Что-то личное

Матильда сидела в кабинете директора, ожидая миссис Макалистер. Между стеклами лениво жужжала осенняя муха, косые лучи неяркого солнца подсвечивали кружащие в воздухе пылинки. В последний раз ее вызывали сюда две недели назад, если так можно назвать то, что директриса сама дождалась девочку, дабы удостовериться в целости и сохранности непутевой ученицы и сделать внушение. То есть Матильде имело смысл задуматься, что же такого она натворила для того, чтобы находиться сейчас здесь и ждать, возможно, приговора. Как знать, может, так же недоумевал Стэн, когда встретил ее среди бела дня, вооруженную до зубов, готовую пустить в ход весь свой арсенал? «Что же за мерзость я совершил на этот раз?» А совершил он много чего и продолжал вредить ей, не покидая палаты. Он занимал все ее мысли, перспектива его выживания подпитывала ее страхи, и сравниться с этим могла только вероятность его легкой смерти. Иногда, когда в свободное время ее отпускали злобные размышления о Стэне, она могла позволить себе со светлой грустью вспомнить о Леоне и в очередной раз ощутить свое ни с кем не разделенное одиночество. Молчаливую темноту, которую освещало лишь предвкушение возмездия. Матильде было одновременно сладостно и досадно от перипетий своей тайной миссии. Те минуты ожидания в кабинете она должна была бы связать с провалом на контрольных тестах или со своим поведением, а вместо этого девочка была очень обеспокоена появлением нового игрока на своем поле. Учеба маячила где-то на втором плане, а первый застилала мысль о том, что времени для осуществления мести у нее оставалось все меньше. Да и какой, к черту, план без пистолета и пары гранат? Матильда слышала, что любящие люди могут испытывать страшное чувство – темную сторону любви, называемую ревностью. Ей было не к кому ревновать Леона, кроме цветка и давно погибшей возлюбленной, но, как рассудила девочка, нет дыма без огня. Не зря же Отелло душил Дездемону. И она задумалась, есть ли аналог ревности в ненависти. Если и есть конкретное слово, то оно упорно не шло на ум. Однако девочка знала точно, что именно такое чувство она испытывала к агенту Уилсону. И на то была веская причина: свои мотивы она полагала более серьезными, чем его мелочные карьерные притязания. «Я тут своего человека потерял. Какого еще черта вы от меня хотите?» В связи с разведкой у Управления по борьбе с оборотом наркотиков опасения Матильды успели подтвердиться. Этот парень по-своему мог доставить Стэну неприятностей. Мало того, что он копал под наркозависимость своего коллеги, так было еще кое-что. В Управлении начали поговаривать о том, что инициативы Стэна бывали сомнительны, операции по изъятию зелья получались порой слишком накладные, да и арестовывать зачастую было просто некого – все подозреваемые отправлялись прямиком в морг. Такая смена настроений сотрудников на фоне тяжелого состояния их коллеги не могла произойти без чьей-то меткой подачи. Говорят, если зажигаются звезды, значит, это кому-то надо. Так вот, виновником такой бузы, с большой вероятностью, являлся тот, кто временно занимал офис сорок шесть ноль два и не хотел покидать начальственное кресло. Судя по настрою, Уилсон был готов идти к цели по трупам. Правда, Стэн делал это из любви к искусству и в буквальном смысле слова. Конечно, цели Матильды частично совпадали с целями Уилсона: устремления их обоих не понравились бы Стэну. Но это была ее игра, ее месть, ее вендетта. Это было личное дело. А этот совершенно чужой человек, незнакомый с ее мотивом отомстить за Леона и брата, развернул бурную деятельность, которая могла сорвать это священное действо. Если бы Уилсон добился своего, то