***
Во второй половине дня, на бегу пообедав после занятий, девочка поехала в город. В самый первый день она посетила их с Леоном последнее убежище. Зданию здорово досталось: были выбиты стекла, разворочен и закопчен вестибюль, на тротуаре еще валялись обломки и мусор. Парадный вход бессильно разевал двери обугленной пастью. Тут все и произошло. Нырять в черноту за перекрестье желтых запрещающих лент девочке не хотелось – это было не то, что тогда, в квартире по соседству с Леоном. Сквозной коридор до самого выхода на другом конце дышал страхом. Нет, Леон не мог так просто погибнуть здесь! Матильда так и замерла: ей показалось, что у ближайшего углубления в стене она видит брызги крови. Даже если кровь принадлежала Стэну, это не делало картину приятнее. Она побежала прочь, обгоняя равнодушных прохожих. Надо было успокоиться. У нее еще были дела в городе. Этот день и несколько последующих Матильда дежурила у входа в Управление по борьбе с оборотом наркотиков. Чествовали погибших при исполнении служебного долга. Еще вчера она ненавидела тех людей в масках, подстроивших засаду. Но тут злость сошла на нет. Их гибель была печальна сама по себе и бессмысленна, ведь отправиться в могилу должен был только один человек. И это был не Леон. Ее неприятно удивило и возмутило, что Стэн считался здесь героем, доблестным копом, не побоявшимся встретиться лицом к лицу с коварным киллером-боевиком-террористом после того, как тот уложил пару десятков бойцов специального отряда полиции. То и дело все говорили об ужасном взрыве, но единого мнения на сей счет не было. Стэн получил серьезные травмы, но в ад не торопился, еще занимая койку в реанимации. Мужчины скорбно качали головами, а женщины прикрывали губы ладонями, словно выражая обеспокоенность его судьбой. Они даже не подозревали, какой моральный урод на самом деле работал рядом с ними все эти годы. Насколько все плохо, никто не говорил, но она уловила пару разговоров его коллег насчет необходимости пожертвований на лечение пострадавшим в операции. А еще узнала, что несколько сотрудников планируют навестить товарищей. Но самым ценным был адрес госпиталя. Так что Матильда могла навестить Стэна в индивидуальном порядке до того, как он отмучается сам. «И я отомщу ему за братика и за Леона», - думалось ей в те вечера за обязательной помывкой листьев цветка по имени Леон.***
Через неделю энтузиазм начал покидать ее. Выяснилось, что те месяцы, которые Матильда училась убивать, ее сверстники провели с большей пользой. Во всяком случае, программа давалась ей труднее, и девочка не представляла, как догнать и перегнать ее. Получая назад свою работу, Матильда не понимала, в чем ее ошибки, а если и понимала, то не помнила, как могла их совершить. Будет время, когда она осознает, что тогда могла снова скатиться обратно, едва попробовав учиться. Но Матильда была слишком упряма, чтобы спустить все на тормозах, и обратилась к соседке. Та подсказала учебник, по которому Матильда смогла восстановить пробелы, а за домашним заданием объясняла ей на простых примерах ту базу, которой не хватало. – Кэт, – спросила как-то Матильда, – неужели тебе все это интересно, что ты готова со мной сидеть? – ее душа требовала честного обмена. Например, ее учат убивать, а она взамен покупает молоко и стирает. – Что ты, – небрежно махнула Кэт своей мощной ручкой, – повторенье – мать ученья! Кто же еще меня погоняет по старым урокам? – А зачем это тебе? – спросила Матильда и тут же пожалела о глупом вопросе. – Высшее образование – важная ступень на пути к успеху, - убежденно сказала Кэт. – Позволить его себе могут либо богатые, либо способные и трудолюбивые. Первое – не наш случай, а над вторым надо стараться. – А кто твои родители? – вырвалось у Матильды. Она впервые видела такое искреннее стремление к успеху в сочетании с добротой. На самом дне, где она выросла, такого не встречалось. Девочка начинала осознавать глубину этого дна. – Мама – официантка. Отец – полицейский. Был. А твои? – У меня никого нет. – Прости. – Это ты прости. – Проехали, – Кэт сделала паузу. – Матильда, ты сегодня опять в город до вечера?.. К слову, разведка в госпитале столкнулась с непредвиденным препятствием. Людей с улицы к реанимации не подпускали на пушечный выстрел, не говоря уже о посещениях. Даже справиться о состоянии пациента Матильда не могла – она была ему никто, и звать ее было, соответственно, никак. Ей случайно удалось подслушать разговор врача с какой-то женщиной. Из него было понятно, что некто получил ожоги, ушибы, множественные переломы, ранения осколками. За несколько дней после экстренного вмешательства состояние его стабилизировалось, но все еще считалось тяжелым. Матильда слышала, что она плачет, говорит что-то о своем сыне, что давно его не видела и приехала издалека. И на секунду представила, что из всех матерей тяжелых пациентов это мать именно Стэна. И она не смогла до конца осознать, что у подонков тоже могут быть мамы. В любом случае, подобраться к клиенту пока было проблематично. И Матильда решила ограничиться внешним наблюдением. – …Да, поеду в город. И вот еще... – Матильда замешкалась, так как в голове у нее вертелся план, а на языке – просьба. Соседка вопросительно посмотрела на нее. - Можно мне брать на прогулки твой бинокль? А я буду тебя про все-все уроки спрашивать! – выпалила девочка. – Можно, – сурово ответила Кэт, – но никому не показывать, не ронять, каждый день отчитываться о состоянии. Не брать, когда он мне нужен. Условия более чем устраивали Матильду. Иногда она даже представляла, как они вместе вламываются в офис Стэна и расстреливают всех копов-оборотней. За Леона. Позже эти детские фантазии ушли. И не только потому, что Кэт, дочь копа, никогда бы не стала вести такую жизнь.***
