Что-то личное

С первых шагов объял холод. Решеткой окружили почерневшие зазоры между неровно уложенной квадратной плиткой: постояльцы этого учреждения были неразговорчивы и непритязательны. Зеленовато-серый полумрак заполнял собой пространство, несмотря на мертвенный свет ламп под потолком. Казалось, вместе с темнотой клубится едкий запах, вызывающий в памяти такие слова, как «формальдегид» и «триклозан». Здесь заботились о дезинфекции, но ощущение разлитой даже в воздухе грязи не покидало ни на минуту. Как бывает в плохом невнятном сне, в этом совершенно неподходящем помещении оказалась стена несгораемого шкафа с ящиками, живо напомнившего Матильде каталоги на работе. Но здание Управления, пусть даже довольно мрачное, осталось там, в мире живых. Здесь же располагался самый настоящий архив смерти. Голова была пустая и легкая. Произошла ошибка, настолько нелепое недоразумение, что разум отказывался его хоть как-то принимать. Ну как Матильда Ландо могла быть мёртвой, если она жила, только что чувствовала на себе тепло улицы и, теперь находясь в этом жутком подвале, недоумевала, что же произошло? Один из ящиков с продирающим скрипом выехал из стены, чужие руки привычно откинули простынь. Девушка невольно отшатнулась – словно в зеркало взглянула, но увидела не себя, а… – Мы думали, звоним матери. Вы были записаны в телефоне как «Ма». Короткие черные волосы делали сходство ужасающим, остальное можно было принять за печать гибели. Впалые щеки, ввалившиеся навсегда закрытые глаза. Никакой красоты, которую ищут в смерти депрессивные подростки. Всё ссохшееся, скукожившееся, пошедшее неровной синевой. Матильде до боли в груди, до слёз захотелось жить, вырваться отсюда, выбежать под ласковое солнце. Чётко отрезанные чёрные волосы на сером металле заставляли ее ощущать себя в холодном стальном ящике, под жёсткой бесцветной простынёй, с больно врезающейся в окостеневшее запястье проволокой от ярлыка. Девушка никогда не сталкивалась со смертью в будничных условиях, скучных до пошлости, как с рутинным рабочим моментом, как с холодным трупом без одежды, лишённым всякой тайны. Всегда было что-то, окружавшее её флёром опасности, пугающей эстетики, даже последней и потому исступлённой ласки. А так… Ничего больше не ждёт впереди: ни молодость в полную силу, ни зрелость, ни спокойная старость – сразу могила. Матильда вспомнила соседку. Почему-то дурное не шло на ум, только трогательное «Ма», попытки одеть и причесать. Она была неплохой девушкой, правда неплохой. К горлу подкатил ком. Как это… грустно и гадко: отвратительная комната, скрипучий жёсткий ящик, чужие равнодушные взгляды, чужие грубые руки. В уме настойчиво крутилась фраза Стэна: «Он и меня бы отправил в морг, но смерть распорядилась иначе». – Как это… произошло? – Вскрытие покажет. Нужно разрешение от родственников. Тонкая иссохшая ручка лежит чуть поодаль от края ткани. Чёрные синяки на внутренней стороне локтя. Снова наркотики – проклятие, которое исправно косило людей вокруг Матильды на протяжении всей жизни. Проклятие, которое она не выбирала. Но самым мерзким было чувство вины, безграничное и всеобъемлющее, заливающее с головой, словно темнота вокруг, пахнущее слезами, едкими, словно этот лезущий в нос запах. Как она бросила девчушку без присмотра, прекрасно зная ее наклонности?! Это… как если бы Леон не открыл дверь самой Матильде в тот страшный день. «Одни сами готовы отдать всё за дозу… Кто утешит тебя, кроме Стэна, м?» Стэн… Наркотики… Чёрные волосы. «Матильда Ландо умерла». Девушка лихорадочно пыталась сложить картинку, пока её не отправили прочь из неприступного чистилища, где мог заваляться забытый осколок паззла. Пока складывалась какая-то дикость… Да он чёртов псих! Зачем было это делать?! Искать ее соседку, перекрашивать и стричь. Обкалывать наркотиками, обрекая на смерть от передозировки. Во имя чего? Показать свою власть и изощрённость, напомнить такой же – будем честными – беззащитной девчонке, что от него невозможно скрыться, что он превратит её жизнь в ад? Пусть чужая жизнь для Стэна ровным счетом ничего не значила, но собственной свободой он, определённо, дорожил. И девушке не верилось, что он стал бы мстить таким странным образом. Но получалось слишком много совпадений, чтобы надеяться, что это стечение обстоятельств, а не происки её врага. Она собралась с силами и решила выяснить ещё кое-что. – Почему вы решили, что тело принадлежит Матильде Ландо? – В кармане лежали ключи от квартиры. На брелке был указан телефон отеля и номер. Сказали, что по этому адресу проживает указанная Ландо, описание совпало. В мыслях Матильда уже находилась на старой квартире и искала доказательства своих подозрений. У неё появился свежий счет к Стэнсфилду. И надо было найти хоть какой-то способ оповестить родственников Вики о несчастье, а Матильда ничего о них не знала. Думать, что происходит с телами одиноких людей после их смерти, ей не хотелось. Но молнией пронзила страшная мысль… Если Леон всё-таки погиб, то она даже не знала, куда принести цветы.

