Магазинчик самоубийств

Под аккомпанемент сумеречного дождя, белого и холодного, но определённо не являющегося снегом, чешуйки облаков отслаивались от поверхности неба, обнажая черноту и непроницаемость космоса над головами ничего не подозревающих людей. Вечер как-то вновь наступил слишком быстро, скрипя дверями и галдя на все лады голосами тружеников, уходящих с ненавистной работы домой. Снова одно и то же, снова стабильность. Джонхён заставляет себя искренне радоваться этому, но что-то не выходит, потому что всё вовсе не стабильно. Всё шатко и непредсказуемо как никогда. В его родном гнезде поселилась очень странная птица. Незнакомая, любопытная, опасная. Белоснежное оперение, блестящее на неласковом солнце и отражающееся в млечном пути, чёрные бусинки глаз с самым обманчивым взглядом. - Вы готовы сделать заказ? – хихикает кто-то над ухом, и шелест крыльев слышится где-то вдалеке. - Не смешно, - хмыкает Джонг, переводя взгляд от окна на Тэмина, вновь нацепившего маску детской непосредственности и безучастности ко всем своим поступкам, ко всем их последствиям. Вновь всё забыто, всё вчерашнее кажется сном, и ТОТ Тэмин, пугающий и соблазняющий одним своим существованием, потерян где-то в глубинах его собственного сознания и Джонговского воображения. - Да ладно тебе, - хлопает он Джонхёна по плечу, - битый час пялишься в никуда. Что там такого интересного! – парень обиженно поджимает губы, делаясь похожим на этих доставучих девчонок, типичных донельзя. - Я думаю, - чеканит Джонг, потирая шею, затёкшую от неподвижного сидения в неудобной позе. - Поделишься соображениями? – улыбается Тэмин, скидывая ноги Джонхёна с подоконника. Одним ловким движением он вскакивает на белый холодный кусок пластика, как на жёрдочку, поправляет белоснежную копну волос и с любопытством скользит по кромке души Джонга. В такие моменты Джонхён упрекает себя в безумии и в сотый раз обещает себе сходить к психиатру, провериться. Хотя кто, в самом деле, является сумасшедшим из них двоих? Парень, пытающийся совершить суицид и явно страдающий раздвоением, а то и растроением личности, или парень, который видит слишком уж реалистичные галлюцинации про беловолосого наркомана-соблазнителя? Странно. Это слово так приелось, что теперь скрипело на зубах, высушивая горло до последней капли. - Это не стоит того, - пожал плечами Джонг и отвёл взгляд. - Хочешь кофе? – предлагает парень и, не дожидаясь ответа, соскакивает с подоконника и щёлкает кнопкой чайника. А в глазах его – тоска, непроницаемая, как тот сегодня по-особенному холодный космос над их головами, находящийся всего в часе езды. Чёрной пеленой застилает она ясный мальчишеский взгляд, скрывая цветастые переливы юной души. - Лучше подай мне сигареты, - Джонхён протянул руку, поджимая губы, дабы случайно не сболтнуть чего-нибудь, что окончательно всё испортит. Хотя было бы куда… Было бы что… - А как же «не кури в доме»? – передразнил его Тэмин, снова добавив в свою речь крохотную горчинку высокомерия. Джонг ухмыльнулся. - Как-то до тебя ну очень уж медленно доходит… - он качает головой и поднимается с места, проходит мимо вновь ничего не понимающего парня и садится на диван в гостиной. Тэмин семенит за ним и осторожно садится рядом. Помедлив с минуту, опускает голову Джонхёну на колени и закрывает глаза, очень быстро засыпая – Джонг не сопротивляется и даже не возмущается. Только вот никак не может понять: он, правда, ничего не помнит или прикидывается? По губам течёт что-то вязкое и очень кислое, похожее на сожаление. Где-то в глубине души, там, где очень-очень темно, и даже Джонхён