Y-27-z часть первая

      Где-то на полпути к огромному столпу густого тёмного дыма Язу сообразил, что, возможно, нестись сломя голову не было лучшей идеей. В конце концов, это не Юкио отпинали, и не его внутренности пытались убежать и найти себе нормального хозяина. А ещё брат сам разозлил эту крышу, так что пускай теперь разбирается с ней самостоятельно, голова садовая. Кто знает эти крыши? Вдруг они могут стрелять лазерами смерти из глаз, как генерал Куро? Но Юкио — безмозглый дурачок, он об этом даже не задумался.       Когда резь в груди стала невыносима, Язу остановился и зашёлся в приступе кашля. Перед глазами вновь появились кружева, перетекавшие в темноту, и кровь отлила от конечностей. Но слюна оставалась прозрачной — и то хорошо. Он навалился на покорёженные перила лестницы, стараясь не сползти на землю. Если упадёт — точно больше не сдвинется с места.       Турки остались далеко позади, где-то за этими многочисленными косыми домами, словно сшитыми между собой пучками толстых проводов. На стенах выгорели вывески, граффити и указатели. Только вездесущие трубы, покрытые толстым слоем краски, пока ещё не сильно пострадали от коррозии, но это ненадолго. Ведь даже сейчас, когда в трещины и дыры плиты просачивался солнечный свет, в трущобах было довольно влажно. А ещё темно. Странно, что бывшие обитатели этого места построили столь загромождённый, неприспособленный для жизни во мраке Эдж.       Штаны уже по колено забрызгались жидкой грязью, скопившейся в лужах на дорогах, где плитчатое мощение разбилось окончательно. Отовсюду доносился тот самый сладковатый едкий запах, как в колбах, но в разы сильней. Память подсказала, что это мако вытекало из большой трубы, тянувшейся ниже по улице, и ещё, что оно очень ядовито. Язу и без неё догадался, что не стоит иметь дело с такой вонючей штукой, лишь усиливавшей желание кашлять без остановки. В горле и так было такое ощущение, словно кто-то поскрёб слизистые вилкой.       — Да ну его на хер, Джек! Оно того не стоит! — Кто-то промчался вниз по улице.       — Тревор! Я тебе очко вырву, гандон! А ну иди сюда! — названный Джеком выстрелил в воздух, но Тревор сиганул в сторону ручья мако и не думал тормозить.       — Отсоси, придурок! — крикнул он вслед, оставив товарища одного посреди улицы, а тот что-то прошипел себе под нос и достал из кармана пачку сигарет, в точности той же марки, как у Рено. Видимо, внутри оказалось пусто, потому что Джек скомкал её и швырнул себе под ноги. А потом получил доской по голове.       Он рухнул на землю с глухим скулежом, по затылку потекла тонкая струйка крови. Язу отложил доску и пощупал пульс — живой.       «Никаких смертей среди разумных живых существ».       Он поднял пистолет с земли, но, похоже, последний патрон был выпущен в воздух. Запасных тоже не оказалось. Язу тяжело вздохнул и сунул пустой револьвер себе за пояс. Знакомая походка: тихий шаг левой и тяжёлый неуклюжий шаг правой, словно это две половинки разных людей управляли сшитым телом. И голову поворачивать не надо — Юкио.       — Одноногий придурок.       — Слепошарый придурок.       Он был одет как попало, наверное, снял одежду с убитых в баре. Нелепые пёстрые шмотки висели на нём, как на вешалке. Убогий вид дополняли дурацкие солнцезащитные очки и не менее идиотский головной убор с длинным козырьком и эмблемой смутно вспоминавшегося наездника чокобо. На плече он держал свою винтовку лезвием кверху.       — Ну как? Нашёл свою мамочку твой Кадаж?       — А вы — своих любимых Шин-ра?       — Они лжецы.       — Она — тоже. Они синхронно кивнули друг другу, два наёбанных дурачка из третьей серии.       — Ищу Лоза.       Юкио хотел что-то ответить, но в этот момент из-за здания выбежала запыхавшаяся Елена. Отплёвываясь от налипших на взмокшее лицо волос, она выставила пистолет перед собой. Память почему-то подсказывала, что она могла бы работать в полиции до того, как попала в турки.       — Это корпорация Шин-ра, департамент административных расследований! Ноги на ширине плеч! Руки поднять вверх так, чтобы я их видела!       Дружелюбие брата испарилось за считанные мгновения. Он сорвался с места и чуть не разрубил Елену пополам. Она чудом ускользнула от атаки, перекатившись прямо по грязи, так что её волосы и пиджак теперь испачкались. Если Юкио убьёт «разумное человеческое существо», его однозначно уничтожат. И вместе с ним — самого Язу.       — Где Хил? — спросил Одноногий придурок, перехватывая винтовку. Теперь, с этим человеческим телом, она стала для него тяжеловата, так что все атаки замедлились. Елена, естественно, не могла об этом знать. Она держала его на мушке и бежала в сторону горевшего здания. Но она не выстрелит. Им же духи нужны живыми, так? Лежавший на земле Джек не ответил.       — Где Хил? — повторил свой вопрос Юкио, сделав повторный рывок. Елена подсекла его и откинула в сторону. Если бы она знала, то стреляла бы в протез. Она не знала, но хотя бы была достаточно проворной, чтобы отвлечь брата на пару минут. А Язу тем временем всё ещё жизненно необходимо было хоть какое-то огнестрельное оружие. Он поплёлся следом с тяжёлым вздохом, перешедшим в кашель. По дороге он пнул тот самый головной убор, слетевший с головы Юкио.       — Где Хил?       — Я понятия не имею, о чём ты!       — Врёшь!       Взмахи тяжёлого лезвия Лансет Твирл рассекали любые преграды, как масло. Заборы ломались в щепки, плитки и комья взрытой земли разлетались в стороны. Одна шаткая лачуга даже обрушилась вниз, брызнув во все стороны разбитым стеклом, а Елена только успевала отскакивать и пытаться подобраться поближе, чтобы провести приём или нанести удар. Бесполезно — Юкио съел собаку на таких, как она.       Пистолет возле первого попавшегося трупа оказался пуст, второй — тоже. Вот бы хоть один патрон!..       — Вы его забрали! Теперь я всё знаю о Шин-ра!       Ещё один пустой револьвер и патроны с дробью на ремне, но ни одного помпового ружья поблизости. Подступы к складу застилал густой дым, сквозь клубы которого проглядывались языки пламени, перекинувшиеся на соседние крыши. Даже если кто-то тут был, из-за треска углей и шума драки неподалёку было ничего не слышно.       Земля содрогнулась под ногами, Язу чуть не упал. Цепочка взрывов подкосила почти всю соседнюю улицу, дома с треском рухнули вниз, выплёвывая из окон старую мебель, а в воздух взмыли обрывки бумаги и осколки.       — В следующий раз я буду целиться в тебя, я предупреждаю!       — Где Хил? Упрямые тупицы. Социопаты.       Последний обгоревший труп рядом со складом тоже оказался «пустым». Язу в сердцах хватил бесполезным револьвером об землю и выругался. Он обернулся: стало подозрительно тихо.       «Никаких жертв среди разумных живых существ», — в очередной раз пронеслось в голове.       Он поспешил туда, где в последний раз слышал шум, по скользким ступеням вниз, в узкий тоннель с покорёженными велосипедами и какими-то битыми пластиковыми тазами, стоящими возле распахнутых решёток-дверей. Грязь сменилась брусчаткой, с потолка капала вода. Заметно потеплело, и в воздухе стоял интенсивный запах гари. Память подсказывала, что...       На том конце тоннеля загорелась вспышка — и Язу запрыгнул в первую дверь, отворачивая лицо от жара огненного залпа. Пылающий шар промчался по коридору.       — Не хочешь помочь? — недовольный голос Елены. Она оказалась в противоположном здании, их разделяла всего пара шагов.       — Не хочу, но придётся.       — Тогда, может, урезонишь своего брата вместо того, чтобы прохлаждаться?       Пронёсся ещё один огненный шар, врезался в косяк Елениного укрытия, но стекавшая по стене влага тут же потушила пламя.       — Дай пистолет.       — Я не имею права предоставлять тебе табельное оружие, меня могут за это отстранить от должности.       — Лучше умереть, так?       Очередной залп влетел в дальний угол комнатушки, где прятался сам Язу. Что бы там ни стояло, оно мгновенно загорелось, и он едва успел перескочить в соседнее здание, волоча за собой Елену подальше от коридора. Стены задрожали, потолок с грохотом и влажным шлёпаньем обрушился вниз, закрыв проход. В покосившийся дверной проём через щели между обломками просачивался едкий дым и потоки грязной дождевой воды.       — Ты в порядке? — спросила Елена, оглядывая Язу с ног до головы с помощью фонарика. Сложный выбор: сказать правду или съязвить. Слова не шли.       — Да, — солгал он и закашлялся от едкого дыма и из-за отбитых лёгких.       — Вот, держи. Будем считать, что это чрезвычайная ситуация. Но я жду пистолет в целости и сохранности! Обойма на семнадцать патронов. Эта полная, ещё есть запасная.       — Материя?       — Ледяная-два (1). Но не советую ей атаковать, иначе ты его убьёшь. Он нам нужен живым, ясно тебе?       Глупая Елена не предполагала, что духи неспособны друг друга убивать, они же не какие-то кровожадные люди, так?       — Стреляй по ногам или рукам. И помни: никаких жертв среди гражданских, даже если они простые бандиты.       Это он тоже уже слышал. Пистолет отлично лежал в руке. Им не очень часто пользовались — об этом говорил в идеале сохранившийся рельеф рукояти и тугие пружины. Язу снял пистолет с предохранителя, сунул в карман запасную обойму и двинул в сторону лестницы на второй этаж. Ступени прогнили и прогибались под ногами, но ни одна не проломилась.       В полупустой комнатушке с тканевыми занавесками стояла истлевшая мебель, кишащая насекомыми и покрытая плесенью. Бумажные обои отстали от металлических стен. Из открытых шкафов вывалились книги, теперь их страницы валялись по всему полу. Память почему-то подсказывала, что тут наверняка побывали мародёры и забрали всё ценное, не особенно утруждая объяснениями, что стало этим ценным.       Язу по-пластунски добрался до окна, но не увидел Юкио на улице. Из щелей того самого тоннеля этажом ниже валил густой дым, и отсюда при желании можно было перепрыгнуть в здание напротив, но охота к полётам и прыжкам отпала после прошлого приземления в окно офиса. Надо было найти способ спуститься.       На третьем этаже — обломки труб, гнилой дощатый пол и всё та же оставленная мебель. А выше оказалась ощетиненная антеннами крыша и пустые сушки для белья. Вниз уходили витиеватые трубы.       Язу начал спускаться по ним, когда услышал шаги брата. Он мигом разжал пальцы и полетел вниз, а следом — отсечённые Лансет Твирл куски труб, брякнувшие по земле, словно рассыпавшиеся металлические миски. Он приземлился многострадальной спиной на старый диван, пистолет вылетел из ладони, и перед глазами вновь поплыли кружева, но было не до того. Даже покашлять не нашлось времени — Одноногий придурок летел вниз вместе со своей винтовкой и металлическим протезом. Он пробил матрац насквозь, во все стороны вылетели пружины и промокший наполнитель. Боковины отвалились, плюхнув в лужу. Язу успел переползти к ближайшей стене, хватая по пути потерянное оружие.       — Ю, хватит! — Он держал пистолет наготове, но руки дрожали, и не только из-за слабости человеческого тела. Ранить брата — это... это...       — Уже скулишь, так? Слепошарый придурок! Пожалуйся своей мамочке!       Когда он замахнулся, Язу не смог выстрелить. Он откатился в сторону и проглотил подступивший к горлу ком. Дух не может причинить вред духу, так? Так, но...       — Они забрали его. А ты с ними заодно, предатель! — прошипел Юкио, перехватывая рукоять. — Они забрали его. Они лгали нам.       Выстрел чиркнул об лезвие винтовки. Второй пронёсся в сантиметре от плеча Юкио и с визгом влетел в стену дома, оставляя корки инея на ней. В воздухе ощущался холод (2). Теперь все разговоры были окончены.       По выступам Язу взобрался на второй этаж. Ему нужно было место, где Одноногий придурок не сможет кромсать все окружающие предметы. Он побежал по коньку крутой крыши в направлении тёмного дверного проёма, ощущая, как позади волнами идёт металл от удара Лансет Твирл. Наверное, в ней не осталось патронов. Вслед полетел огненный залп, но раньше чем он опалил спину, Язу оттолкнулся и взмыл в воздух. Внутренности молили о пощаде, но он почти перестал ощущать боль и велел им заткнуться хоть ненадолго. Что-то такое клокотало внутри, смесь азарта, отчаяния и адреналина, она пульсировала в венах. Спущенный триггер отправил ещё три пули в Юкио, но ни одна не попала в цель.       Перекатившись по плоской крыше, Язу спрятался за вывеской и подавил приступ кашля. Брат был где-то там, внизу, бежал по лестницам, лязгая своей искусственной ногой. Крыши окрестных зданий располагались как этакая лестница. Вдалеке они уходили вверх по холму и прижимались к башне, упиравшейся в то место, где раньше была плита.       «Поддерживающая колонна», — ответила память. Ох уж эта память с её надоедливыми подсказками!       Язу поднялся на ноги и заскочил на козырёк соседнего здания, когда шаги Юкио были уже совсем рядом. Выбитая братом дверь влетела прямо в вывеску — прозрачный пластик брызнул во все стороны с каким-то очень стеклянным звуком. И в этом облаке — кровавые капли. Но пуля в плече только сильней разозлила Юкио, и он вновь зажёг шар в ладони.       Огненная вспышка врезалась в здание, растекаясь языками пламени вверх и вниз, словно спрут. Язу успел отбежать, но ничего не видел из-за сплошной завесы дыма. Руки дрожали — плохо. Он приказал им, как и внутренностям, хотя бы немного довериться, потерпеть. Руки не ответили, но, кажется, тремор стал слабей. Юкио перескочил через пламя и приземлился, чуть не проломив под собой крышу. Жар трепал его длинные волосы. Он слегка пошатнулся от усталости. Силы покидали его. Впрочем, не его одного.       Язу сделал ещё один глубокий вздох и выглянул из укрытия. Он выстрелил, но брат отразил лезвием обе пули. В обойме — меньше половины. Сорвавшийся с места Юкио сделал широкий замах и рассёк почти всю крышу, задев водонапорную башню. Та лопнула, словно воздушный шарик. Потоки с шумом обрушились вниз, увлекая за собой обоих духов и разнося их в противоположных направлениях. Язу чудом ухватился за лестницу и вскарабкался ещё выше, а затем повалился на мелкую гальку. Кажется, кто-то разбил здесь сад с искусственными деревцами в кадках, скамейкой и большой поломанной фигурой змея или дракона.       «Левиафан, — подсказала память. — Защитник Вутая». (3)       Хоть личный охранник задницы президента Шин-ра! Язу сомневался, что пистолет работал, потому выстрелил в небо. Он только сейчас обратил внимание на то, что над головой небо, а не плита. Так бы и лежать дальше на тёплой гальке, но сейчас прискачет этот Одноногий придурок — он наверняка уже слышал выстрел. Пришлось подниматься. Одежда напиталась влагой и отяжелела. Ноги дрожали. Пришлось и их попросить о лояльности. Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного. Пульсация в теле усилилась, словно вот-вот залп луча смерти вырвется из пальца. И ему тоже придётся немного подождать.       Впереди — руины. Огромный кусок плиты приземлился прямо на трущобы. Смяв под собой лачуги, толстый слой бетона, стали и асфальта словно растаял на земле, как нагретый пластик. Высотные дома повалились набок, сложились друг на друга и по большей части раскрошились. Горы кирпичных осколков усыпали асфальт. Слабое свечение неизвестного оттенка то тут, то там выдавало разлитое мако. Красиво и печально, но стоять и рассматривать не было времени. Язу перепрыгнул на обломок металлической башни — телефонной, как уточнила память — и спустился вниз. Это место больше не походило на город: асфальт разломало, вспучило и вывернуло, так что его куски торчали наружу, как льдины из фильмов о природе северных морей. Вокруг них — погребённые обломками остатки домов и зажатые между ними автомобили. Язу быстро скрылся за куском крыши и наблюдал уже через дыру в черепице.       Вот Юкио приземлился. Осмотрелся. Взвалил винтовку себе на плечо.       — Я знаю, что ты здесь.       Его протез то и дело увязал в обломках. Он стал хорошей целью. То есть, стал бы, если бы Язу сам не был в таком же положении. Нужно было сменить место на более узкое, более тёмное, желательно, с множеством закоулков.       Придётся выманивать туда Одноногого придурка. Язу побежал громче, чем стоило бы, нарочито наступая на каждую деревяшку, чтобы они стучали по камням. Нырнул в одно из немногих уцелевших зданий. Горы обломков засыпали его снаружи до уровня третьего этажа, так что здесь было темно и сыро от вчерашнего дождя.       Юкио купился и послушно бежал следом. Он ворвался в главный холл, напоровшись на торчавшую из пола арматуру. Жаль, не угодил в дыру в подвал.       Язу прокрался по влажному ковру на второй этаж и достаточно громко хлопнул дверью в коридор. Позади слышались шаги — попался.       Здесь, в почти полном мраке, работали только осязание и слух. Юкио то и дело натыкался на расставленную мебель. Ему пришлось идти вдоль стен. Когда он прошёл мимо, Язу ударил его дверью, повалил на пол и приставил дуло ко лбу.       — Ты не выстрелишь, — усмехнулся Юкио. Руки дрожью сообщили то же самое.       — Ты меня тоже не убьёшь. Зачем драться?       — Второй раз будет легче.       — Второй раз?       Стоило замешкаться — Юкио ударил коленом прямо в живот. Металлическим коленом. Внутренности взвыли. Пусть они просто заткнутся и сдохнут уже внутри.       Скрежет поднятой винтовки, треск пламени. Огненный шар влетел в только что созданную Язу магическую льдину и зашипел в ней. Взмах тяжёлого лезвия — и преграда треснула, раскололась и осыпалась осколками на пол. Язу выстрелил. Брат вскрикнул, и руки дрогнули, но с ними удалось договориться. Протез был ниже и справа. Пуля, влетевшая в него, лишь взвизгнула и срикошетила куда-то в стену. Защитный щиток оказался прочен.       Второй раз попасть в себя Юкио уже не позволил. Он в два прыжка преодолел разрыв между собой и Язу и перешёл в рукопашную. Слишком медленный. В темноте даже не знал, куда бить. Дурачок. Его протез влетел в стену и застрял в ней. Язу ударил по соединению в колене пару раз, но огненный залп — и вновь пришлось экстренно прятаться за ледяным укрытием, хоть грудь всё равно опалило. Он слышал, как Юкио пытался вытащить свою ногу и кашлял. Кашлял впрок.       — Ты предатель. Вы трое.       — Что значит: «второй раз будет легче»?       — Идиоты. Всё из-за вас. Проект провалился — из-за вас.       — Что это значит?       — Нам лучше было никогда не видеть поверхности!       Пустая болтовня! Было бы или нет, они оба находились сейчас здесь и сражались неизвестно за что. Язу волновала лишь брошенная как бы между делом фраза брата. «Второй раз будет легче». Означала ли она, что даже эти законы были человеческой ложью? Может быть, только для Одноногого придурка.       Язу создал над протезом льдину, и та обрушилась вниз всем своим огромным весом. Юкио вырвал стопу из стены за мгновение до того, как льдина размозжила бы её. Вновь пламя, но на этот раз направленное на толстые занавески, тянувшиеся вдоль по коридору. Здесь было довольно сухо, и они вспыхнули моментально. Пахло почему-то горелой резиной: тяжелый, неприятный, сладковатый запах. Освещённый этим тусклым светом Юкио стоял в густом дыму, израненный, грязный и в разодранной одежде. Пот стекал по его лицу и капал с подбородка, кожа окрасилась в цвет пламени. Его волосы спутались и висели сосульками. Скорее, дикарь-людоед, а не один из духов.       Эта картина что-то очень смутно напоминала, но Язу не мог вспомнить, как и лицо красного человека, читавшего стихи. Судя по долгой паузе в битве, не он один был в замешательстве.       Тем временем от густого едкого дыма начали слезиться глаза, усилился кашель и затошнило. Воспользовавшись передышкой, Язу вывернул к двери с надписью «выход» и выбежал на лестницу. Следом на площадку вывалился Юкио, он тоже теперь кашлял — от дыма. Густые клубы выходили наружу тёмными плотными сгустками, как вата.       — ОН что-то сделал с нами.       — Я знаю.       — Вы впустили ЕГО в наши головы! — В Юкио нашлись силы прыжками подняться по лестнице. Удары заметно замедлились — это единственное, что спасало от смерти. Лезвие крошило стены, с визгом высекало искры из толстого металла. Перила ломались и падали вниз, вылетали толстые стёкла. Массивные удары протезом грозили переломать кости. Пустые обвинения Юкио — просто слова, но что означало «второй раз будет легче»? Неужели он когда-то..? Разъярённое лицо брата не отвечало. Да и сам он — тоже. Отступая назад и пытаясь выстрелить, Язу незаметно для себя вытолкнул дверь на крышу, и оба духа оказались на ярком, слепящем солнце. Какой это был этаж? Неизвестно. Под крутым уклоном крыша уходила вверх.       Язу попросил силы у ног, и они позволили ему добраться до самой вершины, но брат словно предвидел это, подскочил и попытался сбить его плечом.       Попытался, потому что полетел следом. Язу схватился за его капюшон. Ветер засвистел в ушах. Если забыть, что они оба летели навстречу смерти, эти прохладные, обволакивающие потоки воздуха казались приятными.       Последние три пули были выпущены, и кровавые капли брызнули из здоровой ноги и бока Юкио, но не снизили скорости приближения острия Лансет Твирл или падения со здания. Настало время луча смерти, или чем оно там было: пульсация в руках достигла своего апогея. Энергия завихрилась вокруг Язу, и он нажал на триггер ещё раз, хоть в пистолете кончились патроны. Пульсация высвободилась и пропала, так ничего и не сделав, а брат с его смертоносным оружием стремительно приближался. Это был конец.       Но в ту же секунду воздух завибрировал. Огромная сфера возникла там, где был протез Юкио. Она надулась и лопнула, как мыльный пузырь, с жутким громким хлопком. Бедные уши тоже взмолились о пощаде, черепная коробка вот-вот должна была лопнуть. Всё померкло. Может, глаза снова потеряли батарейки? Последнее, что Язу ощутил — сильный удар спиной обо что-то плотное и относительно мягкое. Тогда внутренности полезли наружу, и сознание отключилось.

