Land of broken promises

Екатерина проснулась в отвратительном настроении. Полночи она ворочалась с боку на бок, заснув лишь под утро, – ей не помогло даже снадобье Нострадамуса, до того ни разу неподводившее. Мечтая погрузиться в сон, она повторяла в голове все стихотворения на итальянском, какие только знала, мысленно пересчитывала количество драгоценных камней в самой большой своей короне, вспоминала расположение мест, занимаемых каждым гостем на ее коронации в Сен-Дени, но все оказалось бесполезно. В конце концов, она бросила свои попытки и уступила воспаленному разуму. Долгие часы ее мысли были заняты Генрихом, его девчонкой и оскорбительной игрой, которую они придумали для королевы. Она до сих пор надеялась избежать этого представления, но интуиция подсказывала, что Генрих всерьез увлекся очередной безумной идеей, и Екатерине придется постараться, чтобы выбить ее из головы мужа. Наконец, собравшись с духом, Екатерина нехотя открыла глаза и немедленно зажмурилась снова – яркий луч солнца почти ослепил ее. От всей души пожелав скорейшего завершения только начавшегося, но, без сомнения, тяжелого дня, она опустила ноги на холодный пол. Приятная прохлада позволила проснуться окончательно, и королева вызвала своих фрейлин. Почему-то они были не так расторопны, как обычно, и каждая секунда их промедления рождала в Екатерине все большую ярость – ее голос звенел от недовольства, когда она обратилась к одной из них: − Подайте мне платье, Жанна, и принесите ту корону, что вчера вернулась от ювелира, − она решила сегодня не отказывать себе в маленькой слабости и надеть главный символ своей власти – в новой схватке с Пенелопой он придаст королеве уверенности. К тому же, эту корону долго восстанавливали после того, как она лишилась одного из своих прекрасных, но редких камней, и теперь Екатерине не терпелось ее примерить. − Как прикажете, − опустив глаза в пол, тихо ответила Жанна и поспешила выполнить указание – зашуршав юбками, она направилась к шкафу, одновременно подав знак второй девушке сходить за короной. Пока фрейлины помогали ей одеться, подавая сорочку, туго затягивая корсет и надевая платье, Екатерина пыталась понять, почему ее удивило поведение Жанны – что-то было не так, вот только что? Ответ упрямо ускользал от королевы. Продолжая размышлять, она уселась перед зеркалом и начала расчесывать волосы − Екатерина привыкла делать это самостоятельно со времен своего не слишком счастливого детства. В этом уже давно не было нужды, но неприятные воспоминания о том, как над цветом и жесткостью ее локонов смеялись все кому не лень, когда она четырнадцатилетней девочкой прибыла в чужую ей Францию, все еще заставляли королеву нелегко выдерживать прикосновения к ним. Екатерина с грустью подумала, что прошли десятилетия, но в этой стране ее так и не полюбили. Даже после того, как она вложила в нее столько сил, труда и денег; даже после того, как ценой невероятных усилий подарила ее монарху десять детей; даже после того, как постаралась сделать французский двор самым роскошным в Европе, подданные словно не замечали достоинств своей королевы, зато недостатки отыскивали с завидным рвением, годами глумясь и насмехаясь над ними. Генрих никогда не пытался защитить ее от нападок и издевок собственных вассалов, а теперь и сам с удовольствием придумывал для жены различные оскорбления. − Сделайте мне сегодня прическу повыше, − обратилась она к Жанне, закончив с расчесыванием и представляя в красках, как величественно будет смотреться обновленная корона на ее голове. − Как пожелаете, − все так же тихо ответила девушка; в тот же миг расческа выпала из рук Екатерины, с громким стуком упав на пол и заставив Жанну испуганно отскочить назад. Королева наконец-то сообразила, за какое несоответствие зацепился ее разум. − Вы забыли мой титул? Почему никто из вас не обратился ко мне согласно этикету? − еще до того, как хоть одна из фрейлин успела что-либо сказать, Екатерина уже знала ответ. Все ясно: Генрих нашел себе новое развлечение и приступил к нему с самого утра. − Простите, мадам, − залепетала Жанна, − Его Величество приказал обращаться к королеве Пенелопе «Ее Величество», а к вам… а вас, − на девчонку было жалко смотреть, она никак не могла подобрать подходящие слова, но Екатерина и без них все поняла, − Его Величество обещал любого, кто ослушается, навсегда отлучить от двора, лишив всех земель и титулов, − Жанна украдкой посмотрела на свою компаньонку, демонстрируя, насколько она боится, что та выдаст ее королю, − К… Пенелопа хотела, чтобы мы перестали служить вам, но мы отказались. Ни одна уважающая себя придворная дама не станет служить зазнавшейся простолюдинке, − девушка все же взяла себя в руки и заговорила уверенно. − Сделайте мне прическу и можете быть свободны. И не вздумайте еще хоть раз мямлить, словно нашкодивший ребенок. Не для того я так тщательно вас отбирала, − раздраженно напомнила Екатерина, но в глубине души все же убедилась в правильности своего выбора – нет ничего важнее преданности, и фрейлины королевы Франции сегодня снова ее доказали. Пока они исполняли ее приказание, Екатерина сидела, как на иголках, мысленно выстраивая разговор с мужем. Нужно было убедить Генриха, что его игры зашли слишком далеко – он не только втоптал ее в грязь и нарушил установленную много веков назад иерархию, он настроил против себя и своей девчонки весь двор, включая королевских фрейлин. Недовольство монархом вызревало в самом сердце Франции, и враги дома Валуа вполне могли этим воспользоваться. Как только волосы были уложены, Екатерина сама надела корону и, позабыв о драгоценностях, отправилась искать Генриха. Все, кто встретился ей по дороге, рассматривали ее, словно она была актрисой, только вышедшей на сцену и готовившейся через несколько минут дать самое ожидаемое и яркое представление, которое только можно было вообразить. Ей стоило определенных усилий пройти медленно и величественно, с высоко