не знает, что там находится, он, правда, немного, совсем чуть-чуть сожалеет о таком повороте событий, потому что если один из участников этих событий не помнит или делает вид, что не помнит, второму остаётся только подыгрывать. А это вовсе непросто. Это, и вправду, очень сложно, если тебе в новинку любое проявление чувств. А как можно стать более открытым, более честным, если все твои попытки подавляются таким образом? Любые перемены – всегда непросто. Это очень эгоистично, оберегать только себя. Это очень знакомо, оберегать только себя. Джонг даже, кажется, понимает Тэмина. Понимает его вполне оправданный страх быть отвергнутым. И даже если всё это Джонхён придумал себе сам, ему приятно, что сосед стал ему ещё ближе. Пускай даже только в его фантазиях. Это всё очень уж странно. Три выдоха, один вдох – мир начинает крутиться, вращаться быстрее, картинка искажается. Это губы Тэмина на губах Джонга. Он вовсе не спал, он вновь обманул. Ну и как ему можно верить? Руки Тэмина как панацея от всех болезней, как глоток воды умирающему от жажды. Белая чёлка вплетается в волосы Джонхёна, а подрагивающие пальцы сжимают его широкие, но отчего-то так же подрагивающие плечи. Его мягкие губы заменяют целый мир, лелеют душу, а дыхание становится абсолютно целостным с дыханием Джонга. Как забытая песня. Это всё так странно. Ну как ему можно верить? - Джонхён… - шепчет Тэмин ему прямо в губы, отстраняясь, но всем своим естеством желая прижаться крепче. – Прости, я не должен был этого делать, - он вполне натуралистично вздыхает и опускает голову. - Всё в порядке, - успокаивает его Джонг, стараясь улыбнуться и проводя тёплыми пальцами по холодной щеке, под коркой льда которой теплится здоровый румянец. Сосед понимающе кивает, коротко улыбаясь, очень медленно опускается и прижимается виском к груди Джонхёна, стараясь дышать ещё медленнее, чем это вообще возможно. Звуки пылинками облепили квартиру снаружи, не в силах проникнуть внутрь. Идеальная тишина заполняла лёгкие, давая облегчение постепенно останавливающемуся, уставшему от вечной беготни сердцу. - Тепло… - улыбаясь, выдохнул Тэмин, обнимая Джонга впервые не дрожащими руками. «Значит, вместе?..» - мысленно шёпотом спросил Джонг, прежде чем провалиться в абсолютную анреальность. Джонхён с подозрением осматривается, прищуриваясь и осторожно, с отсутствием какой-либо грации ступая на холодный утренний пол уже не только его квартиры. По полу катались звенящие шарики зимнего сквозняка, поблёскивая в фонарном свете. Чернота снаружи, казалось, и не думала рассеиваться, намертво прилипая к окнам и стекая по внешним стенам бесформенной пульсирующей жижей. В отличие от себя вчерашнего, опьянённого какой-то загадочной меланхолией и мягкосердечностью, Джонг сегодняшний был трезв, рассудителен и преисполнен своей привычной мизантропии. Сегодняшний Джонхён снова во всём сомневался и даже немного боялся. Чего? Всего непривычного, как обычно. Хотя нет, не боялся. Он просто слишком привык это не любить, вот и всё. Звон чашки и лязгнувшая об поверхность стола ложка. Слишком громкий звук, если ты стараешься кого-то не разбудить. Особенно если этот кто-то – твоё второе Я, имеющее на всё своё, отличное от других мнение. Джонг морщится и пока какая-нибудь мысль не рассекла мозг напополам заливает горький кофейный порошок кипятком. Кухня наполняется резким запахом кофе, и аромат кутает все ненужные размышления в тёплый кокон. Стук в дверь едва не выбивает кружку у Джонхёна из ослабленных сонливостью рук. Джонг нервно сглатывает, вытирая полотенцем надкусанную горячей водой руку, даже не