***

Прежнее жилище было не узнать. В отсутствие Матильды соседка обжила его на манер своей комнаты, и теперь разбросанная одежда и безделушки начинались от тесной прихожей. Как есть нетронутый хаос. Его юная хозяйка словно всё ещё продолжала обитать здесь бесплотным призраком, нырять в одежду на вешалках и в шмотки, небрежно брошенные ею при жизни, разочарованно заглядывать в пустые бутылки из-под разнообразного пойла, озорно шевелить волосы на затылке сосредоточенной Ма едва осознаваемой жутью. Матильда чувствовала себя детективом, и это её смущало: было в этом что-то циничное. Ведь при каждой маленькой удаче она чувствовала неуместный растущий азарт. Чтобы попасть сюда, оказалось мало представиться консьержу и сослаться на необходимость забрать вещи. Пришлось пустить в ход пропуск в Управление, который произвел нужный эффект. О, а Стэн, должно быть, воистину не знал границ и закрытых дверей! Волосы доморощенная ищейка спрятала под бандану, на руки натянула перчатки – надо было провернуть эту операцию, не оставив следов. Следующим пунктом шло мусорное ведро в уборной. Соседка даже не пыталась прятать использованные шприцы – Матильда словно испытала укол такой штуки в сердце – некому было проконтролировать погибшую. Брать с собой что-то подобное не было никакого желания – пусть разбирается полиция. Дальше предстояло самое сложное – завалы тряпок и косметики. В последнее время Вики хорошо одевалась не только в плане количества, но и качества. Поиски в комнате продлились почти до темноты и увенчались несколькими визитками и необычной находкой – вторым телефоном, дороже, чем тот серенький аппарат, что остался в морге. В списке значился только один контакт, вместо названия помеченный точкой с запятой и скобочкой – подмигивающим смайликом. Может быть, номер родителей? Матильда нажала кнопку вызова, минуту слушала гудки, проклиная себя за поспешность и соображая, что же сказать, если сейчас отзовётся радостный женский голос… Но, к ее облегчению, трубку так и не взяли. Поздний вечер на дворе, а вдруг они живут на другом конце страны? Подошло время ехать домой, на вторую квартиру, чтобы не запалить за расследованием новое жилище.

***

В следующий вечер девушка разрабатывала направление по визиткам. Три из них принадлежали салонам красоты. В одном выяснилось, что стрижку и окрашивание «под Матильду» некая Вероника Вайс заказала для фотосессии. Интересно, в качестве фотографа выступал Стэн? Кстати, он подозрительно редко бывал в офисе в последние пару дней. Матильда не забыла навестить одну из студий, в которой были сделаны последние – вот уж правда, последние! – фото для портфолио. Она выяснила, что Вики всё-таки удалось обратить на себя внимание какого-то благодетеля, как-то связанного с одним из новых клубов. А клубы – это лакомый кусок для любого наркодилера. – Я достала тебя, – злорадно обратилась девушка к визитке.

