Без паники

Здравствуйте, дорогие читатели. Не буду грузить своими проблемами. Интернет-соединение получилось наладить раньше, чем я думал, поэтому, как и обещал – продолжение. Приятного чтения. ________________________________________ Оставшееся время до отправки 104-го корпуса в своеобразную «командировку» на стены пролетело без неприятных происшествий, а это, учитывая мою патологическую предрасположенность к всевозможным щекотливым ситуациям, было в какой-то мере даже удивительно. Что произошло за эти несколько недель? Пожалуй, стоит рассказать все по порядку. Мои отношения с Микасой и Армином понемногу возвращались в привычные для них и сравнительно новые для меня рамки. В целом я не пытался досконально соответствовать образу Эрена, но и не перегибал палку, осторожно и понемногу давая ребятам привыкнуть к несколько обновленному образу старого друга. Пожалуй, сыграла свою роль такая человеческая черта как способность к самовнушению. Не удивлюсь, если в глубине души два самых близких Йегеру человека хотели, чтобы их товарищ стал чуть более спокойным и менее импульсивным. Я же… я старался быть самим собой, насколько это в принципе было возможно в моем положении. Достаточно интересно налаживались мои контакты с Жаном: парень не был лишен лидерских качеств и определенной доли харизмы, однако все приятное впечатление о нем сразу же портило невероятное упрямство, приводящее порой к очень щекотливым результатам. Надо ли говорить, что любую мою мысль он старался оспорить, выдвигая свои аргументы? Стоит признать, иметь в своем окружении подобного человека было действительно полезно. Несмотря на то, что периодически Кирштайн пререкался со мной просто из принципа, порой его размышления и выводы помогали найти куда более рациональные решения для ряда проблем. Неосознанно помогая мне находить изъяны в моих же собственных планах, Жан постепенно становился для меня незаменимым. Что же до его отношений с Микасой… в ее присутствии парень тихо млел. На большее пока что его не хватало. И ведь хоть бы цветочек подарил, тайный воздыхатель! Однако Кирштайн продолжал «шифроваться», наивно полагая, что весь корпус, а также и сам объект его вожделения ничего не знает. Продолжались мои вечерние тренировки с Анни. Не сказать, чтобы мы открылись друг другу с новой стороны… Скорее, просто внимательно присматривались, делая понятные только нам самим выводы. Наша игра в кошки-мышки на какое-то время отошла на второй план. Пока я не мог сказать, что задумала Леонхарт, но интуиция настойчиво твердила мне, что девушка ничего не делает просто так. Я параноик? Согласен. Но для попаданца это скорее желательная, чем ненужная черта. Возвращаясь к Леонхарт, могу добавить, что характер наших спаррингов ушел чуть вперед: нет, я не стал ей ровней, но теперь хотя бы мог устоять на своих двоих в конец схватки. В глубине души я прекрасно понимал, что честный бой с Анни никогда не принесет мне успеха. Рано или поздно придется прибегнуть к неспортивным приемам, чтобы обернуть расклад в свою пользу. Это было… неприятно. Зная лишь о не самых приятных местах биографии блондинки я выстраивал свою стратегию прежде всего на том, что она – убийца, которую не остановит угроза гибели совершенно непричастных людей. И все же я с трудом мог воспринимать этот образ. Несколько нелюдимая, с тяжелым прошлым, туманным будущим и отнюдь не покладистым характером эта девушка не вязалась с Женской особью титана. Я никогда не считал себя романтиком. И прекрасно осознавал, что подобное отношение мне рано или поздно аукнется, если я наконец не перестану питать себя иллюзиями о хеппи-энде и всепрощении. Это не сказка, где достаточно покончить со злым волшебником в его обители зла, чтобы все резко наладилось, и все зажили долго и счастливо. И от этого становилось вдвойне горьче и обиднее. За себя… и за Анни. Мы враги. Очень надолго, если не навсегда. И мне придется исходить из этой данности, вести очень и очень нечестную игру и пользоваться крайне неприятными приемами, чтобы банально остаться в живых. Я не в той ситуации, чтобы доверять всем подряд и надеяться на помощь со стороны. Сложно свыкнуться с этой мыслью, но иначе мне никак нельзя. Точнее, пока что больше нет других вариантов. Придется стать сволочью для того, чтобы защитить себя и тех, к кому я за недолгое время успел привязаться. Увы… только дураки делят все в мире на черное и белое, не замечая других оттенков. Пожалуй, мои слова о том, что я хочу защитить кого-то, кроме себя, в этом мире