делая ставки, кто бы это мог быть. Всё итак ясно. Всё-таки парень вёл себя слишком громко. Так громко, что Тэмин услышал это с другого конца города и, коварно блеснув сводящими с ума чёрными бусинами-глазами, прибежал добивать свою жертву, попавшуюся в искусно сплетённую им паутину. Путь до двери кажется невообразимо длинным, и Джонхёну крайне лениво и трудно перемещать своё невообразимо тяжёлое сегодня тело до неё. Он как безалаберный школьник начинает на автомате придумывать себе оправдания, дабы максимально отсрочить момент встречи взглядами. А внутри него клетки сходят с ума, скачут как ошалелые по всему организму и делятся, и умирают, и рвут душу изнутри. Замок поддаётся не сразу, и в этот раз это несказанно радует, это вселяет надежду, что дверь открывать не придётся вовсе, потому как нетерпеливый сосед просто рассердится и уйдёт. И, возможно, не вернётся вообще. О, как бы Джонгу хотелось больше не попадаться на эти уловки манящих глаз, разящих своей бездонностью наповал. Когда дверь всё-таки открывается, Джонхён принимает как можно более непринуждённый вид. - Доброе утро, - устало бурчит Тэмин, опираясь на дверной косяк и сжимая свою мокрую от снега чёлку дрожащими пальцами. Талая вода стекает по его плечам, собирается у грязных поношенных кед в неаккуратную лужицу и норовит залить чистый порог джонговской квартиры. А взгляд мутный, как болото в непроходимой чаще. Короткий вздох облегчения всё-таки вырвался из джонхёновских уст. Тэмин стоял неподвижно, только странно улыбался, хотя, пожалуй, эту его ухмылочку вполне можно было списать на алкоголь или те весёлые таблетки. Его губы, сухие и потрескавшиеся от холода, растягивались всё больше, заполняя собой всю ширину мальчишеского лица. Джонг никогда не встречался с парнями, а потому не знал, нужно ли ему спросить соседа, как прошла его ночь, обнять его или наоборот закрыться в своей комнате до очередного тэминского приступа любви и ласки. Незаметно вытерев вспотевшие ладони о джинсы, парень неловко отступил с прохода и жестом пригласил Тэмина войти, нервно дёрнув плечами, не зная, что и как ему делать по нормам. Должны же быть какие-то правила поведения, если ты вдруг начал встречаться с парнем? Пока Джонхён размышлял об этой гомосексуальной негласной, а может, и закреплённой документально мудрости, сосед беззвучно скользнул в квартиру, вновь не придав терзаниям хозяина квартиры никакого значения. Еле переставляя ноги, Тэмин на ходу стягивал с себя одежду, кидая её себе за спину, не в силах добросить до какого-либо предмета мебели. Очнувшись от минутной задумчивости, Джонг нерешительно подошёл к двери в ванную, потёр пальцы друг об друга, не зная, нужно ли стучаться, и обессиленно привалился спиной к стене, прикрыв запылённые глаза. - Тебе ведь ничего не нужно? – Джонхён икнул, подумав, что от него это могло прозвучать грубо. - Всё в порядке, - шипя, бросил Тэмин, перекрикивая шумящую воду. «Вот и хорошо» - с облегчением выдохнул парень, спешно возвращаясь на кухню. Джонг умиротворённо следил за тем, как сыплются сквозь его пальцы белоснежные, жёсткие, как стебли пшеницы, волосы. Джонхёну они нравились. От них исходила утренняя прохлада, и пахло свежестью фруктовых конфет. Дыхание спящего Тэмина оседало на ключицах Джонхёна приятным теплом, просачивающимся сквозь кожу, согревая душу. А главное – музыка. Она снова была с Джонгом. Даже лучше, теперь музыка была осязаема. Она сладко мурчала где-то в области шеи и тянущим удовольствием спускалась вниз по телу. Музыка журчала переливами скрипок и громыхала перебором гитар с фортепиано. Теперь у музыки