***
…В ванной шумел открытый кран, между косяком и дверью тонким пунктиром пробивался свет, можно было подумать, что там и вправду кто-то закрылся. Чтобы запереть щеколду снаружи, потребовалось всего две спички. Чайник уже доходил в обильном пару, когда Матильда уловила звук остановившейся внизу машины, хлопки дверей и невнятно слышимые указания, отдаваемые ненавистным голосом. Держась подальше от окна, она выглянула на улицу. И тут же отпрянула назад: Стэн направлялся к подъезду решительным шагом. С высоты он казался маленьким и пару секунд был совсем как на ладони – бери винтовку и стреляй. На мгновение девушке показалось, что он, прищурившись от яркого света, посмотрел наверх, стараясь отыскать ее в окне, как будто кожей почувствовал угрозу. Двое подручных возились с багажником, и это зрелище вызвало у девушки нехорошее предчувствие. Сердце заколотилось у горла, руки задрожали. Подхватив «розочку», Матильда бросилась через узкий коридор в спальню, где и притаилась за шкафом поближе к окну. Стэн что-то растолковывал своим людям на лестничной клетке перед тем, как повернул ключ. От этого звука девушке захотелось сорваться с места, но было еще рано. Раздался стук в створку стенного шкафа – легкий, музыкальный, должно быть, попытка выдать какую-то известную мелодию на первом, что под руку подвернулось. – Кажется, она там, – приглушенно сказал Бэнни, видимо, подразумевая ванную. – Хорошо. Жди её тут, – легко согласился с ним Стэн и тут же обратился к кому-то третьему: – Томми! Будь так добр, поставь пакет на кухне и посмотри, что в комнате… Оба будьте предельно осторожны! Он боялся! Как всегда, отправил других делать за него грязную работу! «Розочка» нагрелась в ладони, стала как продолжение левой руки… А не свести ли с ним счеты? Секунда – стекло по горлу – и бежать. Но – свидетели. Нельзя. Матильда переложила осколок в больную руку и перелезла через подоконник, с опаской нащупывая опору. Как только девушка целиком оказалась за пределами апартаментов, ее сразу оглушил шум внизу, порывистый ветер затеребил волосы и одежду, солнце ослепило. Она держалась за раму, как утопающий хватается за любую проплывающую мимо соломинку. Но выбора не оставалось - Томми наверняка уже возвращался из кухни, – и пленница отправилась в свободный путь до соседнего окна по краю пропасти. Под пальцами и лопатками она ощущала то крошащуюся старую краску, то нагретую солнцем жесть, то шершавую поверхность стен. Деревья скрывали ее от большинства прохожих, в том числе от копа, оставшегося в машине. Она будто слилась с этим старым зданием – бабочка на грубой коре дерева, цветок на крошечном уступе скалы. Сколько оставалось до цели? Буквально пара десятков коротких шажков, на каждый из которых девушка решалась, лишь до предела вжавшись в стену и сосредоточившись на карнизе, выбросив из головы всё, что творилось внизу. За спасительный подоконник Матильда уцепилась с таким чувством, будто только что переплыла бурный поток. В следующую секунду она уже оценивала, подходит ли момент для возвращения в гостиную. На вид комната была пустой, двери чуть не соприкасались – именно так девушка их оставила утром. Тишина располагала к тому, чтобы скорее влезть через окно и оказаться в безопасности, и такой удачей стоило немедленно воспользоваться. После мягкого приземления на ковер Матильда прокралась к дверям. Она прижалась спиной к стене, словно ей предстояло снова пройти по карнизу, и, затаив дыхание, придвинулась чуть ближе к дверному проему. Выбрав минуту, когда шаги и невнятные ругательства чуть поутихли, она осторожно потянулась к створке и заглянула в коридор через рельефное стекло. Вожделенная дверь угадывалась довольно ясно: беспросветно темная, без проблеска зазора или брелока от связки ключей в замке. Крах рискованного замысла, казавшегося таким удачным, заставил девушку больно прикусить губу. «Ничего страшного, ничего. Переходим к плану Б». Матильду не радовала мысль о том, чтобы подождать снаружи, пока продажные копы не уйдут выяснять у консьержа подробности исчезновения их пленницы. Но всё же беглянка развернулась обратно к окну. И тут же замерла, не веря своим глазам… Заветный ключ лежал у стакана с канцелярскими принадлежностями, и блики вспыхивали на кольце, когда ничто не препятствовало солнечному свету. Она могла его не заметить по пути к дверям в пылу дерзкой вылазки: было не до того, чтобы обращать внимание на письменный стол. Сейчас же, опасливо