поднятой головой и идеально ровной спиной, как подобало королеве, но она справлялась с этой задачей, пока на полпути не столкнулась с той, которую с удовольствием отравила бы самым сильнодействующим и надежным ядом, не пропустив ни минуты долгой и мучительной агонии. Пенелопа излучала нахальство и самодовольство, заставляя королеву сдерживаться, чтобы не выцарапать ей глаза прямо сейчас. Эта гадюка вбила в голову Генриха очередную безумную идею. Будто он сам плохо справлялся с их выдумкой. − Доброе утро, Екатерина. Не правда ли, сегодня чудесный день? − поприветствовала ее мерзавка с самой гадкой ухмылкой на лице из всех возможных. Наверняка гордилась собой – пока что удача сопутствовала ей во всем. − Бывали в моей жизни дни и получше, − не собираясь терпеть ее хотя бы одно лишнее мгновенье, ответила королева и гордо прошла мимо, рассчитывая поскорее встретиться с мужем и выплеснуть на него свой гнев. Конечно, она могла излить его и на окончательно распоясавшуюся Пенелопу, но участвовать в разборках с зарвавшимися служанками было ниже ее достоинства − поведение такого рода являлось уделом недалеких простолюдинок и взбалмошных девиц. Новая королевская фаворитка представляла собой и то, и другое, и Екатерина не имела никакого желания уподобляться ей. Лучше дождаться подходящего момента и просто избавиться от нее, а потом отметить это приятное событие бокалом вина из прекрасных королевских погребов. Но перед этим следовало хоть немного привести в чувство Генриха. Он был главным виновником этого фарса. Все началось с его затеи посадить кухарку на трон, и никем не сдерживаемая та наглела с каждым днем, добавляя Екатерине головной боли. Раньше она страдала от холодности мужа, потом от его навязчивого желания развестись или еще лучше поскорее свести ее в могилу, а теперь ей не давало продыху его безумие и пользовавшаяся им девка. Екатерина только и делала, что скрывала их выходки и поддерживала видимость обычной жизни двора. − Вы забыли поклониться своей королеве, − раздался вдруг ненавистный голос за ее спиной, и Екатерине пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы лично не размозжить нахалке голову первым попавшимся под руку подсвечником. − Ты, похоже, заразилась безумием от Генриха. Что бы он тебе ни пообещал, я играть в ваши игры не собираюсь. Королева здесь одна, и это я. Поменять нас с тобой местами не сможет даже Генрих. Много дворян согласилось тебе подчиняться? Наверняка лишь самые отъявленные трусы и лизоблюды, − не преминула использовать только что полученную от фрейлин информацию Екатерина. − Или снова будешь мне угрожать? Только на это ты и способна − бестолково трепать языком, − удовлетворенная собственной речью она продолжила свой путь. − И все же сегодня вечером вы мне поклонитесь. Запомните мои слова, − без какой-либо обиды в голосе ответила Пенелопа, заставив королеву заволноваться: девчонка была слишком уверена в своих силах, и вопрос заключался в том, что стояло за этой уверенностью. Все же нужно поговорить с Генрихом как можно скорее. Она нашла его в тронном зале, но, к ее огромному сожалению, он был не один – Генрих упражнялся в искусстве поединка с Франциском. Это расстроило Екатерину, ей совсем не хотелось, чтобы сын слышал их разговор – мальчику не стоило знать о новой затее обезумевшего отца, полностью сдавшегося на милость своей фаворитки. Екатерина всеми силами старалась оградить сына от любых проявлений странной болезни короля, и Франциск пока не понимал, насколько серьезно обстояло дело. Она надеялась, что это продлится как можно дольше. Пусть они с Марией продолжают свои попытки произвести на свет наследника и не попадаются Генриху под горячую руку, испытывая его терпение. Королева мысленно сделала себе пометку принести невестке еще несколько способных обеспечить беременность средств из своей обширной коллекции, но это она сделает после разговора с мужем. − Можно тебя на пару слов, Генрих, − она рассчитывала на колкость в ответ, но, вопреки ее ожиданиям, он, неприятно оскалившись, молча подошел к ней. − Что-то случилось, моя дорогая? − по его лицу было ясно, что он прекрасно знал о причине ее визита, но Екатерина, бросив взгляд на стоявшего неподалеку сына, решила не выводить его лишний раз из себя и приберечь откровенно гневные тирады для более подходящего случая. − Что это значит? – в свою очередь спросила она, заслужив его вопросительный взгляд и вдруг ощутив полнейшие бессилие: бороться в одиночку с неведомой болезнью давно охладевшего к ней мужа было невыносимо сложно. − Зачем ты это сделал? Зачем ты приказал всем обращаться к Пенелопе как к королеве и заставил кланяться ей? Этим ты лишил меня уважения даже моих придворных дам. Какова твоя цель? Чего ты добиваешься? − обида все же вырвалась наружу – слишком глубоко ее задела новая задумка Генриха. Пусть он и не любил ее, она все еще была королевой, и то, что он прогнал ее не только из своего сердца, но и с принадлежащего ей по праву трона, ударило Екатерину сильнее, чем его многочисленные измены. − Почему ты так удивлена? Мы же договаривались, что ты станешь фрейлиной королевы Пенелопы, неужели ты забыла? − Генрих говорил почти нежно, словно пояснял неразумному ребенку совершенно очевидные истины, но в каждом его слове слышалась издевка, и королева не выдержала, хотя всего несколько минут назад собиралась провести мирную беседу. − Да, забыла! Я не стану этого делать, я не собираюсь тешить самолюбие кухарки и не позволю ей занять мое место. Даже твое безумие не оправдывает это странное стремление втоптать меня в грязь подобным образом – оно нарушает не только земные законы, но и божественные. Ты ведь помнишь, кто наделил тебя королевской властью? − ярость забурлила в ее горячей итальянской крови, и Екатерине пришлось постараться, чтобы не повысить голос и не наброситься на мужа с откровенными обвинениями, − Генрих, подумай, это просто неразумно. Ты разозлишь двор еще больше. А что напишут послы