Тёмный Командир

      — Вы действительно думаете, что это необходимо, сэр?       — Я не думаю, Барти, — голос Гарольда звучал глухо из-за серебристой маски, скрывающей его лицо. — Я это знаю.       На стенах подземного коридора неярко горели магические факелы, высвечивая две фигуры, направляющиеся в лазарет. Барти Крауч шёл чуть позади командира, облачённого в мантию с глубоким капюшоном. Гарольд прекрасно знал, что если он явится перед Тенями в образе Мальчика-Который-Выжил, то его, в лучшем случае, попытаются придушить голыми руками.       Массивная дверь бесшумно приоткрылась, и фигуры проскользнули в лазарет. Всё это сильно напоминало одну из операций Теней, с одной лишь разницей — здесь им не грозила смертельная опасность. Барти уверенно повёл Гарольда сквозь длинное помещение, вдоль стен которого располагались больничные койки. Некоторые ширмы были задёрнуты, кое-где горел неяркий свет и доносилось приглушенное бормотание. Нужные им Пожиратели обнаружились у дальней стены; они были единственными пациентами, кто не спал этой ночью по своей воле.       — Командир! — Тени попытались вскочить на ноги.       Барти тут же зашикал, а Гарольд лишь хмыкнул и взмахнул палочкой, защищая их от лишних ушей. Маги были всё так же бледны, но уже больше напоминали людей. Ещё несколько недель — и они вполне могли бы вернуться в строй, а пока радовало хотя бы то, что эти двое выглядели сравнительно здоровыми и вменяемыми.       — Сидите, — Гарольд приманил к себе стул, усаживаясь между кроватями.       — Это действительно вы? — Долохов снова плюхнулся на постель.       Гарольд кивнул, хотя прекрасно понимал, что такой ответ Теней не удовлетворит.       — Да, я вернулся, — он тяжело вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Как видите… В конечном итоге, мои эксперименты оправдали себя, хоть и не совсем так, как планировалось.       Барти присел на кровать Долохова, приготовившись выступать защитником и свидетелем, если потребуется. Повисла напряжённая тишина, парочка удивлённо таращилась на Гарольда, ожидая продолжения рассказа, уже сейчас обещающего быть тяжёлым.       — Вы наверняка знаете, что Том искал пути к бессмертию… и нашёл один. Я же пошёл дальше, — командир окинул их внимательным взглядом. — Меня не устраивал этот… метод, и я решил создать на его основе нечто лучшее.       — А что за метод?       — Антонин… Твою нетерпеливость не смог изменить даже Азкабан, — притворно вздохнул Гарольд, до этого наивно надеявшийся, что хоть эти годы смогут вытравить из русского дурацкую привычку перебивать.       — Виноват, сэр! — Долохов опустил голову, но командир прекрасно чувствовал его эмоции, в которых не было ни тени смущения или вины, как и всегда.       — Это был крестраж. — Увидев непонимание в глазах Теней, Гарольд пояснил: — Предмет, заключающий в себе частичку души мага… Мне претила идея о расколе собственной души, но Том, казалось, был просто одержим ею. Мои исследования начались ещё на шестом курсе Хогвартса, а закончил я их незадолго до… той битвы. Всё это время Тёмный Лорд был уверен, что я последовал его примеру и создал крестраж.       — Почему вы не рассказали милорду о своих исследованиях, сэр? — снова перебил его Долохов.       — Не хотел разочаровать его в случае неудачи, — неожиданно даже для себя, честно ответил Гарольд и, поправив маску, продолжил: — То, что я создал, имело схожие с крестражами свойства — оно, как якорь, удерживало душу в нашем мире, но, в отличие от осколков, целая душа не могла существовать без тела, поэтому я искал способ заполучить физическую оболочку сразу после «смерти».       