***

Наблюдение за ночным клубом не доставляло такого удовольствия, как выслеживание Стэна. Матильда не любила такие места и никогда прежде не посещала без особого повода, и вот он появился – исключительней некуда. Несмотря на то, что она старалась по памяти следовать стилю соседки и своим представлениям, чувствовала она себя не в своей тарелке. Рыжий парик, сетчатые колготки и непрактичная декоративная одежда заставляли ее ощущать себя то ли инопланетянкой из фантастической ленты о спасении мира, то ли доступной особой, но тут такой вид считался приемлемым. Она тихо тянула коктейль в уголке, иногда отправлялась обойти служебные коридоры в поисках чего-то подозрительного, но безрезультатно. Пару раз вежливо уклонялась от навязчивых ухаживаний – видимо, облик получился скорее доступный, чем инопланетный. Но за это время она так и не заметила пакетиков с порошком у кого-либо из посетителей. Музыка оглушала, глаза слипались, пришло время возвращаться домой без улова. Незнакомая мелодия звонка прозвучала рядом, Матильда не сразу догадалась, что это телефон соседки, который она носила с собой в надежде на дозвон – похоже, деньги на счету давно закончились. Подмигивающий смайлик. Она нажала кнопку приема. Молчание. Переспросила – тишина в ответ. Шумы, отдаленная музыка, точно эхо. Что-то невнятное. Не вышло разговора. Сигнал прервался, девушка раздраженно нажала отбой. Когда что-то не так со звонком, всегда остается ощущение какой-то чертовщины, противное послевкусие.