в своих донесениях? Вспомни, какой сегодня важный день. Не порть его сиюминутными прихотями, − она все же попыталась достучаться до него, используя рациональные аргументы, раз уж ее чувства не имели для него никакого значения. − Как скажешь, − абсолютно спокойно сказал Генрих, и Екатерина испугалась этого спокойствия больше, чем любой вспышки его гнева, − принесите нам настоящие мечи, − обратился он к своей страже и направился к замершему в ожидании Франциску. Только сейчас королева обратила внимание, что до ее прихода они сражались не на мечах, а на их деревянных копиях. Нехорошее предчувствие разлилось по телу. Почему он решил заменить мечи? Что, если он случайно или намерено ранит Франциска? Он был его отцом, но безумие, охватившее его разум, слишком часто брало над ним верх. Кто знает, что могло прийти в голову безумцу в пылу борьбы? − Генрих… − она хотела отговорить его от новой, более опасной схватки, переубедить, отвлечь, заставить передумать, но мечи уже принесли, и никто не обратил внимания на ее слова. Следующие несколько минут она с замиранием сердца наблюдала за поединком мужа и сына – каждый из них, распаляясь все больше, стремился победить соперника, нанося и блокируя сильные и уверенные удары, но все шло без происшествий, пока Генрих не задел мечом плечо сына, и на белой сорочке не проступили ярко-красные капли крови. Екатерина вскрикнула, и Франциск поспешил успокоить ее: − Не волнуйтесь, мама, это всего лишь царапина, такое часто случается на тренировках, − но лишь один раз взглянув в лицо мужа, она поняла, что эта царапина не была случайной. Генрих бросал вызов не Франциску, а ей – он играл на ее материнских чувствах, добиваясь ее согласия участвовать в этом диком спектакле, заставляя подчиниться нелепой прихоти; он упрямо хотел, чтобы она переступила через гордость и стала фрейлиной возомнившей себя королевой кухарки. Возможно, дело было именно в ее гордости – Генрих ненавидел ее всеми фибрами души, считая одним из обязательных атрибутов нелюбимых им Медичи. Екатерине стало дурно от мысли, что ради победы над ней он мог пожертвовать сыном, их долгожданным первенцем. Она глубоко вздохнула и попыталась успокоиться – нет, он не причинит Франциску вреда, даже он на такое не способен. Но дальнейшие события развеяли ее иллюзии – муж и сын королевы продолжили сражаться, и Генрих прилагал все возможные усилия, чтобы она едва не теряла сознание от страха. Франциск был хорошим воином, но до отца ему было далеко – Генрих всегда славился своими навыками, помогавшими ему и в сложном бою, и на опасной охоте; на Франциска работал юношеский азарт, а на Генриха − многолетний опыт и желанная цель. Когда его меч, словно бы случайно, в третий раз рассек кожу сына, Екатерина сдалась: − Генрих, − позвала она его, и он не заставил долго ждать, почти сразу отложив меч и подойдя к ней, − прекрати это, − она все еще не пришла в себя от его бессердечной выходки, чувствуя, как подкашиваются колени и дрожит голос. − А ты прекратишь упрямиться и подчинишься моей воле? − спросил он, даже не отрицая, что затеял все это, лишь бы доказать свое превосходство. Екатерина отчаянно искала в его лице прежние черты – он был вспыльчивым, нервным, порой агрессивным, но он никогда не был жестоким, и он всегда любил своих детей. Он мечтал о них и ради их появления терпел все эксперименты, что проводили над тогда еще не королевской четой лекари со всей Европы; он ждал своих детей вместе с Екатериной, присутствовал при их рождении и при всей своей занятости находил время иногда поиграть с ними. Но сегодня он намеренно ранил сына, лишь бы заставить его мать пойти в услужение к кухарке. И как ни старалась она разглядеть в нем прежнего Генриха, в его глазах Екатерина видела лишь своенравие и уверенность в собственной вседозволенности. − Хорошо, но немедленно останови ваш поединок. И Франциска с Марией не должно быть на вечернем приеме, − догадываясь, во что превратится вечер, она теперь стремилась оградить от малоприятного зрелища сына. Как дофину, ему следовало бы присутствовать и набираться опыта в управлении государством, но лучше защитить его от созерцания безумия отца и позора матери. − Договорились, но не вздумай выкинуть что-нибудь… в твоем стиле. Думаю, из тебя получится превосходная фрейлина… послушная и соблазнительная, − он довольно улыбнулся и невесомо скользнул пальцами по ее шее, а Екатерине захотелось ударить его со всей силой, на которую она только была способна. − Франциск, мы закончили на сегодня. Ты станешь прекрасным королем, сын мой, − Генрих похлопал его по плечу и покинул зал. − Все в порядке, мама? О чем вы говорили? Вы хорошо себя чувствуете? На вас лица нет, − Франциск засыпал ее вопросами, и Екатерина ощутила первую положительную эмоцию за последние дни. Он всегда заботился о ней, даже когда был совсем ребенком. Если бы не Мария, ни одна ссора не омрачила бы их отношения. Екатерина искренне порадовалась, что, в силу своей молодости, он не осознавал причины ее беспокойства. − Все хорошо. Меня просто мучает головная боль. А вот тебе нужно сходить к Нострадамусу – он должен обработать твои раны, − Франциск поморщился – придворный прорицатель никогда ему не нравился, но Екатерину не слишком это волновало. Здоровье своих детей она могла доверить только Нострадамусу. − Если тебе настолько не хочется идти к нему, я схожу с тобой. В качестве поддержки, − она улыбнулась и погладила его светлые волосы, так похожие на ее собственные. Франциск кивнул в знак согласия, и они вместе направились в лазарет.