Мальсибер выглядел одновременно заинтересованным и напуганным. Идея об экспериментах над собственной душой просто ужасала его, но он понимал, что без этого командир просто не смог бы вернуться к ним, пусть и спустя столько лет. Антонин же, слушая исповедь Гарольда, мысленно гадал, почему тот сидел в маске. В голове крутились самые разнообразные варианты от жутких, в которых командир представлялся ему живым скелетом или зомби, до совершенно абсурдных, где под маской скрывался не то монстр, не то пришелец.       — Потратив на изучение ещё несколько лет, я, наконец, решился опробовать изобретение на себе. Результат был довольно неожиданным, и, на самом деле, это чудо, что всё прошло настолько гладко, — Гарольд снова перевёл дыхание. — Как я и рассчитал, моя душа, вырванная из тела, вселилась в ближайшего младенца, рождённого в то же самое время. Первые мгновения я осознавал абсолютно всё, а потом наступила темнота.       Тени, за исключением Барти, который уже знал эту историю, слушали Гарольда с предельным вниманием, а Крауч во всю веселился, наблюдая за сменой эмоций своих товарищей. Мальсибер то хмурился, то удивлённо распахивал глаза — казалось, он просто не мог осознать всего того, что говорил командир. Антонин же кривил губы, явно пытаясь сдержать смех, и почему-то стремительно краснел.       — Забвение длилось почти четырнадцать лет, а потом случилось то, что должно было случиться, по моим предположениям, намного раньше. Предмет, к которому я привязал душу, был спрятан в Хогвартсе в надежде на то, что магия сама приведёт меня к нему. Так и случилось, — Гарольд устало прикрыл глаза, но уже через мгновение слабо улыбнулся. — Ты слишком громко думаешь, Антонин.       Тот только усмехнулся и чуть нахально посмотрел в ответ. Видно, командир уже не казался ему бредом расшатанной Азкабаном психики.       — Да, сейчас я выгляжу иначе, — продолжил Гарольд, отвечая на так и не заданный вопрос. — Но прежде, чем я сниму маску, я хочу спросить вас вот о чём... Уверены ли вы сейчас в том, что я рассказал правду?       — Конечно, сэр! Мы узнали вас ещё там, в Азкабане. Так ведь, Уилл?       Мальсибер поколебался несколько секунд, прежде чем кивнуть. Он всегда был осторожнее и расчётливее Долохова, который жил одним сегодняшним днём, никогда не загадывая на будущее. Барти кинул быстрый взгляд на командира и на всякий случай сжал в руке палочку.       — Ну, хорошо… Тогда, господа, разрешите вам представиться, — Гарольд одним движением снял с себя маску и откинул капюшон, открывая лицо. — Гарольд Джеймс Поттер, Мальчик-Который-Выжил.       На несколько секунд воцарилась почти гробовая тишина, прерываемая лишь судорожными вздохами — Антонин стоически боролся с накатившим на него удушьем.       — Не верю! Это ж тот хрен, который всё портит планы милорда! Барти, что за?..       Заклятие немоты от Крауча не заставило себя ждать, и вокруг снова воцарилась тишина. Антонин отчаянно жестикулировал, не в силах сдерживать эмоции, а Мальсибер только сканировал нечитаемым взглядом мальчишку, выдающего себя за их командира.       — Стой, Тоха. По крайней мере, он точно сейчас на нашей стороне. Иначе как бы попал сюда?       Долохов мгновенно прекратил попытки ударить Барти подушкой, почему-то избрав именно его главным своим врагом.       — Тем более… Мы поверили командиру, когда его лицо было скрыто. Почему же мы должны изменить своё решение только из-за того, что ему не повезло в этой жизни с родителями? — Уилл повернулся к Гарольду: — Лично я верю вам, сэр.       