Осеннее Солнце

Адам тихо улыбался, впитывая каждой частичкой себя эти безумные признания в Любви. Он сам чувствовал то же самое по отношению к Марку, но для собственных признаний не хватало слов, всё заполонили чувства. Он вообще не очень умел облекать в слова то, что ощущал. Адам мог показать и доказать любимому всю глубину своей Любви, но когда дело дошло до того, чтобы озвучить свои чувства, - тут Адам молчал, будто разом разучившись говорить. Марку очень хотелось услышать от юноши эти три заветных слова, он просто изнемогал от желания услышать, как любимые губы произносят их вслух, но тут на Адама словно нашёл ступор. Он молчал. Его глаза, эта тихая, нежная улыбка, всё его лицо и тело говорили о Любви яснее всяких слов, Марк чувствовал это. Чувствовал, но не слышал! Губы, которые он целовал с таким трепетом, были сомкнуты, словно боялись выдать тайну души их обладателя. Марк решил набраться терпения. Когда-нибудь он услышит то, о чём мечтает! Обязательно услышит! Адам уютно устроился у его бока, положив голову мужчине на грудь, любовно поглаживая его твёрдый, чётко очерченный, мужественный подбородок. Ласка была настолько нежной и приятной, что Марк жмурился от удовольствия. Не меньшее наслаждение он испытывал, погрузив пальцы в густые, тёплые, бархатистые волосы Адама, играл с ними, ерошил и лохматил. - Я хочу написать тебя, - сказал он. Адам поднял на Марка удивлённые глаза: - Меня? Это ещё зачем? Теперь пришла очередь удивляться Марку: - То есть как зачем? Какой странный вопрос! Затем, что я люблю тебя, не хочу ни на миг с тобой расставаться, хочу видеть тебя каждое мгновение каждого дня всю мою Жизнь! Просто… Понимаешь, когда тебя нет рядом, я умираю от Тоски! Ты мне очень-очень нужен, не только сегодня или завтра, но всегда! Так уж вышло, что я не смогу прожить без тебя! Если ты, вдруг, когда-нибудь покинешь меня…, -тут голос Марка дрогнул и осёкся. Он лишь на мгновение представил, что может произойти с ним, если Адам оставит его. Представил, - и понял, что тогда для него всё закончится. Абсолютно всё! Рухнет не только весь его Мир, он сам перестанет существовать! Мужчина видел, Адам вскинулся, пытаясь возразить, но он приложил палец к его губам, велев молчать: - Подожди, дай мне закончить. Если ты уйдёшь, я просто умру! Это не предположение, я говорю совершенно реальные вещи, прекрасно отдавая себе отчёт. Я безумно люблю тебя! После того, что только что происходило между нами, я окончательно убедился, что вообще не существую без тебя! Дело не только в том, что ты подарил мне мгновения, часы такого Неземного Блаженства, повторить которые не сможет никто, кроме тебя, и не в невероятной физической тяге, которую я испытываю к тебе. Дело в том, что ты стал мной, влился в мою кровь, врос в мою плоть, поселился в моих мыслях, превратился в мои душу и сердце. Ты - это и есть я! Потому я и хочу написать тебя. Так ты всегда будешь со мной, здесь, рядом, всегда будет твоя душа, даже когда физическое тело по каким-либо причинам будет отсутствовать. Огромные глаза Адама влажно замерцали, когда он слушал Марка. Он знал, что тот его любит, но только сейчас понял, как сильна эта Любовь, как неискоренима! Это стало такой неожиданностью для него, что на глаза невольно навернулись слёзы. «Милый мой, хороший, - с Любовью думал парень, лаская ладонью щёку Марка, - если бы ты только знал, как сильно я сам тебя люблю! Если бы я только мог сказать тебе обо всём, что я чувствую!» - Ты согласишься стать моей моделью? – спросил юношу Марк. Адам кивнул: - Ага. Марк так и просиял! Глаза засветились, будто их зажгли изнутри, счастливая улыбка озарила лицо: - Спасибо! – приблизив голову к лицу юноши, он запечатлел на его губах очень нежный, благодарный поцелуй. Позже обоих сморил сон, и они уснули, совершенно опустошённые физически, но невероятно наполненные друг другом духовно. Даже во сне Марк крепко прижимал к себе Адама, обхватив его руками так, что тот не мог пошевелиться. Сейчас, обретя, наконец, долгожданное Счастье и Любовь этого фантастического юноши, мужчина смертельно боялся его потерять! Нет, нет, только не это! Ни за что на свете он не лишиться своего любимого! Он слишком долго ждал его! Адам принадлежит и будет принадлежать только ему одному! Он никому не отдаст его! Никому и никогда! Марку снился кошмар. Он видел себя в лесу. Повсюду – чёрная бездна мёртвых искалеченных деревьев, кривыми сучьями, похожими на костлявые стариковские руки, тянущихся к нему – задушить, убить, уничтожить! Марк кричит не своим голосом, зовёт на помощь, отчаянно надеясь, что хоть одна живая душа его услышит, бежит, не разбирая дороги, в безумной надежде выбраться из этого ужасного места, - и вскоре понимает, что бежит по кругу, словно белка в колесе. Необъятный ужас ледяными щупальцами сковывает его, когда Марк понимает, – выхода нет. Душераздирающий вопль огласил мёртвое древесное марево…Марк проснулся от собственного истошного крика: - Нет, нет, нет! Должен быть выход! Должен! Помогите! Помоги-ите! Бессмысленным взглядом сумасшедшего он затравленно озирается, словно до сих пор находится в жутком лесу, а не у себя дома, в своей постели. Чувствует – тёплые руки нежно и заботливо обнимают его, они так спасительно надёжны, так крепки! И сразу отступает страх, на его место приходит успокоение и уверенность: с ним ничего не случиться! Поднимает голову, - и окунается в бездонный океан синих глаз, они близко-близко, взгляд тёплый-тёплый, и в глазах этих столько Любви! Марк изо всех сил прижался к Адаму, обхватил его руками мучительно, нерасторжимо. Он всё ещё дрожал, не совсем придя в себя от приснившегося кошмара. - Ш-ш, милый, успокойся, - Адам ласково гладит взъерошенные светлые кудри, - Я рядом! Всё уже закончилось, всё позади! Ну же, - он поднимает лицо Марка за подбородок, заглядывает в измученные глаза. Во взгляде юноши столько невыразимой нежности! Марк почувствовал, что кошмарное видение окончательно рассеялось, а сам он греется в живительных лучах ласковых солнечных глаз. Мужчина таял от этого тёплого, любящего взгляда, растворялся в нём. Как он любил это невероятное создание! Любил всеми фибрами себя, любил мучительно, до слёз, до Боли, больше собственной Жизни! - Не оставляй меня, не уходи! Никогда! – Марк с мольбой смотрел в любимые глаза. Лицо Адама озарила солнечная, ласковая улыбка, та самая улыбка, которую мужчина так любил. - Дурик ты, дурик, - пальцы юноши слегка игриво и в то же время очень нежно трепали белокурые кудри, - Ну, что ты такое говоришь! Куда ж я денусь от тебя! Адам чувствовал, насколько Марк на самом деле раним и хрупок, несмотря на всю свою кажущуюся силу и уверенность в себе, как легко его сломать и даже убить неосторожным словом или жестоким, необдуманным поступком. Он никогда не покинет его, никогда не заставит больше страдать! Склонив голову, парень прижался губами к трепещущим губам Марка. Просто ничего не мог с собой поделать! Ответ мужчины был горячим, лихорадочным и страстным. - Ты можешь и сегодня никуда не уходить? – попросил Марк Адама. Тот улыбнулся: - Знаешь, если я стану пропускать с такой завидной регулярностью лекции, да ещё в самом начале семестра, меня могут отправить восвояси. - О, об этом не беспокойся, - заверил его мужчина, - У меня хорошие отношения с ректором, а с преподавателями я договорюсь. - И что ты им скажешь? Марк на мгновение задумался, прищурив один глаз. Сейчас он чем-то напоминал этакого большого вальяжного кота, греющегося возле печки на кухне. Это только с виду кажется, что он дремлет, на самом деле, сквозь узенькую щёлочку глаза зорко следит за тем, куда хозяйка поставила жбан со сметаной, чтобы потом, незаметно, полакомиться вкуснятиной. - Скажу, что дал тебе особое задание. Дело в том, что скоро, недели через две-три, точно ещё не знаю, в университете, на нашей кафедре, состоится семинар, посвящённый современной живописи и её направлениям. Студенты подготовят доклады, рефераты, возможно, кто-то захочет провести собственное исследование в этой области. Так вот, я сообщу, что поручил тебе заняться вплотную подготовкой к данному семинару. Слишком много работы, тема большая и объёмная, нужно перелопатить кучу литературы, просмотреть и проанализировать множество других источников информации. Я один со всем не справлюсь, мне нужен толковый помощник. Поэтому я выбрал на эту роль тебя, так как, присмотревшись к тебе внимательнее, почувствовал, что выбор мой правильный, и ты окажешь мне поистине неоценимую услугу. Тогда ты сможешь быть в моём полном и безраздельном распоряжении двадцать четыре часа в сутки. Адам слегка потрепал щёку Марка: - Ах ты, плутишка! Марк подмигнул ему: - А то! - затем, внезапно став серьёзным, сказал, - Мне так хочется поскорее работать, прямо нетерпёж какой-то! Может быть, начнём прямо сейчас? Адам кивнул: - Давай. - Адам…, - Марк на мгновение замялся и смущённо потупился, - Видишь ли… Я хочу…, - набравшись храбрости, выпалил одним махом, - Я хочу нарисовать тебя… Безо всего. Юноша немного смутился и