некоторым могут показаться лицемерием, но… Еще с «прошлой» жизни я успел усвоить, что моя жизнь – только моя. И за ошибки отвечать придется мне же самому. Это не игра, не квест, где можно начать все с заранее сделанного сохранения – шанс только один. И от этого никуда не деться. Говоря о титанах, не стоит забывать и о Бертольде с Райнером. Место главного агитатора вступления в разведкорпус прочно занял человек-шкаф. Надо сказать, получилось у него сравнительно неплохо: практически треть курсантов разинув рты слушали зажигательные речи здоровяка-Брауна. Только вот… только вот среди этой трети не было ни одного человека из тех, кто в дальнейшем окажется в десятке лучших, за исключением самого дуэта титанов. Сомневались и метались из стороны в сторону разве что Конни и Марко. Но и за эту парочку по сути можно было не переживать: Марко, если ему повезет выжить в грядущей мясорубке, с большой долей вероятностью пойдет следом за Жаном, а Конни согласится с выбором большинства. Довольно хлопотным для меня оказалось противостояние не с Райнером, а с Бертольдом. Если в спорах с человеком-ледоколом я мог спокойно выходить победителем из-за малой подкованности Бронированного в долгих диспутах и приведении убедительных доказательств, то с Колоссальным приходилось попотеть. Ох уж эта темная лошадка… В отличие от Райнера, Фубар был последователен и логичен, а кроме того – достаточно сдержан, чтобы переводить спор в открытую ссору. Несколько раз я был на грани фола, однако меня периодически спасало то, что Колоссальный по натуре скорее был одиночкой: несмотря на здравый смысл и умение доказывать правильность своих выводов, ему не хватало какого-то огонька, внешнего проявления эмоций, чтобы увлекать людей за собой… несмотря на то, что его внимательно слушали, открыто поддерживать или осуждать Колоссального никто не спешил, в то время как мне на помощь периодически приходили Жан или Армин. А уж когда в одном горячем споре в мою пользу высказалась Анни… Кажется, это вконец добило бедного паренька. После этого случая оба титана сбавили темп и больше не пытались открыто агитировать кого-то из лучших кадетов выпуска, с каждым днем сильнее и сильнее окучивая массу тех, кому вступление в полицию точно не светило. Надеются, что я последую общему настрою? Флаг им в руки. Пожалуй, самые своеобразные отношения сложились у меня с Сашей. Картофельная девушка, в отличие от многих курсантов, никогда не лезла ко мне с расспросами о прошлом или планами на будущее. Непосредственная и довольная жизнью, Брауз просто заражала своим оптимизмом всех вокруг, сама того не замечая. А уж чего стоили ее кульбиты на тренировках с ППМ… Шадис закрывал лицо обеими руками и едва слышимо ругался сквозь зубы, когда картофелеежка, презрев здравый смысл, в очередной раз с лихим улюлюканьем проносилась в опасной близости от ствола векового дерева. Все началось, пожалуй, с нашего совместного дежурства в столовой. Меня самого заранее насторожило назначение… Саша дежурит в столовой… Однако Шадис и бровью не повел, когда сообщал нам об этом. Лишь под конец я заметил на мгновение промелькнувший дьявольский огонек в его глазах. Показалось? Да, курсантов периодически направляли готовить в столовую. Спектр задач был самым разным: начиная с переноски мешков и ящиков, заканчивая, как ни странно, готовкой. Сашу, узнав о ее «охотничьем» прошлом, главный инструктор определил в повара, а меня направил в качестве рабочей силы ей в помощь. Стоит ли объяснять, что вышло совершенно наоборот? Максимум, что умела Брауз – доволочь тушу животного до дома, где в дело уже вступал ее отец, справедливо опасавшийся, что голодная дочь не побрезгует даже сырым мясом. Так что весь опыт работы на кухне у Саши сводился к поеданию готовых продуктов. Когда живешь один, поневоле научишься обеспечивать себя всем необходимым, в том числе и чем-то съедобным. В отличие от картофелеежки с тем, что нам предоставили на кухне, управляться быстро и оперативно я умел. Поэтому, быстро объяснив Саше, как чистить картошку, и выдав ей целый мешок злополучных овощей, я направился отваривать мясо. Мясо… мясо здесь было достаточно редким и дорогим, поступая только к офицерскому столу. Скотоводство пришло в упадок после падения самой протяженной стены, охватывавшей огромные пастбищные территории. Жалкие клочки земли, оставшиеся в пределах владений человечества, не шли ни в какой сравнение с тем, чем довольствовались люди сейчас. Почти половина сельскохозяйственных угодий были потеряны. В