Антонин упрямо скрестил руки на груди и, прищурившись, уставился на командира. Гарольд вопросительно выгнул бровь, зеркально повторив положение Долохова. Несколько мгновений они сидели неподвижно, а потом вдруг оба громко рассмеялись.       — Простите, командир. Вот ты жук, Барти! Мог бы и сказать раньше!       — Я… — Крауч, хотел возразить товарищу, что так было нужно, но точный удар подушкой не дал ему сказать ни слова.       Завязалась шуточная возня, в которую включился и Мальсибер, тщетно пытающийся разнять дурачащихся мужчин. Гарольд тихонько рассмеялся: он был абсолютно счастлив осознавать, что его команду годы не изменили. Было немного странно видеть изрядно постаревших бойцов, но, по всей видимости, в душе они остались всё теми же.       — Всё, хватит. Побесились и ладно, смертнички, — Гарольд добродушно махнул рукой, прерывая веселье.       Мужчины, как по команде, тут же прекратили бои и выжидающе уставились на него.       — Барти, что там с новенькими?       — Пока ничего, сэр, — Крауч нехотя вручил Долохову отвоёванную у него подушку. — Не думаю, что кто-то нам подойдёт. Хотя, если бы их посмотрели вы…       — Я бы и сам не отказался, — Гарольд закатил глаза. — Но от наблюдения так просто не улизнёшь, сам знаешь.       — «Наблюдение»? — с интересом переспросил Долохов.       — Дамблдор, — Гарольд и Барти синхронно скривились.       — Сейчас я живу у родственничков, магглов. Кроме того, около дома постоянно дежурит парочка наблюдателей, которые, как я полагаю, докладывают директору о любых моих перемещениях.       — Кстати об этом, сэр, — Барти постучал по запястью, напоминая о времени.       — Да, я помню, — кивнул Гарольд и тут же добавил, обращаясь ко всем: — Сейчас меня не существует. Есть только новенький Пожиратель-коротышка, который отчего-то на особом счету у Тёмного Лорда… И я хочу, чтобы это пока оставалось именно так.       — Но разве милорд?.. — начал было Долохов, но Барти просто закрыл ему рот ладонью, показывая, что этот вопрос нежелателен.       Гарольд покачал головой.       — Мне в скором времени, думаю, понадобится ваша помощь. Тому нужно возвращать разум, иначе ни о какой войне и речи быть не может.       — Командир! Насчёт наблюдения!       Все разом повернулись к внезапно оживившемуся Долохову.       — Кажется, я знаю человека, который может помочь с этим, — тот радостно улыбнулся, но увидев скептические лица товарищей, с притворной обидой скрестил руки на груди: — Ну, что?       — Нет, Антонин. Только не ещё один из твоих друзей, — Гарольд был категоричен.       — Почему, сэр? Он точно...       — Тебе напомнить всех тех, кто «точно нам мог помочь»? — командир устало потёр глаза. — Как насчёт того парня, что не поделил с щенками Фенрира телячью ногу? Или того, который всё ходил обнимать дементоров, мотивируя это тем, что им холодно и одиноко? Мне продолжить? Нет?       Долохов замялся на мгновение, толкнув в бок подозрительно закашлявшегося Барти, но потом упрямо тряхнул головой.       — Он точно знает своё дело и не раз выручал меня. Правда, я не общался с ним последние четырнадцать лет, но…       Гарольд смерил Антонина долгим взглядом, раздумывая, стоит ли ввязываться в очередную авантюру. Тот опустил глаза, уже почти признав идею не слишком удачной.       — Хорошо. Договариваться с ним будешь сам. Что ты ему скажешь и как — твои проблемы, но ни слова о том, кем я был раньше. Пусть лучше думает, что Поттер…       — Он вряд ли знает Гарри Поттера, сэр, — заулыбался Антонин, внутренне ликуя.       — Тем лучше и для нас, и для него. Провалишься — я буду считать, что ничего не было, но, надеюсь, хотя бы на этот раз обойдётся без непредвиденных обстоятельств.       