***

Двери тронного зала послушно распахнулись перед Екатериной. Сделав несколько глубоких вдохов, она уверенно прошла внутрь. Никто никогда бы не догадался, каких трудов ей стоила эта внешняя уверенность. Как она и ожидала, после утренних событий к ней больше не обращались «Ваше Величество», называя в лучшем случае «мадам», а то и вовсе обходились без обращений. Слухи разносились по замку мгновенно, и каждый так и норовил проверить их правдивость. Екатерине казалось, все брошенные на нее взгляды остались в ее памяти навсегда − давно на нее не обрушивалось такого количества откровенного злорадства. Вспомнив ехидные усмешки и дерзкие замечания, она мысленно пообещала себе как следует наказать всех тех, кто слишком рьяно стремился угодить королю, унижая при этом королеву. И все же среди исходивших злобой придворных довольно часто встречались те, что смотрели на нее с сочувствием. Екатерина терпеть не могла жалость, тем более, по отношению к себе, но эти люди доказывали, что прибравшая Генриха к рукам Пенелопа надоела двору еще больше ненавистной королевы. Хоть какую-то пользу принесла эта маленькая ведьма − количество сторонников королевы неуклонно росло день ото дня. Вынырнув из потока неприятных размышлений, Екатерина обратила внимание на зал. Ее удивило, что он был слишком пышно украшен. Еще более странным казалось присутствие в помещении музыкантов. Либо все это было результатом жалких потуг бывшей кухарки заняться организацией важного мероприятия, либо Генрих, в очередной раз поддавшись безумию, перепутал встречу с самыми значимыми людьми в королевстве с праздничным торжеством. Поискав мужа взглядом, королева обнаружила его в окружении вельмож, явно пытавшихся в чем-то его убедить. Пенелопа стояла рядом с выражением великой скуки на лице. На ее голове красовалась одна из самых любимых диадем Екатерины, что стало еще одной причиной раздражения королевы. Несмотря на свое обещание изображать примерную фрейлину, она все же одела свою собственную сверкавшую великолепием камней корону. Генрих и его шлюха могли говорить что угодно, но в этом она им не уступит. Франциск в зале отсутствовал, а значит, они не смогут использовать ее страхи. По крайней мере, им придется приложить для этого немало усилий, ведь Екатерина не собиралась потакать им во всем, и сегодняшняя встреча была слишком важна, чтобы она появилась на ней без короны, олицетворявшей полноту ее власти. Всех этих людей пригласили сюда в надежде на их поддержку в затянувшейся войне с Габсбургами. Генриха и Екатерину не покидала мысль отвоевать ее итальянские владения. Однако начавшаяся довольно успешно военная кампания грозила обернуться полным провалом, и теперь Генрих вынашивал планы отвоевать у англичан Кале в качестве компенсации за обидное поражение. Самым логичным было обратиться за помощью к Гизам, но Екатерина категорически не желала предоставлять им еще большую власть, чем та, которой они уже обладали. Поэтому они с Генрихом и приняли решение собрать сегодня в королевском замке весь цвет французского дворянства в надежде найти альтернативу всемогущим Гизам. Правда, все это было задумано до того, как женские юбки стали волновать короля больше, чем благо государства. Снова вздохнув и спрятав чувства глубоко в сердце, Екатерина подошла к мужу и его мерзкой пассии. Королева искренне надеялась, что они не успели натворить непоправимых глупостей. Все же ей стоило прийти пораньше и проконтролировать встречу с самого начала. − Добрый вечер, Генрих, − поприветствовала она его и повернулась, чтобы поздороваться с остальными, но муж почти привычно нарушил ее планы, не желая упустить ни минуты удовольствия от своей проклятой игры. − Не «Генрих», а «Ваше Величество», моя дорогая, − раздался его спокойный и довольный голос. Наверняка он думал, что, используя заигрывающие нотки, выглядит привлекательно для всех присутствующих в зале женщин, но Екатерина находила его потуги нелепыми. Такими же нелепыми, как и все, что он делал в последнее время. Она пару раз моргнула и несколько мгновений молча смотрела на него, раздумывая, выполнить ли свое обещание и начать играть абсурдную роль фрейлины кухарки или сделать вид, что совершенно не поняла его намеков. Но воспоминания о пятнах крови на рубашке сына оказались сильнее ущемленной гордости. − Прошу прощения, Ваше Величество, − в конце концов, выдавила она, надеясь, что выбранная интонация достаточно красноречиво сказала Генриху о ее отношении к этому фарсу. Посчитав навязчивое желание мужа временно исполненным, Екатерина предприняла новую попытку обратиться к его собеседникам. Однако он снова ей помешал, вызвав новую волну негодования и ярости, грозивших выплеснуться в самый неподходящий момент. − Не кажется ли вам, мадам, что вы забыли поздороваться с Ее Величеством? − присутствующие удивленно переглянулись между собой, а Пенелопа заметно оживилась. Мерзавец всегда умел ударить ее побольнее, прекрасно понимая, что если склониться перед ним Екатерина еще готова, то перед нахальной бывшей служанкой без его угроз не согласилась бы никогда. − Добрый вечер, Ваше Величество, − опять уступила Екатерина, видя в его глазах все то же пугающее предупреждение, что он дал ей утром. Поразительно, как он не помнил, зачем пригласил сюда своих гостей, но готов был выудить из памяти все слабые места жены, способные заставить ее удовлетворять его безумные прихоти. На лице Пенелопы тоже застыло обещание, обещание выдать королеву и ее любовника. Несомненно, девчонка способна раздуть огромный скандал в присутствии выдающихся представителей дворянства тотчас, что могло существенно навредить Франции. Екатерина почувствовала себя зажатой между молотом и наковальней − они загнали ее в угол, надежно позаботившись о том, чтобы ей некуда было отступать. Поняв, что соперница неумолимо проигрывает, Пенелопа засветилась самодовольством, словно золотая монета на солнце. Прибывшие в замок только утром и не знавшие о болезни короля дворяне по-прежнему с недоумением рассматривали всех участников этой сцены. Безусловно, сегодняшнее зрелище было в новинку для любого присутствующего здесь. Из каждого уголка зала слышался громкий неприятный шепот – двор получил новую тему для разговоров. Екатерина почувствовала, как краснеет от гнева и унижения. Она подумала было выбрать кого-нибудь для непринужденной, но полезной беседы