рацион солдат прочно вошел картофель, выращиваемый, кажется, повсеместно. Имело место быть некоторые крупы, огромные поля отводились под овес, шедший на обеспечение далеко не маленького поголовья лошадей. А вот, скажем, рис вообще считался чуть ли не экзотическим блюдом… Всю эту информацию передавала мне Брауз, не отрываясь от чистки все той же картошки. По словам девушки, овощ в основном использовали для приготовления той самой не слишком аппетитно выглядящей то ли каши, то ли похлебки, которой нас потчевали в первый день… Технология изготовления была достаточно муторной: сначала перетолочь, разбавить, засыпать мукой, отстаивать, потом добавить самую малость соли, опять перемешать, отстаивать… Оглянувшись на немаленькую гору начищенной картошки и мысленно прикинув численность курсантов, я успокоил себя мыслью о том, что нам предоставили полную свободу выбора того, что именно готовить: предыдущий рецепт попросту был самым распространенным и привычным. А раз никто ничего не запрещал… Пакостно улыбнувшись, я попросил Сашу отыскать самые большие и вместительные сковородки, какие только можно. Брауз, кажется, уловила мой настрой и, выгрузив передо мной все требуемое, с нетерпением начала ожидать продолжения представления. Обжаривая лук, подглядывая за тем, чтобы ни на одной сковородке ломтики картофеля не подгорели, а покрылись легкой корочкой, я метался к мясу, стараясь придать ему как можно более аппетитный вид. Когда основная работа была закончена, я принялся за подготовку блюд уже к офицерскому столу: мелко покрошив говядину, приправив все это зеленью и капнув самую малость отыскавшегося в закромах соуса, я не без удовольствия посмотрел на плоды своего труда. Что ни говори, но однообразие местной кормежки иногда полезно разбавить чем-нибудь поприятнее. И, не выдержав умоляющего и одновременного вожделенного взгляда Брауз, я отдал ей часть порции, предназначавшейся начальственному столу. А потом чуть не растекся от умиления в лужицу кавая: с аппетитом уплетающая блюдо Саша выглядела настолько счастливой… Пожалуй, рядом с Сашей я на время мог отвлечься от всех своих размышлений о будущем. Куда-то на второй план уходили заботы и неприятности. Я… отдыхал душой. Время пролетало незаметно настолько безмятежно, словно я вновь очутился в своем «старом» мире, где мне не грозили никакие титаны. Постепенно я даже начал принимать участие в некоторых вылазках Брауз на склад или тех ее розыгрышах, где требовалась чья-нибудь помощь. А уж случай, когда картофелеежка ухитрилась во время «инспекции» в столовой найти бутылку бражки и как следует приложиться… хорошо, что дело было вечером, и мне удалось незаметно транспортировать что-то напевающую Брауз ближе к казармам и сдать с рук на руки Кристе с Имир… По большому счету, скучать не приходилось. Впрочем, я и не думал жаловаться. Такая эмоциональная разрядка мне была полезна и приятна. Мы учились друг у друга, набирались опыта, сами того не замечая. Первое время мне было куда как непросто справляться с ППМ: пытаясь выработать для себя какой-то алгоритм действий, я неизбежно заканчивал почти каждый свой полет экстренным торможением о ближайшие кусты или ствол дерева. Раз последовав совету Саши не искать какую-то систему, а просто подстраиваться окружающую обстановку, я был приятно удивлен – в кои-то веки мне удалось полностью выполнить все задачи на тренировочном вылете. А дальше… дальше было действительно проще. Постепенно все больше и больше доверяя собственному опыту, я чувствовал себя в воздухе с каждым разом все увереннее. С подачи Брауз я научился при необходимости как можно меньше шуметь, тише передвигаться и вовремя находить более-менее подходящее укрытие. Когда на расстоянии вытянутой руки зыркает во все стороны в поисках нарушителей режима заспанный Кис Шадис, научишься и не такому. Само собой, работало это не всегда, да и до «охотничьего» опыта самой Саши мне было куда как далеко, подобная практика пошла мне на пользу. Время шло. Я понимал, что рано или поздно наступит момент, когда придется действовать исключительно самому. Пока я мог рассчитывать на то, что знаю, куда и зачем идти, кто меня окружает и чего от этих людей ожидать. А уже затем… одновременно притягательная и опасная неизвестность будоражила воображение. Тогда я и не представлял себе, что готовится в пределах стен. Не представлял, как круто повернется моя жизнь. Не предполагал, что даже самый продуманный и замечательный план, практически никогда не выдерживает проверку временем.