***

      Высокие деревья почти скрывали палящее солнце, создавая в лесу приятную полутень. Мужчина лет тридцати на вид уверенно шёл одному ему известной тропой, вдыхая полной грудью свежий, чуть влажный воздух. У его ног, чуть позади, неторопливо рысил крупный серый волк, который вдруг беспокойно закрутился на месте, заслышав усталое совиное уханье куда раньше спутника.       Через пару метров сверху спланировала взъерошенная птица, демонстрируя слегка помятый конверт, привязанный к лапе. Казалось, бедная сипуха была в пути уже несколько дней. Мужчина вытянул левую руку перед собой, позволяя сове сесть на предплечье. Забрав конверт, он кивком головы предложил ей перебраться на плечо.       Письмо было отправлено на имя Мстислава Хощеведова, и было чудом то, что сова смогла найти адресата. Пока птица чистила перья, мужчина развернул послание и, пробежав взглядом, заинтересованно хмыкнул.       — Серый, поговорить нужно.       Волк вдруг мотнул головой, и в следующую секунду вместо него рядом с Мстиславом оказался высокий мужчина в чёрных брюках и вязаном джемпере, выглядевший лет на пятьдесят. Его коротко состриженные, почти пепельные волосы, разительно отличались от темно-русой шевелюры Хощеведова, доходящей до поясницы.       — На, читай.       Пока Серый вникал в неразборчивые прыгающие строчки, Мстислав ласково гладил сову, отдыхающую у него на плече.       — Господин уверен, что… — волкодлак недовольно нахмурился, дочитав письмо до конца.       — Господин уверен, — отрезал Мстислав, пересаживая сову обратно на предплечье. — Лети, красотка. Ответ я сам отправлю.       Проследив, как сова скрылась в лесу, вероятно, намереваясь немного отдохнуть перед дальним перелётом, он продолжил прерванный путь, не дожидаясь Серого. Тот ещё раз просмотрел письмо и поспешил нагнать Мстислава.       — Это тот сомнительный тип? Который пропал?       — Он самый, — Хощеведов усмехнулся: Серому все чужаки казались сомнительными, но Долохов уже много лет стоял у него на особом положении.       — Я ему не доверяю.       — Ты никому не доверяешь, что не может не радовать… Но ты пока останешься здесь. И не спорь — сам справлюсь, не маленький.       — Мальчишка! Свою стаю не завёл, а ещё что-то пытаешься из себя строить.       — Заведу, — Мстислав поморщился, прерывая извечный спор на тему женитьбы. — Сам знаешь, я на договорные браки не подхожу.       За неторопливым разговором двое вышли к широкой подъездной дороге, ведущей к замку, что возвышался на холме. Ещё несколько столетий назад это строение наводило ужас на окрестные деревеньки, но теперь оно было скрыто от любопытных глаз. Род Хощеведовых умел хранить свои секреты.       Как только они вошли в замок, Серый, всё ещё недовольно хмурясь, остался в холле, не смея нарушить прямой указ. Волкодлак, приставленный к Мстиславу, когда тому было лет шесть, до сих пор считал господина тем неразумным мальчишкой, за которым нужен был глаз да глаз, но всё же уважал его силу и положение.       Сжав письмо в руке, Хощеведов направился искать отца, который, как обычно, обнаружился в своём кабинете за изучением очередного фолианта из библиотеки Основателя. Постучав и дождавшись разрешения войти, Мстислав толкнул тяжёлую дубовую дверь и шагнул в кабинет. Мимолётным жестом правой руки коснулся кончиками пальцев виска, губ, а затем, сжав кулак — левой стороны груди, склонившись в вежливом поклоне. Этот жест был традиционным и применялся только по обращению к семье и близким друзьям — «я вижу тебя, говорю с тобой, мы на одной стороне».       — Мстислав?       