Влюбленное черное сердце

Случалось, что мама корила ее за пессимизм. Но Яна каждый раз только мрачно отмалчивалась. Ее плохие прогнозы всегда сбывались, и в этот раз получилось так же. Проучившись всего три недели в университете, Яна уже успела возненавидеть это место. Ей так и не удалось ни приобрести друзей, ни просто поближе познакомиться с кем-то из однокурсников, хотя в группе оказались собраны весьма разные люди. Примерно треть из них были «тусовщиками», как Яна называла их про себя. Они часто прогуливали, приходили на пары с явным похмельем и уже через неделю учебы стали звать друг друга на вписки и концерты. Этих людей Яна всегда тайно презирала, а на самом деле побаивалась и считала счастливее себя. Столкнувшись с необходимостью провести некоторое время в их компании, Яна не знала бы, куда себя девать и что сказать. Она не могла ни начать, ни поддерживать разговоров с такими людьми, и больше не хотела даже пробовать это делать. Она и «тусовщики» были полными противоположностями. Порой Яне становилось непонятно, что все они забыли на факультете международного права, потому что право не интересовало их от слова вообще. Были и несколько старших людей, получавших второе высшее, и кучка серьезных будущих политиков, мечтавших о завоевании мира. Эти были приветливы с Яной, но она стеснялась их и не могла говорить с ними на равных. Оставшиеся однокурсники казались Яне нормальными людьми. Однако и с ними она никак не могла сойтись. Мысли путались в голове каждый раз, когда нужно было что-нибудь сказать или ответить на самый простой вопрос. Одна девушка, немного полноватая и носящая очки, была более приветливой с Яной, и иногда в перерывах между парами они говорили о чем-нибудь. Однако эта девушка, по имени Полина, не всегда обращала на нее внимание, а обратить на себя внимание самостоятельно было тяжело. Еще на потоке было множество симпатичных парней. Больше всего на свете Яне хотелось бы отдать кому-нибудь из них свое сердце, но она не желала признаваться себе в этом, и только бесконечно надеялась, что кто-нибудь из них однажды посмотрит на нее и сядет рядом. Желание любви, зревшее долгие годы, сладко мучило ее и заставляло по-девичьи мечтать. Однако одиночество не желало уходить самостоятельно. Первые дни Яна честно старалась собрать всю смелость и находчивость и, общаясь с людьми, влиться в их круг, в одну из маленьких, только образовавшихся компаний. Их группа образовывалась, формировала себя, осторожно наметывала эскизы дальнейшей социальной иерархии, и Яна изо всех сил старалась не оказаться снова где-то на отшибе, но в конечном итоге оказалась именно там. К концу третьей недели с «нормальной» частью группы Яна еще общалась кое-как, и могла бы с натяжкой сказать, что она остается с ними в хороших рабочих отношениях. Она брала у них конспекты, помогала с домашним заданием, но дела лучше не шли. Она, пожалуй, заблуждалась насчет того, почему так происходит. Яна не была некрасивой – напротив, она выглядела довольно хорошо с ее длинными русыми волосами и неплохой фигурой, но ее замкнутость и постоянное внутреннее напряжение казалось людям неприязнью. Яну попросту «боялись трогать». Ну и то, что она никогда не красилась и одевалась в безликую одежду неброских цветов, заставляло ее сливаться с основной массой народа. Взгляд останавливался на вдумчивых глазах любителей права, на обтягивающих легинсах «тусовщиц», на вызывающих позах «тусовщиков», на выбритых висках и тоннелях местного неформала, но неизменно проскальзывал мимо Яны. Впрочем, был один парень, с которым дела обстояли несколько иначе. Это был молчаливый, высокий и видный парень, который постоянно отсиживался в глубине аудитории, точно так же исправно делал домашние задания и мало с кем общался. Его звали Вадимом. С самого начала Яне он приглянулся больше остальных, именно потому, что был похож на нее. Они оба заметили это сходство, и иногда посматривали друг на друга, но первые дни не говорили ни слова. Потом Вадим подсел к Яне, якобы потому, что плохо видел и желал списывать у нее из тетрадки то, что показывали впереди