оглядываясь на дверь и прислушиваясь к разговорам копов, которые, видимо, возлагали надежды на ванную, она беззвучно проследовала к своей находке, борясь с желанием быстрее подбежать… …В какой миг он вышел из-за портьеры, раскинув руки, точно фокусник перед восхищенной публикой? Как выбрал секунду, когда его присутствие могло вызвать равные по силе побуждения рвануть за ключом и бежать прочь, из-за которых Матильда так и осталась стоять в замешательстве? Схватить ключ она уже не успевала, хотелось то ли слепо пытаться спастись бегством, то ли переложить «розочку» в здоровую руку и разыграть встречу до конца. – Ну, и куда ты собралась, милая? – чуть слышно начал Стэн вместо приветствия, победно щелкнув пальцами. Этот его напряжённый тихий голос всегда пугал, напоминал затишье перед грозой. Он проследил за отчаянным взглядом Матильды, изобразил удивление, с довольным видом взял ключ – мол, вот он где, а я давно его ищу. Отправив находку в глубокий карман, он чуть повернулся, посмотрел на себя в прозрачном отражении на темном стекле. Покачал головой, тяжело вздохнул, затем исподлобья окинул взглядом остолбеневшую девушку. На этот раз Стэн выглядел еще более мерзким, чем обычно: помятый костюм, несвежая рубашка, спутанные тусклые волосы, зубы желтые от выпитого и выкуренного за несколько хлопотных часов. «Что, тяжело тебе приходится, потрёпанный пижон?» – зло подумала Матильда, перехватывая «розочку» левой рукой, которую тут же безвольно опустила для вида. Но этот номер не прошёл: к ужасу девушки, тонкие губы подонка растянулись в презрительной улыбке, и он резким движением потянулся к наплечной кобуре. Жертва не успела даже толком испугаться: он остановился, глядя в сторону и подняв указательный палец, точно забыл о чем-то важном и вспомнил в последний момент. Матильда чувствовала, как по рукам бегают мурашки, и она уже не была уверена, что виной тому ветер с улицы. Враг успокоился, опустил руки, сделал шаг вперед из мрака в углу, пристально вглядываясь в лицо девушки. Глаза убийцы и наркомана, воспаленные после бессонной ночи, уже не смотрелись серыми, как привыкла считать мстительница. На просвет радужка напоминала стекло злополучной банки, которой накануне пришлось подвести человека под смертельный выстрел. Под солнечными лучами было видно, что зрачок в правом глазу мерзавца бешено пульсировал, левый же глаз оставался тёмным, от чего взгляд Стэна в сочетании с добренькой улыбкой казался совершенно безумным и жутким. – Как спалось, ангел мой? – слишком сладко, даже подозрительно. Пришло время завершить симфонию? – Хорошо, – тут же ответила Матильда, мысленно готовясь к обороне. Или к нападению. – Чудесно, – радостно прошептал Стэн. – И поэтому ты хочешь меня отблагодарить? – Тон его резко изменился. – Не забудь добавить мне за вчерашнее. Ведь на этот раз я совершил нечто ужасное и непростительное, да? Девушка все утро мучилась подобными вопросами, но ответ все равно дался тяжело, и пальцы сильнее сомкнулись на «розочке». – Нет… – Положи эту дрянь на пол, Матильда, – Стэн чуть оскалился. – И я скажу тебе кое-что… – Что теперь? – спокойно спросила девушка, демонстрируя готовность расстаться с самодельным оружием. Но душа ее кричала: «Расскажи! Про Леона, пожалуйста! – и тихонько добавляла: – И как ты, подонок, остался жив». – Смелее, – мягко поторопил ее психопат, к которому вернулась приветливость. – Видишь, – он показал пустые ладони, – я спокоен. Но Матильда не решалась остаться безоружной. Первоначально хотелось скорее убраться отсюда. Быть может, настало время обговорить это? – Отпусти меня. Я так же буду давать показания… – Она подумала, как сделать свое предложение более привлекательным. – Буду разговаривать с тобой, если хочешь. Но жить я хочу у себя, – твёрдо подвела черту девушка. – А чем тебе здесь не нравится? – Стэн огляделся. – Или дома… тебя кто-то ждет? Какой-нибудь хладнокровный убийца, который так и видит меня в гробу, да? – Мне… нравится, – Матильда почувствовала, что дальнейшие слова прозвучат сентиментальным бредом, но подонок разбирался в других людях, и что-то подсказывало ей, что он бы распознал в этом чистую правду. – Но у меня дома цветы, их некому поливать, вот в чем дело. – Цветы… – Стэн прищелкнул языком раз, потом другой, отвёл удивлённый взгляд и наклонил голову. Нет, в начале встречи его взгляд лишь показался нездоровым. Это была совершенно естественная для глаз реакция на переменчивый свет