***

      Пока двадцать седьмой чистил зубы и умывался, двенадцатый достал для него комплект одежды и разложил на своей кровати лицевой стороной кверху. Летун попросил обоих зрячих братьев делать это каждый день, чтобы переодевание из ночной пижамы не занимало столько времени: пока без батареек в глазах разберёшься, что, как и куда, можно пропустить завтрак. Сегодня была очередь двенадцатого, и он же отправлял сложенные пижамы в специальный контейнер. А сороковой вечером пойдёт проверять, чтобы на полу ничего не валялось вне пределов его личной зоны — он сам предложил такое разделение обязанностей. Двадцать седьмой же обычно будил двенадцатого и застилал постели. У него даже неплохо получалось, правда, иногда путались стороны одеяла. Однако сегодня он сам чуть не проспал, потому теперь торопился.       — Хочешь, косичку заплету? Я, правда, умею, меня тридцать второй научил! Жалко, ты поглядеть не можешь, как это круто! Вот, у меня тоже косичка! Волосы совсем не мешают! — Двенадцатый встал в проёме. До этого он приставал с тем же предложением к сороковому. Тот согласился, но его волосы оказались слишком короткими.       — Попробуй.       Он довольно гыгыкнул в ответ и принялся за дело, сосредоточенно сопя при этом носом. Прядь за прядью волосы натягивались от самых корней и подворачивались в каком-то хитром узле. У двенадцатого были довольно ловкие пальцы, даже странно, что они могли складывать самые крошечные бумажные детальки, но не позволяли выводить красивые буквы. Во всяком случае, сороковой говорил, что двенадцатый пишет, как чокобо лапой. Откуда он знал как пишут чокобо и пишут ли они? Может быть, об этом рассказывали только первой серии.       — Пошли поиграем в прятки? До тренировок ещё есть время.       — Летун сказал, в прятки нельзя. В прошлый раз двадцать седьмого отругали, — между делом ответил сороковой. Лёжа на полу, он елозил восковыми мелками в альбоме. Он сказал, что рисует Нидл Кисс (4), но сложно было судить, ведь двадцать седьмой не видел этих птиц и лишь по воску мог представить силуэт нарисованного. Это, должно быть, ужасно скучное хобби — рисовать силуэты, но брату нравилось.       — Это потому что он спрятался туда, куда нельзя! Там же был Ы-лик-три-чист-ва, и он больно дерётся, — отметил двенадцатый.       — Никто не сказал мне про Электричество.       — Там всё подписано, даже большими буквами и несколько раз. — Сороковой сменил мелок на фломастер. Теперь он скрипел по бумажному листу с совершенно другим звуком. Двадцать седьмой фыркнул: что ему эти большие буквы или маленькие? Пустой звук. Вот если бы дверь громко кричала о том, что там Электричество, тогда да. Зачем люди вообще держали в лабораториях что-то такое страшное, что может убить? Может, конечно, у Электричества было в тот день плохое настроение, или он не любил духов.       — Тогда давай в догонялки!       — Запнусь и разобью нос.       — Ну хоть в Анджила против Генерала Куро!       — Пф! Не хочу быть Куро. Он противный.       — У-у-у! Зануда! Тогда предлагай сам.       — Не хочу играть.       — Ну, ты чего? Сороковой играть не хочет, ты — тоже. Так нечестно, мне же скучно! — Опять эти всхлипы.       — Ещё заплачь.       — Я не плачу!       Двадцать седьмой ощутил, как брат отнял руки от волос. Он, кажется, их чем-то завязал, так что можно было идти переодеваться. Волосы, связанные в один шнур, теперь непривычно болтались туда-сюда, словно на затылке вырос хвост, разве что им нельзя было управлять. Двадцать седьмой вернулся в комнату и взял в руки рубашку, прощупывая ворот в поисках небольшой нашивки, означающей спину. С одеванием он тоже неплохо справлялся самостоятельно, хотя иногда по нескольку раз снимал и надевал одежду, потому что что-нибудь перекручивалось в процессе.       Он как раз успел вовремя к приходу женщины с тележкой, приносившей духам завтрак. Опять овсянка! Почти каждое утро начиналось с этой противной, склизкой, липкой и почти безвкусной субстанции, чавкавшей во рту, как большая сопля. Братья уплетали её за обе щёки, а двенадцатый ещё просил добавки, но двадцать седьмой еле перебарывал желание выплюнуть это всё на стол. Стоило попытаться проглотить — и даже горло сопротивлялось.       Он столько раз жаловался, что овсянка — это невкусно, но Летун лишь вздыхал, а доктор Старфилд и вовсе сказала, что нужно обязательно съедать всё без остатка, ведь это здоровый завтрак, в нём уйма витаминов и заряд энергии на весь день, а вот конфеты и сладости — «пустая», бесполезная еда. Но что поделать, если все «полезные» штуки были такими невкусными: варёный лук, морковка, брокколи, цветная капуста? Хотя овсянка оставалась самым-самым-самым невкусным из этого всего.       Женщина с тележкой тоже осталась недовольной, хотя двадцать седьмой смог одолеть почти полпорции. Она повздыхала и подсунула ему ещё бутерброд с маслом и сыром. Бутерброд — это уже вкусней. А остатки овсянки пусть доедает двенадцатый.       Когда завтрак был окончен, сорокового вызвали по громкой связи, и он оставил братьев вдвоём. Доктор Старфилд обещала помочь с его ночными путешествиями: он просто вставал с постели, начинал кружить, что-то делать и бормотать, но при этом спал, а на утро совсем ничего не мог вспомнить. То, что он спал во время ночных прогулок, подтвердил двенадцатый: мол, ходит с закрытыми глазами. Он перепугался, что в сорокового вселился ниндзя Юме из второго выпуска комиксов про Анджила Хьюли, и поставил ему огромный синяк под глаз в попытке изгнать захватчика. Никакого Юме в сороковом не оказалось, и доктор Старфилд долго объясняла всем троим, что такое «лунатизм».       Сороковой ушёл, дверь за ним закрылась с тихим жужжанием и слегка щёлкнула, когда вошла в паз.       — Ну вот! Теперь до вечерней тренировки мы его не увидим, — насупился двенадцатый. — Тихоня, давай ты меня поучишь читать свои точечки. Ты обещал!       — Всё равно не запомнишь.       — Запомню!       — Не хочу читать. Я пойду наружу.       Брат громко рыкнул и с досады ударил кулаком по полу. Ну и пусть дуется! Они играли уже вчера, да и вечером успеют. Нельзя же быть таким прилипалой!       — А у тебя номер на одежде не тот! — обиженно сказал двенадцатый.       — Что же раньше не сказал?       — А я читать почти не умею, а вы меня не учите, вот! — Он снял свою рубашку и протянул. — Возьми. Эта — твоя.       Снова дурацкие номера. Кто-то придумал их огромными и нещупабельными, даже края не находились, как это иногда бывало на ткани с рисунком. Уже прошло довольно много времени, но люди так ничего и не сделали, чтобы хоть немного облегчить жизнь двадцать седьмому. Они даже не подписали двери в коридоре.       — Точно хочешь уйти? — спросил брат, в голосе его было что-то хитрое, какой-то подвох.       — Не нытьё же твоё слушать.       — Ну и иди себе, зануда! Попросишь ты меня куда сходить — и я тебе то же самое скажу.       Не дослушав возмущённое ворчание, двадцать седьмой миновал двери. Даже не верилось, что когда-то он боялся покидать комнату. Конечно, здесь был совсем другой воздух и иногда носились всякие, но ничего, помимо злобного Электричества, не встречалось. И то, этот самый Электричество ничего не успел сделать — Летун выволок двадцать седьмого из его логова до того, как случилось что-то страшное.       В жилом крыле духов было сложно потеряться. Если придерживаться за стену, никогда не появится ощущение, что ты бредёшь по бескрайнему полу. В лабораториях везде были стены, даже если они находились далеко. Главное — внимательно шагать, чтобы не запнуться об порожек, и на всякий случай щупать перед собой, потому что можно столкнуться с тележкой женщины, разносившей еду.       Вот так потихонечку двадцать седьмой добрёл до центральной круглой комнаты. Места здесь было столько, что вместились бы все духи и даже не наступали бы друг другу на ноги. В свободное время тут играли в мяч, бегали, прыгали, одним словом, очень шумели. Многочисленные братья сливались для двадцать седьмого в какой-то единый многорукий, многоногий и многоголосый организм, перемещавшийся по всей комнате. Наверное, так выглядел тот самый смерч, перенёсший девочку в страну Оз. Этот шум совсем сбивал с толку, и пару раз двадцать седьмому тут прилетало по голове мячом, так что теперь он старался как можно быстрей миновать комнату и перебежать к центральному коридору, единственному с открытой для духов лестницей. А дальше начиналось его великое путешествие по этажам, по неизведанным недрам комплекса. Он не просто ходил туда-сюда, он изучал каждую деталь и составлял цельную картину. Остальные могли щупать своими глазами, поэтому ему никогда не позволяли нормально исследовать, например, район кофейных автоматов. А там скамейки совсем отличались от тех, что в медблоке: мягкие, со спинками и поручнями, очень смешно скрипевшие, когда садишься. Сам пол отличался: не такой мягкий, как ковролин в комнате, но и не такой твёрдый, как плитка. Стены казались каменными, шершавыми. А ещё тут стояли большие горшки с землёй, и из них росло что-то развалившееся во все стороны огромными листьями, в несколько раз превосходившими ладонь по размеру.       Двадцать седьмой опустился на четвереньки и стал ощупывать пол возле кофейных автоматов. Кто-то говорил, что однажды нашёл тут монетку и потом купил себе шоколадку. Шоколадки — это круто, но неинтересно. Если бы найти такую, чтобы можно было попробовать настоящий человеческий кофе.       В коридоре раздались быстрые шаги высокого человека — их называли мужчинами. Сначала показалось, что Летун, но нет: больше резкости, совсем другой ритм.       — L-12-z! Я же просил тебя никуда не выходить из вашей комнаты. Ты забыл, что сегодня исследования раньше? Почему я должен тебя искать? — этот неизвестный схватил двадцать седьмого за ворот и поднял с пола на ноги. Что ему было надо? Ведь Плакса-вакса и остался в комнате, так? Этот мужчина так тяжело дышал сквозь стиснутые зубы! Кажется, не на шутку рассердился. Неужели это тот самый Электричество?       — Ну, чего ты молчишь? Стыдно? Пошли уже, и так потеряли кучу времени. Ладно, я обещаю после измерений снова поучить тебя пользоваться календарём и часами. — Человек схватил его за руку и поволок по коридору к лифту. Сколько бы ни пытался затормозить двадцать седьмой, всё было бесполезно. — L-12-z, чего ты упираешься? Лень ленью, а процедуры по расписанию.       Все слова во рту слиплись, все мысли перемешались, внутренности дрожали. Куда Электричество его тащил? Неужели в ту нишу с торчащими проводами — своё логово? Двадцать седьмому туда совсем не хотелось, ведь за это отругают. Он начал вырываться и в отчаянии укусил Электричество за руку. В затылок прилетел такой сильный удар, что даже в ушах зазвенело.       — Будешь так себя вести — тебя отправят в колбу.       Спорить было бесполезно. Меньше всего двадцать седьмой хотел снова получить оплеуху и уж точно боялся колб, так что он покорно позволил запихнуть себя в лифт, встал у задней стенки, впившись в неё руками и ожидая, когда пол уйдёт из-под ног, а эта штука поедет наверх или вниз. Ноги его почти не слушались.       — Вот только не надо таких несчастных лиц! Да, раз в неделю я тебя отрываю пораньше, но это только в среду. Зато останется уйма времени перед общими тренировками.       Больше Электричество не сказал ни слова. И когда лифт звякнул, он со всей силы сжал руку двадцать седьмого и повёл прямо по середине чего-то. Где были стены и как далеко? Были ли тут порожки? Или обувь на полу? Приходилось судорожно размахивать свободной рукой, чтобы быть уверенным, что впереди не возникнет нечто твёрдое. Человек от этого только сильней сердился и ускорялся. Наконец, он встал на месте, раздался писк, открылась дверь — и вот ещё одно неизвестное помещение, холодное и насквозь пропахшее чем-то остро-химическим.       — Так, иди туда. В конце комнаты — груша. Ударь её как можно сильнее.       Зачем бить фрукты? Разве их не едят? Может быть, это особенная злобная груша с зубами и ножками — сороковой говорил, что их будут учить сражаться с чудовищами. А если она укусит? Это же будет очень больно!       Двадцать седьмой попятился назад, пока не упёрся в шершавую холодную дверь.       — Ну, чего ещё?       Двадцать седьмой покачал головой. К зубастым грушам он не пойдёт даже за конфеты! Видимо, этот жест очень рассердил Электричество, тот рыкнул, взял его за шиворот, подтащил к раскрывшейся двери и толкнул внутрь.       — Прекращай этот цирк, L-12-z! Вчера с тобой всё было хорошо, в чём дело-то?       Где-то внутри этой комнаты затаилась страшная груша — вот в чём дело. Пока она не шевелилась, наверное, ещё дремала в такую рань. Дыхания не было слышно. А что если она просто беззвучно плавала в воздухе, как рыбки в аквариуме? Подберётся поближе — и ка-а-ак хватит зубами!       Когда прохладный поток воздуха дунул двадцать седьмому в лицо, он вскрикнул и отбежал в противоположную сторону. Стен нигде не было, лишь бесконечное пространство пола. В итоге он запутался в собственных ногах, упал и сжался клубком, закрыв голову руками.       — L-12-z! Что с тобой? — Электричество подбежал к нему, бросив на ходу свой планшет, и присел рядом на корточки.       Дверь распахнулась вновь. Сначала двадцать седьмой подумал, что это груша вырвалась наружу, но потом услышал спасительные шаги Летуна. Он вскочил на ноги и быстрей побежал им навстречу. Теперь, когда Летун рядом, никакие груши не страшны!       — Дейв? Что ты тут делаешь?       — Это не L-12-z, а Y-27-z, — сурово ответил тот. — Ты что, не понял, что образец ничего не видит?       — О, Минерва! У них что, перепутались рубашки?       — Не отдавай меня Электричеству! — пискнул двадцать седьмой, впиваясь в штанину Летуна пальцами. — Он злой! Он хочет меня убить! Он натравил на меня грушу!       — Электричество? Грушу? — голос второго мужчины звучал удивлённо. Летун же отчего-то рассмеялся.       — Ну всё, Маршалл, теперь тебя все духи так и будут Электричеством называть! — воскликнул он. — Доктор Дислер вовсе не хотел тебя обидеть, он перепутал тебя с братом. Груша — это такой мешок с песком, он не кусается. Он просто похож на съедобные груши, потому его так и называют.       — И... и у неё нет зубов?       — Он что, серьёзно? — прошептал доктор Дислер, почёсывая затылок.       — Ни одного зуба. Если хочешь, я тебя к ней отведу, и ты сам в этом убедишься. Вон она, висит на цепи. Шагов семь от тебя, если развернуться ко мне спиной и идти прямо.       Груша в итоге действительно оказалась каким-то большим тяжёлым мешком, и песок внутри делал её чрезвычайно плотной. Двадцать седьмой даже врезал ей, чтобы больше не пугаться. Вместе с доктором Дислером и Летуном они направились обратно в жилые помещения.       — А ну вылезай оттуда! — встретил их недовольный голос сорокового. Видимо, он уже вернулся от доктора Старфилд.       — Не выйду! Они меня накажут! — доносился голос двенадцатого, скорее всего, из-под кровати. В конце концов, больше в комнате прятаться было и негде.       Доктор Дислер тяжело вздохнул и зашуршал своим халатом.       — Погоди, Маршалл, перед тем, как трогать слепого, надо его сначала об этом предупредить, — почему-то сказал Летун.       — А? Эм, я тебя сейчас поглажу по голове. — И он потрепал волосы двадцать седьмого. — Не сердись. Я тебя спутал с братом. Вы очень похожи, видишь ли.       Как могли быть похожи духи с такой разной походкой? Да и голос отличался. Наверное, доктор Дислер был не очень внимательным.       — Я предлагаю побрить двенадцатого налысо! Тогда они будут непохожи! — кричал сороковой.       — Это будет очень жестоко. Отпусти брата. Он сейчас же извинится, а потом пойдёт вместе с доктором Дислером, и больше так делать не будет, — ответил Летун. — Правда же, двенадцатый?       Тот опять уже хлюпал носом и хныкал во внезапно повисшей в комнате тишине. Как маленький! Наконец он выбрался из-под кровати.       — Извини, Тихоня, — тихо сказал двенадцатый. — Я не думал, что вот так будет. Я просто пошутить хотел. Возьми рубашку.       Рубашку двадцать седьмой взял, сжал свободный кулак и залепил брату туда, куда попал. Тот завыл как резаный и кинулся в драку. Потом их, конечно, разняли и отругали за плохое поведение.       Остаток дня они не разговаривали. Даже на общей тренировке. И после неё. А свои извинения пускай двенадцатый тоже себе оставит — его не волочил по коридору страшный человек, у него не болела рука в том месте, где её сильно сжали. Его не отправили сражаться с гипотетическим монстром, пускай это действительно лишь мешок с песком.       Двадцать седьмой сидел на втором ярусе их общей с двенадцатым кровати, плотно сжав губы, чтобы они даже не вздумали издать звук. И когда Плакса попытался вскарабкаться наверх, двадцать седьмой спихнул его ногой вниз. Сороковой с ним тоже не стал играть, сделав вид, что рисование интересней. Так они и сидели до отбоя — каждый занимался своими делами.       Стоило погаснуть свету, раздалось шуршание одеяла, шаги, какое-то металлическое лязганье и тихий смешок.       — Больше вас не спутают, — сказал сороковой. Что бы он ни сделал — это не важно. Плакса-вакса заслужил, даже если ему отняли ухо. Двадцать седьмой отвернулся к стенке и заснул. Но ненадолго, потому что его разбудил крик двенадцатого.       — Монстр под кроватью украл мои волосы! Он украл мои волосы!       — Ты балда! Нету никаких монстров. Это я тебе их отрезал. Чтобы тебе неповадно было! — в голосе сорокового звенела бесконечная гордость. — А теперь закрой свой рот и спи!       О том, что Плакса не уснёт вот так, знали все, включая самого Плаксу. Он, конечно, уже не кричал, но тихо всхлипывал. На втором десятке всхлипов двадцать седьмой спустился по лестнице. Он ощупал подушку, найдя там длинные пряди. Глупый сороковой.       — Я же просто пошутил! Я не думал, что так выйдет! — бубнил двенадцатый. Вся его постель теперь была в волосах, пришлось стряхивать их на пол. На голове по большей части остались только короткие пеньки, перемежавшиеся с длинными и не очень прядями — отрезано неаккуратно. Двадцать седьмой тяжело вздохнул. Он добрался до полок и нащупал ножницы. Эти принадлежали двенадцатому, он ими вырезал детали своих бумажных корабликов и обычно жутко возмущался, если кто-то их трогал. Собственно, после одной такой ссоры Летун и притащил вторую пару для сорокового, чтобы тот мог вырезать бумагу для аппликаций.       Двадцать седьмой вернулся к их с братом общей койке и натянул первую длинную прядь.       — Что ты делаешь?       — Будешь дёргаться — отрежу ухо, — он щёлкнул ножницами.       — Ты же ничего не видишь!       — Какая уже разница?       Двенадцатый замялся на мгновение, но потом покорно угукнул. Он ещё всхлипывал, но совсем тихо. Сороковой уже сопел в своей постели.       — Теперь мне ещё сто тыщ мильён лет не заплести косичку.       — Будешь заплетать мне.       Они вновь замолчали на какое-то время, только щёлкали ножницы, отрезая пряди одну за другой. Эта пауза длилась довольно долго, пока все волосы, насколько это было возможно, не стали одной длины.       — Эй, Тихоня? Ты всё ещё дуешься?       Как на него можно было дуться? Да даже если можно — всё равно завтра начнёт приставать по какому-нибудь поводу. К тому же, Плакса уже получил по полной программе и за грушу, и за Электричество, и за свой обман.       — Нет, — вздохнул в ответ двадцать седьмой. Брат повернулся и крепко его обнял, сырая и горячая щека уткнулась прямо в шею.       — Извини меня, я больше так не буду.       С тех пор двенадцатый так и не отрастил волосы. Один раз он пытался, но ему надоело, и вообще, как он сказал, с короткими проще. Зато каждый день он покушался на волосы двадцать седьмого и заплетал ему сначала одну, а потом много косичек. Иногда — косичку из мелких косичек. Это стало их традицией, их особым ритуалом. Больше двадцать седьмой никому и никогда не позволял прикасаться к своим волосам.