на слайдах. В этот день они немного поговорили, хотя разговор клеился плохо. Придя домой, Яна поняла, что Вадим – единственный действительно достойный парень среди всех, с кем она здесь познакомилась. Он не пил, не курил, не гулял по клубам; он всерьез задумывался о своей дальнейшей судьбе и посвящал все время учебе. Да, это был тот, кто ей действительно подходил. Однако время шло, и их отношения не развивались. Они иногда сидели вместе, изредка обменивались парой фраз, и это было все. Они были вместе слишком мало времени, чтобы Яна могла действительно влюбиться, хотя ей этого очень хотелось. Учеба снова замыкала ее в круг одиночества, и Яна начинала с головой уходить в домашние задания и конспекты. Однако международное право оказалось наискучнейшей специальностью. Вначале Яне еще удавалось заставлять себя зубрить математику и политическую географию, но потом это начало становиться невыносимым. Единственный предмет, который еще кое-как вдохновлял ее – история, но история была всего раз в неделю. Яна выматывалась, недосыпала, пересиливала себя, и все оставалось по-прежнему. В один прекрасный день она возвращалась домой после пар. Это был очередной кошмарный неплодотворный день. Вадим отчего-то пропустил его, и Яна весь день сидела одна. У нее болела голова. Полина обещала взять ее со своими приятелями вечером в караоке, и это было единственным лучиком надежды в сегодняшней беспросветной тоске. Однако в конце концов про Яну снова забыли. Она не смела заявить о себе, и только слушала чужие разговоры, а когда пошла домой, на глазах ее стояли слезы ребяческой обиды. Яна сдерживалась всю дорогу, стараясь не плакать, и говорила себе, что виновата сама, хотя ей очень хотелось что-нибудь разбить – к примеру, эту неудавшуюся жизнь с пессимистичными прогнозами на будущее. В какой-то момент ее даже посетила мысль о самоубийстве, но железное чувство самосохранения помешало этому желанию оформиться и пышно расцвести. Она вернулась домой разбитой, собираясь сейчас, когда ее никто не видит, наконец-то расплакаться. Этого сделать не вышло. Когда Яна зашла на кухню, чтобы сделать себе чай, то увидела там Пономарева, впервые за долгое время бодрствующего в два часа дня. Пономарев сидел на софе с книгой. Эта деталь так удивила Яну, что она отвлеклась от своих переживаний и остановилась в дверях. Она была уверена, что Вася не читает книг. Тот же вскинул голову так растерянно и вместе с тем враждебно, словно Яна застала его за каким-то сомнительным делом. Мгновение спустя Пономарев овладел собой и это выражение стекло с его лица. - Не знал, что ты так рано вернешься, - пробормотал он. - Я всегда прихожу в это время, - отворачиваясь и как будто мысленно отгораживаясь от него, буркнула Яна. На плите стояла какая-то огромная кастрюля, закрытая крышкой, и под ней был зажжен огонь. Сложно было представить, зачем она Пономареву и что в ней можно варить, но Яна была не в том настроении, чтобы спрашивать. Она подошла к раковине и налила воды в чайник. - Всегда? – переспросил Пономарев. – Не думал, что ты прямо после пар домой приходишь. Разве с друзьями никогда нигде не зависаешь? - Нет. Яна поставила чайник на огонь и ощутила странный тошнотворный запах, идущий от кастрюли. Теперь она поняла, зачем нараспашку было открыто окно. - А ты почему не спишь? - Не хочу. Вернулся в пять утра, уже выспался. Яна подумала про его работу, и в ее голове моментально заиграла старая песенка, навязчиво ассоциировавшаяся с Пономаревым. «Конечно, Вася, Вася»… - Почему так рано? Пономарев фыркнул. - Случилась одна история. Я должен был всю ночь играть в джаз-кафе с какой-то группой. Мне всучили бас-гитару… Я пытался объяснить, что я вообще-то на басу не играю, но там были какие-то угрюмые бывшие металлисты, они сказали, что заплатили, и чтобы я отрабатывал. Их басист заболел, или обкурился, или что-то типа того… Провозились со мной час, уже время подходило, я все пытался объяснить, что не играю на басу, а они – что больше некому, что я должен постараться, как будто я какой-то супергерой или вундеркинд. Ну я психанул, и решил что то, как я сыграю, будет на их совести. «Ну кто его не знает?»