и уже сделала несколько шагов в сторону, но Генрих удержал ее за руку и прошептал почти в самое ухо: − А реверанс? Реверанс для королевы Франции? − Екатерина возненавидела его сильнее, чем когда-либо. Сколько еще унижений он приготовил для нее сегодня? Его хватка стала болезненной, напоминая об угрозе, и она снова подчинилась, с трудом заставив гордость замолчать. Реверанс вышел коротким и неглубоким, но изящным − уроки, полученные в далекой юности, не прошли даром. Выпрямившись, Екатерина с ненавистью посмотрела на фаворитку мужа. Если бы не она и ее вчерашнее предложение, ничего этого не произошло бы. Возможно, Генрих снова ощутил бы необходимость в своей королеве, как случилось на последней аудиенции, и выгнал бы жадную нахалку даже из замка − он любил без сожалений избавляться от надоевших вещей. Но как только перед ним возникла заманчивая перспектива проверить гордость жены на прочность, все остальное резко отошло на второй план. Гости, почувствовав себя неловко и не получив должного внимания, начали разбредаться по залу, и Екатерина осталась в обществе мужа, его отвратительной пассии и еще нескольких охочих до сплетен придворных. Генрих, казалось, притих после пары удачных выходок, но зато теперь подала голос не в меру находчивая Пенелопа. − У меня нет более верной и талантливой фрейлины, − прощебетала она, наслаждаясь своим триумфом. − Почитаете мне сегодня что-нибудь, Екатерина? − королеву заинтересовало, откуда Пенелопа взяла информацию об обязанностях фрейлин. Если бы она с таким же рвением служила ей, Екатерина, возможно, перевела бы ее в разряд любимиц. − Конечно, Ваше Величество. У меня даже есть книга на примете, думаю, она будет вам очень полезна. Вы когда-нибудь слышали о Псалтыре? Обучает грамоте в два счета. Жаль, что она не встретилась вам раньше, − мстительно ответила королева, прекрасно зная, что глупая простолюдинка не умеет читать. Екатерина согласилась стать ее фрейлиной, но отказаться от колкостей согласия не давала. Впрочем, не похоже, чтобы это не нравилось Генриху − его искренний смех раздался совсем рядом, заставляя Пенелопу недовольно поджать губы, а королеву еще раз убедиться, что всех своих женщин он использовал исключительно для собственного развлечения. Он делал больно фаворитке и совершенно не переживал по этому поводу, с интересом наблюдая за их с Екатериной схваткой и наверняка делая ставки, кто первой достигнет точки кипения. − Спасибо за совет, мадам. В свою очередь, могу порекомендовать вам книгу, в которой иллюстраций больше, чем слов. Полагаю, вам будет полезно получить более глубокие знания об искусстве любви. Я слышала, вы питаете трепетную привязанность ко всем видам искусства, − она довольно усмехнулась, а Екатерина вспыхнула, пораженная ее нахальством. Откуда она знает об этой книге и где набралась умных слов? Неужели на проклятой кухне? И на что она намекала − на ее холодность к Генриху, о которой уже много лет судачили все в замке, или на любовника, о связи с которым, к несчастью, знала? В любом случае, она заслуживала, чтобы ее чересчур болтливый язык укоротили на нужную длину. Генрих опять рассмеялся, и Екатерине захотелось оказаться как можно дальше отсюда, лишь бы не слышать этих отвратительных звуков. − Не сомневаюсь, Ваше Величество, что вы знаете об искусстве любви все, иначе вас здесь просто не было бы, − она ожидала, что на этот раз Генрих разозлится, услышав в ее словах насмешку над собой, но он лишь довольно хмыкнул и неожиданно крепко обхватил ее за талию, вынудив Екатерину занервничать. На такой эффект она не рассчитывала. − Арман, − обратился он к одному из дворян, неизменно ошивавшихся рядом, чтобы потом с бахвальством расточать самые мерзкие и лживые слухи, − что вы думаете о королевских фрейлинах? По-моему, они прекрасны в своей дерзости, − поинтересовался король, неприятно удивив Екатерину. Его внимание начало смещаться в опасную сторону. Нужно было напомнить ему, что для подобных развлечений у него есть Пенелопа и еще десяток подобных ей потаскух. − Я нахожу их самыми яркими и умными женщинами во всей стране, Ваше Величество, − подобострастно отозвался дворянин, титул которого Екатерина даже не потрудилась запомнить. Его взгляд оценивающе заскользил по ее телу, вызвав у королевы легкую дурноту. Хватка Генриха стала крепче − с некоторых пор он не слишком спокойно относился к тому, что другие мужчины рассматривали его жену, даже если они смотрели на нее как на собеседницу во время ничего не значащего разговора. − Совершенно с вами согласен. Особенно мне нравится, что они славятся своей порядочностью, − его пальцы стиснули ее еще сильнее, грозя оставить синяки, и Екатерина недовольно вздохнула. Генрих совсем выжил из ума, раз провоцировал сам себя. − Екатерина, разве в обязанности фрейлин не входит подношение вина своим монархам? − снова подала голос Пенелопа, и королева впервые была ей благодарна. О, она с удовольствием поднесет ей вина. Правда, ручаться, что рука с ядом случайно не дрогнет над бокалом, не может. − Думаю, для этого стоит позвать кого-нибудь еще, − хорошо знавший мастерство Медичи Генрих разгадал ее мысли, разочаровав обрадовавшуюся было Екатерину. − Почему бы нам не отложить наши дела до завтра и не развлечься хорошенько этим вечером? − неожиданно объявил он, и эхо его голоса прошелестело по залу. Уже успевшие отведать хмельных напитков гости не выказали большого удивления. В конце концов, это была далеко не самая шокирующая выходка короля. − Генрих… Ваше Величество, все эти люди прибыли сюда, чтобы обсудить свое участие в войне, мы не можем отложить эти переговоры, если не хотим потерять наших возможных союзников, − Екатерина предприняла отчаянную попытку образумить его, не желая окончательно превращать тщательно спланированную встречу в увеселительное мероприятие. Не стоило после этого рассчитывать на помощь уважаемых во всем королевстве людей, многие из которых и без того были недовольны