Что-то личное

Ранним утром пустое и гулкое нутро Управления встретило Матильду холодом и тишиной. Если бы растение по имени Леон было человеком, то оно справедливо корило бы девушку за третье по счету последнее прощание. А ещё уговаривало бы смириться, сдаться. Упрекало бы в той легкости, с которой она раз за разом бралась играть с огнём. Она словно вновь и вновь переигрывала свою безнадежную попытку свести счеты в тот далёкий день, когда час за часом тянулся невыносимо долго, асфальт на улице плавился от жары уходящего лета, а Леон всё не возвращался... «И он уже не вернётся», – подумала Матильда, отметив, что решимость выяснить всё помогает держать себя в руках – будь она девчонкой, непременно пустила бы слезу от этой мысли. До проведённого в одиночестве восемнадцатилетия она ещё надеялась – видимо, все-таки была не такая уж и взрослая, раз верила в чудеса. Рассказ, подслушанный под дверью кабинета Стэнсфилда, странным образом лишил её половины бережно хранимой злости. Это был бы достойный финал для чистильщика, выступившего против всех и обречённого на смерть от чужого оружия: погибнуть, заживо унося с собой неприкасаемого преступника. Но… если верить Стэну, то Леон практически справился с невыполнимой задачей, едва не совершил невозможное, ускользнув от вооруженного отряда. И от этого «едва не» мелко свербела в груди досада. Почти выбрался сам. Почти убил Стэна. Почти иначе сложилась ее теперь никому не нужная жизнь. Матильда ненавидела себя за эту мысль, но она хотела всем сердцем, чтобы её друг был мёртв в момент взрыва: она никому, тем более любимому человеку, не желала испытать того, о чем ей поведал выживший негодяй. Так это он один расправился с Леоном, застрелив подло, в спину, без свидетелей! А ее друг хотел жить и думал о ней… Неизменно пугающий номер на двери. Не заперто. Холод тугой ручки, щелчок. «Это тебе от Матильды». – Умница. Стэн сидел за столом на фоне светлеющего неба, потирая наручные часы. Девушка отметила, что волосы у него, как всегда, растрепанные, зато костюм с иголочки. А ещё кое-что настораживало. Серьёзность – преувеличенная, будто наигранная, но пугающая при том, что подлец не выглядел настроенным на представление. Вид его навевал ассоциации с завалом на работе: нет в глазах безумного огня, плечи напряжённо подняты. – Матильда, пожалуйста, – сказал он тоном, предназначенным для повседневной рутины, – потяни на себя дверь. Неужели хочет поговорить о тех документах, что она принесла вчера с собой? Надо же, вот так совпадение было бы, если там действительно что-то не так. Стопка папок красовалась на самом видном углу стола, что как бы подчёркивало особую роль, отведенную делам из архива в грядущем разговоре. Дверь тихо встала на место. Замок автоматически защелкнулся, да так резко, что девушка вздрогнула и обернулась к Стэну. В тот самый момент, когда он вытаскивал револьвер из наплечной кобуры. Девушка замерла, будто перед рассерженной змеёй или бешеным зверем. Главное – спокойствие, равнодушие к своей участи. Повторять про себя: «Не хочу жить, не ценю жизнь, в моей жизни нет ничего, за что стоило бы драться». Если дать волю панике, то он с удовольствием спустит курок. Стоило обратить внимание на ближайшую коробку на тот случай, если в следующую секунду в глаза всё-таки посмотрит дуло. Но Стэн не торопился с расправой. Его спокойный голос с отчетливой насмешливостью развеял её ужас. – Тише, дорогая. Ты можешь считать меня чудовищем, способным на убийство. Но дураком, чтобы делать это здесь, – извини… К Матильде вернулась воля, самообладание и дар речи. – Ты уже дважды разрушил мою жизнь именно так – среди бела дня при толпах свидетелей, – сказала девушка. – Что я должна думать, когда вижу тебя с пушкой? Это прозвучало слишком дерзко? Ведь это Стэн тут склонен к искромётным монологам. Или в самый раз – вежливо, но решительно? Подлец озадаченно вскинул брови и улыбнулся впервые за утро. – О, это? – он картинно воззрился на револьвер, которым играючи помахивал. – Это на тот случай, если следом за очаровательной крошкой сюда вошёл бы вооружённый амбал. Представляешь, я всё