфой волны ненависти и презрения по отношению к себе. Женщина восприняла, как личное оскорбление, конфликт между сыном и странными детьми. Как посмели они оттолкнуть её мальчика? Неизвестное происхождение Гарри и Гермионы стало лишь ширмой для Нарциссы, которая прекрасно поняла, что негодники находятся под покровительством Тёмного Лорда и высказывать открытое недовольство чревато неприятностями. Оставалось ненавидеть молча, не выдавая себя ни словом, ни действием, лишь изредка позволяя вырваться яростному взгляду или завуалированной шпильке в адрес тех, кто ниже происхождением. Нарцисса никогда не являлась поборницей чистокровности, хоть и воспитывалась чаяниями рода Блэков, но была твёрдо уверена, что никто не смеет пренебрегать Драко, тем более эти двое, несомненно, уступавшие ему во всём. Как часто случается с любящими своих детей матерями, она видела лишь достоинства сына, предпочитая не замечать его недостатки и слабости. — А Гарри должен стать истинным лордом Поттером! — Том окинул взглядом всех присутствующих. Он заметил, как Гарри благодарно улыбнулся ему. Видел неискреннюю натянутую улыбку Нарциссы, в глазах которой промелькнуло удивление, как, впрочем, и у младшего Малфоя. Конечно, узнать, что гость мэнора никто иной, как Избранный тяжёлый удар для обоих. Оба презирали мальчика. Свою долю презрения, наравне с другом получала и Касси. В отличие от членов своей семьи, Люциус лишь понимающе кивнул, а вот Северус замер, словно статуя. Хотя разве можно быть ещё более неподвижным? Касси, не отрываясь, смотрела на Северуса, сидящего чуть дальше от неё, по другую сторону длинного обеденного стола. А тот горящим взглядом чёрных глаз пытался прожечь дыру в Гарри. «Странно, ведь знал, что мальчишка — сын Джеймса Поттера», — подумал Том, который внимательно наблюдал за реакцией присутствующих. — За что вы так ненавидите Гарри? — звонкий голосок дочери вывел Тома из задумчивости. Теперь всё внимание присутствующих было сосредоточено на девочке. Зельевар с совершенно безэмоциональным выражением лица выжидающе молчал. А Касси вдруг точно поняла причину его ненависти, но пожелай кто-то узнать: откуда и каким образом ей это стало известно, ответить бы не смогла, просто воочию увидела связывающие мужчину и Гарри нити. Сознание заполнили противоречивые образы. Ко всему этому примешалось знание об эмоциях мрачного зельевара. Раз и пазл сложился! Как ни странно, все взрослые поражённо молчали, а девочка продолжила свою дерзкую речь: — Ах, вот оно что! — обличающе-ядовитая усмешка странно смотрелась на детском личике. Касси резко встала. — Женщина… Cherchez la femme[1]. Как это банально! Ого, сколько всего: ревность, злость, застарелые обиды! Девочку омывало эмоциями, которые испытывал этот мрачный человек. Его душа была словно чёрная дыра, где он копил невостребованные или мешающие жить чувства и воспоминания. Помещение, казалось, заполнилось звенящей тишиной, нарушаемой лишь звонким и нечеловеческим, злым голосом девочки. — Но Гарри не его отец! — ярость взвилась в воздух, как нечто материальное. Касси «пила» злость, ненависть, что исходили от Снейпа, и от этого магия проявлялась повсюду: воздух искрил, то тут, то там прорезались миниатюрные молнии. Это видела только девочка, остальные ощущали лишь силу и мощь, бурлящие в помещении. Глаза Касси потемнели, словно наполняясь невиданной силой, способной удерживать внимание присутствующих, не давая им вмешаться в происходящее. Том заворожено смотрел на преображение дочери, холодок дрожи невольно пробежал по позвоночнику. Он определённо ощущал её мощь, способную в данный момент уничтожить весь этот многовековой замок даже не напрягаясь. «Откуда такая сила?» Девочка глубоко вздохнула и очень медленно выдохнула, стремясь обуздать магию, лицо её в мгновение ока стало спокойным, будто не она только что кричала на взрослого мужчину. Всё стихло так же внезапно, как и началось. — Вы талантливы от природы, отмечены высшими силами и как странно вы пользуетесь своими дарами? — её внимательный взгляд не отрывался от чёрных глаз, в которых мелькнуло удивление в ответ на покровительственный тон нахалки. — Потратить свою жизнь на жалкую месть и ненависть?! Сколько женщин вы оттолкнули, вспоминая лишь одну? Внезапно, повинуясь непонятному импульсу, который позже была не в состоянии себе объяснить, девочка повернулась к Гарри и, протянув руку, провокационным, совершенно недетским жестом, растрепала его тёмные и необузданные волосы. — Она была, как огонь, не так ли? Слишком яркая и чистая для вас. А глаза, как у… — Довольно! — Северус вскочил со своего места. Голос его дрожал от ярости. Девчонка не смела выносить на всеобщее обозрение его самое сокровенное, откуда бы она это ни узнала и кем бы ни была. Она не имела никакого права! Внутри обжигала горечь от её слов. Больно, стыдно, слишком личное… Ему стало наплевать, что сделает с ним Тёмный Лорд за оскорбительный уход; Северус резко развернулся и летящим шагом двинулся к выходу. Его никто не окликнул, когда он покинул столовую. Он уже прошёл сквозь череду нескончаемых коридоров, заканчивавшиеся резными дверьми, которые приходилось распахивать, теряя время. Внезапно, когда он уже собирался пройти под аркой очередного коридора, на удивление дверей просто не имевшего, проём закрылся стеной, как будто его и не было никогда. За спиной послышались торопливые шаги и неровное