опустил ресницы. Затем быстро глянул на мужчину и сказал: - А ты уверен… Что вообще сможешь тогда работать? - Да. Постараюсь представить, что передо мной просто человек, которого я рисую. Попробую абстрагироваться от своих чувств и эмоций, просто отключусь от них. Не уверен, что удастся, но попытаться можно. Конечно, я не гарантирую, что потом мне не захочется того, чего я всегда жажду. Но, пока я буду писать тебя, постараюсь держать себя в узде. Обещаю! – хотя, произнося последние слова, сам Марк далеко не был столь уверен в собственной сдержанности. Адам на мгновение задумался, потом медленно кивнул головой: - Ну… Хорошо. Признаюсь честно, никогда прежде не был ничьей моделью, тем более обнажённой, но надо же когда-то начинать. Может, войду во вкус и захочу, чтобы меня всегда так изображали, - юноша рассмеялся. - Не-ет, рисовать тебя буду только я! Я хочу написать тебя для себя, а не для того, чтобы на тебя глазели другие. Не люблю делиться, - произнесено это было шутливым тоном, но Марк говорил правду, Адам это понял, - Я собственник, всегда держу самое бесценное за семью замками, - он снова улыбнулся. В этой улыбке было что-то по-детски невинное и чистое. Так может улыбаться только поистине первозданная душа! Юноша любил его улыбку, - Я попрошу тебя лечь на кровать и принять такую позу, которая покажется тебе наиболее удобной. Работать будем долго, хочу, чтобы тебе было комфортно. - А взглянуть потом на твоё творение можно? Марк плутовато прищурился: - Ну, если ты будешь паинькой и хорошо меня попросишь, я тебе покажу. Адам задорно подмигнул ему: - А разве я не паинька? - Угу. Марк подошёл к холсту, стоявшему у открытого окна. Холст уже был укреплён в раме, он собирался написать что-нибудь. Правда, только собирался, никак не мог ухватиться за сюжет. Были кое-какие наброски в голове, так, ничего определённого, полная белиберда. А Марку хотелось нарисовать что-то целостное и масштабное, то, что сможет наиболее полно отразить его внутреннее состояние. Теперь он нашёл то, что так долго и тщетно искал. Единственная трудность заключалась в том, что ему, в самом деле, придётся набросить узду на собственные чувства во время этих сеансов, иначе вся работа полетит. Получится этакий дамский роман, только вместо текста будет рисунок (Марк презирал этот род литературы, считая бесполезной ерунденью): сплошная физиология и ничего, по-настоящему стоящего для души. Рядом с полотном художник всегда держал наготове мольберт, краски, кисточки или карандаш (Марк, помимо цветной живописи, очень любил гравюры, и мастерски владел этим достаточно сложным видом изобразительного искусства), а также небольшой кувшинчик с водой. Порой, в самый неожиданный момент его посещало вдохновение, и тогда нужно было вовремя ухватить его, что называется, за хвост, пока не улетело. Адам чувствовал себя немного неловко. Он не был эксгибиционистом, не любил выставлять себя напоказ кому бы то ни было, даже и любимому человеку. Ещё никто не рисовал его, тем более, абсолютно голого. Одно дело физическая близость, здесь нет запретов и чего-то постыдного, напротив, всё – Поэма Любви, написанная сердцами любящих, бьющимися в унисон. И совсем иное – обнажить своё тело для того, чтобы его отобразил на холсте художник. Сняв одежду, парень опустился на кровать. -Я готов, - тихо сказал он, повернув голову к Марку. Тот поднял глаза и буквально остолбенел. Его взору открылась невероятная, невообразимая Красота, Красота столь совершенная и недосягаемая, что это более походило на фантастику, чем на реальность. Марк знал, что его любимый необыкновенно привлекателен, всякий раз, глядя на него, мужчина поражался этому. Но тогда его изумляла прелесть лица, так как остальное скрывала одежда. Обнажённым Адам предстал перед Марком только в момент их сумасшедшей близости, но тогда Безумие не позволило увидеть его так полно, как видел его художник теперь. Сейчас же, сосредоточившись на работе, Марк смог, наконец, создать себе наиболее целостное впечатление. Юноша, раскинувшийся перед ним на этом широком ложе, был Ангельски прекрасен, более чем возможно даже себе представить. Совершенно реально потерять не только дар речи, но и разум, только лишь смотря на него! - Скажи, ты Человек? – спросил Марк, когда ступор немного отпустил его. - То есть? – не понял Адам, - Конечно, Человек! - А вот я в этом не уверен. - А кто же я, по-твоему? - Ангел, самый настоящий, только без крыльев. Адам засмеялся: - Ты городишь околесицу! Ангелы живут на небесах, а я обитаю на земле. - Всё же ты – Ангел. Мне довелось встретить живого Ангела, вот так чудеса! Адама безмерно смущал этот непонятный для него восторг по поводу его облика. Опять двадцать пять! Практически любой встречный считает чуть ли не своим долгом высказать ему собственное мнение, касающееся его внешности. Как его это достало! Найдите что-нибудь поинтереснее, чем бесконечно петь дифирамбы тому, как замечательно он выглядит! Хватит уже, сколько можно! Марк заметил, что Адаму не понравилось то, что он только что сказал о нём. Мужчина понимал его. Нелегко иметь такую внешность! Он вполне ясно мог себе представить, насколько Адаму хочется стать безобразным, чтобы люди, наконец, оставили его в покое. - Прости, у меня нечаянно вырвалось, - сказал он, - Просто не смог удержаться. Обещаю больше не затрагивать тему твоего облика. Адам благодарно ему улыбнулся: - Спасибо. Просто надоело слышать изо дня в день, как расхваливают меня за то, что не является моей заслугой. - Ну что ж, я, пожалуй, начну наш первый сеанс, пока подходящий момент и освещение позволяет, - Марк сосредоточенно глядел на парня, пытаясь уловить именно тот ракурс, который лучше всего отразит его собственное восприятие этого поразительного юноши. «Как же мне нарисовать тебя? Как создать картину, где был бы только ты, но не отражались мои чувства? Да, я пишу тебя для себя, но вдруг, кто-то, посетив меня однажды, увидит портрет, и поймёт, разгадает моё истинное отношение к тебе?» - эти мысли роем кружились в голове художника. И всё же, несмотря на свои опасения, он решил рискнуть. Рука неуверенно коснулась ровной глади холста. Он неожиданно увидел, нет, скорее, даже не увидел, но почувствовал то, каким ему хочется нарисовать своего Адама. Теперь писалось уверенно и чётко, штрих за штрихом, без сомнений и вопросов. Марком двигала Любовь, Она вела его рукой, отражаясь на портрете. Он писал его таким, каким видел и чувствовал: восхитительное тело, гибкое и стройное, голова слегка откинута назад, руки заброшены за голову, огромные глаза смотрят куда-то вдаль, словно видят там что-то, недоступное другим, прекрасное лицо безмятежно-спокойное и тихое, как лик Ангела. Адам и есть Ангел, что бы он там ни говорил! Во всём его сказочном облике столько чувственной сексуальности, Марку с трудом удавалось держать себя в рамках. Сколько ни пытался, мужчина не мог видеть в этом юноше просто модель, обычного человека, которого он рисует. Он чувствовал бурление крови в своих жилах, глубинный внутренний трепет, когда он смотрел на него. «Успокойся! – властно велел самому себе, - Успокойся немедленно! Ты должен завершить работу, всё остальное будет потом!». Неожиданно и резко зазвонил мобильный телефон. - Прости, это меня, - Адам встал, прошёл к своим вещам и извлёк из кармана куртки телефон, - Да! Несколько минут молчал, внимательно слушал кого-то на другом конце. - Хорошо, если это действительно так важно, я не против увидеться. Когда ты придёшь? Собеседник что-то ответил. - Я буду через пятнадцать минут. Пока! – юноша дал отбой, швырнул мобильник на кровать и некоторое время стоял в глубокой задумчивости, лицо напряжённое, брови сдвинулись. - Что случилось? – заволновался Марк. - Звонил мой отец, ему нужно со мной встретиться, сообщить нечто архиважное, - последнее слово прозвучало с неприкрытой иронией, - Понятия не имею, зачем я ему, вдруг, понадобился, мы не виделись и не разговаривали больше года, с тех пор, как я ушёл из дома и стал жить самостоятельно. Через полчаса он будет у меня. Мне придётся с ним увидеться, отвертеться от этого свидания не выйдет, я слишком хорошо знаю собственного отца, он относиться к той категории людей, которые найдут иголку в пустыне, если захотят её отыскать. Марк ощутил, как внутри него что-то болезненно сжалось. Он словно предчувствовал, что отец Адама сыграет какую-то роль в их дальнейших отношениях, причём, едва ли эта роль станет положительной. - Ты вернёшься? – с надеждой спросил художник, стремительно приблизившись к парню. Тот уже оделся и собирался уходить. Его встревожила интонация в голосе Марка. В простом вопросе сквозь надежду проглядывала грусть, будто мужчина просил о чём-то, заранее зная, что просит напрасно. - Конечно, вернусь! – Адам обнял его, - Это всего лишь встреча с отцом. Я никуда не уезжаю, не покидаю тебя навсегда! - взяв лицо Марка за подбородок, он заглянул в его печальные глаза, ласково, солнечно улыбнулся, - Какой ты всё-таки дуралей! – очень нежным поцелуем коснулся губ Марка, - Даже, если я сегодня не вернусь, не волнуйся. Я приду завтра. Обязательно, слышишь! – Тонкие пальцы ласкали его лицо, - Пока! – Адам направился было к выходу, но неожиданно вернулся назад, к Марку, и в то же мгновение тот оказался в его в объятиях, почувствовал горьковатую, пьянящую, сводящую с ума сладость его губ на своих губах. Теперь поцелуй Адама был другим – долгим, чувственным, страстным. Марк весь затрепетал и прильнул к нему. Голова кружилась, он ощутил, что растворяется в прикосновении его магических губ, в этом безумном поцелуе. Невероятным усилием воли Адам заставил себя оторваться от губ любимого, повернулся и стремительно покинул жилище художника, чувствуя, что ещё немного, – и он вообще никуда не сможет уйти! Мужчина, пошатываясь, кое-как добрался до кровати и практически рухнул на неё, ноги совсем не держали Марка. Закрыв глаза, прижав ладонь к губам, замер в неподвижности. Он не чувствовал собственного тела, точно оно, вдруг, неожиданно испарилось, оставив лишь бесплотный дух. Так, порой, ощущают себя люди, находясь в сильном подпитии. Художника и самого не оставляло такое чувство, словно он мертвецки, вдрызг напился. Марк был безудержно, по-сумасшедшему пьян Адамом, его присутствием, наполнявшим всё его Существо до сих пор, хоть парень ушёл, его губами, подарившими мужчине страстный поцелуй, от которого голова шла кругом и перехватывало дыхание, руками, обнимавшими его, телом, прильнувшим к его телу. Поистине, ради таких вот мгновений и стоит жить на этом свете, даже, если они и случаются так редко! «Ангел! Ангел! Люблю тебя! Люблю!» - пело его сердце. Адам возвращался домой с тяжёлым чувством. Больше года минуло с тех пор, как он в последний раз видел своего отца. Когда он собрался уходить, они крепко повздорили. Отец всегда был нетерпим к нему, вечно придирался, всё ему было не так, и не этак. Адам душой чувствовал, что отец ненавидит его, хоть первое время тот тщательно скрывал от сына своё истинное отношение к нему. Потом, уже не таясь, высказывал юноше в лицо всё, что он о нём думает. Поначалу Адама очень больно это задевало, он даже как-то проплакал всю ночь напролёт, глубоко переживая всё происходящее между ними. За что отец его так ненавидит, ведь он, Адам, не сделал и не сказал ему ничего дурного?! Юноше казалось, что отец за что-то мстит ему, вот только неясна причина. А спрашивать о ней самому как-то не очень тянуло, отец всё равно ничего не стал бы объяснять, скорее наоборот, получил бы лишний повод позлорадствовать, видя, насколько сильно затрагивает его сына подобное к нему отношение. И Адам научился пропускать издёвки отца мимо ушей; теперь всё, что тот ему говорил или как с ним поступал, отскакивало от парня, как горох от стены, ничуть не трогая. Будучи всегда очень скрытным, сейчас Адам и вовсе захлопнулся, спрятался сам в себе ото всех остальных людей. Он был по-прежнему вежлив и предупредителен со своими домочадцами, включая отца, но теперь никто не знал ничего о его мыслях и чувствах, о его Жизни, о тех, с кем Адам общался, о местах, где он бывал, - вообще ни о чём! Дома присутствовала лишь Оболочка, самого Адама не видел с тех пор никто. Мать, мягкая и добрая по натуре женщина, безумно любившая сына, мучилась, чувствуя, как он отдалился, стал каким-то чужим и всему сторонним, но она испытывала панический страх перед властной деспотией мужа, и только молча лила слёзы у себя в спальне. Сестра, младше Адама на три года, была нежно к нему привязана. Она видела и понимала всю несправедливость отца по отношению к брату, но ничего поделать не могла. Поэтому всячески старалась поддерживать Адама, случалось, даже защищала его от нападок отца, приходившего от этого в ярость. Адам любил сестру, она была единственным человеком в семье, с кем он охотнее всего шёл на контакт. Мать он тоже любил, очень жалел её, видя, как она переживает из-за их с отцом неполадок, но у них никогда не было по-настоящему доверительных, открытых отношений, какие бывают у матерей со своими сыновьями. Парень не знал, почему так получается. Возможно потому, что он чувствовал, что не может вполне ей доверять, несмотря на всю свою Любовь и привязанность. Адам не ждал ничего хорошего от этого визита собственного отца. Он гадал, что такого важного тот мог сообщить ему? Весь внутренне подобравшись, готовясь защищаться, если придётся, юноша вошёл в подъезд и поднялся на свой этаж. На лестничной площадке он увидел, что отец уже ждёт его. Ноги сами собой замедлили шаг, стали, вдруг, невыносимо тяжёлыми, будто к каждой прицеплено не меньше пудовой гири. - Здравствуй, - как можно спокойнее и равнодушнее поздоровался Адам, - Давно ждёшь? – не оборачиваясь, прошёл к двери, сунул ключ в замок и открыл её. - Здравствуй, - таким же сухим и официальным было приветствие отца. Не спрашивая разрешения, он вошёл следом за сыном в его квартиру. Жилище Адама представляло собой причудливую смесь творческого беспорядка, восточной экзотики и современности. Квартира была небольшая, в две комнаты, но уютная. Мебели минимум, как в жилищах японцев, на стенах мирно соседствуют картины Рембрандта, Пикассо, Энди Уорхолла и неизвестных авторов, на полу циновки вместо ковровых дорожек. Несмотря на такой разномастный интерьер, всё жилище отличалось стилем, пусть и своеобразным, и дышало удивительной гармонией. Каждая вещь к месту, каждый предмет находится там, где ему и полагается быть. Гость оглядел квартиру сына с нескрываемым удивлением. - Я думал, будет хуже, - констатировал он. Адам пропустил это замечание мимо ушей. Он терпеливо ждал, пока отец заговорит о цели своего визита, не вынуждая сына первым касаться этой темы. Он не предложил ему сесть, вообще держал себя с ним, словно с посторонним, который забежал всего лишь на минутку что-то передать ему, и сейчас уйдёт. Словно прочитав его мысли, посетитель приступил к делу: - Адам, я хочу предложить тебе кое-что, от чего ты не сможешь отказаться, - на лице отца появилась самодовольная ухмылка. Тон, которым была произнесена эта фраза, насторожил парня. Что затевает его отец? Юноша спокойно смотрел на него, ожидая, что тот скажет дальше. - Видишь ли…, - начал Вельмиров-старший, - Я уже не столь молод. Как тебе известно, наша семья владеет сетью художественных галерей, где выставляются самые именитые мастера кисти. Много лет назад, когда я только начинал заниматься этим делом, у меня не было уверенности в том, правильный ли выбор я делаю. Тогда за живопись никто не хотел браться, она была не прибыльной. Но я решил рискнуть, сумел привлечь нужных людей с толстыми кошельками и большими связями, постепенно раскрутился, - и, нате, пожалуйста, теперь известные художники, не только из нашего города, но даже из соседних стран, есть несколько и из-за рубежа, выстраиваются, чуть ли не в очередь, чтобы организовать у нас показ своих работ! Заметь, именно у нас! Оно и понятно, ведь наши площадки – самые лучшие, не только в местном масштабе, но даже на необъятных просторах всего бывшего Совка! Мужчину так и распирало от самолюбованной гордости, Адам ясно видел. Он слушал эту похвальбу и чувствовал, как волна презрения поднимается из самых недр его души. Отец в своём репертуаре! Деньги, деньги, ещё раз деньги, и ничего, кроме денег! Он способен извлечь выгоду буквально из всего, даже, наверное, из воздуха, если придёт такая охота. Юноше глубоко претила эта философия стяжательства. Он был художником и чувствовал себя им. Адама всегда интересовало нечто более глобальное и масштабное, чем простое заколачивание денег. Вообще, материальное его мало волновало. Его дух искал чего-то иного, отличного от привычных Вещей и Понятий. Этого серый и тусклый мир Материи дать ему не мог. Подобного никогда не мог понять его отец, стремившийся отыскать в сыне коммерческую жилку, разбудить в нём тягу к обогащению, ту самую, что вела по Жизни его самого. Деньги – это власть, почёт и уважение! Если они есть – ты Царь Вселенной! - Так вот, я хочу передать тебе наше дело с тем, чтобы ты стал достойным продолжателем семейной традиции, - продолжал говорить Адаму отец, - Что ты ответишь на это? – он повернулся к сыну всем корпусом и теперь зорко всматривался в его лицо, пытаясь понять по его выражению реакцию юноши на его слова. К его немалому изумлению, в синих глазах, глядевших сейчас на него, не отразилось ничего из того, что отец ожидал увидеть: ни гордости оказанной ему высокой честью, ни благодарного удивления, ни признательности. Ничего подобного не было и в помине! Глаза оставались холодно-равнодушными, словно юноше абсолютно без разницы всё, о чём он сейчас услышал. Помолчав немного, Адам всё так же спокойно, не меняя интонации, ответил: - Отвечу, что меня семейный, а точнее, твой собственный, бизнес волнует не больше, чем позавчерашний дождь. Я не хочу идти по твоим стопам, никогда не хотел. Предпочитаю свой собственный Путь. Отец сузил глаза, что являлось признаком раздражения. - Ты вообще слышал, о чём я тебе тут распинался последние двадцать минут? - Слышал. - Ты