Осеннее Солнце

Получив факс, Александр Постовой, владелец «Эврики», снял трубку внутреннего телефона. - Слушаю Вас, Александр Гаврилович, - подобострастно и одновременно немного игриво промурлыкал голос секретаря Верочки. - Верунь, вызови ко мне Буйновского, только пусть явится незамедлительно! - Сейчас. Положив трубку на рычаг, Постовой опёрся о подлокотники своего внушительных размеров кожаного кресла и, слегка раскачиваясь туда-сюда, в задумчивости тёр переносицу. Он пытался вспомнить, кого ему напоминает сын его клиента Адам. В голове крутился неясный образ, но конкретики не вырисовывалось. Неожиданно Постовой вспомнил, что в верхнем ящике его стола находится папка, где хранятся фотографии людей, когда-либо чем-то привлёкших его внимание. У владельца «Эврики» было своеобразное хобби: он любил снимать понравившихся ему людей. Так сказать, коллекционировал свои впечатления. Потом, на досуге, он пересматривал фотографии, внимательно изучал лица изображённых на них людей, зачастую, абсолютно незнакомых, выражения на них, пытался определить, каков Внутренний Мир того или иного человека, о чём он думает, какую Жизнь ведёт? Это занятие чрезвычайно увлекало Постового, к тому же, позволяло совершенствовать свои навыки сыщика, необходимые для работы в избранной области деятельности. Извлёк папку, напоминавшую по размерам и виду объёмистый том, положил перед собой и, раскрыв, стал внимательно пересматривать хранящиеся там фотографии. Довольно долго поиск не давал результатов. Но, наконец, когда он уже хотел убирать папку назад, на глаза попался снимок почти тридцатилетней давности. На нём была жена его клиента вместе с каким-то мужчиной, но не со своим мужем. Фотография была сделана с достаточно близкого расстояния, что позволяло хорошо рассмотреть детали. Изучая снимок, Постовому показалось, что мужчина очень знаком ему. Но откуда? Где они раньше встречались? И тут владельца «Эврики» осенило. Это же любовник жены Вельмирова Эллы! Конечно, как же он мог забыть! И почти тотчас же на ум пришла догадка о том, кого ему напоминает Адам Вельмиров. Парня, с которым крутила шашни эта дамочка! «Ага, вот оно что! Теперь мне всё ясно. Адам не родной сын Вельмирова, его биологическим отцом является этот красавчик на фото! Вот так дела!». В дверь кабинета постучали. Это отвлекло Постового от его мыслей. Он встрепенулся и, выпрямившись, приосанился. - Войдите! Вошёл молодой парень лет двадцати трёх, одетый просто, совершенно невзрачной наружности. Именно такого и искал для работы в своём агентстве владелец «Эврики». Самый обычный человек, коих сотни и тысячи, ничем не примечательный, сливающийся с толпой на улице. То, что нужно! Именно его Постовой и использовал в делах, где требовалось установить за кем-то наблюдение, что-то узнать, добыть какую-нибудь конфиденциальную информацию. Именно так и должен выглядеть настоящий сыщик. Ему не нужно выделяться, напротив, чем он серее и мельче на вид, тем лучше, так он вернее достигнет поставленной перед ним цели. - Вызывали? – спросил вошедший. - Да, - Постовой протянул ему полученный факс, - Нужно несколько дней последить за этим вот парнем. Узнай всё: с кем встречается, куда ходит, чем занимается, - всё! Информацию передашь мне. Его адрес прилагается к этой фотографии. Запомни: клиент, поручивший мне это дело, является очень важной птицей в деловых кругах не только местного масштаба, но и всего бывшего Союза. Так что смотри, не оплошай! - Ну что вы, как можно! Вы же не первый год меня знаете, представляете, на что я способен. - Это верно! – кивнул Постовой, - Именно поэтому и позвал тебя сюда. Парень этот – его сын. Не имею понятия, что подвигло отца устраивать слежку за ним, да мне это и неинтересно. Передо мной поставлена задача, которую я должен выполнить, не задавая лишних вопросов. И я её выполню! А теперь можешь идти. Держи меня в курсе дел! - Обязательно! - Мне нужно на работу, - сказал Адам Марку. Они, обнявшись, сидели на кровати, юноша прижался к тёплой груди любимого, а тот, испытывая невероятное наслаждение, погрузил пальцы в чёрный бархат его волос и нежно перебирал прядь за прядью, чувствую безумный отклик своего тела, - Я должен отвезти им заказ. Сегодня срок. - А что за заказ? – в вопросе художника слышится явная заинтересованность. - Мне поручили выполнить эскиз флакона мужских духов новой линии, пущенной в производство косметической компанией «Кредо». - И каким ты это видишь? - Я изобразил своего рода флакон-трансформер. Он будет чёрный, выполнен из материала, напоминающего по виду и на ощупь змеиную кожу. Если флакон находится лёжа, - мы видим джип – внедорожник, со всеми причиндалами, как у настоящей машины, только в миниатюре. У джипа открываются дверцы. Если это сделать, увидишь этакого мини-робота. - Как интересно! - Ничего особенного. Посмотрел как-то фильм «Трансформеры» в кинотеатре, само действо не впечатлило, слишком много спецэффектов при минимальной сюжетной нагрузке. Но идея превращения тачки в робота понравилась. Не уверен, что это так же придётся по душе тем, кто делал мне заказ, как и самой компании. Но попробовал рискнуть, может, что и выйдет, - Адам улыбнулся. - Думаю, выйдет обязательно! Ты - очень талантливый парень, я это сразу понял, когда увидел тот твой рисунок с Ангелом на мосту и Его близнецом в реке. Ты так необычно воспринимаешь Мир! - Да нет, вполне обычно. Просто мне интересно заглядывать вглубь Вещей. - Мне тоже. Они надолго умолкли. Обоим было так хорошо друг с другом! Они наслаждались временем, проводимым вместе. - Ты придёшь сегодня? – прервал паузу Марк, очень надеясь на положительный ответ. - Не знаю. Если управлюсь со всеми делами, то, конечно, приду. - Даже, если не управишься, всё равно приходи! Ты мне очень нужен, очень! Я не выдержу так долго без тебя! В прошлый раз, когда тебя не было со мною, я чуть не спятил! Прошу, пожалуйста! Адам поднял голову и посмотрел Марку в глаза. В них было столько мольбы! - Послушай меня, - горячие гибкие пальцы ласково и нежно обхватили лицо художника, - Я тебя люблю! Помни об этом всегда, никогда не забывай! Даже, если я по каким-то причинам не могу быть рядом физически, в своих мыслях, сердце и душе я всегда с тобой, всегда, слышишь! – юноша горячо поцеловал художника, - А сейчас мне, правда, пора. Как не хотелось Марку никуда его отпускать! Как он жаждал, чтобы этот чудесный юноша никогда не покидал его, даже на время! Но ничего не попишешь, надо! Художник проводил Адама до двери. Парень повернулся, порывисто обнял любимого. Губы Марка обжёг огненный поцелуй. Отпустив его, юноша выбежал на лестницу, и скоро звук стремительных, лёгких шагов замер в пространстве. Марк закрыл дверь. Вернувшись в комнату, лёг на кровать. Раскинув в стороны руки, устремил взгляд в потолок…и неожиданно для себя расплакался, точно малое дитя. Только слёзы эти были уже от Счастья, столь невыразимого и полного, приводившего всё его Существо в состоянии невероятной восторженной эйфории. Адам любит его! Любит! Ему хотелось летать, прыгать, стоять на голове, делать миллион других, абсолютно безумных вещей. Марк чувствовал себя, как мальчишка-школьник, у которого завтра начинаются долгожданные летние каникулы, когда он на целых три месяца получит полную свободу. Пребывая в этом состоянии, художник едва не забыл о том, что ему самому надо идти на работу. Внезапно спохватившись, глянул на часы. Облегчённо вздохнул: осталось ещё два часа до начала первой лекции. Перед занятиями он решил зайти к ректору, договориться о временном освобождении Адама от занятий в связи с предстоящим семинаром, а заодно и уточнить дату его проведения. Ректор университета, Адам Никольский (тоже Адам! Марк увидел в этом совпадении имён некий благостный знак), являвшийся сам известным художником, был ценителем Истинного Таланта. Он всячески поощрял тех, в ком он чувствовал хотя бы Его зерно, побуждая их раскрыться со всей полнотой. С Марком они, можно сказать, дружили, а не просто были коллегами по работе, начальником и подчинённым. Никольский ценил Веселовского как невероятно одарённого живописца, настоящего Мастера своего дела, тонко чувствующего все грани изображения, подмечающего любые нюансы, которые, на первый взгляд, не представляют важности. Его картины, будь то портрет маленькой девочки, играющей с мячиком, или же гравюра в стиле Альбрехта Дюрера, или яблоко на столе, - всё было настолько реалистичным, что, казалось, вот-вот оживёт, сойдёт с полотна и заговорит. Его рисунки дышали, у них были сердце и душа. Сейчас так мало художников умеют вдохнуть Жизнь в свои работы! Иной раз смотришь чей-нибудь труд, вроде бы всё на месте, всё присутствует, - а картина «деревянная», красота налицо, но это красота манекена, холодная и пустая. А живопись Марка совсем иная. Несколько его работ, участвовавших в различных конкурсах, как местного, так и всесоюзного, масштабов, получили высокие оценки жюри и простых зрителей, а критики – искусствоведы наперебой расхваливали их, превознося талант художника чуть не до небес, наградив его эпитетом «необычайный». Что касается самого Марка, то ему, положа руку на сердце, было абсолютно без разницы чужое мнение о его работах. Он рисовал больше для себя, просто не умел по-другому отображать свои мысли и чувства. Живопись была для него этаким своеобразным средством самовыражения. Он не рвался к славе и триумфу, полагая, что для художника, если он действительно художник, а не маляр (так Веселовский именовал тех, кто стремился посредством рисунка к собственному материальному обогащению) важнее само Искусство, а не те блага, которые это самое Искусство может принести тому, кто вполне Им овладел. Он писал ради того, чтобы писать, а не для того, чтобы пополнить собственный кошелёк или банковский счёт кругленькой суммой. Марку просто нравилось рисовать, нравился сам процесс, от задумки до конечного результата, живопись отвлекала от дурных мыслей, поднимала настроение, вносила свой заряд бодрости в серые будни. Веселовский, интроверт по натуре, был замкнут, закрыт для людей, он жил внутри себя, в собственном Мире, куда практически никто не имел доступа, исключая только самых-самых избранных. Даже бушевавшие в нём страсти, - и те таились глубоко в самых-самых дальних тайниках его души. Ректор ощущал некую родственность характеров с преподавателем. Он сам был немногословен и молчалив, не выносил болтунов и пустобрёхов, вполне справедливо полагая, что для того, чтобы донести главную мысль сказанного до слушателя, требуется не больше двух слов, всё остальное – просто голое сотрясание воздуха, лишний мусор, захламляющий речь и мешающий пониманию. Ректор находился в своём кабинете один. Сегодня был не приёмный день, ни посетителей, ни подчинённых – никого. Марк обрадовался, что может переговорить с Никольским, что называется, с глазу на глаз, без присутствия назойливых посторонних. Только придётся разыграть своеобразную комедию, притвориться, что речь пойдёт о самом обычном, рядовом студенте, коих в этом университете превеликое множество. Нужно постоянно и очень строго контролировать себя, особенно, свой собственный голос, когда он начнёт этот разговор. Ничто не должно выдать истинных чувств, Никольский очень наблюдателен и сразу всё подметит и поймёт, что кроется за этим эпизодическим диалогом. - Можно? – Марк просунул в дверь голову. Ректор оторвался от бумаг, которые подписывал. Широко улыбнулся посетителю: - Заходи, заходи, дружище-живописец! – Никольский всегда так называл художника. Веселовский прошёл вглубь кабинета и сел на стул для посетителей, сбоку ректорского стола. Университетское обиталище его начальника отличалось