Ледяное пламя любви

ГЛАВА 8

В тот день мне было очень стыдно перед Аоки-семпаем за то, что я гуляла с Окуто-сенсеем, который ей так нравился. Настолько, что я на следующий день я так и не пошла в школу. Иногда сестры Умико, Ширакава-семпай – и даже сама Аоки-семпай – заходили проведать меня. Они приносили мне всяких вкусностей – особенно мне нравился карри Аоки-семпая – и пытались вывести меня на улицу, но я притворялась больной, и каким-то образом у меня получалось поддерживать этот образ. Окуто-сенсей стал навещать меня чаще. Сначала через два дня, потом через день, и в итоге он стал навещать меня ежедневно. Он даже помог мне написать справку от лица моих родителей, что я болею и могу некоторое время не ходить в школу. Мы чаще гуляли с ним, прячась от всех остальных – это было очень волнительно и от этого очень интересно и… приятно. Он рассказывал о себе, о своем детстве, о том, как директор принял его на работу учителем физкультуры несколько лет назад. Пришлось немного постараться, чтобы произвести на него впечатление, но в итоге у него все получилось и он преподает физкультуру в частной Академии Ёкай. Между тем, я все больше и больше увлекалась чтением газеты кружка журналистов. Конечно, я была очень удивлена, когда узнала, чем занималась Ишигами Хитоми, учительница рисования, или парниша-слизняк Кано Нагаре (я вспомнила, что именно с ним столкнулась, когда сходила с автобуса – он был первым, кого я тут увидела), но читать сами статьи мне было гораздо интересней. Этот Цукуне Аоно… он всегда писал так, словно он и не демон вовсе, оставаясь в стороне, в одиночку… Он писал так, словно… Словно писал ради меня. В определенный момент я даже стала записывать свои мысли о нем в блокнотик, который хранила в тайне от Аоки-семпая и ее компании и от Окуто-сенсея. В один из дней, когда Окуто-сенсей снова пришел ко мне, мы пошли на вечернюю прогулку – уже три месяца прошло с тех пор, как я поступила в эту школу – к нашему месту. – Окуто-сенсей… – Пожалуйста, Мизоре, зови меня по имени, – легонько улыбнувшись, повторил мне Окуто-сенсей. – Ко… Коцубо-сенсей… – я почувствовала, как покраснела. – Аоки-семпай все еще общается с Вами? Мы не разговаривали о ней с нашей первой встречи. Да и Аоки-семпай в последнее время все реже и реже говорила о нем. Когда я спрашивала, она отвечала очень неохотно и с какой-то горечью в голосе, словно перестала испытывать к нему хоть какую-то симпатию. И хотя она все еще очень хорошо о нем говорила, я никак не могла отделаться от впечатления, что она что-то скрывает. Мне было очень неприятно осознавать, что я являюсь причиной этих проблем. – Теперь, когда ты спросила… – задумчиво ответил Окуто-сенсей, – она почти не обращает на меня внимания в последнее время. И… Шурх-шурх! Послышалось из-за кустов впереди. Было уже достаточно темно, и мы с трудом могли разглядеть дорогу впереди. – Кто там? – спросил Окуто-сенсей. Я вцепилась ему в руку. Сердце забилось так часто, что, казалось, сейчас выпрыгнет наружу. Мне было страшно. – Я спросил, кто… Он не успел закончить предложение, как нарушитель нашего покоя вышел вперед. – Ши… Ширакава-семпай? – вырвалось у меня. Ширакава стояла перед нами, с таким же безразличным взглядом. В ее руке она даже сжимала книжку – неужели она продолжала читать даже в такой темени? – Шираюки-сан, Окуто-сенсей, здравствуйте, – невозмутимым голосом поздоровалась она. Окуто-сенсей был слишком удивлен, чтобы ответить ей. Поэтому я выглянула у него из-за плеча: – Ширакава-семпай, пожалуйста, ты можешь не говорить об этом Аоки-семпаю? Я тебя очень… – Что? – послышался еще один голос. Мурашки пробежали по моей спине. Из-за спины Ширакавы вышла Аоки. Скрестив руки на груди, она взглянула на меня и спросила: – Что ты хочешь сохранить от меня в тайне?