хоть понимаешь, что я тебе предлагаю?! - Понимаю. И категорически отказываюсь заниматься этим. Мне неинтересно делать деньги. Я хочу творить. Я художник, понимаешь? Ху-дож-ник, не бизнесмен, не коммерческий воротила, вроде тебя! Адам видел, лицо отца стремительно приобретало багровый оттенок, значит, жди бурю. Но его это мало волновало. Пусть отец злиться, кричит и топает ногами, сколько его душе угодно. Всё равно это ничего не изменит. - Ах ты, молокосос! – зашипел Вельмиров-старший, наступая на сына, - Да как ты смеешь отказываться?! Ты бы должен пасть передо мной на колени и целовать мне руки за то, что я предлагаю тебе! Я столько сделал для тебя! Кем бы ты был, если бы не я?! Прозябал бы в дырявой халупе где-нибудь в Ухосранске в компании таких же недоносков, как ты сам, которые только и умеют, что красками бумагу марать! Но много ли стоит их дешёвая мазня?! Да гроша ломаного в базарный день за неё не дадут! Ты всю Жизнь жил за моей спиной, как в Раю, купался в роскоши, ни в чём не знал отказа! Это мать во всём виновата, она тебя избаловала, сделала расхлябанным неженкой, не способным в этой Жизни ни на что! Сколько раз я вдалбливал ей в голову, что она неправильно тебя воспитывает, что сюсюканьем и расписными пряниками Человека из тебя не сделаешь! Но нет, она, тупая, безмозглая кобылица, как все бабы, нашла себе игрушку и носиться с нею, аки с писаной торбой! – и без того высокий голос отца перешёл почти на визг. Он весь дёргался, как паяц на верёвочках, брызгал слюной, блёкло-голубые маленькие глазки его совсем вылезли из орбит. Адам едва сдерживался, чтобы не влепить отцу хорошую оплеуху. Его комментарии по поводу себя самого юноша ещё мог слушать, сохраняя невозмутимость, но то, как этот человек отзывался о его матери, привело парня в бешенство. Синие глаза потемнели, став почти чёрными, лицо побледнело, резче обозначились скулы. - Заткнись! – обычно негромкий, глубокий, музыкальный голос, ласкавший слух тех, кто его слышал, внезапно загремел так, что от неожиданности Вельмиров-старший аж подпрыгнул, - Заткнись, слышишь! Я ещё могу стерпеть, когда ты поносишь меня, но говорить подобное о матери не позволю! Ты волоска на её голове не стоишь, деляга недоделанный! Ты мнишь себя Королём Вселенной, считая, раз у тебя водятся денежки, так ты имеешь полное право втаптывать всех и всё в дерьмо! Но деньги – ещё не всё! В Мире существует множество куда более интересных вещей, чем твой бизнес! А что касается твоей якобы заботы обо мне… Я никогда ничего не просил у тебя, всё, в чём нуждался, я зарабатывал себе сам, не заняв у тебя ни единой копейки! Уже больше года я вообще живу сам по себе, и за всё это время ни разу не слышал и не видел тебя! Больше года тебя вообще не волновало моё существование, то, жив ли я вообще или уже умер! Ты даже не пытался найти меня! А теперь имеешь наглость заявлять, что всё для меня делаешь! Ты никогда ничего не делал ни для меня, ни для мамы, ни для сестрёнки! Ничего! Ты всю Жизнь живёшь только для себя! Так что не требуй от меня отдать тебе то, чего мне не давал! Отец стоял, разинув рот с каким-то тупым выражением на лице. Он не ожидал услышать подобное от сына. Вельмиров-старший вполне справедливо полагал, что в самом деле чуть ли не в лепёшку расшибается ради благополучия собственной семьи, и не мог взять в толк, почему остальные этого не ценят. Адам понял: всё высказанное им сейчас отцу, до того не дошло. Внутренняя чёрствость и эгоизм не позволили достучаться до его души. Получилось голое сотрясание воздуха. Парень тяжело вздохнул, ощутив, как на него неожиданно навалилась дикая усталость. Его безмерно утомил и этот разговор впустую, и сам отец. - Уходи! - потребовал он. Голос был, хоть и спокойный, но властный, с жёсткими, металлическими нотками, - Уходи и не возвращайся никогда! Забудь обо мне, не ищи встреч! Я умер для тебя, как ты умер для меня много лет назад! Отец смотрел в льдистые глаза сына. Он понял, что проиграл. Но сдаваться не входило в намерения этого предприимчивого дельца. - Я заставлю тебя передумать! – пригрозил он сыну, размахивая перед его лицом толстым коротким пальцем, - Не хочешь добром, будет по-другому! Ты всё равно подчинишься! – он круто повернулся на каблуках и ушёл, хлопнув дверью. «Ты мне покоришься, мерзавец! – Вельмирова-старшего так и трясло от праведного гнева, - Ты у меня ещё попрыгаешь! Чтобы отец не мог обломать рога собственному сыночку?! Размечтался! Будешь делать, что тебе велят, как миленький, будешь!». Адам стоял посреди комнаты, зажмурившись и прижав ладони к горящим вискам. Предыдущая сцена окончательно вымотала его. Его затопила такая беспредельная ненависть к отцу, которой он не испытывал никогда прежде, за всё то время, что жил в семье. Он ненавидел его каждой частичкой себя, каждой клеточкой. Обессилев вконец, парень просто рухнул на кровать, как был, одетым. Лёжа с закрытыми глазами, он пытался успокоиться и вернуть себе надорванное душевное равновесие. Уставший организм нуждался в отдыхе, Адам не заметил сам, как буквально провалился в некую полудрёму, его тело находилось в состоянии покоя, но мозг бодрствовал, порождая хаос видений и полный разброд мыслей, словно кто-то неведомый вскрыл ему череп, откачал кровь, а вместо неё залил какое-то вещество непонятного свойства и происхождения. Сколько он пробыл в таком состоянии, парень не знал. Может, всего час, а, может, и целый день. Когда он очнулся, было темно, за окном горели фонари. Кое-как поднявшись с кровати, добрёл до выключателя и включил свет. Больно резануло глаза. Щурясь, глянул на часы, глухо тикавшие на стене возле книжного шкафа. Половина двенадцатого. Ничего себе, он провалялся практически в беспамятном состоянии добрых семь часов! Сразу же вспомнил о Марке. Тот, наверное, нешуточно волнуется и переживает, почему его так долго нет, хоть он и предупредил художника, что может сегодня не появиться. «Любимый мой, - с нежностью думал юноша, - Любимый!». Нет, сегодня он к Марку возвращаться не станет. Слишком поздно, наверное, тот уже отдыхает, ведь завтра на работу. Да и у него, Адама, впереди тоже непростой день. В конторе, которая обычно заказывает ему работу, предложили создать эскиз флакона для духов новой мужской линии, недавно пущенной в производство известной косметической компанией «Кредо». Адаму никогда прежде не приходилось заниматься чем-то подобным, но почему бы и не попытаться? Смена деятельности – тоже вещь, необходимая художнику, это помогает набраться каких-то новых впечатлений, что-то увидеть и осмыслить, попробовать нечто, кардинально отличающееся от того, что делал раньше. И Адам согласился. Эскиз нужно принести послезавтра. У него имелись кое-какие идеи на этот счёт. Оставалось только отобразить их на бумаге. Как раз утром он всё и закончит, а на следующий день отнесёт заказ. Вот только ночь без Марка, без его желанного тепла, без его нежных прикосновений и поцелуев, полных испепеляющей Страсти, будет такой одинокой и пустой… Марку никак не удавалось заснуть в эту ночь. Когда Адам не вернулся к вечеру, художник начал беспокоиться, хоть юноша и просил не волноваться. А вдруг, с ним что-то случилось, что-то ужасное? Кто знает, как прошла его встреча с отцом? Полный самых мрачных мыслей, Марк метался по квартире, словно раненый зверь, и никак не мог успокоиться. Он ведь даже не знает номер мобильника Адама, не знает точно его адреса, кроме улицы и номера дома. Как же он сможет отыскать юношу? Где он его найдёт? Город крупный, домов много, людей ещё больше! Марк чувствовал, что, если Адам не появится и завтра, он отправится на его поиски, будет стучать в каждую дверь, спрашивать о нём каждого встречного – поперечного. Широкая кровать показалась ему такой огромной и холодной, когда Марк опустился на неё, совершенно измученный ожиданием. Он перекатился на ту сторону, где прошлой ночью спал Адам. Подушка до сих пор хранила аромат его волос, художник с наслаждением вдыхал его, погрузив лицо в хрустящий хлопок ткани. Он целовал эту подушку, нежно гладил, прижимая к себе, словно юноша был сейчас рядом. Так он и уснул, погрузившись, как в мутную воду, в тяжёлый изнуряющий сон без сновидений. Рассвет разбудил его. Марк открыл глаза. В комнате было свежо и неуютно, серый свет лился из окна, окрашивая предметы в унылые тона. Утро встретило его тоскливым одиночеством. Странно, раньше он не чувствовал ничего подобного, много лет просыпался совершенно один и нисколько не тяготился этим. Но теперь… Теперь всё не так, всё изменилось, стало иным… В его одинокой безрадостной и будничной Жизни появился Адам, солнечный Ангел, согревший его своим живым тёплым светом, открывший ему дверь в сказочный, неведомый ему прежде Мир, Мир, где живёт Любовь. Как ему не хватало мягкого света огромных синих глаз, его лучистой улыбки, завораживающего негромкого певучего голоса, восхитительной музыкой ласкавшего слух, трепетных прикосновений и огненных, неистовых поцелуев, погружавших его в фантастический, нереальный экстаз, его