неприветливостью и даже мрачностью: мебель, стены, даже шторы на окнах, - всё безрадостного тёмно-коричневого цвета. «Словно похоронное бюро» - морщась про себя, подумал Марк. Ему не нравилось бывать здесь, сама атмосфера нагоняла тоску. Адаму Никольскому минуло недавно шестьдесят лет. Это был благообразный старик с белыми волосами и такой же аккуратненькой бородкой, гигантского роста, всегда элегантный и подтянутый. Его уважали как подчинённые, так и посетители. Никольский обладал острым, проницательным умом; несмотря на замкнутость и немногословность, был добродушен и располагал к себе. - Ну, с чем пожаловал? – спросил он, с лёгкой улыбкой глядя на Марка. - Я пришёл просить освобождения от занятий на некоторое время одного из моих студентов-первокурсников, - так, голос звучит ровно, хорошо! - И кого? - Адама Вельмирова. - Вельмиров… Вельмиров…, - ректор задумчиво сощурил глаза, пытаясь припомнить, о ком идёт речь, мысленно воссоздать его облик, - А, вспомнил! Чернявый такой, очень красивый парнишка,- при этом замечании Марк невольно съёжился. И этот туда же! Немудрено, что его любимого так раздражает малейшее касательство его облика, он просто устал от этого! - Как же, знаем, знаем! Его отец – владелец художественных галерей «Крионика». Я там как-то выставлялся пару раз, только было это сто лет в пятницу. Отличные галереи: прекрасный интерьер, замечательная атмосфера! Мне нравится там бывать даже теперь, хоть уже давно ничего не пишу. Времени нету, работа отнимает все силы и фантазию, на Творчество ничего не остаётся, - Никольский грустно вздохнул. Марк понимал его. Для любого Творца невозможность Творить – это самое ужасное, что только можно себе представить! - У нас на кафедре скоро семинар, посвящённый современной живописи и её направлениям. Работы очень много, как для меня, поскольку я курирую данное мероприятие, так и для студентов. Мне просто жизненно необходим толковый помощник, я один не справлюсь с такой огромной горой информации, которую нужно найти, обработать, придать ей удобоваримый вид. Приглядевшись к моим ребятам, я остановил выбор именно на Адаме. Думаю, не ошибся, он умный парень, быстро всё схватывает, он мне сможет помочь. Ректор некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Потом ответил: - Хорошо, я сделаю соответствующие распоряжения, доведу информацию до остальных преподавателей курса. Кстати, а когда пройдёт семинар? Я бы сам поприсутствовал, тема интересная. - Ещё точно не знаю. Думаю, сроки определятся ко вторнику на следующей неделе. - Ну, давай, давай, действуй! Как говорится, зелёный свет тебе! - Спасибо! Марк покинул кабинет ректора в приподнятом настроении. Теперь его Адам будет с ним столько, сколько душе угодно! Как замечательно! Адам отнёс свой эскиз заказчику. В компании пришли в полный восторг необычной дизайнерской задумкой флакона и немедленно отправили его в «Кредо» для согласования, прежде чем его можно будет использовать в производстве. Правда, юноша, со свойственной его натуре самокритичностью, воспринимал собственную работу весьма скептически, но своё мнение держал при себе. Главное, клиент доволен, а тот, кому угодили, платит весьма приличные деньги. К тому же, это означает новые заказы, наличие работы и постоянный доход, что по нынешним непростым временам дело далеко не последнее. Хоть юноша и относился к деньгам, просто как к средству, позволяющему обладать минимальным набором необходимого для человеческой Жизни, он не ставил их во главу угла собственного существования, не делал своим фетишем, но всё же понимал, что их наличие позволяет осуществить очень многие свои желания, сколь бы непритязательными они ни были. Закончив свои дела с заказчиком, Адам решил отправиться сначала домой, а потом - к Марку. Юношу тянуло к нему, он уже не мог обходиться без художника. Дело здесь было не только в нереальном физическом влечении, которое они испытывали друг к другу. Их отношения не ограничивались только сексом, каким бы фантастическим по накалу Страстей и яркости эмоциональной сферы он ни являлся. Это было что-то, не поддающееся определению, нечто, выходящее за рамки узкого восприятия человеческого мозга. Они буквально растворились друг в друге, стали одним Человеком, намертво срослись. Их Любовь сродни взрыву атомной бомбы, она как бы разорвала их отдельное «Я» на молекулы, сплавив их в «Я» общее. Адаму захотелось принять ванну, немного расслабиться, освободиться от напряжённости дня. Он лежал, закрыв глаза, в прохладной воде, ласково омывавшей обнажённое тело. Усталость спала, чувства обострились. Он думал о Марке, о том, что увидит его сегодня вечером. Они вместе проведут незабываемые часы, наслаждаясь обществом друг друга, а ночь подарит им сказочные мгновения волшебства, полные Любви и Страсти! Адам ощутил, как в предвкушении кровь быстрее побежала по венам, учащённо забилось сердце. Он улыбался. «Скоро, очень скоро я вновь увижу тебя, любимый мой! Я подарю тебе такую ночь, которая сотрёт все следы нашей недолгой разлуки! В моих объятиях, со мной и во мне, ты забудешь обо всём на свете! В этом огромном Мире будем только мы двое, ты и я!» Когда в дверь постучали, Марк, как всегда, бегом понёсся открывать. Сердце жило безумной Надеждой: может, это Адам? Его ответ на вопрос, придёт ли он вечером, был очень уклончив, но все-таки… Вдруг, пришёл?! Распахнул дверь. В самом деле увидел Адама. Парень очень необычно выглядел: длинный, до пят, плащ, по виду похожий на шёлковый, строгого покроя брюки из непонятного материала, рубашка. Галстука не было, но и без него весь наряд был очень элегантным, даже немного официальным. Непривычным казалось и то, что все вещи были ослепительно белыми, без единого вкрапления других цветов. Даже кожаные туфли – и те белоснежные. Весь наряд поразительно контрастировал с огненно-чёрными волосами и загорелой кожей Адама. Марк застыл на месте, открыв рот. Все слова, которые он собирался произнести, разом вылетели из головы, мысли смешались. Юноша улыбнулся: - Ну, привет! – щеки художника коснулся лёгкий ласковый поцелуй. - При…вет! - не совсем уверенно, запинаясь, поздоровался Марк, когда шок понемногу отступил, - Заходи скорее, я тебя заждался! – Пропустив юношу вперёд, художник вошёл следом и закрыл дверь, - Ты ослепителен! – восхитился он, окидывая парня с ног до головы восторженным взглядом. - Мне захотелось немного размяться. Составишь компанию? - А… куда ты хочешь пойти? - На дискотеку, немного потанцевать. Сто лет там не был, хоть и очень люблю танцы. Марк выглядел сильно удивлённым: - Танцевать?! Мне?! Адам, ты сумасшедший, ты знаешь это?! Ну, про тебя речь не идёт, ты очень молод и ещё полон сил. Но я… Мне сорок два года, я почти старик по сравнению с тобой! Да я свалюсь после первых же па! Адам подошёл к нему и игриво дёрнул за оба уха: - И слышать ничего не желаю! Нашёл старика! Сорок два… Всего-то! Да ты ещё фору дашь кому угодно! Одевайся, и пошли! Ну же, иначе я сам тебя одену! – Юноша изобразил шутливое возмущение на своём лице, сдвинул брови, сжал губы. Он был такой очаровательный, что Марку очень захотелось прямо сейчас поцеловать его. - Слушаю и повинуюсь, мой господин! – в тон Адаму ответил Марк и, отвесив театральный поклон, удалился переодеваться. Через пятнадцать минут художник был совершенно готов. Они вышли из дома. - Знаешь, пока я шёл к тебе, меня всё время не покидало странное ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Не знаю, откуда оно взялось, но я очень явственно почувствовал присутствие постороннего, совершенно незнакомого мне человека, - признался Адам Марку, когда они шли по тёмной улице, направляясь к огням проспекта, маячившим вдалеке. - Милый, ты устал, у тебя нервы взвинчены, вот и кажется всякое, - успокоил любимого художник, - Не волнуйся, солнышко моё синеглазое, я с тобой! – он крепче обнял юношу за плечи, словно пытался и ему передать свою уверенность. Адам прижался к его тёплому и надёжному плечу. - Может, в самом деле, показалось. Клуб «Кинатра» был чрезвычайно популярен среди городской молодёжи всех возрастов и культур, выходцев из семей, принадлежавших к самым разным кругам общества. Здесь были и уличные оборванцы родителей-алкоголиков, зарабатывающие себе на пропитание уборкой в магазинах или мытьём машин, и сыночки воротил бизнеса, этакие богатенькие мальчики, которым ничего не стоило за одну ночь спустить сумму, равную годовому бюджету какого-нибудь государства в африканском захолустье. Металлисты, панки, рэпперы… Все течения и направления музыкальной индустрии… Вне стен клуба их невозможно представить вместе, слишком разные у них идеи и взгляд на Мир. Но здесь они запросто болтают, словно завзятые знакомцы, пьют пиво, заигрывают и танцуют с девочками. - Интересное место, - заметил Адаму Марк, когда они вошли, - Не знал, что ты тут бываешь. - Ты ещё многого обо мне не знаешь, - плутовато улыбнулся Адам и задорно подмигнул ему. - Горю желанием узнать! - Марк улыбнулся в ответ такой же хитроватой улыбкой. Они прошли дальше, в большой зал, где яблоку некуда было упасть от толпы народа. Все танцевали. Движения заводные, ритмичные. Марк чувствовал себя безногой курицей, попавшей на бал к лебедям. И зачем только Адам привёл его сюда? Он же не умеет танцевать! Юноша, видя замешательство художника, просто взял его за руку и силой ввёл в круг танцующих. Как он двигался! Марк остолбенело смотрел на него, не в состоянии оторвать взгляд. Какая грация, лёгкость, какие плавные переходы, как безупречны линии гибких рук, всего тела! В его танце столько Магии и Чувственности! У художника захватило дух от невероятной красоты этого зрелища! Огромные глаза Адама, мерцая фосфорической зеленью в лучах цветных прожекторов, освещавших зал, были устремлены на Марка. Их взгляд завораживал, лишал воли, подчинял себе. Юноша, приблизившись к мужчине, слегка приобнял его, потом плавно обогнул его со спины и, снова оказавшись очень близко, дразнящим поцелуем коснулся губ Марка, отчего тот вздрогнул и невольно потянулся за ним. Адам продолжал дразнить мужчину, заигрывать с ним. Его губы касались лица художника летучими поцелуями, но, стоило Марку попытаться поцеловать Адама в ответ, тот ускользал. Эта игра в «кошки-мышки» продолжалась довольно долго. Марк чувствовал, что перестаёт контролировать себя и, если Адам не остановится, будет продолжать в том же духе, ничто не удержит его! Он просто овладеет юношей прямо здесь, среди всей этой толпы, невзирая на сотни глаз, окружавших их! Но парень не желал останавливаться. Напротив, похоже, эта игра его самого заводила не меньше, чем Марка. Его гибкие руки, обхватив художника, двинулись ниже, к поясу его джинсов, на ходу поднимая свитер. Адам прижался губами к его шее, потом пропутешествовал ниже. Его губы ласкали, их прикосновение обжигало. Марк уже ничего не соображал. Он просто опустился на колени рядом с Адамом, обхватил руками любимое лицо и, пылая от желания, припал к его губам с неудержимой Страстью. Целуя любимые губы, художник весь отдался во власть собственного Безумия. Он крепко прижал к себе Адама, не давая тому ни вырваться, ни пошевелиться. Поцелуй был неистовым, жадным, хищным, Марк словно пытался выпить душу любимого до самого дна. Его губы были требовательными, они жаждали ответа. Художник почувствовал, юноша замер, тело напряжённое, он слышал барабанный бой его сердца. Адам едва сдерживался, чтобы не поддаться на эту страстную провокацию со стороны своего возлюбленного. Он ощущал бешеную пульсацию каждой своей клеточки, откликающейся на этот невероятный натиск. Парень видел, Марк доведён до крайней точки кипения, удержать его не получится. Но он не