Одним холодным вечером

- Шерлок… Шерлок! – звала его Мирабелла, но Холмс упорно отказывался открывать глаза. Под боком у него лежал теплый Джон, накрытый его мантией. Но портрет не умолкал. – Шерлок Холмс! Поднимайся немедленно! Уже утро! Эти слова мгновенно пробудили его ото сна. Он попытался растолкать Джона, но тот лишь поежился и переместил голову с плеча Шерлока на его грудь. «Ну и что мне теперь делать?» Уотсон крепко обнимал его за талию одной рукой, в то время как пальцы другой переплетались с пальцами когтевранца. Жалко было его будить, но Мирабелла уже начала поднимать панику, а это значит, что солнце уже давно встало. - Джон... Просыпайся, - шептал он, но гриффиндорец был упрям. Шерлок заметил, что на секунду тот приоткрыл глаза, улыбнулся, увидев Холмса, и снова зарылся в его мантию. Префект загадочно ухмыльнулся, и его ладонь, медленно поглаживая ногу, коснулась бедра Джона. Тот резко подскочил. - Шерлок! Какого черта ты хватаешь меня за?!… Холмс нежно коснулся его губ пальцем, призывая помолчать. - Доброе утро. Не хочется прерывать твой сон, но, похоже, мы проспали занятия. Уотсон протер глаза и взглянул на друга. Ниша под лестницей была и вправду удобным укрытием, раз уж они провалялись здесь так долго, и никто не заметил… ну, кроме, Мирабеллы. Джон довольно потянулся и, как бы невзначай, положил руку Шерлоку на плечо. - Очень тонкий намек, Джон, - ухмыльнулся он и страстно прильнул к его губам. Уотсону оставалось лишь удивляться, где префект научился так хорошо целоваться. Шерлок целовал гриффиндорца долго и с чувством, покусывая его губу, так, что дыхание захватывало. Однако, услышав шаги, Джон испуганно стал хвататься за рубашку Холмса, пытаясь его оттолкнуть. Пуговицы жалобно затрещали, обещая оторваться в любую секунду, но Шерлок лишь сильнее прижал парня к себе. Шаги становились все громче, а когтевранец все настойчивее. Колени Джона дрожали от возбуждения, а голова предательски кружилась. Перед глазами все плыло. Уотсон бессильно вжался в угол, стараясь не издавать ни звука, но Шерлок, похоже, его стремлений не разделял. Он нарочно провоцировал бедолагу, аккуратно раздвигая его ноги и упираясь коленом в пах. Когда шаги остановились прямо на лестнице, Джон не выдержал и издал сдавленный, едва слышный, но отчетливый стон, проклиная Холмса за то, что тот буквально впился зубами в мочку его уха, горячо дыша. - Эй! Мальчишка! Ты почему не на занятиях?! – громко возмутилась Мирабелла, и шаги, быстро топоча, удалились обратно. Джон в этот момент готов был расцеловать портрет девушки, не боясь, что на губах останется краска. - Вот глупые мальчишки! – шумно прошептала Планкетт. – Уходите, пока еще кто-нибудь не явился! Так же быстро, как и начал, Холмс прервал поцелуй и ехидно ухмыльнулся. Было в этой ухмылке что-то новое, будоражащее фантазию. Отчетливый вызов. Шерлок словно говорил ему «Ну что? Не ожидал?». Когтевранец кивнул девушке и поспешил покинуть укрытие. Мирабелла лишь закатила глаза и устало вздохнула. - Шерлок, иногда ты бываешь таким невыносимым… - Полностью поддерживаю! – с жадностью хватая воздух, вскинул руку Джон, соглашаясь с каждым словом портрета. На это заявление Холмс лишь фыркнул и, схватив гриффиндорца за рукав, притянул к себе и томно прошептал: - Я, кажется, обещал тебе ванную… Зрачки Джона расширились настолько, что обычно темно-голубые глаза сейчас казались совершенно черными. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыл, потеряв мысль, стремительно покинувшую его голову. - Прямо сейчас?! – выдохнул он. - А почему нет? – вплотную приблизившись, прошептал префект. Дыхание Шерлока обжигало губы, глаза Джона невольно прикрылись, а сам он потянулся за еще одним сводящим с ума поцелуем, но когтевранец грациозно уклонился и прошел мимо в сторону портрета профессора Фронсака. - Шерлок… - разочарованно протянул Уотсон, глядя, как лицо юноши приобретает воистину кошачьи черты. Смерив Джона хитрым взглядом, он едва заметно кивнул головой, требуя идти за ним. Новый Шерлок напрочь сносил крышу гриффиндорцу. Эта гремучая смесь фарфоровой хрупкости и новоприобретенной нескрываемой самоуверенности разжигала желание даже похлеще голых девиц, которых так обожал менять Уотсон. Холмс дразнил, Холмс возбуждал, Джон проваливался в эти ощущения с головой и был счастливее всех на свете. Это то, чего ему так долго не хватало…