… - А на вечер я пригласил одну девушку, она все хотела, чтобы я перед ней сыграл, так что уйти совсем я не мог. Она еще села прямо передо мной. Она бы лажи не заметила, она вообще безбашенная, так что мне было пох…пофигу. Но я внутри все равно бесился. Конечно, начал играть дерьмово. Все смотрели на меня так, как будто я сижу в костюме тигра, честное слово. А она напилась, еще и за мой счет, и стала кидаться салфетками. В остальных музыкантов. Потом один из них просто встал и попытался мне задвинуть. Позвали хозяева, все стали на меня орать, та девушка сходила с ума и валялась на полу… Мне еще попало и за то, что я ее привел. И выставили, конечно. Без надежды на возвращение. Хорошо, что деньги забыли забрать. Я хотел довести ту девушку до дому, потому что она была в стельку, но по дороге мы еще встретили кое-кого, и в общем получилось, что мы прошатались по центру до половины пятого. Было как-то холодно, и вообще настроение очень дерьмовое, так что я решил вернуться. «…Стиляга из Москвы». Яна попыталась отмахнуться от этой мелодии. История Пономарева, какой бы неправильной она ни была, все же показалась ей забавной. Она хотела что-то сказать, но не смогла ничего придумать, только хмыкнула, надеясь, что это достаточно передает ее отношение. - А как у тебя в универе? – тем временем спросил Пономарев. – Сложно учиться? Яна снова отвернулась. «И почему ты обязательно должен об этом спросить?». - Да. Задают очень много. - Я б не выдержал. «Не сомневаюсь» - подумала она, и, прежде чем Пономарев успел спросить о чем-нибудь еще и еще сильней испортить ей настроение, спросила у него в свою очередь: - Что читаешь? - Гессе. «Степного волка». Яна не слышала об этой книге, но название напомнило ей про «Котов-Воителей», любимую книгу детства. - Это фэнтези?.. - Эээ, нет, - пробормотал Пономарев. Затем взглянул на обложку и добавил: – Хотя, черт его знает. - Не знала, что ты читаешь. - Ян, - внезапно сказал он, - ты что, плакала? Она села на стул, не глядя на него. Ей хотелось взять свой чай и уйти, но что-то останавливало. Яне было некому пожаловаться – она не хотела беспокоить маму, а больше никто не захотел бы ее слушать. Поэтому она отчаянно и втайне искала помощи. - Что случилось? Ты с кем-то поссорилась? - Было бы с кем… - Ты не нашла себе никаких друзей?.. - Нет, как?.. Да забей, я уже привыкла, - мрачно сказала она. Пономарев сочувствующе посмотрел на нее. - Перестань. Не верю, что там нет нормальных людей. - Есть, но… - она вздохнула. – Я и сама не понимаю, что со мной не так. Он взглянул на нее как-то внимательно, убрал книгу с колен и подался вперед. Потом на его губах мелькнула улыбка. - А парень есть? – быстро спросил он. - Нет. - А был когда-нибудь? Яне стало неинтересно. Таким расспросам она уже подвергалась – реже, чем большинство девушек-сплетниц, но достаточно часто, чтобы ответы на них стали шаблонами. - Да, но из этого ничего не вышло. - Почему? - Как-то не сложилось, - ответила она. Кажется, Пономареву, напротив, этот разговор был очень интересен. Яна подумала, что, если он предложит ей встречаться, то она откажет ему без раздумий, однако внутри все равно заворочался знакомый змей неприятного беспокойства. - А сейчас есть кто-нибудь на примете? - Да, – сказала она, - но я вряд ли ему нравлюсь. - Почему? – удивился он. – Ты довольно симпатичная. - Не знаю. Мы даже почти не разговариваем. - Понятно, - протянул Пономарев. Яна перевела взгляд на плиту. Из чайника уже потянулся пар. Не дожидаясь, когда он начнет свистеть, Яна поскорее выключила конфорку. Она всегда старалась выключить чайник раньше, чем раздастся этот протяжный свист. - У тебя кипит, - заметила она, кинув взгляд на соседнюю плиту. Пономарев не шевельнулся. - Пусть кипит, - ответил он. «Что же он готовит?» - недоуменно подумала Яна, но снова ничего не спросила. Вместо этого она сделала себе чай и ушла наверх, надеясь посветить вечер новой ММОРПГ. Уроки ей отчаянно не хотелось делать, и она отложила их на потом. В конце концов, были еще целые выходные.