хотел, чтобы их Песнь звучала для всех этих людей, Адаму казалось подобное кощунственным. Их Любовь существует лишь для них, больше ни для кого! Превозмогая самого себя, юноша с неожиданной силой оттолкнул от себя Марка, вырвался из цепких пут его объятий, вскочил, и стремительно унёсся прочь, расталкивая людей. Он бежал к лестнице чёрного хода, так как не хотел снова проходить через главный вход, опять миновать все эти не в меру любопытные взгляды, которые бросали на них с Марком весь вечер. Художник тихо выругался и побежал следом за Адамом. Он был окончательно сбит с толку. Что всё это значит?! Что за игру затеял парень?! Зачем нужно было распалять его до Безумия, чтобы затем просто сбежать?! На лестнице чёрного хода царил полумрак, лишь маленькие лампочки на стенах разгоняли тьму. Здесь было безлюдно и тихо, шум из зала, где танцевали, сюда не проникал. - Адам! – позвал Марк, надеясь, что юноша просто захотел скрыться от толпы, а не оставил его здесь одного. Нет ответа. - Адам! Снова гулкая тишина. Марк почувствовал, как со дна души поднимается горькая волна обиды. Значит, Адам оставил его один на один с самим собой… Он просто наигрался с ним, как кот с мышью, надругался над его чувствами, посмеялся над его Любовью, и теперь вот решил таким оригинальным способом сказать ему своё последнее «Прости»! Художника затрясло. Невыразимый ужас затопил его, накрыв с головой. Как же ему быть теперь?! Если Адам и правда оставил его, как он сможет жить с этим?! Разве получиться у него протянуть хотя бы до рассвета, если даже пять минут без юноши для него пытка, равносильная смерти?! Марк, спотыкаясь, побрёл вниз, на улицу. Один раз, оступившись, едва не покатился по ступеням, но успел ухватиться за железные поручни. Кое-как выбрался наружу. Несколько минут стоял, закрыв глаза, вдыхая полной грудью свежий и холодный ночной воздух. Это придало ему сил двигаться дальше. Еле переставляя ноги, поплёлся вперёд. Он брёл, не разбирая дороги. Ему было всё равно, куда идти. Какой смысл возвращаться домой? Снова оказаться один на один с молчаливой неприветливой пустотой… Пустотой, которую никто и ничто больше не сможет заполнить, потому что Адам ушёл… Его любимое синеглазое солнышко пропало с его небосвода, и теперь он просто замёрзнет без него, заиндевелую душу ничто не согреет… Ничто… Ноги сами привели Марка домой. Как во сне, он поднялся на свой этаж. Долго рылся в кармане, никак не мог отыскать связку ключей. Наконец, нашёл. Дрожащими руками всунул ключ в замок, открыл дверь. Ухо уловило за спиной лёгкое осторожное движение. Может, это грабитель? Что ж, милости просим, пусть заходит и забирает всё, что хочет. Сегодня он потерял самое бесценное, что было в его Жизни. А вещи… Какой смысл цепляться за то, что не имеет ни души, ни сердца? Это ведь просто куски материи… Чья-то невесомая рука легла ему на плечо. Марк ещё ничего не успел сообразить толком, как почувствовал, что его разворачивают на триста шестьдесят градусов. Горячие губы приникли к его губам. Горьковатая, опьяняющая сладость этих губ привела в безумный трепет всё Существо Марка. Губы, вкус которых не спутаешь ни с каким другим, потому что сердце запомнило его на всю Жизнь! Губы Адама! Реальность закружилась и пропала, уступив место чему-то небывалому и сказочному. Марк схватил юношу в стальные тиски объятий, сжал столь крепко и неистово, что ещё чуть-чуть, – и у парня были бы сломаны рёбра. Художник так страшился хоть немного ослабить хватку, боялся, что Адам снова ускользнёт от него, как уже бывало не раз. Этот сумасшедший поцелуй длился несколько минут. Оба смогли оторваться друг от друга только тогда, когда стало не хватать воздуха. - Зачем ты сбежал от меня?! Зачем?! Я…, - Марк всхлипнул, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, - Я думал… Я тебе наскучил… И ты… решил оставить меня… Совсем! Глаза Адама с безмерной Любовью смотрели на него. Юноша очень-очень нежно гладил его лицо. - Дуралей ты садовый! – любимый голос чарующей музыкой ласкал слух Марка, - Я люблю тебя! - Ты всегда так говоришь, а потом исчезаешь, словно тебя и не было! Ты мучаешь меня, разве сам не видишь?! Неужели не понимаешь, что я без тебя не проживу, не протяну даже до утра?! Я сдохну, как собака! – выдержка ему изменила, Марк разрыдался. Адам ласково и крепко обнял его, тёплые пальцы ерошили спутанные кудри, успокаивая. - Не делай так больше! Никогда! – Марк поднял на него заплаканные, умоляющие глаза, - Я не такой сильный, как тебе кажется, меня очень легко сломать! Адам любовно коснулся губами его мокрых щёк. - Больше не буду, обещаю! – заверил он, - Всё никак не привыкну к твоей хрупкости. Всё мне кажется, что ты со всем этим справишься. Никогда прежде не встречал Человека, подобного тебе, столь мужественного, и вместе с тем, такого мягкого, настолько тонко и остро чувствующего! Любимый мой дуралей, самый любимый дуралей на свете! – Адам осыпал поцелуями лицо Марка. Художник тут же забыл обо всех своих страхах и тревогах. Он весь растворился в этих обжигающих поцелуях, в такой желанной близости его любимого! Марк затянул Адама в дом, ни на миг не выпуская из своих объятий, сам целуя его с не меньшим пылом. В комнате было темно. Марк ненадолго отпустил Адама, включил ночник на стене у кровати. - Не нужно света, - попросил парень. - Свет не помешает. Я хочу видеть тебя. Всего! – на его лице появилась шаловливая улыбка, глаза озорно блестели, - Решил немного проучить тебя, негодник, чтоб впредь неповадно было так себя вести! - Марк открыл шкаф, достал широкий кожаный ремень с металлической пряжкой. - Что ты собираешься делать? – улыбнулся Адам. В комнате было жарко, он снял плащ и небрежно повесил его на спинку стула. - Сейчас увидишь. Художник подошёл к юноше и неожиданно резким рывком опрокинул его на кровать. Не давая опомниться, перехватил в запястьях обе руки парня и связал их ремнём, стянув концы узлом, старался не причинить боли и, в то же время, хотел, чтобы Адам не смог вырваться. Нарочито медленно, неспешно снимал с себя одежду, находясь очень близко к юноше, чтобы тот видел каждое движение. При этом глаза Марка не отрывались от его лица, улавливая малейшую перемену. Адам замер. Он буквально пожирал мужчину глазами, его охватила безмерная Страсть, он сгорал от желания обладать им. Это художник очень ясно читал в тёмной синеве взгляда своего любимого, устремлённого на него. Марк подошёл к кровати с другой стороны, переполз на ту половину, где юноша, вплотную к Адаму. Очень-очень медленно, одну за другой, расстегнул пуговицы на его рубашке, затем принялся освобождать от остальной одежды, также проделывая всё это со скоростью замедленной съёмки. Его губы начали свой неторопливый путь снизу вверх, миллиметр за миллиметром, двигаясь выше и выше. Художник ощущал дрожь тела Адама, когда горячие поцелуи касались обнажённой кожи. Он видел, что эта медлительная ласка сводит парня с ума, но останавливаться не собирался. Напротив, стал двигаться ещё неторопливее, вкладывая в поцелуи ещё больше Чувственности. Адам закусил губы и весь выгнулся, изнемогая от этой эротической пытки. Марк обвёл самым кончиком языка контур его губ, но не поцеловал, лишь слегка прикусил их. Адам потянулся за ним, хотел поцеловать Марка сам, но тот ускользнул, переместившись к подбородку, так, что юноша не мог до него добраться. Он изводил любимого, лаская его, но избегая полного контакта. - Перестань! – задыхаясь, взмолился Адам, в громадных глазах – безумная, испепеляющая Страсть, смешанная с невыносимой Болью, - Больше не могу! Прекрати пытать меня, я не выдержу! Марк не собирался истязать его, просто хотел поставить Адама на своё место, заставить его пройти через то же, через что прошёл сам. Он развязал ремень, освободив юноше руки, и почти в то же мгновение оказался спиной на кровати, Адам, с силой прижал его сверху. - Теперь никуда не денешься! – хриплым от Страсти голосом проговорил он, - Сейчас моя очередь сводить тебя с ума, и я это сделаю, можешь не сомневаться! – словно в подтверждение своих слов, Адам принялся целовать его со всем Безумием, что владело им, доводя Марка до исступления, заставляя жаждать большего, неизмеримо большего! Эта ночь превратилась в огненную схватку. Любовный смерч разрывал на части их Существа, в то же время, возрождая заново. Они неслись к пропасти с небывалой скоростью, они падали в неё, но взлетали вновь в прозрачную высь небес. Утоляли жажду, но не могли напиться, изголодавшись, не могли насытиться. Яркая вспышка, искрящийся сполох…Завершённость… Едва дыша, они лежали, обнявшись. Всё произошедшее только что представлялось им чем-то настолько нереальным и фантастическим, что эти двое сами не могли в это поверить. - Я люблю тебя! – Марк нежно поглаживал гибкую тонкую руку на своей груди, - Люблю! Ненаглядное моё солнышко, любимый, единственный! – он давал Адаму ещё тысячу самых разных ласковых прозвищ и имён, какие только могли найтись в человеческом языке. Художник был Беспредельно Счастлив! Адам вернулся к нему, он не бросил его умирать в ледяном бездушном одиночестве! Тучи на его небосводе рассеялись, яркие бриллианты дня, разогнав тьму, снова ослепительно сияли и искрились всеми цветами радуги. Обхватив парня руками, качаясь на волнах безмерной Любви, Марку неожиданно захотелось убить его. Убить прямо сейчас, здесь, чтобы этот невероятный юноша навсегда остался с ним, чтобы больше не сбежал, чтобы никто другой не смог отнять его! Художник сам испугался возникшего в нём желания. Нет, нет, нет! Он не сможет лишить его Жизни! Тогда лучше умереть самому! Адам почувствовал, Марк вздрогнул. - Что с тобой? – синие-синие глаза глядят прямо в душу, словно пытаются прочесть малейшие её движения. - Ничего, хороший мой, ничего. Просто… Я так испугался, что ты решил бросить меня, что теперь никак не могу успокоиться! Прекраснейшее из лиц осветила улыбка, полная Любви и нежности: - И всё-таки ты невероятный дурик! Ты до сих пор не понял, что я тебя люблю, очень-очень люблю! Я ведь сам не меньше тебя боюсь, что ты меня оставишь, что когда-нибудь ты мной пресытишься и отправишься искать кого-то поинтереснее! Я же не смогу без тебя, совсем-совсем не смогу! Марк с жадным волнением всматривался в любимое лицо, в необычайные глаза, пытаясь найти подтверждение этому невероятному, страстному признанию. И увидел в колдовском взгляде Адама столько безмерной Любви к нему, что на глаза навернулись слёзы. Он страстно поцеловал возлюбленного, повинуясь неудержимому порыву. Любовь – это Жизнь! «Я живу, живу!». Они так и не смогли уснуть. Слишком многое переполняло их, ещё не излитое друг на друга, не высказанное. Лишь малая толика всего того, что они испытывали один к другому, всплыла на поверхность, неизмеримо больше хранилось в тайниках их душ, в самых недрах. - Сегодня суббота, - с улыбкой проговорил Адам, - Невероятно, всего неделя прошла с тех пор, как мы впервые увидели друг друга на твоей лекции, а, кажется, будто целая Жизнь пролетела, как единый миг! Прекрасный миг… - День, когда мы впервые встретились, я не забуду никогда! Тогда весь мой Мир, вдруг, исчез, точнее, не исчез, а трансформировался в нечто, совершенно иное, отличное от всего того, что я знал до тех пор. У меня такое чувство, что я и не жил вовсе до тебя! Я просто тупо плыл по течению, ни над чем особенно не задумываясь. И, что самое смешное и одновременно печальное, мне представлялось подобное существование совершенно правильным и единственно возможным! – Марк грустно усмехнулся, - Только повстречав тебя, я, наконец, прозрел. Оглянувшись на свою так называемую «Жизнь», вдруг, осознал, что я вовсе и не живу, как мне казалось, а