***

      Пальцы уткнулись в комья рыхлой, слегка влажной почвы, нащупали кожистые острые листья и упругие, липкие от сока, обломки стеблей (5). Резко пахло срезанной зеленью. Голова гудела, уши заложило, словно в них налили воды. Язу приоткрыл глаза. Мутные образы кружили над ним, сверкающие искры в светлом мареве. Призрачные тёмные пятна тоже плыли где-то там, то разрастаясь, то сжимаясь в точки. Его тело стало невесомым, и вверху всё крутилось, крутилось... Так выглядела смерть? Начинало тошнить от этой карусели. Невыносимо. Он закрыл глаза, но кружился вместе с листьями в полной тишине.       Слабая вибрация мягких шагов. Кто-то приближался сюда лёгкой женской походкой. Склонился вниз. Опустил тёплые сухие ладони Язу на щёки. Запахло чем-то сладким и приятным.       — Язу? Ты же Язу, да? — этот голос... он звал тогда с неба.       «Отправляемся все вместе», — говорил он в тот день. Но после этого никуда Язу не отправился, а очутился сначала в грязной луже, а потом — с турками в вонючем хламовнике.       — Мама? — пробубнил он. — Ты всё-таки пришла?       — Я не твоя мама, дурачок!       — Тогда кто ты?       — Ты что, забыл? Должно быть, ты сильно ударился. Ну, ничего. — Вновь пахнуло чем-то душистым и сладким. Его лицо промокнули салфеткой и сняли налипшие волосы со щёк.       — Ты мне не сказала тогда. Только забрала Кадажа. Теперь ты пришла за мной, так? Но я не могу. Я должен найти Лоза. Турки держат его в госпитале.       — Что? Какого ещё Лоза, ты о чём? Такого у нас точно нет. Лежи смирно, у тебя внутреннее кровотечение. Как придёт Рено, мы отвезём вас обоих в госпиталь, — голос изменился. Эти слова придали происходящему реальность и ясность, а женщина с неба стала Еленой с большой ссадиной на щеке и влажными грязными волосами. Когда Язу приоткрыл глаза, она обыскивала свои карманы, наверное, в поисках зелья или чего-то ещё. Рукоять пистолета выглядывала из её кобуры, а где был пиджак? Его свернули Язу под голову.       «Какого ещё Лоза, ты о чём?»       Этого хватило, чтобы всплеск злобы пробежал пламенем по кровеносным сосудам. Если бы кровь могла кипеть, она бы сейчас пузырилась по всему телу. Елена склонилась над ним и использовала ту же штуку, что и Рено тогда — пёрышки, распадавшиеся искрами. Они позволили конечностям двигаться, и Язу сразу схватил галстук и рванул на себя. Он выхватил пистолет из кобуры и приставил Елене к челюсти. Это был тот же самый пистолет — вот она, царапина на корпусе, оставшаяся после падения на диван.       — Где мой брат? Где Лоз?       Елена вздрогнула и попыталась перехватить оружие приёмом из классического учебника по рукопашному бою, но Язу хватил ей рукоятью в висок.       — Где мой брат? — Он накручивал галстук на кулак.       — Ну, давай, стреляй! Я всё равно ничего не скажу!       Стрелять было, вероятно, нечем, но очередной удар пистолетом заставил Елену взвизгнуть. Её можно было таскать на галстуке, как собачку на поводке: главное, вовремя давать по голове, чтобы не сопротивлялась. Язу перекатился вместе с ней, так что они поменялись позициями. Теперь Елена лежала на земле, а он — нависал над ней. От её промокшей рубашки пахло малиновым мылом — вот чем был тот приятный сладкий запах. Белые полупрозрачные складки идеально облегали кожу, в этом было что-то прекрасное. Женские отличия, поджатые неизвестной одеждой, казались округлей, чем у Пегги, но это не то, о чём сейчас нужно было думать. Язу прижал дуло пистолета к её челюсти и потянулся к пряжке ремня.       — Какого чёрта ты делаешь! Прекрати! — В Еленином взгляде на мгновение вспыхнул неподдельный ужас, выкручиваясь всем телом, она чуть не ударила коленом Язу в пах. Он вновь отвесил ей рукоятью по лицу, на этот раз чуть сильней.       — Лежи смирно — и всё будет хорошо, — он перехватил её за горло и слегка придушил. Теперь Елена стала спокойней, позволила снять ремень. Прочный и толстый, он крепко стянул тонкие женские запястья. Длины галстука как раз хватило связать ноги. Всё это время Елена продолжала так сильно сопротивляться, словно ей собрались вырезать органы. Язу отстранился и зашёлся в кашле. Тот стал сильней и болезненней, органы начинали собирать новый бунт. Только не сейчас, придётся отложить их миграцию, например, на завтра или на никогда.       Язу проверил обойму — та оказалось пустой, так что он выбросил её в сторону и заменил запасной. Странно, что Елена этого не сделала. Глупая. Сейчас возмущённо фыркала, связанная, извиваясь на земле.       — Ты что, просто хотел меня связать?       — А что ещё?       Ответа не последовало, лишь очередной возмущённый фырк. Она отвернулась и спрятала лицо. Язу с усилием поднялся на ноги и чуть не рухнул обратно. Голова болела и кружилась, рану на спине раздирало солёным потом и грязью. Стоило распрямиться, куда-то в правый бок больно укололо, и снова появился этот кашель. Тогда, после драки с Тифой, казалось, что быть хуже уже не может. Может. Странно, что тело до сих пор функционировало, наверное, оно всё-таки не совсем человеческое.       Язу осмотрелся по сторонам: те самые листья и стебли принадлежали неизвестным растениям, выросшим на куске мягкой почвы в каком-то разрушенном здании. Почему здесь? Во всём Эдже не было столько растений, даже самых чахлых, а тут они росли в одном месте.       Юкио тоже лежал рядом, он весь дрожал, таращился в небо, и его искусственную ногу полностью разворотило лучом смерти или, скорее, пузырём, чем бы эта штука ни была. На ум шли те удары Тифы, тогда воздух точно так же пульсировал от энергии. Язу склонился к брату, морщась от боли в груди. Тот что-то бормотал одними губами. Кажется, звал Хила. Ну, конечно: что же ещё он мог говорить, придурок?       — Он контужен. Даже если ты куда-то его утащишь, вдвоём вы недолго проживёте, — констатировала Елена.       