никак не отойду от той истории! Матильда некоторое время выдерживала укоризненный взгляд, а затем Стэн демонстративно медленно положил револьвер на стол поодаль от себя, как аргумент. Поставил локти на стол, задумчиво сцепил пальцы. И казалось, начал бы вещать, но спохватился: – Что ты стоишь? – он обвел стол гостеприимным приглашающим жестом. – Садись, дорогая, обсудим, какой я отпетый мерзавец! Матильда заняла кресло напротив врага, сложив руки точно так же, как он. «Играем». – Разрушил тебе жизнь, говоришь… – можно было подумать, что Стэнсфилд говорит виновато, но Матильда слишком хорошо его знала. – Хочешь поговорить об этом? – Сто лет хочу. Ты забрал у меня всё. – Знакомые фразы, придуманные за годы ожидания, на которые Стэн отвечал совсем не так, как в её мечтах о мести. Но ответ на эту реплику было несложно предугадать. – Прости. Иногда так бывает. – Просто, буднично, без контакта с глазами. Вызывающе равнодушно – он же знает, что ширина стола слишком велика, чтобы дотянуться до его шеи и придушить. – У тебя есть полный список моих прегрешений? – Мой брат. Если бы не ты, он был бы жив… – …и вы бы сейчас были по уши в торговле дурью! – брови вверх, широкая улыбка, мол, «Сюрприз! Вот как бывает, лапочка!» Стэна что-то так позабавило, что он засмеялся, хотя и довольно быстро перешел в полнейшее замешательство. – Ты что, всерьёз думаешь, что это я лично, вот этими руками стрелял в твоего брата вот из этой штуки? – Я знаю, что это был другой – его звали Уилли Блад, – Матильда не удержалась и добавила, указывая за спину: – Он сидел вон там, когда за мной пришли. – Да. – Продажный коп напротив как будто загрустил. – Бедняга. Никогда не знаешь, к чему приведёт маленькая оплошность… Твой братишка погиб случайно, смирись! Он выскочил в коридор, когда Блад в панике открыл беспорядочный огонь. Их обоих напугал выстрел, которым твой папаша уложил моего человека. А парню пришлось поплатиться за это жизнью – кто же знал, с кем ты свяжешься. Стэн никак не мог определиться с выражением лица – выразить ли скорбь или улыбнуться нелепости описанной ситуации. Вся эта история, если вдуматься, - один чудовищный клубок недопонимания, состояния аффекта, наркотического опьянения и одержимости местью. Судя по твёрдости, обретённой его взглядом, с которым столкнулась Матильда, и плотно сжатым губам, он решил сменить тему. – Я бы понял, если бы ты пришла мстить за отца… Почему, дорогая, ты вспоминаешь только братишку? Ведь в тот день у нас была славная боевая операция… – Они все были мне никем. Кроме брата. – Во-от как! – Изумление, перерастающее в злую радость, торжество, словно ещё немного – и даже пострадавшая в этой истории девушка будет готова признать оправдательный приговор, оставшись ни с чем. – Так в чём ко мне-то претензии, если ты никого там не потеряла, а твой брат погиб по чистой случайности? И эту ошибку допустил не я? «Парень стоял здесь, схватил ружьё. "Бах!" – мы его застрелили!» Нечистый на руку сотрудник Управления и полицейский, к тому же наркоман, пришёл, расстрелял целую семью и в итоге… ни в чём не виноват! В этом весь Стэнсфилд! Матильда посмотрела на человека напротив. Совершенно невинное недоумение, мягкое выражение лица, ясные глаза, светлая одежда, руки раскинуты в немом вопросе «За что?» Не хватало лишь нимба вокруг головы, но набирающее силу солнце могло вскоре исправить это. – Нет, ты бы не пожалел ни меня, ни брата, если бы добрался до нас, – тихо, но убеждённо сказала Матильда. – Откуда ты знаешь? – прищурился Стэн. – Это же не произошло и уже никогда не случится. Но… – Он встал с места и прошёлся у стола. – Кто мешает нам порассуждать? Ангел, представь ситуацию. Полиция пришла захватить склад наркотиков – пара фунтов кокса, но, поверь, в лучшие времена там бывало и больше. Склад находился в квартире в Маленькой Италии, где вместе с двумя люмпенами жили трое детей. Дети не ходили в школу и терпели побои. Глава семейства – назовём этого типа так – оказал сопротивление, убил одного из стражей порядка. И вот… нейтрализовав угрозу, мы бы вошли в комнату, где вместе с братиком пряталась девочка