***

- А ну-ка повтори, Йегер. Анни говорила негромко, совершенно точно зная, что ее услышу. Да и трудно пропустить мимо ушей чьи-то слова на безлюдном полигоне в вечернее время. Несмотря на все старания сдерживать себя, я чувствовал постепенно закипающую внутри злость. Мне надоело. Мне надоело это вечно угрюмое выражение лица. Мне надоели эти внимательно следящие за каждым моим движением глаза. Мне надоел приказной тон и пренебрежительные жесты… - Хватит брать меня на испуг, Леонхарт, - так же тихо ответил я, стараясь погасить в себе желание сжать кулаки и упрямо наклонить голову. Позже, много позже этого случая я пытался понять, что же все-таки двигало мною тогда. Накопленная напряженность? Желание наконец поменять мнение о себе самом в глазах Анни? Попытка переступить через себя, чтобы раз и навсегда убедиться в том, что девушка передо мной – мой самый злейший враг? Не то, все не то… Настойчиво пытаясь отыскать ответ, я чувствовал, будто гоняюсь за собственной тенью: ответ был близок, невероятно близок, я прекрасно чувствовал, что мне стоит только протянуть руку, чтобы получить его. Но мне мешало… что?! - Хватит строить из себя непонятно кого. - Непонятно кого? – шепотом переспросила у меня блондинка. Как и следовало ожидать, она вовсе не собиралась бросаться на меня с кулаками. Что она собиралась делать дальше? Для меня это было загадкой. - Ты ведешь себя так, словно все вокруг прекрасно решится без тебя. Тебя словно ничего не интересует. Ты словно ничего не боишься, ничего не ждешь, а… - Просто плывешь по течению? – закончила за меня Анни. - Именно. - А к чему? Что-то ненавидеть, что-то менять, чего-то бояться… зачем мне это, Йегер? Я не чувствую в себе желания что-то менять. Я не хочу усложнять себе жизнь… - Ложь, - получив сомнительное удовольствие наблюдать непонимающий взгляд Леонхарт, я выдержал небольшую паузу. Я не готовился к этому разговору специально. Все происходило сравнительно спонтанно. Последний день до отправки на стены, до повторного появления Колоссального… Я понимал, что еще одной возможности переговорить без лишних свидетелей у нас не будет. Стоило воспользоваться шансом. - Ложь, - еще раз повторил я, глядя на то, как недоумение в глазах Анни сменяется явной враждебностью. - Что ты называешь ложью? - цедя слова сквозь зубы, Леонхарт с каждой секундой теряла невозмутимый вид. Распаляясь сейчас, она совершенно не думала скрывать свои эмоции и мысли. Мы были одни. Некому было нас подслушать или остановить. Незачем было и дальше скрываться, сохраняя ставшие почти привычными маски. Единственный раз, когда мы могли не скрываться. - Все, о чем ты говорила. Как ты это говорила. С кем. Это ложь. В которую я никогда не поверю. Я не знаю тебя, Анни. И, честно говоря, абсолютно не понимаю. Ты прекрасный боец. Но лгунья из тебя никудышная. В мире, где люди, видя опасность, даже не могут убежать от нее… Где все давно смирились и перестроили свою жизнь… Эти люди и впрямь плывут по течению. Они ни к чему не стремятся, не дают это делать другим. И их нельзя судить. Они правдивы. Они ничем не лучше и не хуже. Но ты врешь. Тебе не все равно. Тебе никогда не было все равно. Ты тоже чего-то боишься. Тоже чего-то хочешь. И очень плохо врешь… Был ли я удивлен, когда Анни без всяких прелюдий сделала быстрый шаг вперед, одновременно занося руку для удара? Был ли я удивлен, когда мы закружились напротив друг друга, поднимая тучи пыли и остервенело пытаясь достать друг друга? Даже с каким-то внутренним облегчением я наблюдал за неприкрытой ненавистью в глазах девушки… От апатичной и сдержанной Анни не осталось ничего, что могло бы заставить меня остановиться. Враги. Мы враги. Упорные, настойчивые, ничего не забывающие и не прощающие враги. От этого становилось проще… проще жить, понимая, что даже среди совершенно чуждого мира ты все равно нужен кому-то. Пусть даже и в такой роли. Я не хотел заканчивать эту драку. Мне… мне не нужно было притворяться тем, кем я никогда не был. Постоянно ощущать себя в чужой шкуре, понимать, что все происходящее предназначалось для