солнца, на которое набегают облака, и на мечущиеся тени от парящих на сквозняке лёгких штор. – Неужели, скажи мне, – на мгновение он гадливо поморщился и показал зубы, – я настолько ужасен, что даже такой ангел желает мне поскорее отправиться в ад? Матильда не могла сказать «нет». Это было бы не просто ложью, а кощунством: Стэнсфилд был скверным человеком, и одна причуда не делала его святым, тем более в глазах девчушки, у которой он убил всех родных. Но и согласиться она не могла, ведь не вмешайся он вчера вечером, то и судить его сейчас было бы некому. Пауза немного затянулась. Девушка боялась подать вид, что горло ей перехватило: от собственной откровенности, от мимолетной мечтательности в выражении лица безумца и от этого его чертова ласкового тона. – Ты хорошо обдумала нашу беседу, дорогая? – нарушил молчание Стэн. – Да. – Матильда ответила машинально и тут же вспомнила, что как раз об их памятной встрече она в последние дни вспоминала нечасто. – И ты до сих пор хочешь устроить себе кровавый душ? – он указал взглядом на осколок бутылки, которым девушка невольно отгораживалась от врага. – Тогда, прежде, чем ты это сделаешь, – посмотрел в глаза, широко заулыбался, закивал – «если сможешь, детка, если сможешь», – подумай, кто ещё тебе расскажет… Он посмотрел поверх её головы, и выражение его лица резко стало жестким, пугающим, и только тогда пленница обернулась на скрип двери. – Томми, ты должен быть в комнате, – недовольно скривившись, сказал Стэн парню, застывшему в дверях. Подчинённый с недоумением осматривал открывшуюся сцену и взглядом задержался на «розочке». Девушка забеспокоилась, заметив в его руке пистолет. Он хотел было что-то возразить об опасности этой мнимой свидетельницы, но начальник его опередил: – И убери пушку, – продолжал Стэн. – Если ты выстрелишь, то испортишь мне костюм. – Пауза. И так ясно, чем это грозит. – Лучше спустись вниз, обошлось без работы для крутых копов. Матильда, – он обратился к девушке, – я хочу, чтобы ты отдала Томми бутылку и пошла со мной на кухню, – и добавил, многозначительно улыбнувшись: – У меня кое-что для тебя есть!***
Это была ловушка, очередная ловушка, в которую она попалась! Что такого у него могло быть для нее, что угрожать револьвером уже стало неинтересно? Матильда проделала короткий путь на кухню под присмотром Бэнни, охранявшего шефа. Несколько секунд она снова чувствовала себя зависшей над пропастью в три этажа глубиной, и шаги вокруг сливались с пульсом, отдающимся в висках. Зрелище, представшее перед ней на кухне, не прояснило ничего, а лишь продлило пытку подозрениями. На столе возвышался большой пакет из плотной темной бумаги с незамысловатым крупным рисунком. Несколько лет этот логотип девушка видела чуть реже, чем представляла смерть своего врага. «Итальянская кухня». Словно тот самый, с которым она девчонкой пришла убивать Стэнсфилда. В желудке словно повернулся острый ком – то ли от голода, то ли от страха. – Ах, да! Специальная доставка! – Стэн будто всё больше веселился от того, что гордая мстительница обмирает от пугающих догадок. – Знаешь, – он настойчиво потряс указательным пальцем в сторону стола, – подумал: навестить, что ли, нашего общего знакомого, раз такое дело… Пахло пиццей, и это успокаивало, но девушка помнила, сколько всего можно спрятать под едой в таком пакете. Сейчас Матильда была готова смириться, что в нём скрывалось будущее орудие убийства – её убийства. Или вещи Леона, оказавшиеся в руках копов – медленный яд на старые раны. Мало ли что мог придумать этот ласковый садист? – Ты скучала по нему, милая? – Тихо, словно краем свежего бумажного листа бритвенной остроты по уху. – Он говорил, ты давно не заходила… Она старалась обходить главный страх, но все время натыкалась мысленным взором то на отрубленный палец, то на кисть, а то на голову, старческую или детскую… – Что в пакете? – спросила Матильда, пока голос не пропал от ужаса. – Посмотри, – сказал подонок, с любопытством прикусив нижнюю губу и всматриваясь в жертву добрыми голубыми глазами, будто предлагал ребёнку развернуть рождественский подарок. Мерцающая пелена застилала глаза, девушка почувствовала, что не может и не хочет делать шаг вглубь кухни – не то что открывать эту страшную посылку. – Ну, я тебе покажу, – вздохнул Стэн. Он пробежал пальцами по бумаге, напоследок посмотрел на девушку и открыл пакет. Театрально помедлив, он извлёк на свет кусок пиццы и положил его на