было вполне реальное имя – Тэмин. Ли Тэмин. Джонг эгоистично прижимает к себе крохотную копию зимнего солнца, полной грудью вдыхая неизвестные ему до этого ноты с блестящим инеевым узором на них. Он, конечно же, понимал, что Тэмин уйдёт. Он всегда уходит. Парень в клубе – точно не он. И наутро он тоже не совсем тот Тэмин, которого сейчас с таким упоением Джонхён прижимает к своей груди. Тэмин уйдёт, но это будет точно не сейчас. И не скоро. Через очень долгие тринадцать - или около того – часов, а пока он может в полной мере наслаждаться. Поначалу это было действительно непросто. Джонг окончательно запутался, что же для него значит Тэмин, и, самое главное, что он значит для Тэмина. С каждым днём их негласная договорённость о союзе всё больше походила на глупую выдумку воспалённого сознания парня. Джонхён ещё больше, чем раньше, искал в самых искренних взглядах соседа какие-то немыслимые подвохи, а Тэмин, вероятно, всё ещё опасаясь быть отвергнутым, парня и вовсе сторонился, обходя по стенке, не бросая даже коротких фраз. Создавалось впечатление, что они стеснялись посмотреть друг другу в глаза, как стесняются два друга после N-ой вечеринки с немереным количеством алкоголя и загадочными последствиями, о которых, как правило, знают только они. Такое положение дел не нравилось Джонгу ещё больше, чем когда они нелепо сталкивались губами или пили с намёками на страстное продолжение, а потом стыдливо прятали глаза, таясь об истинных мотивах и чувствах каждого, без надежды на повтор или уж тем более на дальнейшую развязку. Теперь обстоятельства вроде как позволяли безнаказанную близость, в особенности ту, без которой Джонхён в бессилии соскребал со стены штукатурку отросшими ногтями, изнывая от покалываний в сердце. Он был уверен, Тэмину это не нравится тоже, но что на самом деле творилось в белокурой голове, всё ещё не понимал, каждый раз провожая тонкий силуэт собачьим взглядом. Лёд тронулся однажды ночью. Холод тихо, уронив все Джонговские вещи с прикроватной тумбочки, подкрался сзади и осторожно впился ему в спину, заботливо укутывая в большой ватный колющий кокон такой необходимой прохлады. - Джонхён, - ледяное дыхание расползлось по вспотевшей шее приятным бальзамом, касание которого заставило парня прикрыть веки, - ты спишь? – Джонг сглотнул и коротко мотнул головой, проваливаясь в уже не чернильную, а мягкую черничную тьму сновидений. - Ты что-то хотел? – поворочал парень языком в пересохшем рту. - Хотел… - неуверенно начал Тэмин, пальцами замораживая небольшие кровяные сгустки в капиллярах широкой Джонхёновской груди. – Скажи, что сейчас между нами?.. Джонга тряханул за ногу лёгкий электрический заряд, зрачок замер под закрытыми веками, упершись в тонкую кожу острым требовательным взглядом так, что глаза даже заболели. Можно было бы сказать, что слова застыли в горле, мешая дышать, а заодно и говорить, но ничего в горле не застревало – там было настолько пусто, что воздух с лёгкостью проходил туда-сюда, выдавая воюще-стонущие звуки. - Я и сам не понимаю… - сдался, наконец, Джонхён, скованный параличом без возможности убежать куда-либо по несуществующим делам. Тэмин тяжело вздохнул, вонзая ледяные песчинки дыхания в верхние позвонки Джонга. - Я не могу говорить тебе о чувствах, потому как сам пока не испытываю их в достаточной мере, - прошептал он, слегка приобнимая парня. - Так что давай пока просто будем вместе, а там уже всё само как-нибудь решится… - Джонхён кивнул. С того дня Тэмин больше не спал в своей комнате. Стабильность приобрела новые краски. Белоснежно-голубые. Бриллиантовая кожа Тэмина