присутствия, наполнявшего всё Существо Марка невиданным Блаженством! Как он тосковал без Адама! Юноши не было всего лишь день, а художник ощущал его отсутствие так, словно они не виделись, по меньшей мере, года полтора! В университет преподаватель пришёл крайне подавленным, со всеми держал себя с холодной вежливостью. Никого не хотелось ни видеть, ни слышать, ни остальных преподавателей, ни студентов. Его всё раздражало, всё вызывало глухую досаду. Марк чувствовал, ещё немного, – и он начнёт на всех бросаться, как взбесившаяся кошка. Взгляд с беспокойным, жадным любопытством обегал тех, кто встречался ему, в надежде увидеть Его глаза. Но не видел. Это причиняло невыносимую Боль. «Приди сегодня, любимый мой, единственный! – мысленно умолял Марк Адама, - Появись, прошу тебя! Я просто задыхаюсь, умираю! Ты мне так нужен! Я не вынесу ещё одного дня без тебя!». Марк еле дождался конца рабочего дня. Почти бегом бросился домой, подгоняемый безумной Надеждой: вдруг, Адам ждёт его? Преодолев расстояние до дома буквально за пять минут, мужчина влетел в подъезд и, прыгая через ступеньки, помчался на четвёртый этаж. На лестничной площадке у окна он увидел Адама. Юноша стоял к нему спиной и задумчиво смотрел на улицу. Марк почувствовал, что сердце его сейчас остановится, не выдержав такого всеобъемлющего Счастья. На глаза навернулись слёзы, горло перехватило. Он только теперь понял, прочувствовал до конца, как ждал Адама, как измучился без него! Торопливые шаги рядом вывели юношу из задумчивого созерцания, в котором он пребывал всё то время, пока находился здесь, ожидая прихода Марка. Он вздрогнул и, повернув голову, увидел художника. Тот был чрезвычайно бледен и до крайности возбуждён. - Привет! – солнечная, так любимая Марком улыбка, осветила необыкновенное лицо, - Я ждал тебя. - О, Адам! – Марк всхлипнул и, бросившись к любимому, неистово сжал его в объятиях, - Как ты мог так долго не приходить?! Как ты мог оставить меня одного на столько времени?! - У меня не получилось появиться раньше. После встречи с отцом я просто был не в состоянии вообще куда-то идти, даже к тебе. Марк внезапно спохватился, что их могут увидеть чужие глаза, охочие до всяких подробностей личной Жизни своих ближних. - Пойдём домой, не надо здесь стоять, мало ли что, - он потащил парня к своей квартире. Руки сильно дрожали от волнения, Марк с трудом мог попасть ключом в замок и открыть входную дверь. Наконец, раза с пятого, ему это удалось. Они зашли внутрь. Художник захлопнул дверь, швырнул ключи на обувную тумбочку. - Марк, я…, - начал Адам, но тот не дал ему договорить. Его руки судорожно обхватили юношу, а губы прижались к его губам голодным, неистовым поцелуем, в котором было всё: безумная Любовь, Страсть, Боль, которую причинила ему эта, пусть недолгая, но такая мучительная разлука! Марк целовал его с невероятной, алчной жадностью, вкладывая свою душу и сердце в этот сумасшедший поцелуй. Его тело требовательно напряглось, он жаждал ответного отклика Адама, он сходил с ума от желания почувствовать, как любимый наполняет его собой. Юноша не заставил себя долго ждать. Адам сам изголодался по Марку не меньше, чем тот по нему, его ответ был опьяняюще-страстным, а поцелуй – таким же безумным и жадным. Всё внутри Марка пело, когда он чувствовал в своих объятиях любимое тело, когда его губ касались любимые губы, а любимая душа говорила с его душой языком Страсти, столь могучим и древним, древнее звёзд в тёмном осеннем небе, могущественнее даже самой Смерти. Это была Их ночь, ночь, когда перестают существовать запреты и преграды, установленные суровыми законами дня. Они упивались друг другом с немыслимой алчностью, словно люди, которые неожиданно получили в дар то, к чему стремились всю Жизнь; они не могли насытиться, выпивая друг друга до дна, опустошая тела, но наполняя сердца и души. Адам и Марк пели свою Песнь Любви на языке, понятном лишь им одним, пели ликующими голосами своих сердец, пели так, как могут петь лишь две души, ставшие одной. Это любовное Сумасшествие, охватившее обоих, совершенно обессилело их физически, но они были безмерно, беспредельно Счастливы своим долгожданным Единением, которого им так не хватало! Адам перевернулся на бок, Марк нежно обнял его, зарывшись лицом в волосы на макушке, касаясь коротких взъерошенных прядок губами. - Марк! - тихо позвал юноша, слегка повернув к нему голову. - Да, хороший мой? - Я боюсь. Художник удивлённо смотрел на него: - Боишься? Чего? - Того, что кто-то узнает о нас, особенно мой дражайший папаша. Вчера я виделся с ним. Не знаю, откуда у него мой адрес, наверное, узнал от матери, больше не от кого, она была у меня пару раз после того, как я там поселился. Сестра тоже несколько дней гостила у меня, но выдать моё местонахождение она не могла, за это я ручаюсь! Она слишком хорошо знает отца и его отношение ко мне. А мама его панически боится и всегда уступает, чего бы тот не потребовал. Так вот, отец пожелал передать мне своё дело. Но я не могу этим заниматься! Я художник, а не делец, я хочу творить, а не делать деньги. Отцу подобного не понять, он всю Жизнь только и делал, что гнался за прибылью, больше его ничего не интересовало. Деньги – вот телец, которому он поклоняется. Ради денег он продал бы родную мать, не сомневаюсь! Вчера, во время нашей встречи, я ответил на его предложение категорическим отказом, чем взбесил его настолько, что отца чуть не хватил удар. Он не признаёт неподчинения собственной воле. Уходя, отец пригрозил, что всё равно заставит меня поступить так, как ему нужно. И он обязательно выполнит свою угрозу, я слишком хорошо знаю его подлый нрав. Он не погнушается никакими методами, чтобы достичь поставленной цели! В голосе Адама было столько ненависти, что Марку стало как-то немного не по себе. Он любил своего собственного отца, даже, когда тот бросил их с матерью и ушёл к другой женщине. Он тогда был голоштанным карапузом, лет четырёх – пяти, но очень хорошо запомнил глаза матери, полные слёз, когда она смотрела, как отец собирает вещи, понимая, что бессильна что-либо сделать. Даже тогда Марк не возненавидел его, хотя имел на это полное право. Много лет спустя, сам пройдя через развод с женой, он понял отца и простил его. Наверное, просто их с матерью отношения изжили своё, и нужно было ставить точку. Марк до сих пор поддерживал с ним отношения, они иногда встречались пропустить стаканчик-другой пива, поговорить о том, о сём. Происходило это не очень часто, отец жил в другом городе и бывал здесь наездами, но если уж приезжал, обязательно наведывался в гости к сыну. - Я боюсь, Марк, очень боюсь, что он помешает нам быть вместе, попытается любыми средствами разлучить нас! Что мне тогда делать?! Как жить в этом мире без тебя?! – голос парня дрожал, Марк ясно почувствовал слёзы. Мужчина ощутил, как внутри него всё взбунтовалось при одной только мысли, что кто бы то ни было может отнять у него Адама. Ни за что! Он готов уничтожить любого, если понадобиться, кто встанет у них на пути, чтобы помешать их Счастью! Никто и никогда не лишит его любимого, никто и никогда не сможет разлучить их, даже Смерть! Марк резко повернулся лицом к Адаму, налёг на него всем телом, прижав к подушке. - Адам, посмотри на меня! Тот поднял на него такие огромные, такие страдающие глаза, что у мужчины перехватило дыхание. - Послушай, я тебя безумно люблю, ты – всё, что есть у меня в этой Жизни! Никому, ни одной живой душе, не позволю встать между нами, забрать тебя у меня! Я лучше убью тебя сам, чем отдам кому-то! Марк говорил искренне, Адам чувствовал это. Парень робко улыбнулся сквозь влажную пелену, - словно солнышко выглянуло из-за туч! - Люблю тебя! – признался он, поглаживая пальцами лицо возлюбленного. Марк так жаждал этих слов! Но всё же они сильно взволновали его своей полной неожиданностью. Адам любит его! Наконец-то он произнёс это вслух! Раньше Марк его Любовь чувствовал, теперь он о Ней слышит! - Повтори ещё раз то, что ты только что сказал! – попросил художник, весь лихорадочно дрожа. - Я люблю тебя! Люблю! И всегда буду любить! - Единственный мой! – Марк пылко поцеловал парня. Поцелуй за поцелуем, – и скоро эти двое уже не могли остановиться. Остаток ночи они провели, нежно лаская друг друга, шепча один другому пламенные слова бесконечной Любви. Уснули перед самым рассветом, не размыкая объятий, не отрывая губ друг от друга, безумно влюблённые один в другого. Адам был прав, когда говорил, что отец не отступится от задуманного и обязательно исполнит то, что намеревался сделать в отношении собственного сына, чтобы заставить его поступить так, как он того хочет. Вельмиров-старший, покинув жилище Адама, пребывал в состоянии крайней ярости. Он готов был убить юношу на месте, да не только его, а любого, кто попадётся ему на глаза. Этот человек относился к тому роду людей, у кого дело всегда следует за словом, причём, незамедлительно. Мужчина буквально вылетел на улицу, весь красный, его трясло. Со стороны могло показаться, что он болен. Так оно и было, в