тарелку. – Ты так смотришь, милая, будто я откопал труп! – засмеялся подлец. – Это же всего лишь пицца! Матильда молчала, недоумевая, как положение так быстро может меняться от благополучного к безнадёжному и обратно? – Не веришь мне? – спросил Стэн. – Давай спросим у Бэнни, может быть, его мнение убедит тебя? – Бэнни, – серьезным тоном обратился он к подручному, который, как только что заметила Матильда, тактично дожидался приказаний шефа в коридоре. – Как ты думаешь, это пицца? Лицо сводило, как девушка поняла неожиданно для себя, от невольной улыбки. Хотелось смеяться безумно и заразительно, как накануне, когда она узнала, что спасена и с больной рукой тоже все будет в порядке. Стэн протянул подчиненному тарелку, предлагая удостовериться. Здоровяк, видимо, за столько лет уже привык к причудам начальства. Не сомневаясь в важности дела, он бросил взгляд на тарелку и констатировал: – Пицца. – Пицца! – торжественно повторил Стэн, повернувшись к Матильде. – Бэнни, – он снова обращался к подручному, – это твоя. Смотри, я пока оставлю здесь, а потом пойду отдохну. Мерзавец, похоже, настаивал на совместном завтраке. Девушка дала себе волю и заглянула в аппетитно пахнущий пакет. Действительно, пицца. И пластиковые ножи, непригодные для убийства. Она искоса посмотрела на Стэна, который нервно положил в чашку сначала растворимый кофе, а потом и сахар, изрядно рассыпав по столу. Матильда категорически не разделяла пристрастие многих людей к этому напитку и поморщилась, представив вкус приторно-горькой бурды, которая чаще всего получается при таком подходе. Она сама сейчас могла убрать добрую половину пиццы за один присест, никак не меньше. Но присутствие врага все-таки смущало. Девушка медленно уплетала первый кусок, подстраиваясь под то, как он ел: сначала старательно отрезал маленькую часть, а потом задумчиво жевал. Обычно люди это делают не так, и Матильда отметила, что его отвратительная больная натура показывала себя не только в жестоких симфониях, но и в таких безобидных, даже в чем-то забавных мелочах. Взгляд девушки преимущественно блуждал по столу: она испытывала лёгкую неловкость за свое упрямое недоверие. В поле зрения попадала тарелка Стэна и иногда его руки, которые было трудно представить у безжалостного убийцы. Ладони у него были аккуратные – крупнее, чем у неё самой, но красиво сложены. Сильные, цепкие пальцы с чуть просматривающимися костяшками. Матильда вспомнила аккорды в его исполнении и любовь к классической музыке. Мог ли он быть пианистом? Мог давно и страстно увлекаться. Профессионалом – едва ли, после взрыва, о котором напоминали белые шрамы, так уж точно нет. Девушка давно старалась запечатлеть его образ в памяти, но получалось урывками, да и стоять лицом к лицу было страшно, а смотреть на руки – всё равно, что в пространство. Чувство было странное, будто постоянно о нём думая, она никогда не проникала в суть этого человека, и вот всё разом прояснилось. Оказывается, в каждом есть нечто, о чем не задумываются – не лучше и не хуже видимой стороны, просто другое. Как под краями помятых манжет на бледной коже начинаются редкие темные волоски. – Любуешься на то, как мне досталось? – спросил Стэн несколько неодобрительно, но удивительно спокойно. – Нет, – как можно ровнее ответила Матильда, чувствуя, что краснеет. Потому что он заметил. И потому что на этот раз ошибался. Спасение нашлось легко: – Я смотрю на часы. – Да, – Стэн улыбнулся, поправив рыжий ремешок, – ты же хотела домой? Скажи, ангел, ты переживёшь, если я скажу, что потерпеть придётся до завтра? – Еще не такое переживала, – сказала Матильда и тут же прикусила язык: психика таких людей, как Стэн – словно горящий склад боеприпасов: не знаешь, от чего рванёт, в какую сторону и насколько сильно. Вот и сейчас он полез в карман, но не за проклятой коробочкой, а за вчерашним пузырьком болеутоляющего. Матильда подумала, что вредно, наверное, принимать лекарства в таких количествах, и Стэнсфилд скоро сам себя убьет без посторонней помощи, просто посадив требуху. И для неё мир без него станет прекрасным как никогда. – Бэнни! – Стэн посмотрел в потолок, доставая капсулу. – Побудь с нашей гостьей, пока я лечусь. И пиццу попробуй. Он осторожно поднялся, и подошедший Бэнни поспешно подхватил его под локоть. Но шеф твердо держался на ногах и сам поплёлся в комнату, на ходу разворачивая наушники. – Двадцать минут только я и Моцарт, – сказал он напоследок, не оглядываясь.