политикой Генриха. − С каких это пор придворные дамы занимаются государственными делами и спорят со своим королем? − он продолжал свою дурацкую игру, заставляя Екатерину злиться все больше и призывать на помощь все свое терпение. Как же ей надоело это дешевое представление. − Генрих, ты не можешь заменить имеющие значение для всего государства переговоры танцами и прочими развлечениями, − она не собиралась сдаваться и идти у него на поводу. Не так просто было собрать столько самых разных людей здесь, заинтересовав их перспективой участвовать в войне, чтобы теперь вместо денег и ратных подвигов предложить им вино и безумные идеи короля. Возможно, действительно стоило отвлечь их внимание каким-нибудь торжественным обедом и попытаться за сегодняшний вечер привести Генриха в чувство настолько, чтобы завтра он смог решить государственные дела, но обида за публичное унижение и природное упрямство Екатерины одержали победу над здравым смыслом. Он достаточно поглумился над ней и ее гордостью. Неужели ему недостаточно того, через что он уже заставил ее пройти? − Вы сказали что-то о танцах? По-моему, это отличная идея. Господа, я настаиваю на том, что мы все должны сегодня веселиться, − король сделал неопределенный жест рукой, и зал немедленно наполнила музыка. Гости без особых возражений последовали его совету − еда и выпивка уже подействовали на них соответствующим образом. Все приглашенные танцевали, продолжали пить и искать себе спутниц на сегодняшнюю ночь. Но было то, что объединяло их всех – они говорили. Поводов для разговоров Генрих им дал предостаточно. Они, несомненно, обсуждали все, что произошло, и наверняка задавались вопросом о душевном здоровье короля. Уже завтра вся Европа будет знать, что он окончательно сошел с ума. Погрузившись в размышления, Екатерина не заметила, что они с Генрихом и Пенелопой остались втроем. − Почему моя королева так плохо одета? − послышался его голос, и определить, что он вложил в этот вопрос − издевку, разочарование или невинную шутку − было крайне сложно. Екатерина замерла, раздумывая, что сказать. Не то чтобы Генрих обращал внимание на ее наряды, но он никогда не выказывал недовольства ими. И даже двор, всегда настроенный к ней враждебно, восхищался ее вкусом. Екатерина приложила для этого немало усилий, поэтому удар, нанесенный мужем по ее самолюбию, оказался более чем болезненным. И только посмотрев на Генриха, она поняла, что он говорил не о ней, а о девчонке. Об этой проклятой Пенелопе. Задумавшись о гостях, она совсем забыла, что мерзавка все еще была здесь. − Это ваша обязанность, Ваше Величество – обеспечить королеву лучшими нарядами, − не удержавшись, съязвила Екатерина. Она и так слишком долго и правдоподобно играла свою роль. − Полагаю, я обеспечиваю ее достаточным количеством платьев, а вот помочь ей подобрать наиболее подходящее – как раз ваша обязанность… Как фрейлины, разумеется, − на его лице появилась довольная ухмылка, окончательно выведшая ее из себя. Только следить за гардеробом проклятой кухарки ей не хватало. − Я не собираюсь одевать твою шлюху, Генрих. Достаточно и того, что эта дрянь носит мои короны, − обида, копившаяся уже давно, готова была вырваться наружу. − Не смейте оскорблять мою королеву, мадам, − он угрожающе понизил голос, заставив Екатерину немного умерить пыл. Возможно, она все же погорячилась. А ведь ей удавалось весь вечер не позволять темной стороне мужа вырваться наружу. Если раньше он развлекался, то теперь в его голосе послышались гнев и ярость. − Генрих, это не смешно. От этого представления только ты получаешь удовольствие. Посмотри, даже девчонке оно наскучило, − Екатерина указала на Пенелопу, расстроенную слишком большим количеством внимания короля к жене, а потом сообразившую, что его неприятные, почти оскорбительные слова относились к ней самой, и теперь боровшуюся с подступавшими слезами. − Ваше Величество, почему бы вам не отправиться к себе, чтобы немного успокоиться, − обратился Генрих к своей красной от обиды и стыда фаворитке. В кои-то веки та не стала спорить и практически побежала к дверям. На этот раз она проиграла, и Екатерина почувствовала, как удовлетворение приятно разливается по телу. − Я бы пригласил тебя на танец, но ты ведь откажешь. Ты всегда мне отказываешь, − совершенно неожиданно заявил Генрих и, схватив ее за руку, потащил куда-то сквозь толпу. − Генрих, куда мы идем? − спросила Екатерина, с трудом поспевая за ним и уворачиваясь от танцующих пар. Что он придумал на этот раз? Она уже успела понадеяться, что после исполнения своей прихоти он, наконец, оставит ее в покое, и она сможет незаметно удалиться к себе. Бессонная ночь, обиды, напряжение и головная боль сделали свое дело − королева безумно устала. − Мы идем к тому месту, которого тебе так не хватает, − его хватка стала почти невыносимой, свидетельствуя о том, что жестокость короля грозила вырваться наружу. Они сделали еще несколько шагов, и Екатерина поняла. Трон. Он тянул ее к трону. Нехорошее предчувствие охватило королеву; ей захотелось вырваться и оказаться как можно дальше отсюда. Генрих снова что-то задумал, и по неизвестной причине это пугало ее еще больше, чем обычно. Возвышение, на котором находился королевский трон, оказалось в непосредственной близости перед ними. Генрих мгновенно преодолел ступеньки, не обратив внимания, что скорость Екатерины не совпадает с его собственной. В результате она запнулась и чуть было не растянулась на полу, но он вовремя подхватил ее, и не успела Екатерина и глазом моргнуть, как оказалась на коленях сидящего на троне Генриха. − Что ты делаешь? − она удивилась еще больше, когда он развернул ее боком. Подобные действия были чересчур неприличными, и муж никогда не вел себя так фривольно по отношению к ней. − Ты же хотела свой трон. Я решил исполнить твое заветное желание, − в его голосе послышалась злоба. − Считай, что заслужила его удачным выполнением обязанностей, − Екатерина снова ощутила прилив гнева − она имела полное право требовать положенного ей места. − Но это не мой трон, − сказала она первое, что пришло в голову, еще не придумав, как реагировать на очередную смену настроения Генриха и не желая лишний раз нарваться на его жестокость. − Верно, он мой. Но, думаю, здесь тебе понравится даже больше. Ты ведь всегда мечтала о власти, настоящей власти, − он притянул ее за талию ближе к себе, а она дернулась, как от пощечины. Генрих опять выворачивал все наизнанку − власть никогда не являлась главной в ее жизни, но, законно получив ее, она не собиралась от нее отказываться. Ткань платья жалобно затрещала в его железной хватке, и Екатерина испугалась по-настоящему. Происходящее все больше выходило из-под ее контроля. − Ты понимаешь, что говоришь? − она прервалась на полуслове, с ужасом ощутив, как его рука скользнула между их телами и, забравшись под платье, коснулась ее ноги. − Генрих, что ты… − снова попыталась спросить Екатерина, судорожно пытаясь придумать, как изменить его настроение. Чем больше прогрессировала его болезнь, тем меньше оставалось в нем человеческого. Иногда королеве казалось, что ее мужем теперь владели лишь похоть и жажда крови, ничего другого в его жизни просто не осталось. Похоть сменяла кровожадность, кровожадность уступала похоти, напоминая замкнутый круг. Этому кошмару не видно было конца, и мысль о том, что только смерть освободила бы Генриха от страданий, причиняемых им другим и самому себе, все яснее формировалась в голове Екатерины. Каждый раз, когда она думала об этом, ей хотелось высечь саму себя за то, что надежда в ее сердце слабела день ото дня. − Замолчи, − бросил он, опаляя горячим дыханием шею королевы и скользя ладонью по ее бедру. − Что ты себе позволяешь? Немедленно отпусти меня, − она снова дернулась вперед, надеясь освободиться от его объятий и унизительных ласк, но он вдруг больно ущипнул чувствительную кожу, спрятанную под слоями юбок, и прошипел: − Ты все равно никуда не уйдешь, а вот я могу позвать за Франциском. Хочешь, чтобы твой сын увидел, как я беру тебя на королевском троне? − его губы коснулись мочки уха, и Екатерина ощутила, как волна страха прокатилась по телу. Он снова использовал сына, и его тон был убедительнее слов. Нет, она сделает все, лишь бы он не втягивал их мальчика в свои грязные игры. Муж не отпускал ее, значит, нужно, чтобы он сам захотел ее ухода. − Генрих, здесь не место для этого, − она поменяла тактику, рассчитывая переключить его внимание. − Если ты желаешь развлечься подобным образом, пошли за своей девкой, она доставит тебе гораздо больше удовольствия, чем я. − В том-то и дело, дорогая. Я не желаю ее или кого-либо еще, я желаю тебя, − его рука под юбкой вынудила ее шире развести ноги. Немыслимо. Все это было немыслимо. Неужели она так убедительно сыграла свою роль, что он на самом деле принял ее за всегда готовую задрать юбку перед королем фрейлину? − Прекрати, я не одна из твоих потаскух, − вцепившись в подлокотник кресла, Екатерина попыталась встать, но он прижал ее так крепко, что она испугалась услышать хруст собственных ребер. − Конечно, нет. Ты фрейлина моей королевы, и твоим главным желанием должно быть желание служить мне, твоему монарху, − ладонь Генриха принялась настойчиво оглаживать внутреннюю сторону ее бедра. − Хватит повторять это снова и снова! Я не фрейлина твоей королевы, я и есть твоя королева! – эмоции все же взяли над ней верх, и Екатерина надеялась, что дрожь, прошедшую по ее телу, вызвала вспышка праведного гнева и возмущения, а не удовольствие от прикосновений мужа. Не могла же ей быть приятна подобная мерзость… − Тем более. Главная обязанность королевы состоит в исполнении любого желания ее короля. Еще, конечно, в обеспечении королевства наследниками, но с этим у тебя проблем нет. Хотя кто знает, может, совсем скоро ты подаришь мне еще одного, − эти слова задели ее настолько, что на миг она даже забыла о непотребстве, которое творил ее муж. Он ведь знал, что ударил по больному – не мог же он просто выбросить из головы их несчастных близняшек, их девочек, что едва не стоили ей жизни и навсегда отняли возможность снова стать матерью… − Генрих, остановись. Нас может кто-нибудь увидеть. Ты опозоришь и меня, и всю Францию, − с огромным усилием проглотила обиду Екатерина, чувствуя, как его рука неуклонно поднимается все выше. Как же прекратить это безумие? Никогда прежде она не думала, что муж способен испытывать такое желание к ней, поэтому совершенно не представляла, как это желание остудить. − Успокойся и перестань сопротивляться, и никто ничего не заметит. Гости выпили уже достаточно вина, а музыканты из кожи вон лезут, чтобы заставить всех танцевать. Никому нет до нас дела, − в зале действительно стоял дикий шум, вино лилось рекой, а гости громко хохотали, переговаривались между собой и время от времени танцевали; удивительным образом за столь короткий срок обычный светский прием превратился в вакханалию. − Все-таки идея с музыкой была гениальна. − Ты… − она запнулась, когда он, наконец, коснулся того, до чего, похоже, пытался добраться добрую половину вечера, − спланировал это заранее? − Нет, но с тех пор, как я увидел тебя сегодня, эта мысль не давала мне покоя. Может быть, я немного перестарался с приказами, но раболепное желание наших гостей угодить мне, веселясь до упаду, нам сейчас очень на руку, − горячо прошептал он ей на ухо, медленно и почти лениво двигая ладонью под юбкой; и тело начало предавать королеву, уступая томительно-жаркому ощущению между ног. − Они не хотят тебе угодить… они боятся тебя... − говорить становилось все труднее, и Екатерина начала понимать, почему женщины так часто не могли отказать Генриху − он умел доставить наслаждение, но то, где и почему он делал это сейчас, заставляло королеву ненавидеть саму себя за то, что не могла противостоять его ласкам, − отпусти меня… я… я не хочу этого, − борясь с рвущимися наружу стонами, в последний