Велед заложил страницу книги и поднялся с кресла, подходя ближе. Ему самому едва можно было дать лет пятьдесят, хотя возраст действующего главы рода давно уже перевалил за сотню. С аккуратно подстриженной бородой, всегда одетый в строгий костюм даже дома, он был похож скорее на академика, чем на потомственного некроманта.       — Проходи. Какие-то проблемы из-за последнего ритуала?       — Нет, отец. Всё в порядке, — Мстислав покачал головой. — Я по другому вопросу… Через несколько дней я хотел бы уехать из дома.       — Вот как… и куда же? — отец окинул его долгим взглядом.       — В Англию.       Ничего не сказав на это, Велед отошёл к окну, задумчиво изучая открывающийся оттуда вид.       Хощеведовы считались одним из самых знатных и тёмных родов Руси. С ними старались не связываться и тем более не лезть в их дела. Хотя помогать правительству Хощеведовы не отказывались, если только эта помощь не шла вразрез с их принципами. Часто они безликими фигурами мелькали в сражениях, и только посвящённые знали, что за род стоял за этим.       В последней войне они помогали штурмовать концлагерь Биркенау. Отец Веледа — Бронислав, тогда ещё не отошедший от дел и не уехавший на север, лично разобрался с местными демонологами, буквально раскатав их тонким слоем по ритуальному залу. С тех пор обитатели Кругов редко приходили на зов иных демонологов. Сейчас же, несмотря на сложную ситуацию в теперь уже России, род снова ухитрился занять наиболее выгодную для себя позицию. Но подстраховка никогда, как известно, лишней не была.       — Что ж, Мстислав… я не в праве указывать тебе. Ты волен принимать решения сам. Но должен напомнить, что с тех пор, как тебя привёл сюда сам Основатель, ты — часть рода. И в твоих интересах приумножать славу и уважение к нему. Ступай, и не смей принести дурные вести.       — Благодарю, отец. Я должен закончить некоторые дела перед отправлением, — Мстислав уже подошёл к двери, как вдруг обернулся: — Поэтому ещё пару дней вам придётся меня потерпеть.       — Иди уже, валандай(1), — притворно проворчал Велед.       Улыбнувшись, Мстислав кивнул и вышел из кабинета. Ответное письмо он отправит Долохову чуть позже со своим личным соколом Ащеулом — эту заразу ни одно поисковое заклинание не брало, что его другу было прекрасно известно.       Перво-наперво, стоило, конечно же, собрать некоторые вещи… Пусть Мстислав, как некромант и ритуалист, мог в прямом смысле провести колдовство даже в окопе с помощью ножа и, если есть, пары булыжников, подготовиться к возможным неожиданностям всё же стоило.       Он всё-таки не первый год знал Антонина Долохова.       

***

      — …Тоху-то Снейп отпустил, а вот Уиллу так не повезло, — Барти уже заканчивал свой отчёт, который из-за Долохова, маячившего на заднем плане, превратился в юмористический этюд.       Гарольд только укоризненно покачал головой, но улыбка не желала сходить с лица. Он был рад, что Тени потихоньку поправлялись. Сейчас эти двое сидели на улице под развесистым деревом, представляющим собой укромное место прямо на территории поместья. Никто сюда обычно не заходил. Тем более, чтобы попасть к дереву, требовалось сначала пересечь поляну, полностью заросшую высокой травой.       Вдруг в зеркале мелькнуло что-то серое, пролетевшее на огромной скорости прямо над головами веселящейся парочки и, по всей видимости, описав ещё один круг, приземлилось на протянутую руку Долохова. Серо-бурый сокол с гордым видом поднял лапку, к которой было привязано свёрнутое в трубочку письмо. Антонин, поморщившись, когда птица когтями впилась ему в руку, спешно отвязал послание. Дождавшись освобождения от ноши, Ащеул прищёлкнул клювом и взвился в небо, оставляя людей далеко внизу.       — Командир! Это ответ от того человека!       