прозябаю в каком-то мутном болоте, которое меня постепенно, совершенно незаметно для меня самого, затягивает всё глубже и глубже. Да я даже не видел ничего толком, просто тыкался в стены, совершенно не зная, а есть ли выход? Вот так я и существовал все эти годы… Адам поднял голову и, придвинувшись к Марку, горячо запротестовал: - Любимый мой дуралей, какую чушь ты несёшь! «Прозябание»… «Болото»… «Ничего не видел толком»… Ты –Творец, Ты Скульптор своих собственных Миров, твои работы отражают то, что видит и чувствует твоя душа. Когда я смотрел на твои рисунки, меня поразила глубина Истинной Жизни, которую они буквально излучали! Так писать может лишь тот, кто познал самые Основы Бытия всего Сущего! В твоей живописи – Седины Древности с ликом Ребёнка. Они древние и в то же время, совсем невинные, нетронутые пошлостью и фальшью Современности. Боюсь, мне никогда не достичь таких высот… Марк слушал Адама и удивлялся, в который уже раз, тому, насколько глубоко этот мальчик понимает его и его творчество. Именно понимает, а не только делает вид! - Я хочу увидеть твой Мир, - неожиданно попросил художник. Адам понял, что Марк имеет в виду. - Я не против, это даже интересно. - Я всегда пытался представить себе, как ты живёшь, что отражает твоё Пространство? Адам улыбнулся: - И что ты представил? - Что-то очень простое и одновременно сложное, грандиозное, но непритязательное, изысканное и в то же время понятное каждому. Вот такой вот винегрет, - художник засмеялся. - Ну, почти угадал. Что ж, тогда пошли. У подъезда дома, где жил Адам, они увидели какого-то человека. Он сидел и читал газету. По-видимому, данное занятие так увлекло его, что он, полностью погрузившись, потерял связь с Реальностью. Обычный человек, каких тысячи, ничего из ряда вон. И одет очень просто, даже как-то серо: чёрная куртка, коричневые брюки, на голове – джинсовая чёрная бейсболка. Процентов восемьдесят среднестатистических обывателей выглядят примерно так же. Но у Адама внезапно возникло какое-то неясное неприятное ощущение при виде незнакомца. Словно он что-то предчувствовал, но что именно, не мог сказать точно. «Я становлюсь параноиком» - подумал парень про себя. Человек, почувствовав на себе настороженный взгляд юноши, оторвался от своей газеты и, подняв голову, встретился с ним взглядом. Для обывателя глаза у него оказались слишком внимательные и умные, это Адам отметил сразу. Такие ничего и никого не упускают из виду, только прикидываются этакими простачками, чтобы обмануть бдительность ближних, отыскать слабинку в их броне, дабы потом действовать наверняка. Адам жил в доме всего год, но за это недолгое время успел узнать всех его жителей, изучить их нравы и особенности характера. С соседями у него сложились самые приятные отношения, он со всеми был доброжелателен и участлив, чем заслужил, в свою очередь, их доброе, полное симпатии, отношение к себе. Жильцы любили Адама, им был по душе этот красивый мальчик, от него исходила, несмотря на его некоторую замкнутость, какая-то солнечная теплота, согревавшая каждого, кто с ним соприкасался. Парень, встретив незнакомца с газетой у своего подъезда, понял, что не только не знает его, мало того, никогда не видел здесь прежде. Ему бы просто пройти мимо, не обратив на сего субъекта ни малейшего внимания (мало ли, кого этот человек здесь ожидает? Может, пришёл к кому-то в гости без предупреждения, захотел сделать сюрприз, но хозяев просто не оказалось дома), но Адам чувствовал, что не может просто так миновать его, не придав этому значения. Что-то внутри него, какое-то десятое чувство что ли, подсказывало, что это не совсем обычный человек, и он не просто так здесь сидит. Да, он кого-то ждал, но… Не его ли?... Парню вспомнилась последняя встреча с отцом, его угроза, что он заставит сына повиноваться его воле. Возможно, родитель уже начал действовать и приводить в исполнение то, о чём предупреждал… Он всегда от слов переходит к делу, это Адам знал с самого детства. Может быть, отец обратился к кому-нибудь, поручив проследить за ним, за тем, с кем его сын встречается, чем занимается, как вообще живёт?... Юноша почувствовал, как внутри него всё похолодело от этих мыслей. Если отец узнает о них с Марком, даже подумать страшно, что тогда будет! Нет, о себе Адам не волновался, ему было всё равно, даже если он решит просто убить его за неподчинение. Юноша не боялся смерти. В конце концов, что такое смерть? Лишь переход в Лучший Мир, Иное Измерение – и только. Это всё равно, что переехать жить в другую страну. Но Марк… Для его любимого последствия могут быть намного хуже. Адам хорошо (даже слишком хорошо!) изучил нрав отца за те годы, что жил дома. Это был поистине ужасный человек, цинично и грубо вмешивающийся в Жизнь каждого члена семьи, попирающий грязными башмаками их достоинство, ломающий их Личность, перестраивая всю Сущность каждого из домочадцев, «прогибая» их под себя телесно и духовно. Адам был единственным, кто умел давать отцу отпор, он научился этому за годы совместной Жизни с ним. Он был единственным, кого этот деспот так и не сумел сломать и переделать на свой лад, хоть попытки со стороны Вельмирова-старшего были неоднократными. С матерью и сестрой всё было иначе. Отец погубил обеих, он заточил их в железную клетку собственного деспотизма, связал по рукам и ногам, полностью подчинив себе, лишив их даже намёка на волю, достоинство, вообще, своего человеческого «Я». Мать целыми днями лила слёзы у себя в комнате, она стала сторониться людей, бродила по дому, как привидение, пряча глаза, если к ней обращались с каким-то вопросом или репликой. Так ведут себя лишь наложницы в гареме какого-нибудь восточного шаха, которые понятия не имеют о том, что они Женщины, считая себя собственностью, чуть ли не вещью своего владыки, с которой их господин и повелитель волен обращаться, как ему заблагорассудится, даже убить, если ему в голову взбредёт подобная прихоть. Но ведь у них не Восток, где девушки с рождения знают, какая участь им уготована суровыми законами мусульманского Мира, и мама – не какая-нибудь турчанка или жительница Египта! Мир славян устроен совсем иначе, здесь женщина – Свободная Личность, целиком и полностью принадлежащая самой себе, и только она вправе решать, как ей жить! Почему мама такая?... Адам чувствовал, что его мать была другой, жила иной Жизнью, так отличающейся от нынешней. Отчего теперь всё не так?... Почему она не может просто уйти от отца, оставить его, пока он окончательно не отравил её душу смертельным ядом собственного мракобесия?... Почему она до сих пор с ним?... Не ради детей, как говорила раньше, когда Адам задавал матери этот вопрос. Он ушёл из дома, сестра вышла замуж и переехала к мужу. Они с отцом остались одни в большом двухэтажном доме. Казалось бы, теперь можно действовать, повернуть корабль своей Жизни на триста шестьдесят градусов, уйти в другие моря… Но мать осталась с отцом. Осталась, зная, что он всё равно не даст ей Жизни, в конечном итоге, разрушив её Личность окончательно… Вот этого Адам никак не мог понять. И мучился, желая помочь своей матери, но зная, что вряд ли поможет. «Спасение утопающего, - дело рук самого утопающего»… А если этот самый утопающий желает утонуть, никто не в силах вытащить его со дна реки, куда он погружается по собственной воле (или дури, так, пожалуй, будет вернее)… Что касается сестры… Адам чувствовал, что девушка вышла замуж только ради того, чтобы сбежать от отца. Парень не был уверен, что она любит своего избранника. Просто подвернулся подходящий случай сменить надоевшую обстановку, вот девушка за него и ухватилась. Уцепилась от безысходности, потому что была не в силах больше выносить жуткий норов их «драгоценного» папаши. Какая Жизнь у неё теперь? Любит ли её муж? Лёля – чудесная девушка, любящая, заботливая, с ней любой парень будет невероятно счастлив! А какая она умница, какая красавица! Адам с нежностью вспоминал сестрёнку. Он очень надеялся, что в новом положении замужней дамы она, наконец-то, обретёт заслуженный покой и тихую, уютную радость семейного очага. Марк почувствовал, как напряглась рука Адама, которую он держал в своей, тонкие гибкие пальцы с силой сжали его руку. Взглянул на него. Юноша был странно бледен, глаза мерцали, как звёзды в ночном небе, свет их был неспокойным, тревожным. Художник хотел спросить любимого, что с ним, но не решился, чувствуя, что Адам сейчас не станет ни о чём с ним говорить. Его состояние невольно передалось и Марку, тот поспешно втянул парня в подъезд, догадавшись, что причина столь внезапной перемены его настроения кроется в этом незнакомце с газетой. Эти двое не видели, как неизвестный субъект полез в карман куртки и, достав маленькую фотокамеру, размером не больше спичечного коробка, сделал несколько совершенно бесшумных щелчков. После чего, довольно улыбаясь, спрятал камеру в карман и, как ни в чём не бывало, возвратился к прерванному чтению. Адам открыл дверь, пропустив Марка вперёд, вошёл следом и закрыл её. Щёлкнул замок. Юноша дёрнул ручку. Заперто. Прекрасно! Никто не посмеет ворваться в его дом не замеченным! Художник с тревожным удивлением наблюдал за ним. - Адам, что с тобой? – в голосе столько заботливого участия! Убедившись, что им ничто и никто не угрожает, пока они под надёжной защитой этих стен, парень повернулся к Марку. Губ художника коснулся ласковый поцелуй. - Ничего. Всё в порядке. - Мне так не кажется. Ты был такой напряжённый ещё пять минут назад. Тебя что-то гнетёт, только что, не хочешь признаться. Но я чувствую! Тёплая, как летнее солнышко, улыбка осветила сказочное лицо: - Со мной всё в порядке! Вот и весь ответ! Марка не удовлетворили эти заверения, он сердцем чувствовал, что в душе его любимого Адама что-то происходит. Кто этот человек с газетой, который встретился им сейчас у подъезда? С того момента, как парень увидел его, он словно сам не свой! Пытается скрывать это за ширмой напускного спокойствия и кажущейся уверенности, но художник ощущает его глубинное напряжение. Ну уж нет, он этого так не оставит! Даже, если не получиться добиться правдивого ответа от Адама, он рано или поздно всё равно узнает, в чём дело! Наверное, этого субъекта кто-то подослал (Марк начал подозревать, что так оно и есть на самом деле. Возможно, этого человека нанял даже сам отец парня, чтобы выследить сына, узнать, с кем тот встречается, чтобы в случае чего надавить на него, заставив себе подчиниться). Если его догадка верна, и это действительно дело рук Вельмирова-старшего…О, тогда пусть он пеняет на себя! Марка внезапно охватила дикая ярость. Он не отдаст Адама его отцу! Вообще не отдаст никому! Лучше пусть их обоих убьют сразу, на месте! Адам – его, он принадлежит ему, Марку! И, если какая-то сволочь, какой-то недобитый кретин, воображает, что он всемогущ только потому, что у него есть деньги, и поэтому может позволить себе всё, - он глубоко ошибается! Адама он не получит! Марк ощутил в себе силы сражаться хоть со всеми Вселенными вместе взятыми. Он будет драться за свою Любовь, как лев! В эту минуту художник в самом деле напоминал собой льва, грозного хищника африканской саванны. Царственный, неприступный, он окидывает окрестности хозяйским оком. И никому, ни другому человеку, ни зверю, не дано нарушить границы его владений без его позволения. А ослушники жестоко поплатятся за свою дерзость. - Милости прошу! - Адам грациозно поклонился Марку, вытянув вперёд руку в приглашающем жесте, подражая манере восточных правителей, - Моё жилище довольно скромное, без каких-то особенных изысков, но мне здесь нравится. Понравилось и Марку. (Впрочем, художника восхитила бы и жалкая ободранная