Она поднялась с земли, пытаясь снять путы. Думала, это незаметно. Язу думал, что ей стоит заткнуться, так что врезал по затылку со всей силы. Наконец-то тихо. Наконец-то можно подумать. Лоз не у турков, но Юкио сказал, они держат Хила. Пусть эти двое и остаются там, у своей обожаемой корпорации, и делают, что хотят. Что бы там ни плёл Одноногий придурок, скорее, ОН прибежит извиняться перед духами за враньё про не-Мать, чем Хил изменит своё отношение к Шин-ра. А Ю мог подавиться своим мнением, всё равно его никто не станет слушать. Он просто подчинится, как делал всегда.       Если Лоз не в плену, значит, он где-то в городе или рядом. Язу опустился на одну из немногих уцелевших скамей. В голове клубились очень смутные воспоминания, связанные с этим местом. Плакса тоже тут был и жаловался, что цветы на клумбе ужасно воняли. Сейчас здесь не было ни одного цветка, но один запах их сока забил нос и давил на виски. Надо немного отдохнуть. Желательно — недельку, но сейчас бы хоть немного подремать...       Хлопнули двери, заставив Язу вздрогнуть на месте. Вибрация прошлась по всему зданию, точнее, тому, что от него осталось. Расхлябанной походкой приближался Рено, не вынимая рук из карманов. Даже когда Язу подтащил к себе Елену и приставил дуло пистолета к её макушке, Яркий придурок лишь шире заулыбался и рассмеялся.       — Стой!       И он остановился почти на границе досок.       — Поганка, не валяй дурака. Ты же знаешь, что убийство турка — билет в один конец, ёпт.       — Ты лгал! Лгал про Лоза!       Это поубавило самодовольства на его лице, но уже через мгновение улыбка вновь вернулась и стала чуть ли не шире.       — Кто сказал? Елена?       — Сказала: «такого у нас точно нет». Ты лжец!       — Я и не говорил, что у нас Лоз. Я сказал "брат", а всё остальное ты себе сам напридумывал. Или я что-то путаю, а, Поганка?       По позвоночнику поднялось холодное покалывание, осознание, от которого всё тело задрожало в припадке ненависти и отчаяния. Рено продолжал наблюдать, разведя свои ладони, как фокусник, раскрывший секрет своего фокуса, в котором не оказалось ни капли магии. Он ждал подтверждения своих слов, этот гнусный социопат. Этот поганый лжец. Этот лживый мудак. Он ждал, хотя прекрасно понимал и!..       — Где он?       — Почём мне знать? Хочешь пойти поискать — валяй. Только Ленку оставь в покое, она к моим словам не имеет никакого отношения. — Рено сделал шаг вперёд. Язу наставил на него пистолет и выстрелил. Пуля влетела в гнилые доски и расщепила их.       — Есть предложение получше: вы находите брата, я отдаю её вам.       — У нас действительно в плену твой брат, да не тот. Успокойся, у всех была тяжёлая неделя, парень.       — Мне нужен Лоз.       Рено сделал шаг в сторону, и вторая пуля пронеслась над его макушкой. Он совершенно на неё не отреагировал, только потянулся.       — Ну, бля, сколько можно, Поганка? Я устал драться, ёпт!       Третий выстрел пролетел возле переносицы Рено, а тот даже не моргнул, достал из кармана зажигалку и принялся щёлкать ею.       — Опусти пушку.       — Почему?       — Что, «почему»? Пушку почему опусти? Или почему я лукавил? Представь на минуточку, что я бы сказал тебе, так, между делом: «Знаешь, Поганка, а брат-то не Лоз. Может, он вообще умер».       Брат не мог умереть. Не мог! Ещё выстрел, чтобы заткнуть хоть на мгновение Яркого лжеца. Но он не замолк, лишь стал веселей и наглей.       — И вот, ты стоишь, огорошенный этими новостями. Что ты сделаешь дальше? Порешишь меня и срулишь в неизвестном направлении, ёпт. А так мы нашли этого дурака. — Он указал на Юкио, неподвижно раскинувшегося на траве. — Правда, я рассчитывал, что мы придём, поболтаем и дружно поедем домой пить чай с плюшками. Кто ж знал-то про «крышу» и ваши семейные разборки, ёпт? Не глупи, Поганка, зачем тебе ссориться с Шин-ра? Я замолвлю за тебя слово, мол, в операции помог. А потом корпорация поищет твоего Лоза.       — Вы обманщики! Запихаете в колбы и оставите навечно, так? Наебёте. Я вам не верю. Найду Лоза, и мы отправимся путешествовать. Больше никаких Шин-ра!       Когда Рено пошевелился, Язу выстрелил ещё. В этот раз две пули пролетели справа и слева от него, едва коснувшись одежды.       — Ну, закурить-то дай, ёпт.       — Где Лоз?       — Вот заладил!.. — На этот раз выстрел пробил брючину и чиркнул по бедру. — Ну, давай, убей нас. И что дальше? Тебя будут искать и застрелят, как психопата. Тебе оно надо? И братцев — хоть ты их не любишь — пустят на котлеты. Собери мозги в кучу, ёпт. Я думал, ты парень разумный.       — Я не думал, что ты такой лжец!       — Есть подозрение, что это моё настоящее имя, но я не уверен, — усмехнулся он, спрыгивая с досок в небольшое углубление, где начиналась клумба.       Язу немедленно приставил пистолет к голове Елены. Внутри нарастала паника. Что же делать дальше? Но прежде, чем он что-то придумал, сильный тупой удар под рёбра решил за него. Елена перекатилась под лавку, и пока Язу приходил в себя, Рено оказался рядом. Кончик шокера заискрил, с силой упёрся в живот, и все конечности сковало судорогой. Внутренности попытались срочно эвакуироваться, подпирая глотку. Вырвало слюной и тёмными сгустками. Язу почти упал в эту лужу лицом, но его поймали за волосы. Поле зрения стремительно захватывали кружева.       — Растоптал все цветы, баклан! — Рено поволок его вперёд, но скрюченные руки инстинктивно цеплялись за обломки скамей. Ноги сопротивлялись куда-то идти. Язу вышвырнули на доски и поддали ему в живот уже ботинком. Лёгкие, бедные лёгкие. Они отказывались дышать.       — Как же ты меня заебал, гандон вонючий! Неблагодарная скотина ты, вот кто! Спасаешь, моешь, кормишь! И что в ответ? Пытаешься убить мою напарницу, ёпт. Рено впился пальцами в волосы Язу, оторвал его от досок и со всей силы влепил лицом в колонну. Вспышки перед глазами, гул, глаза отключились, и вместе с ними — сознание.