Стэну оставалось бы перевестись в другое отделение, уехать, навсегда пропасть у нее из виду, сесть в тюрьму, в конце концов. Конечно, он предпринял бы ответные действия, иначе это был бы не Стэн, но такая ситуация полностью выходила из-под контроля Матильды - начинались бы агентские игры. И эта мысль будила в Матильде вот эту «ревность в ненависти». Для себя она решила: ничего не случится с ее врагом, пока он не заплатит ей по счетам. Девочка задумывалась над тем, не предложить ли Уилсону услуги чистильщика, а взамен попросить лишь оружие и возможность навестить клиента. У нее сложилось впечатление, что он бы не отказался. Но Матильда сообразила, что, сделав грязную работу, окажется левой в этой истории, и оставила эту затею. Доступ к оружию того не стоил... – Матильда, ты делаешь успехи, – с порога заявила миссис Макалистер, в общем-то, не сияя особым счастьем, что было ожидаемо при ее сдержанности. – Здравствуйте. – Надо было обязательно поздороваться перед серьезным разговором, к тому же, Матильде не верилось в свои так называемые «успехи» в учебе. Вот как она выследила агента – было круто, но кто ж это оценит, кому можно рассказать? – Неужели все тесты на "А с плюсом"?* – Нет, до этого еще далеко, но я думала, что будет хуже. – Директриса открыла папку с бумагами. – Миссис Бэйкер, между прочим, не хотела признавать твое эссе на тему «Как я провела лето». Матильда напряглась. Несмотря на конспирацию, недавняя история рвалась на бумагу, в разговоры, в намеки. Миссис Макалистер продолжала, перебирая листы: – Она сказала, что ты нагло списала это из какого-то детектива, но вместе мы с ней нашли стилистические ошибки, и она согласилась, что сочинение твоего авторства достойно оценки "В". – Это нормально? – Матильда избегала смотреть в глаза директрисе. – Нет, - строго ответила та. – Ты, как Раскольников из «Преступления и наказания» – есть такой роман у русского писателя Достоевского – возвращаешься к тому криминалу и не можешь отпустить. Раскольников, кстати, попался, помяни мои слова. А еще эти твои поездки и плохое поведение. – Вам кобылы со старших классов нажаловались? – не церемонясь, спросила Матильда, вспомнив мимолетный эпизод, как старшеклассницы выманивали карманные деньги у первоклашки. Она не смогла пройти мимо. – Полегче, – удивительно спокойно отреагировала директриса. – Ты бы еще назвала их свиньями. – Нет, – ответила Матильда меланхолично. – Свиньи лучше многих людей. Не люблю, когда обижают маленьких. У меня был маленький брат. – А поездки? – не забыла директриса. Матильда задумалась, собралась и решилась. – Можно, я буду иногда рассказывать вам о своем друге? Я постоянно думаю о нем, и мне не с кем этим поделиться. Поэтому я не могу отпустить. Поэтому у меня нет толком друзей. Поэтому я езжу по нашим с ним знакомым местам в свободное время. Миссис Макалистер согласилась иногда брать на себя роль слушателя, раз уж это может помочь девочке. Матильда была безмерно благодарна, но не была до конца честна. Да, ей хотелось поговорить о Леоне с тем, кто не упрекнет и не выдаст. Но забывать и отпускать эту историю она не собиралась. Пока не умрет Стэн, это было совершенно точно исключено. Она уже направлялась к выходу из кабинета и была готова попрощаться, когда директриса ее окликнула: – Матильда, я забыла еще кое-что. – Девочка мысленно напряглась. Директриса начала издалека: – Вот с чем у тебя, определенно, прогресс, так это с физкультурой. Преподаватель хочет тебя поощрить – допустить до стрельбы в тире уже на следующем занятии. Стрельба? Улыбка озарила лицо Матильды. Это был подарок судьбы, на который она не смела надеяться. И не собиралась его упускать.