каморка на грязном чердаке в трущобном захолустье где-нибудь в Магадане, будь там Адам. Он – истинное украшение любого дома!). Но эта небольшая квартирка и в самом деле была на редкость уютной, её неповторимая атмосфера, созданная предметами, находившимися здесь, картинами на стенах и, главное, присутствием самого хозяина, манила остаться тут насовсем. - Замечательный у тебя дом! – восхитился Марк, - Здесь так уютно и тепло, прямо не хочется уходить! Знаешь, нечто похожее я себе и представлял, когда думал о том, как ты живёшь, в какой обстановке. На стене над кроватью висела картина, привлёкшая к себе внимание художника своей необычностью. Это было человеческое лицо. Но о том можно было догадаться, только лишь немного отойдя от неё в другой конец комнаты. Вблизи же глаза видели только хаос разрозненных частей, словно раскиданные паззлы мозаики. Но даже в этом беспорядке была удивительная Законченность и Красота. Марк в сильном волнении, что всегда случалось с ним, когда художник видел нечто совершенно невероятное, подошёл к полотну, чтобы лучше рассмотреть детали. Дрожащей рукой провёл по рисунку, закрыв глаза, словно пытался впитать в себя увиденное. - О, Адам, это просто… У меня слов нет! Кто автор этой дивной вещи? Хочу знать, вдруг, где-нибудь случайно натолкнусь на ещё какие-нибудь его работы. Юноша загадочно улыбнулся: - Угадай с трёх раз. Марк задумался… Ещё раз внимательно оглядел картину, не упуская ничего, ни малейшего штришочка. Манера письма показалась знакомой. Где-то он уже определённо видел картины этого художника… Вот если б ещё вспомнить, где он их встречал?... И тут Марка осенило. Ну, конечно же, как же он сразу не догадался! Необычное видение привычных Вещей и Понятий, загадка, содержащаяся в простоте форм, некий таинственный посыл… Эту вещь рисовал сам Адам в свойственной только ему манере передачи собственного мировидения! Марк прижал ладонь ко рту, зачарованно покачал головой. - Это твоя работа, - смог он выговорить после того, как немного пришёл в себя от увиденного, - Я узнал бы её из миллиарда других! И… И ты ещё говоришь, что хочешь учиться мастерству у меня! Не тебе, а мне надо брать уроки у тебя! Мальчик мой, ты – гениален! Не отрицай, это очевидный факт! С ума сойти! Твои рисунки – нечто совершенно иное, к чему привык этот Мир, они… Они полны какого-то нездешнего, неземного Смысла, которого нам не постичь, будь у нас в запасе хоть тысяча Жизней! Вот это да! Люди даже не подозревают о том, кто обитает с ними бок о бок, с кем они ежедневно встречаются на улице! – восторгу Марка не было предела. Он, страшно волнуясь, ходил, почти бегал, по комнате из конца в конец, бешено жестикулируя. Адам, стоя у окна, с улыбкой наблюдал за ним. Сейчас его возлюбленный напоминал собой ребёнка, которому наконец-то купили любимое лакомство, о котором он мечтал много дней, и вот теперь он буквально готов взлететь от неописуемого Счастья! - Работа ничего особенного из себя не представляет, - спокойно проговорил он, - Но мне приятно, что тебе понравилось. Случайно глянув на улицу, юноша увидел, что на скамейке у подъезда никого нет. Значит, странный субъект с газетой покинул свой наблюдательный пост. Адам почувствовал, как в нём что-то сжалось в тугой стальной комок. Прежние страхи и опасения, которые ненадолго развеял Марк, возвратились и вновь захватили его. Художник почувствовал его напряжение. Он догадался, о чём думает его любимый, ощутил его внутреннюю дрожь даже на расстоянии. Он должен успокоить Адама, вселить в него уверенность. Кому-то из них двоих нужно быть сильным, чтобы передать свою силу другому. Обычно такой силой обладал Адам, он всегда утешал Марка в трудные минуты, художник черпал в его твёрдости уверенность в себе и в том, что у него всё получиться. Вдвоём они смогут не только своротить горы, но перестроить всю Вселенную, если понадобиться! Сейчас Марк чувствовал, что теперь он должен стать сильнее, чтобы оберегать своего любимого от всех невзгод и треволнений их непростой Жизни. Художник подошёл к парню и, обняв его, крепко прижал к себе. Адам прильнул к нему всем телом, его трясло, как от озноба. Пальцы совсем ледяные, Марк почувствовал это, когда сжал его руки в своих ладонях. - Любимый мой, что с тобой? Я же вижу, ты весь дрожишь, будто у тебя лихорадка. Ты не заболел? – голос Марка полон тревоги. Адам не хотел волновать художника, погружать его в свои заботы. Но его живое участие было таким тёплым, а он сам столь трогательным и трепетным, что юноша не выдержал и сдался. - Мне не даёт покоя этот человек с газетой, которого мы встретили у подъезда час назад, - глухо ответил он, - Он неспроста там сидел. Он ждал нас. Кто-то подослал его, чтобы выследить меня. Я подозреваю, чьих это рук дело. Стиль моего папаши, очень похоже на его методы, - повернувшись к Марку всем телом, юноша судорожно обхватил руками его лицо и быстро-быстро заговорил, глядя прямо в глаза, в синем взгляде – Вселенская Грусть и Бесконечная Любовь, - Когда он узнает о нас, то непременно захочет разлучить! Ты - единственная слабость в моей броне, единственное, чем меня можно взять! И он попытается это сделать, надавить через тебя на меня, чтобы заставить исполнить свою волю! Я… Я не вынесу этого! Тогда пусть он убьёт меня! Лучше это, чем знать, что я тебя никогда больше не увижу, не прикоснусь к тебе, не услышу твоего голоса, самого любимого на свете, не смогу целовать тебя, ощущать внутри себя, чувствовать, что мы Едины! Это не будет Жизнью, подобное для меня равносильно Смерти! Я просто умру без тебя! – всегдашняя выдержка изменила Адаму, он заплакал навзрыд, обхватив руками любимого, неистово прижимаясь к нему так, словно его уже отбирали у него. Он рыдал безостановочно, неудержимо и так горько, что у Марка глаза наполнились слезами. Художник любовно, ласково гладил густые чёрные волосы возлюбленного, что-то шептал ему, стараясь утешить, хоть у самого на душе скребли кошки. Немного успокоившись, Адам поднял на него огромные, полные невысказанного страдания глаза. - Поцелуй меня, - тихо попросил он. Марк не удивился этой просьбе, хоть обычно он был всегдашним инициатором их близости. Наклонив голову, нашёл его трепещущие губы и просто припал к ним с безмерной Любовью и нежностью. Ответ Адама был настолько страстным, что в Марке мгновенно вспыхнуло желание. Впрочем, желание никогда и не оставляло его, ибо никогда не бывало до конца удовлетворено. Художник всегда безумно хотел его, всегда мечтал об Адаме, всегда бесконечно любил его, его образ не оставлял его ни днём, ни ночью. Когда юноша бывал рядом с ним, Марк был Безудержно Счастлив, у него буквально крылья вырастали за спиной, хотелось смеяться и плакать от радости, делать кучу самых разных невероятных поступков. Если Адам по каким-то причинам не мог прийти, тогда на Марка нападала глухая тоска, он готов был выть от отчаянного одиночества и Боли, причинённой его отсутствием. Юноша был ему необходим, как воздух, он не мог дышать и творить без него, он не ощущал себя целым. Марк не мог без него жить! Целуя любимые губы, художник почувствовал, как напряжённое тело Адама постепенно расслабляется, а гладкая кожа становится теплее. Страхи, волновавшие его, отступают, на их место приходит уверенность: их Любовь ничто и никто не сможет разрушить! Даже разлучив тела, их души и сердца разлучить не смогут! Оторвавшись от его губ, Марк с любовью смотрит в ласковые прозрачные синие озёра. - Я тебя никому-никому не отдам! – горячо шепчет он, - Никому, слышишь! Ты – только мой! Вместе мы со всем справимся, мальчик мой любимый, потому что вместе мы воистину непобедимы! Солнышко улыбки проглянуло сквозь слёзы и осветило лицо Адама: - Я знаю, - тихо сказал он, приникнув головой к груди Марка. Да, воистину то, что он сказал, - правда! Их никто не победит! И сразу пришёл покой. Адам окончательно расслабился, страх перестал терзать его. С ним был его Марк, а остальное неважно! - У тебя есть музыка? – неожиданно спросил художник. Глаза его загорелись. - Да, - довольно необычный переход после того, что только что было! - Ты хочешь послушать что-нибудь? - Не совсем, - Марк смущённо опустил глаза, словно не решаясь высказаться до конца, - Я хочу… Попросить тебя станцевать для меня. Упс! Этого Адам совсем не ожидал! - Станцевать? Сейчас?! - Да, сейчас. - А… Ты уверен, что это хорошая идея? Помнится, все прошлые разы, когда я танцевал для тебя, ты начинал сходить с ума, и дело заканчивалось полным Безумием! Думаешь, справишься с этим сейчас? – Адам бросил на Марка быстрый взгляд из-под чёрной завесы ресниц, тот самый взгляд, от которого у мужчины мурашки пробегали по коже. Марк не был уверен в том, что совладает с собой, глядя на танец своего любимого. Он знал, что у него обязательно зайдёт ум за разум, если он увидит хоть одно из его движений! Но очень хотел посмотреть это снова! - Постараюсь держать себя в рамках… Насколько получится… Адам улыбнулся, на этот раз улыбка его была слегка кривоватой, очень чувственной и соблазнительной, той самой улыбкой, которая заставляла сердце Марка биться быстрее, чем обычно. - Хорошо. Парень прошёл к музыкальному центру у кровати, открыл дверцы тумбочки под ним, бегло просмотрел диски, хранящиеся там (Марк успел заметить, что их огромное количество. Так много музыки можно встретить, разве что в музыкальном магазине!), наконец, извлёк один. - Тебе нравится «Depeche Mode»? – спросил он, оборачиваясь к художнику. Тот так и просиял: - Конечно! Раннее их творчество – это что-то! - Мне тоже они нравятся, – Адам просмотрел список песен, - Поставлю тебе эту: «In Your Room». Отличная вещь, одна из моих любимых! У неё совершенно особенное настроение, она не похожа ни на одну из их песен, - вставив диск в проигрыватель, парень выбрал нужную композицию и нажал «Play». Комната наполнилась завораживающими звуками неповторимой мелодии, она уводила в тайный мир человеческого подсознания, рождая множество загадок, задавая вопросы, но не давая ответов. Мистический, атмосферный вокал Гэхана погружал в состояние, близкое к наркотической нирване. Марк опустился на кровать. Его взгляд был прикован к Адаму, он словно растворился в нём, даже музыку слышать перестал. Затаив дыхание, заворожённо смотрел на него. Когда его любимый начал двигаться, художник застыл, будто мраморное изваяние, не в силах даже пошевелиться. Неповторимая пластика парня вызывала дрожь, художника бросало то в жар, то в холод. Движения были замедленными, стройное тело изгибалось и кружилось в такт мелодии, но одновременно следуя и своему собственному ритму. В этом танце было столько невероятной эротической Чувственности! Марк ощущал неистовую пульсацию собственного тела, его безумный отклик на то, что он видел! Держать себя в рамках становилось с каждым движением Адама всё сложнее и сложнее. Парень заметил, что его возлюбленный еле сдерживает себя, а глаза, которыми он на него смотрит, уж и вовсе сумасшедшие. Он перестал танцевать и, подойдя к проигрывателю, выключил музыку. - Что случилось? – не понял Марк. - Ты начинаешь терять контроль над собой. Не думаю, что стоит продолжать. - Но ты так потрясающе двигаешься, лучше любого профессионального танцора! Мне доставляет истинное удовольствие смотреть на тебя! Пожалуйста, не останавливайся! – взмолился художник. Адам усмехнулся. - Тогда я приглашаю тебя присоединиться ко мне, - он протянул любимому руку. Марк смутился. - Я не умею танцевать. - А это неважно. Я тебя научу, только иди за мной, ладно? Сам увидишь, здесь нет ничего такого уж сложного. Просто слушай музыку, двигайся в такт с биением собственного сердца и следуй за мной. Вот и всё. Как