сущности, на самом деле. Дмитрий Вельмиров был болен опасным и неизлечимым недугом: неистребимой ненавистью к сыну. Он люто ненавидел Адама, сам факт его существования. Причина уходила корнями в достаточно далёкое прошлое. Адам не являлся его родным сыном. Жена Дмитрия в своё время совершила самую большую (по его мнению) ошибку, спутавшись (он всегда называл подобные вещи таким словом, не умея подобрать иного, более корректного, определения) с заезжим художником. Где они познакомились и каким образом, этого глава семейства не знал, да и не хотел знать. Его гораздо больше волновал сам факт существования у горячо любимой супруги (насколько у такого человека жена могла быть любимой вообще) любовника. Об их тайном романе он узнал от своего знакомого – владельца частного сыскного бюро «Эврика», которому поручил проследить за женой. В душу Дмитрия давно закралось подозрение, что у его законной половины кто-то есть, она, вдруг, стала особенно тщательно следить за собой, обновила гардероб, изменила стиль. Чтобы развеять или же, напротив, подтвердить собственную догадку, Вельмиров-старший и обратился в «Эврику». И вскорости компрометирующие жену снимки, где она гуляет в обнимку с любовником, были у главы семейства на руках. Не долго думая, он в приказном порядке запретил жене встречаться со своей пассией, в случае непослушания грозя выгнать её на улицу и оставить без гроша в кармане. Женщине, пересиливая себя, пришлось покориться. Как сильно она ни любила этого человека, финансовая зависимость от мужа была ещё сильней. Они расстались. С тех пор у неё никого не было, но и со своим мужем они стали жить, скорее, как соседи, чем как муж и жена, даже спать начали порознь, в разных спальнях. Итогом этого непродолжительного романа стало рождение Адама. Сама мысль о том, что первый ребёнок в их доме – не его, приводила Дмитрия Вельмирова в неописуемое бешенство. Но он всё-таки решил пойти на некоторые уступки собственной жене, тем более, что она больше не виделась с любовником. Поэтому Адама оставили жить в семье Вельмировых, а не отдали в детский дом, как изначально планировал Дмитрий. Мальчик рос, и Вельмиров-старший с ужасом видел, что тот всё сильнее становится похож на своего биологического отца. Тот же рост, сложение, волосы, глаза, лицо, та же непередаваемая Красота, - словом, перед ним предстала живая копия ненавистного соперника. И Дмитрий всеми фибрами души возненавидел мальчишку. Он понимал, что не прав, ведь ребёнок не виноват ни в чём, мало ли, кто на кого похож, но ничего не мог с собой поделать. Он ненавидел Адама так сильно, что временами совершенно не мог выносить его присутствия. Его жена всё это видела и понимала причину подобного отношения своего благоверного к её малышу. Женщина очень переживала из-за этого. Всю свою Любовь к его отцу она перенесла на сына. Он был для неё лучиком света в тёмном царстве её замужней Жизни, памяткой о том, кого она так сильно любила. Временами женщине хотелось, чтобы всё было иначе, чтобы она никогда не встретила своего любимого, не познала, пусть и недолгого, но такого полного Счастья. Но вспять ничего не повернёшь. Сказка закончилась, остались суровые законы Реальности: муж, вызывавший у неё отвращение, богатый холодный дом, пустота и внутреннее одиночество, которое перестало казаться таким ужасным после появления в её беспросветной Жизни её крошки, её Адама. Она смирилась с невозможностью обрести свою Любовь и тихую радость с тем, кто был ей столь дорог. Теперь, когда у неё был сын, она жила им и ради него, вся отдавшись этому великому и светлому Чувству. Когда приступ ярости немного утих, Вельмиров-старший решил, что пришла пора действовать, не тратя ни секунды на раздумья. Он заставит Адама следовать его воле, заставит, уж будьте уверены! В голове у него уже созрел план, за осуществление которого он и взялся. Достал из кармана пальто мобильный телефон, порылся в адресной книге. Вот, то, что нужно! Номер «Эврики»! Кое-как набрал нужные цифры трясущимися руками. Длинные гудки. Потом на том конце прозвучал мягкий вкрадчивый голос: - Ну, здравствуйте, друг любезный! - Здравствуй! - Чего изволите? – вопрос был задан немного игривым тоном. У владельца «Эврики» имелась странная привычка беседовать с клиентами и подчинёнными в этакой шутливо-беззаботной манере, что многих, кто имел с ним дело, крайне раздражало. Не был исключением и Дмитрий Вельмиров. Подавив в себе желание нагрубить, которое неизменно вызывала в нём эта привычка его знакомого, отец Адама ответил: - У меня к тебе дело на миллион долларов. - Да? Что же в этот раз? У твоей жены снова кто-то появился? – раздался сальный смешок. - Нет. Мне нужно, чтобы твои ребята проследили за моим сыном Адамом. Я хочу знать абсолютно всё: где бывает и с кем, чем занимается, даже то, сколько ложек сахара в его чашке чая. Добудь для меня эту информацию, а уж за мной не заржавеет, ты знаешь! Тебе знаком мой сын? На другом конце трубки немного помолчали, словно пытались вспомнить, о ком идёт речь. - А-а, этот тот самый черноволосый парень, который иногда приходил к тебе в галерею? Как же, помню! Ох, и красавец он у тебя, просто глаз не оторвать! Только до странности не похож на тебя, да и на твою благоверную тоже. Кого-то он мне напоминает, только кого, никак не могу понять. - Да, да, это он, описан точно! – поспешно и нетерпеливо перебил его Дмитрий, опасаясь, что владелец «Эврики» разовьёт скользкую тему и вспомнит, кого ему напоминает Адам. - Хорошо, мы за ним проследим. Как что узнаем, я тебе сразу сообщу. - Угу. Его фотографию и адрес, где мой сын в данный момент проживает, получишь по факсу через полчаса. - Договорились. На том конце повесили трубку. Дмитрий дал отбой. Довольно улыбаясь, потёр ладонью о ладонь, что говорило о хорошем настроении. «Вот так-то, мой бесценный сыночек, скоро я тебя сцапаю, как канарейку, пикнуть не успеешь!». Марк проснулся. Счастливая улыбка блуждала по его лицу. Какая ночь! Сколько неземного Блаженства! Как сладки, хоть так быстротечны, часы, подаренные любимым! Какие неописуемые чувства испытываешь, когда сжимаешь в объятиях его желанное тело, когда твои губы сливаются с его губами, когда две души соединяются, чтобы навсегда стать одной! Он очень осторожно высвободился из обнимавших его гибких рук. Нет, не для того, чтобы встать с постели. Художнику очень хотелось просто смотреть на своего возлюбленного, на его неповторимое лицо. Ему очень нравилось это делать. В самом сне столько тайны, и невероятно интересно разгадывать эту загадку. Повернувшись на бок, лицом к Адаму, подперев голову рукой, Марк с безмерной Любовью и трепетной нежностью смотрел на него, спящего, любуясь точёными чертами, совершенством линий. Как безмятежен его сон! Какая бы буря не бушевала в его душе раньше (а, может, бушует и сейчас, кто знает?) на лице не отражалось ничего, оно было тихим и спокойным. Невероятно длинные ресницы (Марк ни у кого прежде не встречал таких, и его всякий раз тянуло дотронуться до них, проверить, настоящие ли они или же Адам их приклеил, а снять забыл, вот они и остались) бросали густую тень на матовую бархатистую кожу щёк. Художник очень нежно прикоснулся к ним кончиками пальцев. Марк думал, они острые и колючие, но, притронувшись, с удивлением почувствовал, что ресницы пушистые и шелковистые, нежнее и мягче любого атласа. На приоткрытых губах тихая улыбка, словно юноше снится что-то необычайно приятное. Как он прекрасен! У Марка перехватило дыхание, на глаза навернулись слёзы от собственных чувств. Ну, разве он сможет хоть когда-нибудь расстаться с этим космическим существом?! Да ни за что, ни за какие блага всех Вселенских цивилизаций вместе взятых! Художник очень-очень нежно, ощущая внутри себя глубинный трепет, касался рукой любимого лица, сомкнутых век, губ, тёплого бархата волос. Он чувствовал, как желание охватывает его, заставляя кровь быстрее бежать по венам, чаще и громче биться сердце. Стоило ему лишь прикоснуться к Адаму, он терял над собой контроль. Марк знал, что так будет всегда, пока он жив. Этот невероятный синеглазый волшебник навеки останется его тайной и самой заветной Мечтой. Он воспламенял Марка, как никто другой. Движимый неудержимым порывом, мужчина коснулся губами губ Адама. Это неожиданный поцелуй разбудил его. Парень вздрогнул и открыл глаза. - Доброе утро, спящая красавица! – приветствовал юношу Марк, любовно гладя по щеке. - Доброе утро! – улыбнулся Адам и ласково чмокнул Марка сначала в щёку, потом в губы. Как невероятно, до Боли, до Безумия художник желал его! Так было всегда, с первого мгновения, как он увидел парня. Жажда, томившая Марка, требовала утоления. Он приник к любимым губам, не в силах ждать дольше ни мгновения. Марк знал, что если начнёт целовать Адама, если лишь коснётся этих соблазнительных губ, уже не остановится, никакая сила не сможет заставить его остановиться! Распаляясь всё сильнее, так, что уже нельзя терпеть, художник весь полыхал от охватившей его безудержной Страсти. Его руки, губы бесстыдно, с