раз попросила она. − Если не перестанешь сопротивляться, я заставлю всех, включая Франциска, смотреть на то, что делаю с тобой, − он начал терять терпение, и, помня все его выходки, Екатерина вполне верила, что он мог воплотить свою угрозу в жизнь. − Генрих, я прошу тебя, раз ты этого так хочешь, давай отправимся в мою спальню и сделаем все, как полагается, − смирившись с тем, что он желал получить ее именно сейчас, Екатерина теперь готова была на все, лишь бы это не произошло прямо в тронном зале в присутствии древнейших родов Франции. Она пыталась переубедить его, но влажные поцелуи, покрывавшие ее шею, мешали связно думать. − Чтобы ты нашла способ избавиться от меня по дороге? Или испробовала на мне какую-нибудь дрянь из арсенала твоего ручного провидца? Нет, я не позволю снова отказать мне, − его движения стали более резкими и агрессивными, но все равно продолжали приносить Екатерине запретное удовольствие. Она сдерживалась из последних сил, чтобы не вскинуть бедра ему навстречу. − О чем ты говоришь? Я… я никогда не отказывала тебе, − королева прикусила губу, чувствуя, как наслаждение вопреки ее воле течет по венам, концентрируясь внизу живота. − Неужели? А когда я просил тебя остаться со мной после того случая с герцогиней? Ты отказала мне, − Екатерина почти соскользнула с его коленей, но Генрих свободной рукой крепче прижал ее к себе, удерживая на месте. − Это… это был единственный раз. Я не… я не хотела разрушить наше хрупкое перемирие. Если бы ты попросил снова, я бы согласилась. Но ты сам… сам все испортил с этой… девкой… − королева зажала ладонью рот, чтобы никто не услышал тихих стонов, которые она больше не в состоянии была удерживать в себе. − А что было до этого? Ты всегда использовала нашу постель лишь для зачатия наследников… Они нужны были тебе… Я был нужен тебе только, чтобы остаться королевой и получить побольше власти. Каждый раз, позволяя мне касаться тебя, ты думала лишь об этой проклятой власти, − его рука замерла, и Екатерина решила, что сладкая пытка, наконец, закончена, но уже через мгновенье почувствовала, как его пальцы проникают внутрь и, не позволив к ним привыкнуть, начинают двигаться – быстро и совсем не нежно. − Ты… ты действительно сошел с ума. Я… я всегда любила тебя… Нам нужны были дети… У меня не было выбора… Я говорила тогда… − мысли путались, разум уступал ощущениям, ставшими настолько яркими, что она готова была позабыть, где находится. Если бы не это проклятое место и бессердечные угрозы Генриха, она сама бы попросила взять ее как можно скорее − желание ощутить его полностью стало почти невыносимым. − Тогда ты тоже легла со мной лишь для того, чтобы не остаться без головы. Ты заставила меня поддаться воспоминаниям, а сама наверняка думала о том, как сохранить в тайне вашу с Ричардом связь. До сих пор не могу поверить, что вы морочили мне голову столько лет. Если бы ублюдок уже не был мертв, я убил бы его снова и заставил тебя на это смотреть, − в этот раз она не стала отвечать, решив, что лучше держать рот закрытым – вряд ли она смогла бы озвучить что-то, хотя бы отдаленно напоминавшее связную речь. Не стоило выдавать свою слабость еще больше. Екатерину всегда поражало, какой эффект производил на нее Генрих – все ее существо стремилось к нему. Даже годами не получая от мужа ни капли внимания, она готова была ради него на все. Она пыталась с этим бороться, но то, что происходило в эти минуты, доказывало, что ее усилия тщетны: после стольких обид и унижений, после того, как он едва не сделал их сына бастардом, после того, как попытался убить ее, после того, как отдал ее корону кухарке, она все еще испытывала удовольствие от его ласк, даже настолько унизительных. Все, что Екатерина могла делать сейчас – это придерживать юбку, благодаря Бога за то, что сегодня выбрала пышный ее вариант, позволявший хоть немного скрыть ее позор, приглушать стоны, зажимая свободной рукой рот, и ждать, когда наслаждение достигнет вершины, позволив закончить этот вечер, превратившийся в кошмар. Но вопреки надеждам королевы, пытка унижением не прекратилась. Когда внутренние мышцы ее тела сократились в последний раз, и рука Генриха вынырнула из-под юбки, Екатерина, наконец, позволила себе расслабиться и, развернувшись, уложила руку на шею мужа. Но совсем скоро поняла, что он не собирается останавливаться на достигнутом. Генрих попытался сменить позу, и, с трудом совладав с волнением, она спросила: − Что ты хочешь сделать? − Екатерина посмотрела ему в глаза, надеясь увидеть в них хотя бы секундное просветление, но король по-прежнему был безумен. − Разве не очевидно? Собираюсь продолжить начатое, − на его лице застыла свирепая решимость, граничившая с одержимостью. − Генрих, нет. Это мы скрыть не сможем, − она просто не переживет, если он самом деле осуществит задуманное. В воображении мгновенно возникла картина, как он безжалостно задирает юбку и врывается в податливое тело под аккомпанемент шокированных возгласов и улюлюканье пьяных гостей. Лучше умереть прямо сейчас, только не повторился бы весь тот ужас, который она надежно похоронила в своей памяти. − К черту. Все и так знают, что ты принадлежишь мне, − рука Генриха до боли вцепилась в ее бедро. − Хорошо, мы продолжим, но только не здесь. Я прошу, я умоляю, давай уйдем отсюда. Согласись пойти в мою спальню, и я сделаю все, что ты пожелаешь, но не заставляй меня проходить еще одно испытание, умоляю, − Екатерина наплевала на гордость, лишь бы заставить его отказаться от идеи, рождавшей в ней ни с чем не сравнимый страх. − Какое заманчивое предложение, − Генрих ослабил хватку, ненадолго задумавшись, и королева взмолилась всем известным богам, лишь бы он принял ее предложени. − Я согласен, − через некоторое время озвучил он свое решение, − но имей в виду, ты действительно сделаешь все, что я захочу, или мы вернемся сюда вместе с Франциском, даю слово. Екатерина кивнула, и, поднявшись с трона, они направились к выходу