Матильда. Экзальтированно улыбаясь, Стэн распахнул перед собой невидимые двери и продолжил спектакль: – «Спокойствие! Мы из полиции!» – сказал бы кто-то из моих несчастных ребят. «Вы пришли нас спасти?» – спросили бы дети. И тут вошёл бы я! «Больше вам ничто не угрожает!» - «А как тебя зовут?» – спросил бы меня кто-то из вас. Я бы… представился… и мы бы перезнакомились. – Пауза. Взгляд в лицо. Грустная улыбка. – «Норман, - сказал бы мне твой братишка, - ты такой храбрый и сильный! Я хочу стать, как ты, когда стану большим!» - «Норман, - сказала бы мне девочка Матильда, - ты такой красивый! Когда вырасту, выйду за тебя замуж...» Ну, разве я поднял бы руку на таких славных детишек, а? Вот Матильда выросла… Ты помнишь, куколка? Помнишь, каким я был? Больше всего Матильда была рада, что Стэн держался от нее на почтительном расстоянии, и этот вопрос он задал от противоположного края стола, а не стоя вплотную и перебирая её волосы, например. Ранний час, тишина в распоряжении собеседников, Смит-и-Вессон на темной поверхности стола напоминали об угрозе, несмотря на мнимое спокойствие и якобы откровенный разговор. – Помнишь… Конечно же, помнишь, – ласково ответил Стэн сам себе. – И не хуже меня знаешь, что я не убивал твоего брата. И за всё, что было после, я не отвечаю. Ни за твои дела с тем итальяшкой, ни за его… – сладкая улыбка, – …смерть. Потому что я не совершал того, за что позже меня хотели линчевать. – Но ты убил его – второго человека, который был мне дорог. – Матильда ощутила уверенность – настолько убедительно она могла говорить под впечатлением от вчерашнего рассказа. – И ты лжёшь о его жизни и смерти, порочишь его имя. – Да, присутствует художественный вымысел, – Стэн уклончиво посмотрел куда-то вверх, – но всё произошло именно так, как ты слышала. – Он посмеялся, поводя рукой. – Но я, естественно, не предупреждал его о своих намерениях. Ангел, – он растерянно покачал головой, – твой приятель убивал людей за деньги. Скольких он отправил на тот свет, я сейчас не возьмусь предполагать. У этих людей тоже были грустящие сестрёнки и подруги, у них были семьи. По правде говоря… я не могу сейчас тебе лгать, Матильда… его смерть – это самое лучшее, самое полезное из всего, что я сделал за всю свою жизнь! Почему меня стоит наказать за этот выдающийся поступок? Чем он лучше меня? – Он спас мою жизнь, он был мне другом, – девушка избегала смотреть в глаза собеседнику. – И я ненавижу его убийцу. Естественно. – Всё интереснее, дорогая! – дёрнулся Стэн. – А как мне быть, когда твой друг убил моего друга? Если он пустил в расход весь мой отдел? А потом хотел и меня отправить в могилу? Вот поэтому я и убил его! – он засмеялся. «Видишь, ангел, всё элементарно!» И тут же мрачно продолжил: – У меня был хороший друг. – Малки? – Зачем она озвучила отголосок кошмарного воспоминания о том, как известие о смерти некого подручного спасло ей жизнь? – Надо же… Ты помнишь. Но ты не видела моих симфоний, нет? О, тебе не повезло… Хотя, скорее, наоборот! Он разошёлся: вздохнул, опустил распрямившиеся плечи, размял высокую шею. Матильда помнила, что на пике артистизма он особенно опасен и неуравновешен. И… в такие моменты он именно такой, каким она его представляла. Или это состояние ему дарят те проклятые капсулы? Но сейчас же он так же забрал назад волосы, взмахнул руками и вдохновенно взял несколько аккордов прямо с края стола, как будто перед ним стоял рояль. Матильда догадывалась, что это были за «симфонии», но в голове всё равно не укладывалось: наркотики, музыка, убийства – что тут может быть за связь? Стэн же продолжал: – Мой напарник был единственным, кто мог вовремя удержать меня от импровизаций, ангел! Вот видишь, мы давно в расчёте, не считая подарка твоего дружка. Еще остались предложения, за что меня следует расстрелять? – Ты злоупотребляешь служебными полномочиями. – И в этом мы с тобой похожи! – Стэн подтащил к себе папки, победно глядя на девушку. Торжество стремительно сменилось сочувствием: – Ангел, неужели оно того действительно стоит? Ты не сможешь жить, как прежде… – Я уже давно не могу. – Снова эта проклятая