***

Вечерние тени от высоток подкрались к госпиталю и постепенно погасили отражение пылающего закатного неба в зеркалах окон. Бинокль в рюкзаке приятно тяготил спину. Через час-другой строительные леса на фасаде офисного здания по другую сторону улицы освободятся, а темнота скроет маленькую мстительницу от глаз ненужных свидетелей. В ожидании своего выхода Матильда коротала время в ближайшем парке, перебирая в уме события последних дней. Вокруг кипела жизнь: кто-то совершал вечернюю пробежку, у кого-то было назначено свидание, кое-где расположились с репетициями уличные музыканты и танцоры. И мысли девочки звучали диссонансным сопровождением к мирным картинам, что представали перед ее взором. Ибо ее помыслы несли смерть. Занятие в тире прошло удачно, если не считать двух обстоятельств. Они вскрылись после того, как Матильда, предварительно вежливо подняв руку, спросила инструктора после вводной, можно ли из спортивного пистолета убить человека. Ну, должна же она знать, что будет, если, забывшись на минуту, навести ствол на товарища и случайно выстрелить. По рядам сверстников прошел смешок, слова «шустрая малявка» и посулы мести «малявки» тому, кто это сказал. И первое, что девочку разочаровало – она в очередной раз ощутила, насколько ей безразличны эти люди, которые, в свою очередь, никогда не смогут ее понять и поэтому считают ее странной. Это было ей как будто и не очень нужно, но отвлекало от самого главного. Шикнула Кэт, инструктор жестом призвал всех к порядку и ответил на насущный, а отнюдь не праздный, вопрос Матильды. И ответ этот был вторым, куда более сильным разочарованием. «Убить можно чем угодно и совершенно случайно, но энергия выстрела спортивного оружия такова, что с близкого расстояния можно нанести травмы, и только выстрелы в упор в область жизненно важных органов могут привести к смерти. Так что, дети, это вам не игрушки». Матильда усмехнулась воспоминанию о последней реплике. Когда можно выстрелом полголовы снести – вот это она понимает, детям не игрушки. А такое «оружие» по требованиям к ее мастерству приближается к ножам, так как его необходимо использовать в упор, и поразить цель не абы куда, а в висок или в глаз. Если она доберется до Стэна с таким снаряжением, то он сначала вдоволь посмеется и только потом испугается расплаты. Но выбирать не приходится. Скрылись последние алые лучи, сгустились сумерки – пришло время выдвигаться на позицию. Проделав знакомый путь по лесам, Матильда укрепилась на любимом месте. Девочка с досадой отметила, что недолго осталось наслаждаться отличным обзором, ведь фасад преобразился за время реставрации – работы, а вместе с ними и срок службы ее сторожевого поста, подходили к концу. Совершая приготовления к разведке, выкладывая бинокль в чехле, накидывая ремень, она предвкушала встречу со своим врагом. Вспыхнувший свет в окне отозвался пронзительным холодом в сердце. Матильда поспешно поднесла бинокль к глазам. И прямо-таки опешила: цели не было на месте, лишь санитар осматривал палату в штатном режиме.

***

Весь следующий день прошел, как мимолетный сон, который не помнишь после пробуждения. Уроки, лица, кросс, стрельба, молоко и цветок. Матильда ждала вечера, чтобы наверстать упущенные возможности для наблюдений. Поездка до места тянулась бесконечно долго. Для чего, спрашивается, она приехала заранее, вскарабкалась на верхотуру и потеряла два часа? Чтобы увидеть, что Стэна нет на месте, и предпринять отчаянную попытку снова обнаружить цель за другим окном? Ей пришлось преодолеть сотни ступенек за кратчайшее время, чтобы вернуться вовремя и без последствий в виде домашнего ареста. Возможно, она вызвала подозрения отдельных прохожих. Одно точно было хорошо – руки стали легче переносить манипуляции с тяжелым биноклем, все-таки тренировки давали результат. Благо, в тот момент, когда она уже была готова отложить все соображения до следующей поездки, последнее, вымученное усилие воли было вознаграждено. Стэн нашелся – его просто перевели в другую палату. Жаль, что нельзя было задержаться дольше, ведь зрелище было интригующее. Палата была обычная, значит, делала вывод Матильда, попасть туда было проще, чем в предыдущее помещение. Однако, комнату Стэну выделили одноместную, следовательно, были