дыхание. Резко обернувшись, он увидел наглую девчонку как раз в этот момент проходившую под аркой с другой стороны коридора, который тут же закрылся такой же стеной, что и у него. Видимо, она бежала за ним, потому что дыхание всё ещё не подчинялось хозяйке, с хрипом вырываясь из горла. — Что ещё Вам нужно?! — Северус дал волю своей ярости. Девчонка не отреагировала, лишь продолжала стоять. Тогда он сделал несколько больших шагов в её направлении. — Разве мало вы меня унизили? Ему хотелось тряхнуть её, разорвать на части и, возможно, даже убить. Каким образом ей удалось так легко сорвать давно сросшуюся с ним маску внешнего безразличия? Он сжал кулаки, убеждая себя, что убивать нахалку никак нельзя, что это контрпродуктивно, что ставки слишком высоки. Вот только помогало плохо, а точнее совершенно не помогало. Жажда убить полыхала не хуже огня в больших каминах замка Малфой-мэнора. Палочка прыгнула в руку, и пальцы сжали ее до хруста в суставах. А девчонка с совершенно спокойным выражением лица шагнула вперёд и подставила свою тонкую шейку под кончик его волшебной палочки. Это выглядело как провокация, как вызов и Северус, не желая, чтобы им вертели и прилюдно унижали, в ответ вжал палочку ещё сильнее. И когда он уже собирался применить хоть безвредное, но болезненное и неприятное заклинание, чтобы научить дерзкую девчонку уму разуму, та уверенно положила свою правую руку на его грудь. Удивление её действиями сменилось нарастающим спокойствием. Уходила боль и ярость — теперь даже прошлое не казалось уже таким мрачным. Перед внутренним взором появился образ Лили, но он не вызвал ставшей привычной за много лет, тоски. Рядом с Лили уже стоял Джеймс Поттер, нахально обнимая ту, которую Северус любил безответно много лет. Но злость не приходила, будто не было в этой картинке ничего неправильного; и умиротворение окутало Северуса сладкой пеленой. На руках Лили появился младенец, и она улыбнулась другу детства, будто желая разделить своё счастье. Северусу даже захотелось ответить ей ласковой улыбкой, но он сдержался. Его сила воли ещё стояла на страже его раненой души. И вот годовалый темноволосый мальчик уже неуверенно стоял рядом с матерью, а родители поддерживали своё дитя, стоя позади. Вдруг образы Джеймса и Лили Поттер начали тускнеть, исчезая. Грустный и понимающий взгляд женщины, которую он любил, врéзался, ударив куда-то в область сердца. Но боли не было. А мальчик стоял теперь в своём неприкрытом одиночестве и смотрел невозможно знакомыми глазами прямо на мужчину. А потом прошептал: — Прощаю тебя, прости и ты себя! — голос был спокойным, но в глазах мальчика светилось то же понимание, что и у Лили, перед тем, как она исчезла. — Они простили тебя! Ты — невиновен. Внутри что-то дрогнуло, а из глаз потекли непрошенные слёзы. Последний раз такое случилось в день убийства Лили, в день, когда его жизнь оборвалась и началось, лишь ожидание смерти. Рука с палочкой опустилась; и в ту же минуту он почувствовал, как кто-то обнимает его. Детские руки порывисто потянули его за мантию вниз и Северус поддался, потому что хотел, потому что эти объятия сулили спокойствие, дарованное ему ранее, а сил справляться самому не было: плотину прорвало и тёмный поток было уже не остановить. Как только его колени коснулись пола, шею обхватили ласковые руки девочки, она гладила его по волосам, что-то приговаривая, и он не сопротивлялся. Было безумно хорошо почувствовать себя в этом коконе любви и утешения. Он позволял, не желая её прерывать, а по телу медленно растекалось спокойствие. Из раскрытой ладони выскользнула палочка, с обиженным звуком упав на пол, а руки тут же прижали хрупкое тело к себе, обнимая, ища утешение у странного существа, разбередившего незаживающие раны, а потом исцелившего их. По щекам всё ещё бежали скупые мужские слёзы, но они стекали скорее по инерции, являясь лишь символом очищения его души. А девочка всё так же гладила его по голове, ласково перебирая чёрные, как смоль волосы, совершенно по-матерински пытаясь утешить. Когда в душе воцарился абсолютный покой, а слёзы высохли, будто их и не было, Северус слегка отстранился, чтобы посмотреть на свою «жестокую мучительницу», спасшую его от самого себя. Спокойные карие глаза смотрели так открыто, что несмотря на причинённую ранее боль, он не мог оттолкнуть девочку даже резким словом, поэтому молчал, ожидая её действий. А малышка, не обращая внимания на пронизывающий взгляд, погладила его по заветренной щеке. Глаза сами собой закрылись. «Как же давно его никто не гладил!» Дети, выросшие во взрослых, часто лишены этой простой и ни к чему не обязывающей ласки. Слишком личное и покровительственное — такое позволено только матери, а если её нет, то — никому. Только в детстве дано испытывать абсолютное доверие и ничем незамутнённое счастье. А позже, обрастая ложью мира, обманывая и обманываясь не раз, черствея, всё чаще приходилось оглядываться: нет ли позади того, кто ударит в спину? И уже не позволяя себе просто поддаться ласке или забыться в счастье. Северус прижал рукой тонкую ладошку девочки к своей щеке, словно пытаясь раствориться в этом противоречивом прикосновении. Он с трудом открыл глаза и прошептал: — Кто же ты, дитя? А в ответ он услышал: — Ш-ш-ш, Северус, всё хорошо. Всё теперь будет хорошо. Верь мне. Он снова закрыл глаза. Так, ему всегда говорила его мать, когда он был чем-то расстроен…