видишь, правила просты. Ну же, смелее! – видя, что Марк по-прежнему пребывает в нерешительности, соглашаться ему на этот танец или нет, Адам схватил его за руку и, силой подняв на ноги, вытащил на середину комнаты. Вернулся к центру, перемотал композицию на начало, и снова включил. Подойдя к Марку вплотную, юноша слегка обнял его за талию одной рукой, вторую взял в свои пальцы и начал неторопливо двигаться. У художника кружилась голова от его близости, он ощущал дивный аромат сосновой хвои, исходящий от Адама, тонул в тёплой малахитовой синеве его глаз. Марк был совершенно пьян им, его присутствием. Ему неудержимо захотелось перевести этот танец в нечто другое, в то, чего ему всегда так страстно желалось. Но художник молчал, не решаясь озвучить своё желание, не зная, в том ли настроении Адам, чтобы ответить положительно. Юноша, глядя в его глаза, сумел прочесть в них то, что не произносилось вслух. Он плутовато улыбнулся и слегка игриво щёлкнул Марка по самому кончику носа: - Перестань на меня так смотреть, это неприлично. Я смущаюсь, – юноша изобразил стыдливость неопытной девушки, опустил глаза и затрепетал длинными ресницами. Получилось так похоже, что Марк, не удержавшись, расхохотался. - А ты ещё, оказывается, артист! – восхитился он, - Сколько в тебе талантов! Прямо кладезь! - Я бы не назвал свои способности талантом, - скромно заметил парень, - Так, балуюсь иногда, вот и всё. Они чудесно провели день, много смеялись и шутили, дурачились, как дети, чуть ли не стояли на голове. Обоих обуяло безудержное веселье. Все страхи и тревоги, которыми встретило их утро, бесследно исчезли, словно испарившись. - Давай сегодня останемся здесь, - попросил Адам, - Мне не хочется выходить куда-то. - Давай. - Только…, - парень на мгновение замялся, - Позволь мне просто находиться рядом с тобой. Я… Я не готов сейчас к чему-то другому. Слишком трудным выдался этот день, особенно утро. Это совсем не значит, что я тебя не хочу. Вовсе нет! Хочу так, что схожу с ума! Просто…Меня не хватит, понимаешь? Марк кивнул. Как ему ни хотелось вновь насладиться невероятным Счастьем, которое ему давало физическое обладание Адамом, ещё большее Счастье он испытывал, просто находясь рядом с ним, обнимая его, касаясь губами его губ. Сегодня можно обойтись и без секса. Их души и сердца всё равно вместе, а тело… Что ж, телу придётся немножко умерить свой аппетит и чуток поголодать. Временное воздержание иногда бывает очень даже полезным, оно позволяет пережить потом совершенно невероятные, ни с чем не сравнимые чувственные ощущения. Они лежали, обнявшись, голова Адама покоилась на подушке рядом с головой Марка, кончики его пальцев мягко поглаживали его руку. Эти нежнейшие прикосновения были полны Любви, но не несли в себе эротической Чувственности. Просто юноше нравилось ощущать тепло любимого, такое доверчивое и хрупкое сейчас, когда он просто был тут, рядом с ним, а не являлся его защитником, как сегодня утром. И всё же Марк всё равно завёлся, стоило ему лишь только почувствовать эти тонкие любимые пальчики на своей коже. Художник ничего не мог с собой поделать, так было всегда. И так будет всегда. - Адам! - Да? - Скажи… Где ты так научился танцевать? Юноша улыбнулся: - Не знаю, теперь уж не вспомнить точно. Сколько я живу, столько и умею. Я танцевал с детства. Мне всегда нравилось это, нравилось ощущать некий, совершенно особенный ритм собственного тела, движущегося под музыку. Когда мне было лет шесть, мама захотела отдать меня в танцевальную школу, но отец закатил скандал, заявив, что танцы – не мужское занятие, - при последних словах лицо Адама приняло жёсткое выражение, - Но я всё равно осуществил свою мечту. Чуть позже, когда пошёл в школу. У нас имелся танцевальный кружок, куда я записался, упросив маму пойти со мной, так как требовалось согласие родителей. Это был первый раз, когда мы нарушили запрет отца. Помню, я испытывал очень мстительное чувство от сознания того, что пошёл наперекор его воле, - юноша невесело улыбнулся, - Отец всё равно обо всём узнал. Он едва не прибил меня тогда, а маме устроил капитальный разнос. Отец всегда ненавидел меня, я ловил на себе его взгляды, полные ледяной ярости, стоило мне повернуться и встретиться с ним глазами. Не знаю, что стало причиной подобного отношения ко мне. Поначалу я очень переживал, всё пытался понять, за что он так ко мне, ведь я его сын. Мне было непонятно, как можно так относиться к собственному ребёнку?! Но потом перестал думать об этом, просто научился блокировать его воздействие на меня. Если бы я позволил его ненависти проникнуть в мою душу и захватить её, - был бы сейчас в каком-нибудь дурдоме на окраине Мира. Марк чувствовал, как комок сдавил горло. На глаза навернулись слёзы. Он даже представить себе не мог, через что прошёл его любимый, живя со своим папашей-деспотом под одной крышей! Захотелось приласкать его, дать почувствовать, как он любим и нужен! Повернувшись к Адаму лицом, художник стал гладить его щёки. - Бедненький мой, как это, должно быть, ужасно, иметь такого отца! – с горячим сочувствием воскликнул он, - Забудь обо всём этом кошмаре! Он закончился, ты живёшь теперь один, не видишь и не слышишь его, он больше не причинит тебе Боли, никогда! Иначе я просто уничтожу его, сотру в порошок, как козявку! – глаза Марка сверкнули, - У меня нет его финансовых возможностей, но зато есть много чего другого, чем он сам никогда не обладал и обладать не будет! И, главное, у меня есть ты! – он страстно поцеловал любимые губы, просто не смог побороть неудержимого желания это сделать. Утром следующего дня владелец «Эврики» Александр Постовой обнаружил на столе в своём кабинете стопку бумаг. Это был отчёт Буйновского о проделанной работе, к нему прилагалась фотография, запечатлевшая Адама и Марка держащимися за руки. Постовой не стал читать отчёт, это можно сделать позже. Его больше интересовал снимок. Невооружённым глазом видно, что эти двое – явно не просто друзья, слишком нежно они держаться за руки, словно парочка любовников. «Хе-хе, - подумал он, довольно потирая подбородок, - Вот оно что! Сладкая парочка «Твикс»! Интересно увидеть глаза твоего папаши, красавчик, когда он увидит это фото и узнает, с кем проводит время его бесценный сыночек!». Постовой взял отчёт, прикрепил к нему фотографию и всё это отправил по факсу своему клиенту. Получив бумаги, Вельмиров-старший пришёл в неописуемую ярость. Он узнал в блондине на снимке, держащем за руку его сына, известного художника Марка Веселовского. Так - так, значит, у Адама завёлся дружок! Да не какой-нибудь презренный доходяга из помойки, а знаменитый живописец! Что ж, по крайней мере, его сын обладает недурным вкусом, знает, на кого стоит обращать внимание, как говорится, и на том спасибо! А что этот приятель чуть ли не вдвое старше, - так это ничего, сейчас так модно! Значит, вот, почему Адам столь упорно не желает подчиняться воле своего отца! Наверняка этого тупоголового барана науськивает сам Веселовский. Судя по снимку, они не просто сдружились, здесь нечто, гораздо капитальнее. С другой стороны, если посмотреть на ситуацию трезво, можно обнаружить и свои плюсы. Во-первых, зная тайну Адама, гораздо проще теперь пробить брешь в его броне, а во-вторых, можно причинить ему Боль. Вот это, пожалуй, самое приятное! Так думал Вельмиров-старший, рассматривая полученную фотографию. У него сразу улучшилось настроение. Он знал, какую тактику изберёт, чтобы сломить сопротивление сына. Его больше всего волновало именно это. А то, что, судя по снимку, у него не совсем потребные отношения, да ещё с мужчиной, годящемуся ему в отцы, ну, в лучшем случае, в старшие братья, Дмитрия трогало мало. Огласку эта неприличная дружба вряд ли получит, Адам ведь не совсем идиот, понимает, что к чему, как на подобное посмотрит общество. А то, что неизвестно, не существует. «Что ж, голубки, пора нанести вам обоим, так сказать, визиты вежливости», - подумал Вельмиров-старший, отбрасывая прочь фотографию. Да, нужно действовать, пока не стало слишком поздно, пока ещё есть возможность развести этих двоих в стороны, избавить Адама от влияния художника! И Дмитрий начал действовать. Первым делом, заглянув в компьютер, нашёл файл с базой данных городского справочного бюро (у него хороший знакомый работал в милиции, причём, занимал там далеко не последнюю должность. Его отдел тесно сотрудничал с этим самым справочным бюро, посему у знакомого имелись адреса и телефоны всех жителей города. Этот знакомый, в свою очередь, подсудобил Дмитрию Вельмирову данную базу, разумеется, не просто так, за красивые глаза последнего, а за вполне ощутимый хрустящий зелёненький гонорар). Отыскал по списку адрес Веселовского, выписал на листок бумаги, сложил в карман пиджака и стремительно покинул кабинет. Марк был один. Адам отправился на работу за очередным заказом (контора работала и в воскресенье). Его не было около двух часов, скоро должен прийти. Для художника эти два часа казались двумя Вечностями. На него навалилась какая-то апатия, ничего не хотелось. Даже живопись, его спаситель от хандры, сейчас не притягивала его, как прежде, не заставляла скорее схватиться за кисть. Эта необычно глубокая зависимость от другого Человека была для Марка новой, прежде, в той, другой его Жизни, до Адама, подобного не случалось. Тогда много чего не было… Даже слишком много… В то время он вообще не жил, его не существовало, тогда был кто-то другой, носивший его имя… В дверь постучали, требовательно и настойчиво. Марк насторожился. Кто это мог быть? Стук, не характерный для руки Адама, слишком резкий и сильный. Может, кто-то из соседей? Направляясь открывать, художник почувствовал лёгкий, но ощутимый укол в сердце, словно маленькой такой иголочкой ткнула ручка трёхлетнего ребёнка. Неясное ощущение тревоги охватило его. Открыв дверь, увидел Дмитрия Вельмирова. Этот нежданный визит, однако, совсем не удивил художника. Он догадался о цели его прихода к нему домой. Значит, опасения Адама подтвердились, и тот человек с газетой действительно был подослан к ним для того, чтобы выследить парня, узнать, с кем тот встречается. Значит, отец его любимого уже в курсе их истинных отношений с его сыном… Что ж, может, так даже лучше, что Вельмиров всё узнал. Им нет необходимости больше скрываться и прятаться, словно мышам в нору. Они могут, они имеют полное право открыто любить друг друга, никто не сможет им запретить этого! Марк почувствовал, как всё его Существо охватывает какая-то дикая злоба. Он ненавидел человека, стоявшего перед ним, всеми фибрами своей души, ненавидел за боль и страдания, которые тот причинил его любимому Адаму. -Это Вы? – голос у Марка холодный и чужой, - Чего Вам? Вельмиров улыбнулся: - Не удивлены моим неурочным визитом… Значит, знаете, зачем я здесь. Хочу поговорить с Вами. Пока что… Позволите пройти в дом, а то тут как-то неудобно беседовать, слишком много посторонних ушей могут услышать, а я человек известный… Марк молча пропустил гостя вперёд, закрыл дверь. Вельмиров прошёл в комнату и остановился у окна. Художник проследовал за ним. Дмитрий повернулся к нему лицом. - Что у Вас за дела с моим сыном? – начал он без обиняков, прямо и жёстко, как и подобает деловому человеку. Марк ожидал этого вопроса. Он холодно посмотрел ему в глаза: - Вас это не касается, - был короткий, однозначный ответ. - Ошибаетесь, господин хороший, ещё как касается! Адам – мой сын, член моей семьи, меня, как любого родителя, волнует, с кем он общается и дружит, где бывает. - Адам – взрослый парень, совершеннолетний, он имеет полное право жить так, как ему заблагорассудится. Вы не можете ему указывать, что делать или