План с биноклем был элементарен. Когда сгустились бы сумерки, и в госпитале включили бы свет, девочка планировала изучать его обитателей из окружающих зданий подобно коту, наблюдающему за рыбками в аквариуме. Но это оказалось не таким простым делом. Понадобилось исследовать подступы к высотам, а высот требовалось немало, учитывая протяженность периметра стационара госпиталя. Не все эти здания имели свободный выход на крышу, у некоторых охранялся подъезд. И тем не менее, за неделю ей удалось заглянуть во все окна. Увиденное Матильду разочаровало. Во-первых, изнутри палаты выглядели иначе, чем она себе представляла – это могло доставить сложности. Во-вторых, что самое главное, она так и не увидела лицо, которое узнала бы из тысяч и от которого её воротило. По какому-то закону Мерфи, лучший обзор плохо «простреленных» окон открывался как раз с единственной непокоренной ею высоты. Охранники того офисного здания были многочисленны, бдительны и непреклонны. А ей-то надо было лишь высмотреть в одном окне нужного человека. Леон бы решил эту проблему за пять минут. И, будучи готовой мстить за его гибель, Матильда все равно ждала его – для нее он был жив и скрывался где-то. Так хотелось знать больше, а до визита к Тони надо было выдержать еще две недели.***
Ее вендетта буксовала. Стэн мог отправиться в мир иной до их прощальной встречи. Его могли перевести в другую палату или в другой госпиталь, и тогда все усилия пропали бы впустую. От нечего делать Матильда не только просматривала доступные окна госпиталя в слабой надежде, но и отслеживала ситуацию у здания Управления. К ее удивлению, о той громкой спецоперации уже успели подзабыть: Стэна вспомнили один раз, мол, и другим парням тогда досталось. Главная черта обыденности - короткая память людей на события. Ведь за каждой старой сводкой новостей остаются без внимания чьи-то перевернутые жизни. Под действием всеобщего равнодушия и затишья Матильда задалась вопросом, с которого, как она поняла, и надо было начинать. А зачем ей самой нужна эта встреча? Чего она хочет? Убить его? Но как знать, смерть может стать для него лучшим подарком. Радовать его она не собиралась. Посмотреть собственными глазами на его страдания и сполна удовлетвориться местью? Напомнить, за что это ему?.. А вдруг он не сможет ее видеть или слышать, или вообще будет без сознания? Спросить о Леоне? Сердце екнуло. Но ведь Леон найдет ее сам, разве нет? Убедиться, что этот гад уже никому не навредит? А если все совсем не так, и он еще вполне силен, чтобы доставить проблем и ей в том числе? Даже в первую очередь. Таким образом, Матильда знала лишь, что, пока Стэн жив, ей остается только подбираться к нему все ближе, чтобы при необходимости нанести удар первой. Чувство неопределенности и бессилия угнетало. Зато домашние задания стали лучше – она была зла и хотела разорвать этот несправедливый мир с его законами подлости, пусть хотя бы успехами в школе.***
Все однажды заканчивается. Хорошо это или плохо, зависит от ситуации. В начале четвертой недели своей новой жизни Матильда столкнулась с обеими сторонами этой истины. После неумеренных разъездов по городу у нее почти закончились деньги, что ей выдал Тони, – это было плохо. Неприступное офисное здание напротив вожделенных окон госпиталя предстало перед ней в строительных лесах – это было хорошо. Когда стемнело, Матильда приступила к отложенному плану. Свист ветра в ушах и скрип опор воспринимались, как должное. По-настоящему ее страшила перспектива разбить бинокль. Высоты она почти не боялась – пока лезла, вспоминала, как в детстве любила сидеть, свесив ноги в бездонную темноту лестничного пролета, в котором бесследно исчезала поспешно выброшенная папироса. Привычная жизнь без руля и ветрил, а с нею и детство, ушла совсем недавно – после той перестрелки, которую устроил негодяй, полеживающий сейчас в здании напротив. А чувство такое, словно за эту пару месяцев безвозвратно отжила свое еще одна такая Матильда. Утвердившись на достаточной высоте, она с величайшей осторожностью достала свою оптику и изучила просматриваемые окна. Первые два этажа разочаровали ее, и девочка поднялась выше. Безрезультатна была и вторая позиция. Отчаянье ее росло по мере сокращения неисследованного пространства. Бинокль предательски прыгал в уставшей тонкой руке, лицо свело судорогой от ветра и напряжения, надо было дать себе отдохнуть. Но ей было не до того. От неожиданности она едва не сорвалась. ...Это лицо с обманчиво мягкими чертами она сразу узнала, даже частично скрытое повязкой. Матильду затрясло. Она словно оказалась в холодном свете разрядной лампы рядом с больничной койкой своего заклятого врага. Складывалось впечатление, что на нем живого места нет – все в бинтах и гипсе. Девочка ничего в этом не понимала, ей было достаточно того, что он жив и, вроде, даже не особо увечен. А это значит, что он может и должен понести наказание в полной мере. Время шло, ветер становился прохладнее, но Матильда не могла оторвать взгляд от цели. В палату то и дело заходил кто-то из медицинского персонала, видимо, проверяли аппаратуру, переписывали показания. Стэн лежал ровно, не реагируя на людей и их манипуляции. Больше всего Матильда жалела, что в руках у нее просто бинокль, а не винтовка c оптическим прицелом. Когда человек в халате потянулся к выключателю, и счастливо обретенное окно обернулось темным провалом, Матильда поняла, что задержалась непозволительно долго.