ласка, против которой нет достойного ответа. – Пойми, человека любят исполнительным, здоровым, законопослушным – при этом делающим то, чего хотят другие, и не доставляющим проблем. Стоит тебе заболеть или выпрыгнуть за флажки – и всё! Ты никому не нужен, все отворачиваются от тебя, забыв, насколько ты был хорош всё время до этого. Именно тогда, когда ты больше всего нуждаешься в поддержке. – Не верю, что тебя все бросили, – сказала Матильда, пытаясь понять, к чему он клонит. – Тебя вылечили, ты снова работаешь, даже встречался с кем-то… – У нас бы ничего не вышло! – Стэн усмехнулся и покачал головой то ли своим воспоминаниям, если там вообще что-то было, то ли осведомлённости Матильды. – Ангел, скажи мне, могла бы ты кому-то рассказать правду о себе? Доводилось ли откровенничать от избытка чувств или лишнего глотка чего-то горячительного? И если доводилось, то припомни, как это встретили… Матильда похолодела от хирургической точности, с которой Стэн выбирал её слабые места. Кэт. Кэт ни разу не звонила ей за эти два с лишним года, не прислала ни строчки. А сама Матильда исправно отправляла ей короткие письма о своих переездах – с новыми адресами. Не могла дозвониться по телефону, вот и извещала почтой. Неужели во всем виновата страшная правда, которую можно превратно понять? – Так что же гонит тебя сюда, если я не так уж и виноват перед тобой? – продолжал рассуждать Стэн с другого края. – Я понял! Ску-ука, из которой, пора бы уже признать, состоит этот мир. Но… Как… чер-ртовски сложно он устроен! А-а?! – глаза его засияли от новой догадки. – Каждый доллар, ангел, которым оплачена твоя жизнь, школа, колледж, одежда, из которой ты вырастала год за годом… Каждый оброненный тобой цент, который ты оставляла на полу у кассы после покупки очередного пакета молока… Откуда эти деньги, скажи мне? От дури или от заказных убийств? Чувствуешь? Ты тоже чувствуешь это?! Смерть других дает жизнь тебе, их страдания идут тебе на пользу! Матильда была готова провалиться сквозь землю. Действительно, она выросла на грязных деньгах от продажи наркотиков и ремесла Леона. – Но я успокою тебя, дорогая… Кто еще утешит тебя, кроме Стэна, м? – Невыносимая насмешливая ласка в голосе. – Одни сами готовы отдать всё за дозу, а других стоит отправить на тот свет. Знаешь… вместо всего этого сброда пусть лучше получит образование такая крошка. Это хотя бы не оскорбительно для моего чувства прекрасного. – А ничего, что эта «крошка» могла доставить тебе проблем? – Это же так мило – покушения в исполнении трепетного дилетанта. – Стэн положил подбородок на сцепленные ладони. – Не то что работа профессионала – был человек, и нет человека… – Он вытянул левую руку, чтобы посмотреть на часы, по его лицу можно было представить примерное время. – Оу. На сегодня всё! Советую хорошо обдумать наш сегодняшний разговор, ангел. Револьвер вернулся в кобуру, папки вновь оказались в руках Матильды. Уже в коридоре девушка поняла, что услышала далеко не всё, что желала знать. А ещё ситуация становилась в высшей степени неопределённой. Она говорила со Стэном и осталась жива! Это можно было бы считать успехом. «На сегодня всё...» Значит, главное ещё впереди… Что бы то ни было, надо готовиться.

***

После работы Матильда предприняла попытку позвонить Кэт. Результат с самого начала был предсказуем. Но упрямства девушке было не занимать, и она решила позвонить со старого номера. Безответные затяжные гудки звучали реквиемом по вере девушки в себя. Стэн вскрыл вечную рану – одиночество, которое невозможно преодолеть даже откровенностью. Кто же примет ею такую, какая она есть? Вечно придётся выбирать ту роль, в которой она больше понравится чужим людям. Телефон полетел на кровать. Матильда уже завязывала на спине пояс фартука со свинками, когда трель звонка оборвала ей сердце. Она, не глядя, нажала кнопку приёма. – Вы знали Матильду Ландо? – раздалось в трубке. От этого равнодушного казенного тона Матильда представила свое имя высеченным на могильной плите и смогла лишь механически ответить «да» в полной растерянности. – Она умерла. Можете приехать на опознание?..