причины, но вот какие именно, было неясно – к счастью или нет, девочке не доводилось оказываться в подобных учреждениях. И самое главное, подлец был в сознании и даже перекидывался неведомыми фразами с персоналом! А лежал он, как раньше, и никаких движений, кроме поворота головы, не совершал. Часть повязок исчезла, но вот конструкции, напоминающие о переломах, еще присутствовали – судя по всему, досталось левой руке и левой ноге. Как бы там ни было, возможностей бинокля было вполне достаточно, чтобы убедиться, что Стэн жив. Пока Матильда шла к заветному зданию по стремительно темнеющей улице, она успела подумать, что этот день точь-в-точь похож на день предыдущей вылазки, словно кто-то на небе решил вернуть все обратно, дабы она могла переиграть свои вчерашние решения. Прямо-таки «День сурка». Она вспомнила, как урывками смотрела этот фильм давно, еще с братиком. Ей он показался скучным тогда, но другого в программе не было. Братик просто сидел с ней рядом, как он делал это обычно, что бы ни шло по телеку, и что бы там ни кричали взрослые… Кем надо быть, чтобы послать пулю в такую кроху? «Мы еще посчитаемся, ублюдок», – мысленно пообещала Матильда, враждебно оглядываясь на стационар перед тем, как войти в здание напротив. С замиранием сердца девочка вышла на позицию и расчехлила бинокль. Что еще сказать – Стэн продолжал преподносить сюрпризы. Он был не один. Матильда не могла вспомнить, где могла видеть посетителя раньше. Но что этот смуглый мужчина плотного телосложения был ей знаком, и что он - коп, она знала почти наверняка. Он сидел рядом с койкой Стэна и старательно записывал что-то с его слов карандашом в блокнот. Вид у посетителя был спокойный и даже немного скорбный. Потом он что-то переспросил у шефа – что-то в том, как держались собеседники, говорило о том, что посетитель является подчиненным – и Стэн стал что-то ему объяснять так эмоционально, что двинул здоровой рукой. Видимо, этого не стоило делать, потому что, к удовольствию Матильды, выразительная мимика мерзавца пополнилась гримасой боли. Хоть она не умела читать по губам, но была готова поспорить, что он забористо выругался в этот момент. Посетитель виновато заговорил, показал на дверь. Мол, может, позвать медсестру, укольчик сделать? Стэн отрицательно помотал головой – ограничился этим, чтоб не тревожить все остальное. «Что? Не нравится? А жертвам твоим каково было, урод?» – мстительно подумала Матильда, отмечая, что, раз он чувствует боль, значит, вероятность пожизненной обездвиженности резко уменьшается. Пока Стэн переводил дух, глядя в потолок, его коллега украдкой смотрел на него с легким недоумением и даже сочувствием. Так смотрят, произнося фразы вроде «совсем себя не жалеешь». Будто его шеф взвалил на себя кучу дел, когда надо лежать смирно в спокойной обстановке. А что этого парня вызвали по серьезному делу, Матильда не сомневалась. Стэн был сверхъестественно предусмотрительной скотиной. Иначе как бы он жил на свободе при своих наклонностях? И вот сейчас она наблюдала одну из сотен, если не тысяч, встреч, подобные которой и обеспечили Стэнсфилду его особое положение. Через минуту Стэн продолжил давать указания, иногда на словах проверяя, правильно ли подчиненный его понял. Через несколько минут тон беседы изменился, что было ясно даже без возможности слышать разговор. В выражении лица Стэна появилось что-то, похожее на просьбу, позвать медсестру с укольчиком, например. Его посетитель кивнул и достал что-то из объемной сумки. На самом интересном месте руки Матильды отчаянно запротестовали против веса бинокля, и пришлось опереть его об раму. Она что-то пропустила, потому что решительно не понимала, зачем коп тянет какие-то провода к ушам Стэна. Точно, наушники. Плеер он заботливо приладил в ладони шефа и сам нажал на пуск. Лицо Стэна, секунду назад напряженное, сначала обрело отрешенное выражение, а через некоторое время озарилось блаженной улыбкой, с которой у Матильды были связаны худшие воспоминания. Она тоже навестит его, пусть он не скучает в разлуке. Но вместо плеера будет пистолет, а вместо кнопки «Play» она нажмет на спусковой крючок. ----------------------- * A, B, C, D, E (F) - шкала системы оценки знаний в США (в порядке убывания).