Проблески счастья

И снова кайф разливается по венам. Почти как от её взгляда. Совсем чуть-чуть слабее. Наркота слабее взгляда. Это уже действительно помешательство. Губы искажает блаженная улыбка. Господи, и хера он страдал эти три дня, если можно было просто уколоться?! Сейчас было плевать на окружающий мир. Сейчас было плевать на всё. Вот он - главный плюс наркотиков. Они позволяют забыться. Возможно, это даже того стоило. Возможно... Если бы не ломка. А она была неизбежной частью всего этого. Где-то раздаётся хлопок. Эмоций, выжженных дурью, не хватает даже на простое удивление. Всё, чем он ограничился, - похуистическая мысль. Ну и что? Пусть хоть землетрясение. Главное - никакой боли. И никаких зелёных глаз. Господи, как он ненавидит этот цвет. Как он ненавидит себя за то, что по-прежнему помнит. Каждую эмоцию, отражающуюся в них, помнит. И убивает себя этим. Внезапно, его взгляд упирается в неё. Такую обычную, родную. С собранными в хвост волосами, в черной майке и в короткой белой юбке. Без макияжа. И чёрт, даже такая она невероятная. Такая охеретьнужная. Аманда пораженно смотрит на него, а её зелёные глаза выражают молчаливый укор. Жаль, что это просто доза. Наркотический угар унесёт с собой и эту прекрасную фантазию, оставив его гнить в одиночестве. - Ты что под кайфом? Голос как будто раздаётся не в его голове, а совсем рядом. Но он-то прекрасно понимает, что это невозможно. А рука уже непроизвольно тянется куда-то вперед, несмотря на протесты мозга. Это же просто глюк. Ебаные последствия наркоты. - Я под тобой, детка, - с тупой улыбкой выдавливает он, понимая, что выглядит глупо. До ужаса глупо. И все равно улыбается. В пустоту, блять, улыбается. Оливер на коленях подползает чуть ближе к видению и слышит, как оно фыркает. Совсем как настоящая Аманда. Совсем-совсем так же. От этого щемящая боль заставляет задыхаться. Буквально переламывает его. Дыхание сбивается. Господи, почему её невероятный запах преследует его? Постоянно. Искушение вдохнуть его слишком велико. Но Оливер прекрасно понимает, что сломает себя до конца. До последних извилин мозга. И почему-то все равно похер. - Сайкс, - она морщится, будто ей противно произносить его фамилию. Возможно, так и было. Почему он вообще воображает её именно такой? Почему не может представить, что целует её? - Я забыла здесь свои любимые сережки. Какие к черту сережки?! В не затуманенной дурью части головного мозга всплывает воспоминание. Глаза закрыты. Просто постараться не думать. Представить, что я уже сдох. - Ух ты, какие красивые сережки! Голос Ханны прорезает барабанные перепонки. Я сморщиваюсь, думая, как выгнать её отсюда. - Если хочешь, забирай. Её лицо загорается детским восторгом, и я в ужасе думаю о том, что она сейчас бросится меня целовать. Но, к счастью, обошлось. Ханна просто благодарно улыбнулась. Он что отдал серьги Аманды ей?! Нет. Ну нет, пожалуйста. - Ты же не потерял их? - настороженно и как-то жалобно спрашивает она. Видимо, в его глазах появилась жуткая вина и они выдали его. С головой. - Пожалуйста, скажи, что не потерял их. Но Оливер молчит. Вдалбливается глазами в её лицо и молчит. Черт, он столько раз придумывал, что скажет ей, как вернет ее, как объяснит ей все. А сейчас не мог выдавить ни слова. Только хлопал глазами как идиот. Черт, он и был идиотом. Таким конченым кретином. - Я... Я найду, - он подползает к ней на коленях, а она испуганно отшатывается. Внутренности будто ударяют кнутом. Зубы прокусывают нижнюю губу. - Аманда, пожалуйста. Господи, он разговаривает сам с собой. Захлебывается в слезах и словах к пустоте. Ее нет здесь. И больше никогда не будет. Остается только охеревать от своей фантазии, которая смогла изобразить любимую так реалистично. Охеревать и ненавидеть одновременно. Он ведь так пытался забыть эти зеленые глаза. Да и кого он обманывает? Забыть эти глаза невозможно. - Я зайду позже. Воображаемая Аманда презрительно щурится, внимательным взглядом проходясь по комнате. Старательно избегая его. Оливер чувствует нарастающее напряжение в груди. Она не может уйти еще и в его воображении. Это просто невозможно. - Ты не можешь уйти. Ты плод моего воображения, а значит, не можешь уйти, - он лихорадочно убеждает в этом самого себя. Тонет в своей панике. А его фантазия, словно