не делать, с кем ему общаться, с кем нет. - И снова вы не правы. Я могу всё! Родители – полновластные хозяева Судьбы своих детей, так всегда было и будет, это Закон Жизни! Мы имеем полное право строить их Прошлое, Настоящее и Будущее так, как того хотим, не спрашивая их мнения. Их обязанность – принять нашу волю, как должное, и подчиниться беспрекословно, - в глазах Дмитрия, по мере того, как он говорил, появился фанатичный блеск, это были глаза маньяка, поставившего себе цель, и тупо, с бугаиной настойчивостью, следующего к этой цели, ничего, кроме неё, не видя. Марку стало даже как-то не по себе от присутствия этого человека рядом с собой. - Повторяю ещё раз, мои отношения с Адамом Вас не касаются, - твёрдо ответил художник, - Так что, не советую зря терять время. У Вас, наверняка, есть куда более важные дела, чем выяснение вопроса, на который всё равно не получите ответа. Всего хорошего! – Марк прошёл к выходу и открыл дверь. Вельмиров понял, что ничего не добился. Проходя мимо Веселовского, он остановился на пороге и сказал: - Смотрите, не пожалейте сами о собственной ошибке. Закрыв за гостем дверь, художник, тяжело дыша, сполз на пол. Сердце бешено колотилось, вот-вот разорвёт грудь. Он испугался. Нет, не визит отца Адама напугал его до полусмерти. Напугало сознание того, что этот человек может причинить его любимому какое-нибудь зло, может даже отнять у него парня. Вот это было ужаснее всего, сама мысль о разлуке с Адамом была невыносимой для Марка. Надо что-то делать, что-то предпринять, причём, срочно, не мешкая ни секунды! Сегодня же нужно предложить Адаму поселиться вместе. Вдвоём с ним Жизнь станет истинным Раем! К тому же, так намного легче противостоять опасности. - Милый, любимый мой, хороший! – ласково шептали губы Марка, - Ты – мой, на веки вечные мой! Люблю тебя! Люблю! Люблю! – он прижал руки к груди, словно обнимая Адама. Вельмиров-старший, выйдя от Марка, решил подкараулить сына, чтобы серьёзно, по-мужски с ним поговорить. Парня слишком распустила мать, всё-то она с него пылинки сдувала, всё приговаривала: «Милый мой мальчик» да «Ненаглядное солнышко»! Вот тебе и «солнышко»! Кто бы мог подумать, что у Адама вдруг возьмёт и проснётся интерес, да не к девушкам, как тому и следует быть, а к мужчине! К типу, намного старше себя! Это как-то не очень укладывалось у Дмитрия в голове. У них в роду геев не было, сыну не с кого брать пример. Так что ж это получается, Адам изначально, с рождения был таким?! Ну, и дела! Наверное, пошёл в своего настоящего папашу, чтоб тому было хорошо и прекрасно! Кто знает, какие там гены? Может, мужиков-то настоящих и нету, одни бабы в штанах. Если Адам и в самом деле пошёл по той линии, тогда нет ничего удивительного в том, что его потянуло к мужчине, а не к женщине. Так размышлял Дмитрий Вельмиров, сидя в кабине своего массивного чёрного «джипа» «Чероки». Положив руки на руль, уткнувшись в них подбородком, он зорко всматривался в редких прохожих,пересекавших двор. Адам не появлялся. Наконец, когда его терпение уже начало истощаться, мужчина заметил вдалеке знакомую фигуру в чёрном плаще, неспешно двигавшуюся по направлению к дому, где жил художник. Дмитрий почувствовал, что его охватывает чувство беспредельной ненависти к этому парню. Адам заметил «джип» у подъезда Марка. Мгновенно узнал, чья это машина. Внутри всё похолодело. Он сразу догадался, зачем отец сюда прикатил. Значит, тот человек с газетой в самом деле был подослан к ним, чтобы выследить его и узнать про них с Марком! Теперь у Адама не осталось даже тени сомнений, что это было делом рук его отца. Парень весь подобрался, как леопард перед прыжком, готовый защищать своего любимого и себя. Он шёл очень прямо, гордо вскинув черноволосую голову, лишь слегка замедлил шаги. Вельмиров-старший подождал, пока сын поравняется с его «джипом», распахнул дверцу, стремительно вышел и стал перед юношей. Набычился, глаза, налитые кровью, грозно смотрят исподлобья, руки в карманах осеннего пальто, - само воплощение праведного родительского гнева! Только Адама это ничуть не испугало, он даже не оробел, не смутился. По-прежнему смотрел прямо, не пряча глаз. Ему нечего скрывать, ничего постыдного ни он, ни Марк не сделали! - Ну, здравствуй! – начал отец. - Здравствуй. - Полагаю, ты догадываешься, почему я здесь? - Да. И скажу сразу: не суйся туда, куда не просят! Ответ был невежливым, даже грубым, но Адам предпочитал не разводить церемоний с отцом. - Сядь-ка в машину, надо поговорить. Не хочу это делать у всех на виду. - Нам не о чем говорить, всё было сказано ещё в прошлый раз, - ответил парень и, повернувшись, направился к подъезду. Далеко отойти он не успел, железная рука, будто клещами, сдавила его плечо, резко развернула юношу, и Адам увидел очень близко от своего лица страшные глаза отца: - Сядь в машину, выродок, пока я тебя не прикончил прямо тут! – зло прошипел мужчина. Дмитрий подтащил сына к соседней двери, открыл её и буквально втолкнул его на сиденье рядом с водительским. Сам сел рядом. Повернулся к парню всем своим массивным корпусом. Адам сидел молча, глядя прямо перед собой, холодное лицо удивительно спокойно. - Послушай внимательно, что я скажу, потому что второй раз повторять не буду, - заговорил отец, - Ты немедленно, слышишь, немедленно, пойдёшь к своему любовничку и скажешь ему, что ваши отношения закончены раз и навсегда! Пусть он даже и не пытается тебя найти! Ты оставишь его навсегда! Это был ультиматум. Адам понял сразу. Отец не любит шутить, это парень очень хорошо усвоил за время Жизни с ним под одной крышей. Оставить Марка… Как будто это возможно… Это всё равно, что умереть самому… - Я не оставлю его, - очень твёрдо ответил он, поворачивая голову и глядя отцу прямо в лицо, - Не оставлю. Я люблю его. Твоему микроскопическому серому веществу не понять этого. Дмитрий глядел в эти громадные глаза, такие синие, такие глубокие, и ясно читал в них, что Адам не подчиниться ему и на этот раз. Что ж, тогда будем действовать иначе. - Раз так, тогда пеняй на себя! - сказал он, сощурившись, - Если через секунду ты не пойдёшь к своему любовнику и не сообщишь то, что приказано, я возвращаюсь в его квартиру и убиваю его, - в подтверждение своих слов Вельмиров-старший достал из кармана пальто пистолет и взвёл курок, -Ну, как тебе такой поворот сюжета, а? Это уже не шутка! Адам видел, отец настроен слишком серьёзно. А что, если он и впрямь отправиться к его любимому и застрелит его, как грозится?! Это не блеф, отец не умеет блефовать. Он всегда делает то, что обещает. Всегда! Но… Как он сможет сказать такое Марку, как?! Это же ложь! Он же не сможет обмануть любимого! Просто не сможет! Стоит Марку заглянуть ему в глаза, он всё сразу поймёт, глаза его выдадут обязательно! Как можно отказаться от самой любимой и родной души на свете, да ещё и навсегда?! - Считаю до трёх, - голос отца жёсткий, неумолимый, безжалостный, -Раз, - пауза, - Два. У Адама не осталось выбора. Провести отца не удастся, тот обязательно проверит, как он выполнит его распоряжение. Юноша вылез из машины и на ватных ногах поплыл к подъезду. В глазах темно, дышать нечем. Кое-как добрался до четвёртого этажа, несколько минут стоял, покачиваясь, словно пьяный, не в силах поднять свинцовую руку и постучать. Марк его опередил. Он так и сидел у двери с тех пор, как ушёл отец Адама. Почувствовав какое-то слабое движение на лестнице, вскочил на ноги, весь в предвкушении счастливой встречи со своим любимым. Отворил дверь. В самом деле увидел Адама. Юноша еле держался на ногах, был невероятно бледен, в синих глазах – Боль, смешанная с невыразимой печалью. - Любимый, что с тобой?! – встревожился Марк. Сейчас это ласковое, нежное слово обожгло Адама. - Я…, - начал он. Голос тихий, еле слышный. Но произнести это придётся! - Я ухожу от тебя… Навсегда… Говорил, – и сам себе не верил, что сможет уйти, покинуть Марка! - Адам, хороший мой, что ты такое говоришь! Давай, давай, заходи скорее в дом! На тебе лица нет! - Художник дотронулся ладонью до ледяного лба, - Да ты совсем, как ледышка! - Марк сгрёб парня в охапку и буквально занёс в квартиру. - Поставь меня, пожалуйста, - попросил Адам, когда они оказались внутри, и художник закрыл дверь. Какой отчуждённый, какой безжизненный и ровный голос у парня! Словно говорит машина, а не Человек! Марк, ничего не понимая, поставил юношу на ноги и, нахмурившись, смотрел на него. - Адам, объясни, пожалуйста, что происходит? Может, я что-то пропустил? Твои слова… О том, что ты оставляешь меня…, - как же трудно это произнести, чуть ли не каждое страшное слово приходится из себя вытягивать! – Что это всё означает? Юноша с трудом погасил тяжёлый вздох, едва не вырвавшийся из его груди: - Только то, что ты слышал, - очень чётко отделяя одно слово от другого, ответил он. Его глаза при этом смотрели куда-то в сторону, не на Марка. Он не мог себя заставить взглянуть на него, потому что тогда… Тогда он просто разрыдается, как дитя, и броситься к любимому на шею, чем погубит его! «Нет, нет, нет! Живи, бесценный мой, живи! Ты должен жить, даже если я умру после этой встречи!». Марк не мог поверить тому, что произносят любимые губы, которые он ещё вчера целовал с такой Страстью. Нет, это какая-то ошибка! Полный вздор! Не может Адам оставить его, вот так запросто взять и уйти, да ещё и навсегда! Нельзя прервать их Песнь, это невозможно, потому что Её поют их сердца и души, поют в унисон! - Адам, ты с ума сошёл! Ты не можешь покинуть меня! – воскликнул Марк в волнении, со слезами на глазах, - Убей меня, растерзай, разорви на части, всё, что хочешь делай, только останься! Я люблю тебя больше самой Жизни! Не обрекай меня на Смерть! Я не протяну без тебя и мгновения! Пожалуйста! – художник с мольбой протянул к юноше руки. Как хотелось Адаму схватить эти любимые ручки, расцеловать каждый пальчик, каждую ладошку! Но он не мог! - Это всё, что я хотел сказать, - голос начал дрожать, выдавая его чувства. - Нет, не всё! – яростно запротестовал художник. Его руки с силой сжали парня в стальных тисках объятий, - Любимый, посмотри мне в глаза! Просто посмотри, ничего больше! Я хочу увидеть, что ты чувствуешь на самом деле! По щекам юноши струились слёзы. Неимоверным усилием воли, он вырвался из рук Марка, открыл дверь и выбежал на лестницу. Художник хотел броситься за ним вдогонку, остановить, вернуть, но ноги словно приросли к полу. Он стоял, не в силах даже пошевелиться. До его сознания начал медленно доходить весь ужас того, что сейчас произошло. Мозг-то начал понимать, а вот сердце понимать отказывалось. Лавина страшнейшей Боли накрыла Марка с головой. Это была агония существа, которое пытают калёным железом, прижигая открытые кровоточащие раны. Он согнулся пополам. Голова кружилась, в висках что-то пищало и звенело, окружающее пространство вертелось в какой-то жуткой, фантастической пляске перед глазами. Его замутило. Ноги подкосились, Марк сполз на пол. Квартиру огласил истошный крик. Так кричит насмерть раненое животное, которого рвут жадные пасти загнавших его собак. Затем ещё и ещё. Марк кричал, пока голос не сел окончательно и он мог лишь глухо хрипеть: - Адам! Адам! Адам! Юноша выбежал из подъезда и остановился. Он задыхался, его душили рыдания, глаза ничего не видели из-за мокрой пелены, застлавшей их. Его отца во дворе уже не было. Дмитрий Вельмиров отбыл восвояси, довольный одержанной победой. Он знал, что сын на сей раз будет просто обязан ему подчиниться, так как прекрасно понимает, что он всегда выполняет собственные угрозы! Кое-как добравшись до своей квартиры, Адам ввалился в дом и буквально рухнул на кровать, как был одетым. Его