На несколько минут воцарилось молчание, нарушаемое изредка лишь сдавленным хихиканьем Антонина, которое становилось всё громче по мере прочтения послания. Гарольд и Барти обменялись настороженными взглядами, когда тот вдруг начал вытирать выступившие от смеха слёзы. Дочитав сие творение до конца и всё ещё посмеиваясь, Антонин объявил:       — Он согласен! И скоро прибудет в Англию, — но, увидев скептические взгляды собеседников, видно, сомневавшихся в его психическом здоровье, начал вслух переводить письмо как можно ближе к оригиналу, написанному на русском.              «Разлюбезный мой, Антонин Батькович!       Во первых строках сего письма спешу выразить свою искреннюю радость по факту вызволения Вашего из камер холодных да каменных. Пребываю я ныне в немом удивлении, что Ваша скромная персона вспомнила о не менее скромнейшей — моей. Будьте уверены, душа моя рвётся к Вам, ненаглядный Антонин, как журавль в небо.       Житие моё в годах последних опреснилось и зачахло, потому предложение Ваше — как нельзя кстати пришлось. Так что подсоблю, чем смогу, коли необходимость возникла, по дружбе нашей старой. Однако знайте, любезный мой, что классовые сражения на сегодняшний день, в общем и целом, завершены, и час всемирного освобождения настаёт. По крайней мере, у нас.       А ещё скажу Вам, разлюбезный Антонин, что являлись Вы мне во снах в последние годы, будто чистая лебедь! Плывёте себе, куда Вам требуется, или по делу какому, даже сказать затрудняюсь... только дыхание у меня сдавливало от такой радости, будто из пушки кто в упор саданул. Теперь-то вижу — недолго разлуке нашей тянуться, бесценный мой. Ещё маленько кое-какие делишки свои улажу и к Вам подамся стремительно, как ветер в поле.       С надеждой на встречу тёплую да слово ласковое,       Хощеведов Мстислав Веледович».              Гарольд, мельком увидевший в зеркале само послание, ещё более недоверчиво переспросил:       — Антонин, ты точно уверен, что этот… непризнанный писатель сможет нам помочь?       — Я ручаюсь за него, сэр. Если уж он согласился, то ни за что не отступится, пока дело до конца не доведёт, — Долохов уверенно кивнул.       — Это-то меня и пугает, — командир рассеянно отметил идеально ровные строчки, внутренне сетуя на то, что так и не научился должным образом разбирать письменный русский.       Потратив несколько лет на изучение этого языка, Гарольд добился лишь того, что мог в достаточной мере понимать то, о чём говорили другие, и переводить печатные тексты. Причём только благодаря тому, что в обучении не брезговал ни легилименцией, ни эмпатией. Парселтанг на тот момент показался ему раза в два, если не больше, проще для изучения — хотя бы потому, что у змей не было письменности.       — Ладно, — Гарольд серьёзно посмотрел на Долохова, сжимающего письмо в руке. — Не буду спрашивать, что ты ему написал, но, надеюсь…       — Простите, командир, — прервал его тот в своей обычной манере, — я написал ему, что вы — «знакомый паренёк, которого запирают дома ужасные родственники», и так уж вышло, что я обещался помочь по долгу вашему крёстному.       Гарольд удивлённо поднял брови и фыркнул:       — История, конечно, так себе, но если что — выкручиваться тебе придётся самому…       Его снова прервали, на этот раз Барти, который, закрыв ладонью лицо, стоически пытался не засмеяться. Спустя пару мгновений в зеркале вдруг появилась картинка смятой травы, и комната Гарольда огласилась диким хохотом, доносящимся прямо из прямоугольного осколка — судя по всему, Барти просто уронил зеркало на землю. Негромко фыркнув, командир прервал связь и устало вытянулся на кровати.       Сейчас он явственно ощущал себя занудным стариком, и это его совсем не радовало.