***

      Рено харкнул на щёку Поганке. Полупрозрачная пенившаяся слюна идеально подходила этому придурку — такая же скользкая и противная. Никому на свете не ведомо, насколько хотелось сейчас не просто разок приложить его об колонну, а размозжить об неё этот пустой череп. Но тогда сирена по имени Елена налетит со своей гуманностью тэ эм, и будет промывать ей мозги всю дорогу до Хилин Лодж и ещё пару месяцев после того, как их обоих вздрючит начальство.       — Рено! — она уже развонялась, хмурая и недовольная. — Они нам нужны живыми!       — Он жив, ёпт. Просто отдыхает. Ты-то цела?       — Голова болит, но это мелочи. — Она плеснула немного стандартного зелья на ладонь и приложила туда, где набухали шишки. Старина Руд такое бы даже не заметил, но девчонка есть девчонка. Самого Рено уже ничто бы не спасло — и так придётся менять форму, а это ещё минус косарь из зарплаты. Впрочем, если притащить Тсенгу этих двоих живыми, то, может быть, получится выбить себе хоть небольшую премию и покрыть затраты.       Скрипнули половицы, Рено насторожился и повернул голову, сжимая в ладони рукоять пистолета, но позади оказалась всего лишь ободранная бродячая собака. Она замерла на мгновение, испуганно посмотрела большими умными глазами и потрусила в большую вырытую дыру, ведущую наружу.       Никогда при жизни Аэрис эта церковь не была в таком запустении. Да и церковью эти руины уже язык не поворачивался назвать, так, полуразрушенный остов с обвалившейся крышей. Единственным украшением оставалась клумба, и то эти тощие лоботрясы помяли все цветы. Прямо посредине огромная винтовка с широким лезвием вывернула целый ком земли вместе с луковицами. Хоть бы Клауд не объявился, а то придётся очень долго объяснять что да как, а этот коматозник и так трудный, особенно, когда дело касается Шин-ра и экспериментов.       Хотя, быть может, он просто скажет: «Это не моё дело, убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое».       Елена склонилась над вторым мальчишкой, тому явно досталось больше. Он лежал на спине, вытаращив бесцветные глазёнки, и, кажется, лихорадил. Как и сказал Поганка, одна его нога была искусственной — среди листьев валялся фрагмент искорёженной ступни. Чем её так разнесло, придётся спрашивать потом.       — Он контужен. Рено, надо срочно вызвать вертолёт. Контуженных нельзя трясти, возможно, у него гематома в мозгу, и тогда...       — Объясни, пожалуйста, какого хрена эта пушка оказалась у Поганки в руках? — Рено повертел пистолетом в воздухе и положил на доски сбоку от себя. Наконец-то он смог сесть и спокойно закурить. — И ещё нахера ты ему всё разболтала про парня в реанимации, ёпт? Ты совсем тупая или прикидываешься?       — Кто тебе позволил меня оскорблять?! — зашипела она. — Если бы ты изложил свой план действий более подробно, никаких проблем бы не возникло! Ты осознаёшь, что даже не попытался остановить их драку? Они могли убить друг друга!       — Ну, ты вмешалась, ёпт. И что, сильно это что-то изменило? Кроме того, что мне пришлось спасать тебя чуть ли не ценой своей башки? Этот парень, — Рено указал на лежавшего в проходе Язу, — он мог поубивать нас обоих и даже бы глазом не моргнул. Ему бы и твой пистолет не понадобился, ёпт! Он парня из красноголовиков карандашом заколол к хуям.       — Я действовала по протоколу!       — Молодец! Можешь себе за это медаль повесить прямо на правую титьку, ёпт! Давайте выдадим грамоту Елене, которая всё сделала по протоколу, и именно потому табельное оружие оказалось в руках машины смерти! Герои Вутая меркнут пред тобой!       — А я говорила, что надо было оставить его связанным где-нибудь в квартире.       На это даже отвечать не хотелось. Положим, оставили бы они Поганку валяться в хламовнике и пришлось бы сражаться вот с этим дерьмом, порубившим с десяток бандитов и чуть не укокошившим своего собственного брата. Судя по доносившимся от него воплям, парень ещё и слегка не союзен мозгами. Допустим, они бы самостоятельно его нашли, упаковали и даже вернулись с целыми конечностями — каких чудес в этом мире не бывает? К тому времени Поганка снял бы путы и сдул в город ловить своего братика. Или пешком добираться до Хилин Лодж. Или мало ли какие ещё светлые идеи пришли бы ему в голову. Но об этом Елена не думала, это не писали в толстых учебниках, этому не учили новобранцев на всякого рода курсах.       — Елена, иди за автомобилем. Я побуду с ними, ёпт.       — Но контузия!       — Я что-то непонятно сказал? Бегом. Пиздуй. За. Автомобилем! — Он ударил кулаком по доскам так, что подскочил пистолет. Хватит на сегодня этого дерьма! Неделя в вонючей гнилой дыре высосала все нервы. Откинется пацан — и хрен с ним. В какой-то момент это совершенно перестало быть хоть капельку значимым. И даже выговор и сердитое лицо Тсенга уже не волновали — пусть он засунет все возмущения глубоко в свою жёлтую вутайскую задницу. Всё равно не уволит.       Зато сегодня вечером будет нормальный уютный дом, горячий душ, полный холодильник жратвы, выпивка и, может быть, одна из девчонок Стеллы — то, что нужно. Или Ифрит с ними, с девчонками! Выспаться бы по-человечески без комаров и нервов. Да, просто выспаться бы. Но Елена никуда не спешила. Она стиснула кулаки, отошла от этого пацана — вроде, его Юкио звали — и уперла руки в бока.       — Между прочим, это ты сегодня облажался!       — Я?! — Рено подскочил с досок и подошёл к ней. — Это я облажался?! Может, это я не умею держать язык за зубами и разбалтываю то, чего не надо? Может, это я попал в плен? Я с ним, блядь, неделю! Слышишь меня? Не-де-лю нянчусь, и ни разу ни тебе, ни Руду, ни твоему обожаемому Тсенгу не пришлось меня выручать. Если б ты не влезла, они бы не подрались. Думаешь, я не видел ничего? Да я за соседним домом стоял! И это я облажался?       — Да, ты! — Она с силой толкнула его в грудь, почти отбросив к краю клумбы. — Это ты во всём виноват! Привези ты его сразу — и не пострадали бы ни военные, ни гражданские, а теперь об этих убитых гремят все газеты! Мистер Тсенг тобой очень недоволен!       — Ну, тобой-то он всегда доволен, ёпт. — Он показал жест, изображающий минет. — Завязывай с этим дерьмом, Елена! Заебала уже.       Она тут же вся ощетинилась, глаза налились кровью. В конце концов, у них был уговор не затрагивать тему того, что она сохла по Тсенгу и, скорее всего, не одними тортиками его ублажала.       Нет, вот только разборок сегодня не хватало. Рено развернулся, вылез на доски и быстро зашагал по проходу между разломанными скамейками. От них уже тоже почти ничего не осталось после боя Тифы и Лоза. И правда: где он мог быть? Его трупа турки так и не обнаружили, как и вообще чего-либо, связанного с ним. Надо бы прочесать коммуны. Кто-нибудь да видел его, не то чтобы высокий здоровяк с бледной кожей и седыми волосами мог легко затеряться, особенно, после всех событий последних нескольких недель.       Елена своим диким взглядом прожигала спину. Не нужно было даже оборачиваться — аура ненависти насытила воздух.       — Елена, извини. Просто забудь всё, что я сегодня наговорил. Я чертовски устал. Так устал, что сейчас растянусь прямо на полу. Я схожу за автомобилем, а ты останься с ними и позаботься, чтобы они не откинулись, ты это хорошо умеешь, ёпт. — Рено толкнул массивную дверь и выбрался наружу. Стоило ему отойти на пару метров, как Елена вылетела из церкви следом, подбежала к Рено и с совершенно неженской силой развернула. Она впилась в воротник его рубашки мёртвой хваткой.       — Знаешь, что? Хватит намекать, что я не гожусь в оперативники! Я всё сделала правильно, понятно тебе?       Месячные у неё случились, что ли? Так взвинтиться и себя накрутить — это только Елена умела. Рено спокойно достал из губ бычок, бросил на землю и затушил ботинком.       — Я ни на что не намекаю, ёпт. Но кто-то из нас должен остаться здесь и кто-то — пойти за тачкой. Чем дольше ты закатываешь истерики, тем выше вероятность, что эти говноеды дадут дуба. — Он с заметным усилием расцепил её побелевшие пальцы. — Выбирай, что ты сделаешь.       — Я пойду за автомобилем! — Она оттолкнула Рено и сердито зашагала по накатанной дороге между сваленными в гору обломками и мусором. Рено фыркнул, вернулся в церковь и подошёл к краю клумбы, туда, где заканчивались доски. Пистолета там больше не было.       Вероятно, его по пути захватила Елена. Надо бы подтащить Поганку к тому, второму, и промыть ему рану... Поганка. Там, где он лежал, осталось лишь кровавое пятно. Рено громко выругался, его голос отразился от остатков стен. Он посмотрел в телефон — маячка на карте не было, наверное, сгорел от разряда электричества. Этот день становился лучше и лучше с каждой минутой.       — Елена? — сказал он в микрофон, как только дозвонился. — Я тебя поздравляю, один мальчишка ушёл.       — Что? А мой пистолет?       — Только не говори, что ты оставила его на полу.       — Ну...       — Ясно. — Рено положил трубку и сунул телефон себе в карман. Он стиснул кулаки до дрожи и поднял лицо к небу.       — Дура! Тупая дура, ёб твою мать, блядь! — В сердцах он пнул лавку так сильно, что та со скрипом хрустнула и сложилась на пол. Из трухлявых досок высыпались потревоженные насекомые и личинки. Делать нечего — надо оставаться тут, с этим мальчишкой, а потом отправляться искать Поганку.