***

Матильда вошла в прихожую. Голая лампочка, свисающая с потолка, осветила ее одинокое жилище. Девушка постояла недолго, в раздумьях подпирая дверной косяк худеньким плечом, переобулась в разношенные домашние туфли и потащилась на кухню. Глоток молока немного привёл в чувство, вид фартука поднял настроение. Как хорошо дома! Уютно пахнет шкафами, улыбаются свинки. Не хватает только цветка, но завтра она навестит его на новой квартире. Как хорошо жить и как грустно думать, что всё может закончиться! Чужая жизнь оборвалась почти у неё на глазах, и всю неделю – сплошные безумные вечера с беготней по городу, ведь кто-то должен за это ответить. Но сейчас девушка слишком устала и могла думать только об одном. Она задернула шторы и уже зевнула, представляя, как наконец-то выспится, но ее планы нарушил короткий дребезжащий звонок. Наверняка консьерж решил напомнить, что хоть она несколько дней тут не появлялась, но всё равно должна внести полную ренту, ведь близился конец месяца. Ну, конечно, как она могла забыть… Темнота общего коридора как будто сбила с ног. Прихожая-пенал размером со шкаф быстро заполнилась людьми в чёрной немаркой одежде – джинсы, грубые куртки, – которых спящий разум принимал за галлюцинацию, несмотря на то, что кто-то больно стискивал плечи, удерживая её, и зажимал ей рот. Это до мелочей напоминало тот эпизод её жизни со штурмом апартаментов Леона. Неужели по соседству обитает какой-то серьезный антисоциальный элемент? Она была слишком уставшая и ошарашенная, слишком уверенная, что это недоразумение, чтобы кричать и сопротивляться. К тому же из-за волос парика, сомкнувшихся у неё перед глазами, рассмотреть лица было затруднительно. Трое. Кажется, их было трое, но топот, ругань и душное дыхание заставляли сжиматься в комок, сотрясали тонкие фанерные створки стенного шкафа, будто в прихожей бесновалась обезумевшая толпа. Отсутствие у посетителей экипировки единого образца, видимое даже по немногим фрагментам, что открывала ей чёлка, посеяло в душе девушки первое неприятное подозрение. «Что здесь происходит?» – попыталась она спросить сквозь чужие толстые пальцы, пропахшие папиросами. – …Что вам нужно? – чуть ли не выкрикнула она второй вопрос, когда жёсткую широкую ладонь внезапно убрали от её лица. В следующую секунду она ощутила холод лезвия ножа у своей щеки. – Ты ходила в полицию? – проехался по её ушам рык, точно поезд монорельса. – Какая полиция?.. В чём дело?.. – Мысли путались, язык заплетался, горло топили зарождающиеся слёзы беспомощности и обиды. И подбирающийся страх неизбежной расплаты за наивные авантюры. – Отвечай, сука! Нож метнулся от щеки вверх и кольнул нижнее веко. Скорее ужас, чем тонкая боль, вырвал из горла девушки крик, мгновенно задавленный паникой. Глаз был цел – она никогда не была так счастлива, пусть даже третий из налётчиков сейчас разносил её комнату. – Я не ходила в полицию, – лепетала она сквозь слёзы, – и не собиралась. Пожалуйста… Может быть, вы ошиблись дверью? Я сделаю все, что надо, и никому не скажу, что вы ко мне пришли… Заговорить зубы, размазать сопли. Под набойкой были гвозди, надо только стащить её… Дальше двинуть парню сзади, угостить амбала с ножом, бежать к окну, на пожарную лестницу… Если получится. – Хренасе ксива! – раздался более звонкий голос из комнаты. – Ё-мать… Эта чикса из легавых! Матильда обмерла, ожидая удара ножом, но отделалась лишь криком и ударом в ухо. – Кому ты врёшь, шлюха?! – Никому… Я ничего не знаю, я просто стажёр и хотела развлечься… – Девушка не успевает договорить – рука хватает её за лицо, пальцы впиваются в нежную кожу, продавливая щёки между зубами. – Значит так, – сказал неведомый мучитель уже спокойнее. – Видишь этот нож, легавая? Ненавижу легавых. Буду срезать с тебя кожу, пока не закончится гонево. – Мордашку на хрен не испорти, – послышалось из комнаты. – Отпустите, пожалуйста, – Матильда чувствует, как камнем идёт ко дну - гвоздь в каблуке являл собой слабый луч надежды. – Я всё расскажу сама. – Ты и так расскажешь, – добродушно заверил амбал. – Куда денешься, мать твою… Её саму пробирает до костей от хруста, с которым гвоздь вошёл в чужую ступню. Не оглохнуть бы от рёва и мата, наспех – нет времени! – ударить коленом человека перед собой, пригнуться, рвануть на кухню… Грубо схватили за волосы в последний момент! Как ящерица сбрасывает хвост, так девушка оставила парик в руках нападавшего. Окно приближалось рывками. Лавировать в знакомой тесноте, помогать себе руками, как пловец в бурном потоке. Удар чего-то тяжелого сзади – не освободить щиколотку! – сердце замерло в падении. Острая боль пронзает руку, как если всем весом с размаху ушибить болевую точку на локте. Матильда тихо завыла от досады и ужаса – надо же было так упасть, что рука моментально ослабела, стала, как чужая, предательски подломилась при попытке встать! Её развернули к себе, и в следующую секунду удар в лицо лишил ее половины чувств, но она пнула толстокожего ублюдка в отчаянии. Отбиться, доползти до подоконника… Локоть в кожаном рукаве жирной гадиной обхватил шею, разум стремительно мутнел, в груди жгло, лицо ничего не чувствовало, как сквозь толщу воды доносились голоса: «…Не до смерти…», «…Мы ж не извращенцы…», «…Надо ещё выбить из неё…» Девушка видела перед собой оборки милого розового фартука со свинками, и именно этот фартук подводил итог ее скоротечной никчемной жизни. Не вышло! Не вышло из неё убийцы! Прости, Леон… Зачем ты ушел?.. …Слух вернулся к ней с криками и раскатами выстрелов за пределами кухни. Постепенно спадала пелена с глаз, высыхали слёзы. «Но это не главная твоя проблема. Боль не даёт думать о таких пустяках». Подонок, душивший её минуту назад, позабыл про беззащитную жертву и теперь жался на карачках к стене у дверного проёма, сжимая в руках – ого! – обрез. У компании наметились серьёзные проблемы.