совершенного другого человека… Это было неприятно, несмотря на то, что меня вовсе никто не ограничивал. Я знал, что могу спустить все на самотек, покорно следуя заведомо известному сценарию. Не захотел. Хотя мог. Чужой выбор… я не имел никакого желания подстраиваться под него, пока у меня была возможность поступать так, как этого хочу я. Мы дрались молча. Именно «дрались», а не громкие «сражались» или «противостояли». Использовали все, что могли. Не гнушались ничем. И оба почему-то больше всего опасались рухнуть на землю. Думаю, каждый из нас тогда понимал, что первый упавший точно больше не поднимется – второй не позволит. Перехватив правую ногу Анни, я с силой потянул на себя, пытаясь заставить ее потерять равновесие. Покачнувшись, блондинка спружинила свободной ногой, подпрыгнула и обрушила удар локтем прямо на мою голову. Увернуться не получилось: удар хоть и пришелся вскользь, заставил меня отступить на несколько шагов в сторону. Леонхарт без замаха двинула носком сапога по голени, а через секунду попыталась влепить мощный хук справа. От последнего удара меня спас только перекат в сторону на сумасшедшей скорости, сопровождаемый фонтаном искр из глаз: боль в голени не собиралась никуда уходить. Не давая мне подняться с колена, Анни рубанула ребром ладони по шее. Подставив руку под удар, я оттолкнулся здоровой ногой и, недолго думая, боднул Леонхарт головой, заставляя ее отступить в сторону. Хватая девушку за предплечье, я почти взял ее в захват, когда та на выдохе попросту перекинула меня через себя. Потянув Анни за собой, я не без внутреннего удовольствия заметил, как она тоже теряет равновесие. Рухнув на пыльную землю полигона, мы покатились по ней, сцепившись, словно два кота, не поделивших территорию. Чувствуя стальную схватку пальцев Анни на своем горле, я старался развести в сторону ее руки. Рывком вскинувшись наверх, я сбросил с себя Леонхарт, отбил удар, предназначавшийся мне в висок, и кувыркнулся назад. Вскочив на ноги, я принял ставшую уже привычной стойку, ожидая продолжения «конструктивного» общения. Пот застилал глаза. По лбу, по костяшкам кулаков струилась тоненькими струйками кровь, ныли многочисленные синяки и ссадины. Внутри левого плеча, на которое пришелся удар локтя Анни, что-то ощутимо пульсировало. Леонхарт выглядела чуть менее потрепано: я не старался нанести ей тяжелые увечья, да и, если по-честному, едва ли смог бы. Как, впрочем, хотелось бы надеяться, и она мне. Мы смогли вымотать друг друга, но уж точно не покалечить или обездвижить. Одежда, обильно покрытая пылью, смялась. Волосы растрепались, хвост почти что съехал набок… Губы слились в одну тонкую полоску, словно искусный хирург провел тонким скальпелем. Взгляд Анни не сулил мне ничего, кроме медленной и мучительной смерти, стоит мне только дать слабину. Тем не менее, никто из нас не торопился продолжать драку. Тяжело дыша, мы следили друг за другом, ожидая, кто все-таки первым не выдержит и сорвется. Игра в гляделки продолжалась недолго: мы не были стальными машинами, которым чужда усталость. Почти синхронно выдохнув и опустив руки, мы сделали по шагу назад. Понимая, что больше никаких активных действий не предвидится, я, гася стон, опустился на землю, а затем попросту растянулся на истоптанной земле полигона. Судя по копошению со стороны Леонхарт, она сделала тоже самое. Тяжело дыша, я лежал на спине, ощущая, как мышцы словно наливаются свинцом. По вечернему небу неспешно плыли редкие облака, малюсенькой точкой пронеслась какая-то птица… Ветерок закручивал вокруг нас небольшие вихри пыли и песка… Я пропустил момент, когда Анни поднялась и побрела прочь с полигона, даже не думая о том, чтобы оглянуться. Какие мысли она уносила с собой? Не знаю… сегодня мы позволили друг другу не сдерживаться. Было ли это ошибкой? Не думаю… На какое-то время мы выяснили, кем являемся друг для друга. Этой ночью я спал как никогда спокойно и безмятежно, наслаждаясь последней спокойной ночью перед очень и очень долгим сроком, когда мне придется засыпать, не зная, что принесет мне следующее пробуждение.