колотила крупная дрожь, он весь взмок, точно его окатили ушатом ледяной воды. «Любимый мой, бесценное моё Сокровище, ненаглядный, как же я без тебя буду жить на этом свете?! И что это будет за Жизнь?!». Теперь, находясь в одиночестве, когда никто не мог видеть и слышать его, юноша дал свободу собственным чувствам. Он плакал. Горько, навзрыд. Всё Существо терзала невыносимая Боль, вгрызалась внутрь, словно какой-то неведомый хищный зверь, рвала Его на части, выла и стонала. Расставание всегда даётся нелегко, всегда несёт в себе что-то страшное, отчаянное, смертельное, то, с чем никогда не свыкнешься, живи хоть сто лет. Адам не знал, как ему быть дальше? И есть ли это самое «дальше»? Существует ли вообще смысл продолжать влачить своё жалкое существование, своё одинокое и однобокое прозябание, тащить непосильный груз пошлых в своей тупейшей серости будней, словно какой-то осёл, который всё время движется по привычной круговой траектории, хотя круга уже давным-давно и нет? - Я люблю тебя! Люблю! Люблю! – этот отчаянный, полный несказанной Муки вопль разорвал неподвижный покой его жилища. Нет, он не может лишиться Марка! Без него нет и не будет ничего! Он – всё, что у него есть и будет! Его любимый и есть он сам! Не может он вот так разлучиться с ним, просто уйти, будто ничего и не было, не может! Отец волен хоть сразу убить их обоих, уничтожить их физически, но он не в силах погубить их Любовь! Немного придя в себя после того, что произошло, Марк решил направиться к Адаму домой и попытаться вернуть юношу. Он должен это сделать! Художник слишком сильно и неистово любил это сумасшедшее создание, чтобы просто так отпустить его и смириться! Как был, полураздетым, в одном свитере и джинсах, мужчина покинул свою квартиру и бегом понёсся по знакомому адресу. Взлетел на этаж. Дверь квартиры была приоткрыта. Адам, пребывая в практически невменяемом состоянии после разговора со своим возлюбленным, просто забыл её закрыть за собой, когда вернулся домой. Марк вошёл. Внутри было так тихо, что он слышал звук собственного прерывистого дыхания. - Адам! – негромко позвал юношу. Нет ответа. - Адам! – немного повысив голос, окликнул художник своего любимого. И снова та же безжизненная, ровная тишина в ответ. Но Марк чувствовал, что парень там, просто почему-то не желает отзываться. Пройдя по коридору, художник вошёл в его комнату. Адам в самом деле был тут. Он лежал на кровати, в одежде, глаза закрыты, в лице – ни кровинки, оно прозрачное, словно у призрака. Марк перепугался, что юноша мёртв, но увидел, его грудь тихо вздымается. Адам был жив, просто находился в каком-то тяжёлом забытьи. Юноша почувствовал чьё-то присутствие и открыл глаза. При виде Марка его лицо исказилось от Боли. Разом поднявшись, он сел, в потемневших глазах – несказанная мука. - Зачем ты пришёл?! Уходи, я не хочу тебя видеть! Художник приблизился к кровати. - Нет, нет, не подходи! Не подходи! – Адам выбросил вперёд руки, словно защищаясь от мужчины. Он весь дрожал. - Любимый мой, не прогоняй меня, прошу! – взмолился Марк. Видеть это невыразимое отчаяние было выше его сил, - Я просто пришёл поговорить, только поговорить, ничего более! Художник сел рядом с Адамом и попытался обнять его, но встретил отчаянное сопротивление юноши. - Оставь меня, оставь! – как ненормальный, отбивался он. Марк чувствовал, ещё чуть-чуть, - и у парня начнётся истерика. Как Адам ждал его, как хотел, чтобы его любимый вернулся! Просто, вконец измученный, он перестал отдавать себе отчёт в происходящем. Он безумно жаждал возвращения художника, но в то же время боялся, что отец всё-таки выполнит свою угрозу и убьёт его! Адам разрывался между неистовым желанием броситься любимому на шею, и страхом за его безопасность, если отец узнает, что сын ослушался его! Марк видел, его возлюбленный на пределе. Он сломил сопротивление Адама, крепко-крепко прижал к себе, ощущая, как его всего колотит. С огромной Любовью и нежностью пальцы Марка стали гладить взъерошенные чёрные волосы, успокаивая, утешая. Эта трепетная ласка стала последней каплей. Адам не вытерпел, всхлипнул, из его глаз неудержимым потоком хлынули слёзы, и он зарыдал в голос. Его руки обхватили шею художника, он прижался к нему что есть силы, мучительно, нерасторжимо, так, что разнять эти судорожно вцепившиеся в мужчину пальцы можно было, лишь убив парня. - Ты вернулся, вернулся! – без конца повторял Адам, словно сам не мог поверить в это Чудо, - Ты пришёл за мной! Марк тоже плакал. В этих слезах было многое: и безмерная неискоренимая Любовь к этому сказочному Ангелу, которого он держал в своих объятиях, и Боль, причинённая его уходом, и дикий страх, почти ужас, от одной только мысли, что он мог опоздать, что отец Адама смог бы отобрать юношу у него навсегда! Что бы с ним самим тогда было?! Ответ один: он бы не выжил тогда, просто не получилось бы! Если бы подобное произошло, он бы нашёл способ как можно быстрее прекратить своё существование, потерявшее без Адама всякий Смысл! - Маленький мой, любимый глупыш, - нежно и страстно заговорил Марк, прижимаясь щекой к мокрому лицу юноши, - Как же мне не прийти за тобой?! Я люблю тебя всем своим Существом! Не смогу прожить без тебя! Когда ты ушёл, ты унёс с собой моё сердце, мою душу, меня самого! - Художник обхватил руками бесконечно дорогое лицо, - Люблю тебя! Люблю! Люблю! Склонив голову, нашёл его губы и приник к ним. Поцелуй был сумасшедшим, огненным, от него останавливалось сердце. Губы Адама с готовностью раскрылись навстречу губам Марка, как лепестки цветка встречают живительное тепло солнечных лучей. Юноша отвечал на поцелуй любимого лихорадочно и страстно, весь отдавшись Безумию, владевшему им. Их губы слились на несколько минут, руки, тела сплелись воедино, словно две части одного Целого. Так оно и было на самом деле, эти двое просто намертво вросли друг в друга. Не отрываясь от губ Марка, Адам переместился к нему на колени, обвил ногами и, прижался ещё сильнее, так, что между их телами не осталось ни малейшего просвета. Оторвавшись от губ Адама, Марк гладил его лицо, осыпал поцелуями глаза, щёки, снова губы. - Любимый, родной мой, единственный! – каждое слово сопровождалось поцелуем, - Жизнь моя, Сокровище синеглазое, я тебя обожаю! Мой, мой, мой! Адам стянул с Марка свитер, с несказанным наслаждением ощущая под своими ладонями обнажённую кожу, его мягкие чувственные губы касались тела художника летучими поцелуями, дразнили, раззадоривали, возбуждали. Марка снедало безумное желание заняться с ним Любовью прямо сейчас, на этой самой кровати. Он до потери сознания жаждал юношу, художника сводили с ума прикосновения любимых губ, его близость, его неповторимый, ни с чем не сравнимый аромат, его потрясающее тело и невероятно прекрасное лицо, и родная, столь же безумно любимая им душа. Они оба полыхали от бушевавшего в них любовного неистовства, рвущегося наружу. Художник опрокинул Адама навзничь на подушки, прижал его своим телом. Всмотрелся в его глаза, пытаясь прочесть в них, что он сейчас чувствует. В этих бездонных озёрах было столько Любви к нему, Любви и Боли! Даже сейчас, несмотря на то, что его возлюбленный был с ним, жар его объятий согревал душу, парню было больно. Больно оттого, что по собственной глупости, поддавшись на грубый шантаж своего отца, он едва не потерял Человека, которого любил больше всего на свете! - Ты ведь не поверил мне, правда? – голос Адама хриплый от Страсти, - Когда я сказал, что оставляю тебя…навсегда… Ты не поверил мне, я видел это по твоим глазам… Лицо художника осветила нежная и грустная улыбка. - А разве я мог в это поверить?! Ты ведь любишь меня так же безумно и неистребимо, как люблю тебя я! Я знаю это! Твои глаза и губы, твоё лицо и тело, ты весь, до самой-самой глубины, - всё просто кричит о Любви, надо уметь это услышать! Моё сердце и душа слышат твой зов, даже, если уста твои молчат! Я догадываюсь, почему ты сказал мне это, кто попытался заставить тебя бросить меня! – при последних словах Марк вздрогнул от внезапно охватившей всё его Существо безумной ярости, - Твой бесценный папаша был у меня утром, наговорил кучу всякой дребедени относительно того, что он – чуть ли не твой господин и повелитель! Я выставил его вон, велев не терять попусту времени! Тогда он, наверное, решил взяться за тебя, раз со мной не вышло! Сволочь, грязная сволочь! – выругался Марк, - Он всерьёз вообразил, что волен распоряжаться нами и нашими душами, что он – Царь Вселенной! Он возмечтал растоптать нашу Любовь, уничтожить нас! Но так не будет! Твой отец не учёл одного: нас нельзя разлучить! Мы всё равно найдём друг друга на Земле, под Землёй, на другой планете! Мы всегда будем вместе! Адам улыбнулся своей особенной, солнечной улыбкой, которой улыбался только для своего возлюбленного: - Я люблю тебя, Марк! Я так люблю тебя! Пожалуйста, не уходи никогда, не оставляй меня! – умоляющий взгляд не отрывался от глаз художника. Мужчина улыбнулся, в глазах, смотревших на парня, горел огонь: - Глупышонок ты мой, - это забавное ласкательное прозвище родилось само собой, - Маленький, такой сильный и отважный, и такой хрупкий и нежный в самой серединке! Люблю тебя, всего-всего! Хочу тонуть в твоих глазах, целовать твои губы, обнимать тебя и ласкать, быть с тобой рядом в любое время дня и ночи, слышать твой голос, просыпаться и засыпать вместе с тобой, дурачиться и творить, видеть по утрам рядом с собой на подушке твою бесподобную сонную физиономию, хочу прожить остаток дней, любя тебя и живя тобой! – он нежно, ласково и чуть-чуть игриво обдувал своим дыханием любимое лицо, короткие взъерошенные прядки на макушке, с улыбкой глядя, как Адам жмурится от удовольствия, - Хочу всегда-всегда быть с тобой! - И я хочу! - Тогда за чем же дело стало? Давай просто жить вместе. Знаешь что, переселяйся ко мне совсем, - предлагая это, художник заметно волновался, - Вдвоём нам будет так здорово, ты даже не представляешь, насколько здорово! И не надо будет расставаться! Каждый раз, как ты уходишь от меня, неважно куда, хотя бы просто по делам, во мне что-то словно умирает, я ничего не хочу, даже писать не в силах! Твоё возвращение ко мне – это невероятный, фантастический праздник для меня! Я не хочу больше расставаний, они убивают меня! – в его глазах блеснули слёзы, голос дрогнул, - Будь со мной! – теперь уже художник просил возлюбленного, умоляя взглядом согласиться на своё предложение. Адам плутовато улыбнулся и, слегка кокетливо глядя на него из-под длинной завесы ресниц, ответил, чуть растягивая слова, словно юная жеманница своему кавалеру, умоляющему её о свидании, стоя на коленях: - Ну, право не знаю, стоит ли соглашаться. Ваше поведение, дорогой друг, иногда сильно озадачивает меня. Мне стоит подумать, не повредит ли сожительство с вами нашей репутации. - Я тебя отшлёпаю, негодник ты этакий! – Марк изобразил шутливое недовольство, - Перестань изводить меня! Просто ответь: «Да» или «Нет»! Адам звонко поцеловал его. - Конечно, да! – ответил он уже совсем другим тоном, голос – нежный и любящий, - Да, да, да! Миллиард раз да! Марк весь засиял, ощущая безмерную полноту собственного Счастья. - Он сказал «Да»! Ура! Ура! Ура! – это было что-то, совсем уж безумное. Художник окончательно потерял голову от Любви и осыпал своего Адама неистовыми, бурными ласками; он готов был, чуть ли не съесть его! Их Единение было полнее, чем когда-либо прежде. Они обрели друг друга, едва не потеряв навсегда, осознание этого наполняло их Существа беспредельным, абсолютным, Вселенским Счастьем, Счастьем настолько полным и невероятным, что это казалось им Сказкой, самой невероятной из всех самых невероятных Сказок на свете!