упоением, ласкали любимого, вознося их обоих на нереальную высоту. Позже Адам уютно устроился на его груди, лицом к Марку, положив руки под голову. Он был так близко, что художник тонул в невероятной сини громадных глаз, с Любовью смотревших на него. - Никак не могу понять, почему я тебя так люблю! – признался Марк, - Ты прямо околдовал меня, я сам не свой, едва лишь коснусь тебя! Без тебя даже солнце не светит, самый тёплый день становится холоднее самой ледяной январской ночи! Это же ненормально, противоестественно так вот полюбить, подобная Любовь лишает не только разума. История, да и литература, знает немало примеров, когда из-за такой же безумной Любви люди погибали! Взять хоть тех же Ромео и Джульетту. Они оба умерли от того, что безумно любили друг друга, но вражда семей помешала им быть вместе в Жизни, вот они и решили обрести друг друга на веки вечные в Ином Мире. Персонажи литературные, но что-то мне подсказывает, что этот случай взят из Реальности. Я… Мне до сих пор не верится, что ты меня любишь. Неужели это не сон?! - Я действительно люблю тебя, дуралей ты сумасшедший! – ответил Адам и нежно провёл кончиками пальцев по щеке Марка, - Почему тебя это удивляет? - Это так невероятно! Ангел полюбил простого смертного. Что-то из области фантастики, тебе не кажется? - Любовь не разделяет людей по внешним признакам или каким-то особенностям. Она просто возникает между ними и всё. Остальное не имеет значения. - А что для тебя Любовь? Адам задумался и довольно долго молчал. - Любовь… Мне сложно объяснить понятно, чем это Чувство является для меня. Любовь – это постоянная необходимость быть рядом с Человеком, разделять Его радости и печали, быть Ему надёжным другом, поддержкой и опорой. А ещё это пламенная буря, в которой ты сгораешь заживо. Любимый Человек – это твоя плоть и кровь, твои помыслы и самые заветные желания, это больше, чем сама Жизнь. Ты готов пойти за того, кого любишь, на эшафот, способен свернуть горы, бросить к его ногам весь Мир. Он просто тот, без кого тебя нет, ты не существуешь вне Его, ты пуст и мёртв, лишь с любимым ты становишься тем, кто ты есть на самом деле. Марк слушал его, широко раскрыв глаза. Адам говорит его устами, выражает его мысли! Ведь для него самого Любовь является тем же! - Скажи…, - Марк замялся, ощущая усилившуюся пульсацию внизу живота, - А… Как ты смог устоять от Соблазна во время «Танца»? Это же убийственное зрелище! Те, кто его придумал – настоящие варвары, как и те, кто ввёл запрет вмешиваться в это действо во время просмотра! Мне тогда было так плохо, не знаю, как я выдержал до конца! Я так безумно тебя хотел, что готов был броситься к вам, отшвырнуть прочь твою партнёршу и овладеть тобой прямо там! Удержал меня от этого только наш уговор. Я так люблю тебя, так боюсь тебя потерять! Я был согласен на всё, что угодно, лишь бы сохранить тебя! Адам опустил глаза. - Я знаю, что ты чувствовал. Когда я впервые увидел «Танец», мои ощущения были схожи с твоими. - А что тебя удержало? - Тогда танцевала Нанетта, её партнёром был один из парней - танцоров стриптиза. Мы только начали с ней встречаться, ещё не успели узнать друг друга так хорошо, как знаем теперь. Помню, она так меня распалила, что я едва мог усидеть на месте! Но всё же удержался, опасаясь, что если поддамся Соблазну, для меня закроются двери клуба, и я не смогу так часто видеться с Нанеттой, как хотел. Понимаешь, главное правило клуба гласит примерно следующее: «Смотреть – смотри, но руками не трогай!». То есть ты можешь наслаждаться, но прикасаться к танцующим можешь лишь взглядом. После того просмотра я отправился к Нанетте в гримёрку. Она была там, переодевалась после выступления. Она стояла ко мне спиной… абсолютно безо всего, такой, какой родилась на свет. Я овладел этой женщиной прямо там, у туалетного столика. Это было что-то дикое и совершенно безумное! Можно сказать, с этого времени мы с нею не только ходили гулять или в кино, или ещё куда-нибудь. Нас неудержимо влекло друг к другу физически. Ты ведь знаешь, что это такое, верно? Марк кивнул. Он знал! - Ну, вот, - закончил Адам свой рассказ, - Дальнейшее тебе известно. Художнику не давал покоя один вопрос, он просто не мог его не задать: - Скажи… А ты не жалеешь о том, что вы с Нанеттой стали всего лишь друзьями после того, как были любовниками? Адам понял причину, побудившую Марка спросить об этом. Глядя ему в глаза, юноша ответил: - Нет. Всё это в прошлом. Единственное, о чём я действительно жалею, - это о том, что мы с тобой не встретились раньше. Никогда не думал, что способен любить кого бы то ни было, да ещё так сильно! - Мне всё ещё не верится, что ты признался мне в Любви! – лицо Марка озарила счастливая улыбка, - Ты любишь меня! Это совершенно необыкновенно! Это…Так похоже на сказку! Прекраснейший Ангел, какого можно увидеть только во сне, да и то не всегда, и, вдруг, обратил внимание на простого, невзрачного и серого смертного, на обычного человека, и не только обратил внимание, но и полюбил его! – художник говорил восторженно, нараспев, весь переполненный Счастьем. Какими тёмными стали глаза Адама! Словно небо беззвёздной августовской ночью, фиолетово-чёрными, с льдистым блеском. Он стремительно поднялся и отошёл к окну, став к Марку спиной. Художник заволновался. Он понял, что только что нарушил обещание, данное юноше, не касаться темы его облика. И не удержался! А теперь Адам наверняка решит, что он любит только его прекрасное лицо и тело, но не его душу! Но это же не так! Душу этого невероятного создания, его сердце, его Внутренний Мир он любит ещё сильнее, чем его потрясающий облик! Он любит его всего, абсолютно всего! И будет любить всегда, даже если он когда-нибудь постареет и подурнеет (вот в этом Марк сильно сомневался. Адам и в старости будет так же непередаваемо красив, как и теперь!)! - О, милый! – художник встал и, подойдя к парню, попытался обнять его, но тот уклонился, причём, достаточно резко, едва ли не грубо. - Оставь меня! – был ответ. - Прости, я нарушил своё обещание! Адам повернулся к нему всем телом и теперь смотрел в упор. Взгляд такой ледяной, что Марк задрожал. - И всё-таки я был прав, когда сначала отталкивал тебя, не позволяя получить то, чего ты так хотел! - говорил он. В голосе – ни тени нежных, чарующих нот, музыкой ласкавших слух, только сплошной металл, - Ты такой же, как они все! Тебе нужно только моё тело, но не я сам! И любишь ты только мою внешность, но не меня! Какой я идиот, как я мог хоть на мгновение поверить в то, что наконец-то встретил единственного человека, которому нужен именно я! Презираю это и ненавижу! Как я это ненавижу! – закрыв лицо руками, юноша вновь отвернулся к окну. Ему было больно, Марк почувствовал его Боль так, словно испытывал её сам. Он должен всё исправить! Должен доказать Адаму, как тот ошибается, считая, что ему, Марку, нужен не он, но его Красота! Художник с силой повернул парня снова к себе лицом, преодолевая сопротивление, порывисто обнял его и, прижимая к себе так крепко, что тот не мог пошевелиться, заговорил: - Любимый мой, единственный, как же ты не прав! Прости меня, старого дурака, за мои необдуманные слова! Я так люблю тебя, именно тебя, за всё, что в тебе есть! Когда я называю тебя Ангелом, я действительно вижу перед собой Ангела! Для меня ты всегда был и будешь самым прекрасным созданием во всех мирах Вселенной, я всегда видел бы тебя таким, даже, если бы ты был страшен, как смертный грех! Твоя душа не менее, даже более, прекрасна, чем твоё тело, и изнутри я люблю тебя ещё сильнее, чем снаружи! Марк поднял любимое лицо за подбородок, заставил любимые глаза посмотреть в его глаза в надежде, что лёд в этих синих озёрах растает, и они вновь станут бархатисто-тёплыми, ласковыми. Адам смотрел на него, не отрываясь, несколько минут. Сколько муки в его взгляде! Юноша пытался в глазах художника прочесть, правду ли тот говорит или же пытается обмануть его, чтобы просто использовать. Увидел, что Марк совершенно искренен. И разом отступила Боль, по всему его Существу разлилась тёплая волна нежности. Тучи рассеялись, лучистое солнышко улыбки озарило прекрасное лицо. - Я верю тебе, - сказал Адам. Он верит! Марк едва не взлетел от охватившей его бурной Радости! Наклонив голову, запечатлел на губах возлюбленного долгий, чувственный поцелуй. Млея от Счастья, ощутил, что Адам отвечает ему. Он отвечает ему! - Чудо-юдо ты моё! – ласково приговаривал Марк, ероша смоляные, с лиловым отливом, волосы юноши, - Чудо, самое расчудесное из всех Чудес на целом белом свете! Адам тихо улыбался, прильнув к тёплой груди любимого. Ему было так хорошо! - Я хочу продолжить нашу работу, - сказал Марк, выпуская парня из своих объятий и направляясь к холсту возле окна, - Ты не против? - Я сам хотел предложить то же самое. Сейчас как раз рассвет, самое подходящее освещение. Так что, не стоит терять драгоценное время. Они продолжили писать картину, начатую Марком два дня назад. На этот раз ничто и никто не отвлекал ни художника, ни его модель от