сверкала в лучах зимнего солнца, когда он, в те нечастые дни оставшийся дома, сонно ворочался в Джонхёновской постели. Он всегда просыпался, когда Джонг уходил, как бы тот ни старался не шуметь. Тэмин наотмашь приглаживал свои растрёпанные жёсткие волосы, подставляя заспанное лицо утру, и довольно потягивался, не спрашивая, который час. Тонкие ноги, руки хаотично скользили по смятым простыням, будто бы пытаясь схватиться за бестелесный воздух, освежённый ночным проветриванием, а снежные прядки таяли на подушке: едва на них попадало солнце, они становились совсем прозрачными и бесцветными. А затем Тэмин очень медленно и так же грациозно, с наслаждением выкуривал свою утреннюю сигарету, пуская большие невесомые серые потоки в закопчённый дымом потолок, перед тем как снова провалиться в сон. Джонхёну нравилась эта инсталляция красоты на его кровати. Было в этой живой скульптуре что-то манящее, сказочно прекрасное. Настолько одурманивающее, что Джонгу не было противно от мысли, что в его постели всё-таки мужчина, пусть даже и настолько женственный. Утренний, разбуженный – именно разбуженный, а не вернувшийся с работы – Тэмин не пах фруктовыми конфетками, не философствовал и не тяготил легковоспламеняющееся естество Джонга своим испытывающим на прочность взглядом. Утренний Тэмин тихо нежился в редких столбах свинцового фонарного света, почти мурча от лёгких соприкосновений с реальностью. В утреннего Тэмина вполне можно было бы влюбиться. Но как хорошо, что Джонхён запирал за собой дверь прежде, чем эта мысль успела бы запрыгнуть в его голову. Тэмин вечером, перед тем как уйти на работу был похож на деловую дамочку, убегающую на фитнесс. Он вечно что-то забывал и возвращался за какой-нибудь несущественной мелочью: типа измятой визитки, которая бог знает зачем ему понадобилась именно сейчас, или наушниками, одно ухо которых было сломано, и которые теряли всякий смысл при отсутствии у юнца плеера или мобильника. Чуть позже Джонг понял, зачем же возвращается сосед. Лишь за тем, чтобы лишний раз убедится, что он не спит, и что открой он сейчас дверь, Джонхён никуда не исчезнет как сон поутру или девица, подцепленная в клубе. Что Джонг действительно существует. С ним. Вечерний Тэмин мастерски подводил глаза толстым, пахнущим углём карандашом, делаясь чертовски очаровательным и сексуальным. Он натирал мочки ушей миндальным маслом и дьявольски подмигивал Джонхёну, закусывая губу, перед тем как прикрыть дверь, вырывая из парня короткий смешок. Вся эта показушность забавляла хозяина квартиры не меньше, чем забавляет детей нашумевшее комедийное шоу, где на самом деле нет ничего смешного. В ситуации с Тэмином же что-то было, но вовсе не смешное. А местами даже возбуждающее. В мальчишке, который с удовольствием смотрел на своё отражение, приятно удивлённый им, наполняющийся собственным вишнёвым, горчащим карамелью светом, вкусом удивлённое и довольное зеркало. Затянутые в джинсовую ткань тонкие ноги, выпирающие тазобедренные косточки, выглядывающие над приспущенной полосой ремня, тонкая талия, которую очень просто заключить в объятия, тело, которым в принципе очень даже легко обладать – они призывно двигались в танце, когда самовлюблённый сосед репетировал новые движения в своей комнате, якобы случайно не закрыв дверь. Вечерний Тэмин был всё тем же ранимым подростком где-то внутри, за всей этой мишурой вожделения и напущенной похоти, вившихся вокруг него как преданная свита. Вечернего Тэмина хотелось использовать по его клубному назначению. Как хорошо, что сосед покидал квартиру раньше, чем кровь приливала к паху Джонга.