издеваясь, делает шаг назад. Зелёные глаза наполняются чем-то прозрачным. Конечно слезами. И Оливер чувствует, что горло сдавливает. Воздух застревает около гортани и душит его. Всему виной её глаза. В которых снова отражаются его раскаяние и ее боль от предательства. Она теперь всегда будет смотреть так? Даже в воображении? Мурашки расплавляют последние крохи выдержки. Он сдерживает гортанный стон, пытается понять что вообще происходит?! Сердце больно ударяет по ребрам, и Оливер ближе подползает к своей галлюцинации. - Мне нужно, - она замолкает, то ли давясь дыханием, то ли не найдя нужных слов. - Мне тоже очень нужно, - Оливер прислоняется губами к ее коленке. В этом жесте есть что-то настолько интимное, что она пораженно выдыхает от такой наглости. Он бы и сам охерел. Если бы не знал, что это отголоски сумасшедшей фантазии. Если бы она действительно была рядом, он бы не вел себя как кретин. Что-то давило сверху еще сильнее прижимая его к полу. Заставляло падать еще ниже. Хотя, куда уже? Ее глаза уже в паническом порыве устремляются к окну. Потом к стене. Да куда угодно, только не на него. Он целует ей ноги, а она ищет повод, чтобы уйти. Какая, блять, ирония. - Отпусти меня, - хрипло выдыхает. Ее слезы уже везде. В ее глазах, в ее горле, на ее щеках. Они уже даже в нем. Оливер давится ими, они разъедают. Блять, Аманда, прекрати ныть. Ты же знаешь, что я не умею утешать. Не умеет утешать. По памяти ударяет разговор с Ханной, в котором она сказала точно так же. Да, она была практически его отражением. Нахер ненужным, но его. В отличии от Аманды, ссоры с которой могли начинаться из-за самой незначительной мелочи. Она определенно ему не подходила. Только выпрыгивающее через глотку сердце, разрывающееся от боли, с этим не соглашалось. Оно скорее готово было разорваться, чем подпустить к себе кого-то другого. Почему мы бежим от боли внутри? Не проще ли вытерпеть все сразу, чтобы потом просто забыть? Сейчас, глядя на неё, он мог ответить на этот вопрос. Потому что остается надежда. Такая крошечная, что кажется, будто ее и нет. Но она есть. И ты до самого выздоровления надеешься. В пустую. - Нет, это ты отпусти меня. Он чувствует кожей её всхлип. Дрожью отвечает на него. - Я рассыпаюсь на куски. Понимаешь? Ты, блять, понимаешь?! - он истерически кричит на неё. Просто не сдерживает эту раздирающую потребность. Как-то отдаленно замечает, что уже совсем загнулся, касается лбом пола. Перед глазами мелькают счастливые моменты, а в голове песня, написанная ей. - Оливер, мне пора, - от былого отчаяния не остается ни следа. Ее голос холоднее льда. Он колет каждый нерв, намеренно сжимает пучок чувств внутри, искажает восприятие. Лишь бы не сдохнуть сейчас. Это какой-то невероятный передоз. Передоз зелеными глазами и очаровательной белозубой улыбкой. - Не оставляй меня. Скулит, как раненый пес. Смотрит на нее преданными глазами, безмолвно извиняясь. Но это же так в её стиле. Наблюдать за тем, как он страдает, и спасать в самый последний момент. Или не спасать. Это просто пиздец, как в её стиле. Она молча отстраняет его от себя, словно надоевшую игрушку. Просто откидывает ногой. Сама в ужасе застывает от этого и с плохо скрываемой жалостью смотрит, как он ловит ртом воздух. Такой сломанный, одурманенный наркотиками и её глазами. Её таким блядски родным запахом. И нахер бы она не нужна, если бы ни ее глаза и запах. Только они не изменились с момента их знакомства. С того момента, когда он летал в облаках при одном взгляде на неё. Но все проходит. Она не простит его. Оба это понимают. Оливер обхватывает колени руками, словно маленький ребенок, которому страшно оставаться одному в большом и безлюдном доме. Может быть, так и было. Аманда разворачивается, направляется к двери, и Оливер, не выдержав, бросает ей в след: - Ну и проваливай! Я сам справлюсь! У меня все получится, слышишь?! Ты еще пожалеешь об этом! Ты, блять, пожалеешь, что не дала мне всего одного шанса... Крик становится слишком хриплым. Как будто он скримит. Она всего на секунду останавливается, а потом делает шаг за дверь. Оливер поднимает мокрое лицо вверх, так и не поняв, что же это было. Галлюцинация или реальность? И самое главное. Как ему теперь вообще продолжать существовать?! Тишину разрывает пронзительный, душераздирающий вопль.