работы, не развеивал нужное настроение. Мужчина писал упоённо, с вдохновением и бесконечной Любовью к тому, кого рисовал. Через пару часов всё было закончено. Марк отошёл на некоторое расстояние от портрета, чтобы лучше рассмотреть его, полнее прочувствовать, удался ли замысел. Картина была великолепна, полна такого Чувства и Страсти, что художник едва не расплакался, когда смотрел на портрет своего возлюбленного. Совершенство неземной Красоты Адама предстало во всей своей фантастической нереальности. Он получился таким живым, казалось, юноша вот-вот сойдёт с полотна. Парень, взглянув на Марка, увидел, что тот замер в неподвижности, словно греческая статуя, большие глаза влажно блестят, ладонь прижата ко рту, будто художник боится произнести хоть слово, выдав тайну собственной души. Поднявшись с кровати, на которой лежал всё это время, Адам неслышно подошел к нему и, став сзади, взглянул на свой портрет. Увиденное поразило его. Неужели этот юноша на картине – он?! Неужели Марк видит его именно таким?! Художник вздрогнул, ощутив его присутствие. Повернул голову и улыбнулся. - Что ты думаешь об этом портрете? - в волнении спросил он. - Он прекрасен. Только на нём – не я. - Почему? – изумился Марк. - Ты отобразил какого-то нереального персонажа. Я не такой. Я – человек из плоти и крови, а не сказочный принц, каким получился на твоём портрете. - Для меня ты именно такой! – горячо возразил Марк, - Адам, ты слишком скептически к себе относишься! Нельзя быть таким самокритичным, это неправильно! Хоть я и обещал не касаться вопроса твоей внешности, поскольку тебе это не нравится, всё-таки скажу: ты на самом деле Прелесть, я такой Невообразимой Красоты ещё не встречал! Так что нарисовал я тебя таким, какой ты есть! Не спорь, пожалуйста, это бесполезно! Адам улыбнулся: - Ну, значит, мы так и не приведём нашу дробь к общему знаменателю, каждый оставшись при своём мнении. Вернувшись домой, Дмитрий Вельмиров заперся у себя в кабинете, сел за большой письменный стол орехового дерева, спиной к большому окну, откуда в комнату лился неяркий серый свет осеннего дня. Порывшись в ящиках, отыскал файл, где, среди прочих бумаг, лежала пара фотографий Адама. Глава семьи не ставил их на своём столе, предпочитая держать подальше от собственных глаз, чтобы не впадать в ярость всякий раз, как он видел ненавистное ему лицо. Мужчина хотел вовсе избавиться от снимков, но жена упросила оставить их хотя бы для неё. Она очень тосковала по сыну, хоть старалась не показывать своих чувств никому, особенно мужу. Но он видел, что женщина просто убивается. Порой, Дмитрий заставал её в слезах, украдкой целующую эти фотографии, словно перед нею был её Адам. Застигнутая врасплох, женщина поспешно откладывала снимки в сторону и, наскоро утерев слёзы, стремительно удалялась из кабинета. Вельмиров-старший злился, ему отчаянно хотелось, чтобы жена поскорее выбросила из головы и, главное, из своего сердца, этого неблагодарного ветреника, и переключила свои чувства на него самого и их дочь. Но здесь даже его деспотизм оказался бессилен. Жена всё равно продолжала любить сына до Самозабвения, не внимая никаким доводам трезвого рассудка. Раньше мужчина надеялся, что с уходом Адама из дома, в его семье наконец-то воцарится тишь да гладь, утихнут бури, бушевавшие на протяжении многих лет, они будут тихо - мирно доживать свои годы втроём с дочерью, у них наступит полная идиллия. Но не тут-то было! Яблоко раздора исчезло, но сам раздор остался и отравлял Жизнь всем оставшимся членам семьи. Дмитрий по-своему любил жену и хотел, чтобы она, оставив мысли о сыне, сосредоточилась на нём. Но женщина так никогда и не смогла простить мужа за свою поруганную Любовь и сломанное Счастье. Иногда она ненавидела Дмитрия так сильно, что готова была чуть ли не покончить с ним раз и навсегда. Но в самый последний момент её что-то останавливало. Наверное, понимание того, что, даже убив опостылевшего мужа, она всё равно ничего не изменит. Её возлюбленный далеко и не вернётся к ней. А её ненаглядный птенчик, покинув тёплое гнёздышко, полетел искать свою Судьбу. Она осталась ни с чем. Была ещё дочь, но её женщина в расчёт не принимала. Она любила девушку, но эта Любовь была спокойной, даже равнодушной, не затрагивала самых глубин. Мать мало интересовалась жизнью дочери, её мыслями и чувствами, никогда не задумывалась о её будущем. Она словно бы и не замечала её, лишь иногда в глазах промелькнёт какой-то отблеск нежности, - и всё, снова пустота. Любви этой женщины хватило только на двух мужчин: её сына и его отца. Всем остальным осталась прекрасная Оболочка, лишённая Содержания, блестящий мираж, рассеивающийся с первыми лучами утреннего солнца. Дмитрий Вельмиров долго глядел на фотографии сына, словно изучая их, пытаясь понять, почему его жена так любит своего отпрыска, что забыла обо всём и обо всех. Снимки не очень старые, сделаны всего пару лет назад, когда Адам ещё жил с ними. С тех пор парень мало изменился, точнее, остался прежним. Да, малый, конечно, безумно красив, этого глава семьи, даже несмотря на всё своё неприятие, не мог отрицать. Причём, Красота эта необычная, не вписывающаяся ни в какие рамки и каноны. Огромные глаза какой-то космической сини, точёные, аккуратные черты, лилово-чёрные волосы, великолепное сложение… Ни дать ни взять герой античных мифов! Но, конечно же, жена обожает Адама не за одну внешность. Справедливости ради стоит заметить, что характер у парня очень добрый и отзывчивый, способный воспринять чужую Боль, как свою собственную. Темперамент поистине азиатский, невероятная, просто гремучая смесь эмоций и Страсти. Такие, как Адам, и любить, и ненавидеть будут до Умопомрачения. Если вызовешь его ненависть – приобретёшь врага на всю Жизнь, если Любовь – будешь Самым Счастливым на свете, потому что он отдаст тому, кого полюбит, свою душу и сердце, всего себя без остатка. И всё же Дмитрий люто ненавидел сына. Ненавидел за то, что тот так отличается от него самого, да и вообще от всех, кого он когда-либо встречал. Адам всегда оставался для него тайной за семью печатями, разгадать которую мужчина никак не мог, сколько ни пытался. Но самую сильную ненависть вызывало у Дмитрия Вельмирова поразительное внешнее сходство Адама и его биологического отца. Мужчина ещё мог простить парню всё остальное, своеобразие его натуры, превращавшее его в Белую Ворону в стае. Но этого простить не мог! Адам был для него, как бельмо на глазу, как вечное напоминание о постыдном падении его собственной жены. Дмитрий не мог успокоиться, все эти годы его грыз изнутри червь ревности, зависти к сопернику, который, столь легко завладел сердцем и душой этой женщины, ничего особо не делая, в то время как он, её законный супруг, получал лишь жалкие крохи, которые даже Любовью-то не назовёшь, так, что-то вроде привычки быть вместе, да и те должен был чуть ли не вымаливать. - Если бы ты знал, как я тебя ненавижу! – зло прошипел он изображению на фотографии, - И тебя, и твоего папашу! Вы получаете всё самое вкусное чуть ли не даром, остальным же оставляете объедки! Ненавижу! Ненавижу! – Вельмиров отшвырнул прочь снимок, чувствуя, что готов растерзать Адама за то, что он есть на этом свете. Но, невзирая на подобные чувства, Дмитрий всё же хотел передать сыну галереи. Просто Адам являлся единственным мужчиной в семье, после него, значит, его прямым наследником. И неважно, что он – не родной. Всё равно сын, закон здесь непреклонен. И галереи должны достаться именно ему. Что касается женщин, они тоже получат в своё время весьма приличный кусок от его состояния, ни одна ни в чём не будет нуждаться, может, не работая, жить в своё удовольствие хоть до конца дней. Но галереи должны перейти только к мужчине, к Адаму, в этом вопросе Дмитрий был несгибаем. Женщины не умеют вести дела, они слишком мягкие и податливые, любой жулик способен при минимальной затрате усилий обвести их вокруг пальца. В бизнесе действует лишь один закон: «Человек человеку волк». Не стоит гнушаться никакими средствами и методами ради достижения собственной цели, но, если уж ты её достиг, будь начеку, ибо есть более ушлые, они вмиг унюхают твои слабые места, и оглянуться не успеешь, - окажешься в канаве. «Почему же ты противишься? Почему? – в который уже раз мысленно спрашивал Дмитрий сына, - Ведь я же предлагаю тебе унаследовать такое прибыльное дело! Это же миллионы! Ты ни в чём не будешь знать нужды! Не иначе тебе запудрила мозги какая-нибудь вертихвостка с ногами от ушей, вот ты и выкаблучиваешь кренделя!». Вельмиров-старший достал из ящика лист бумаги, ручку, торопливо написал адрес Адама и, приложив фотографию, снял трубку и набрал номер факса «Эврики». Факс на другом конце стоял на автоматическом принятии документа, поэтому Дмитрий, услышав длинный писк, нажал кнопку «Старт». Лист с адресом и фотографией со скрипом двинулся через приёмник. Следя за отправкой, Вельмиров-старший очень надеялся, что агенты бюро добудут ему необходимую информацию об Адаме. Мужчина жаждал действий.