Влюбленное черное сердце

На следующий день она сказала Вадиму, что забыла его куртку дома. Сейчас, полностью пробужденная ото сна, она спрашивала себя, зачем же сделала такую глупость – выкинула куртку Вадима в мусорный бак. Вчера ночью ей казалось, что в том, чтобы избавиться от мешающей ей вещи, нет ничего особенного. Ее разум был замутнен сном, опасениями и изматывающей тревогой. - Блин, Яна, - сказал тот, - лучше бы ты голову дома забыла. Яна вежливо посмеялась над этой школьной шуткой. Ей было стыдно. - Она нужна тебе, да? - Ну конечно нужна. В этой все-таки прохладно. - Давай я тогда сбегаю домой, принесу ее. Она подумала, что в мусорный бак за курткой все же не полезет, но хотя бы сделает вид, что хочет искупить свою вину. «Я же не скажу ему, что выбросила ее в мусорку, - размышляла она, - но я могу сказать, что ее, например, случайно забрала хозяйка. Это будет чушью, полной чушью, но все-таки более нормальной, чем правда». - Да я дойду с тобой до дома, - сказал Вадим. Яна не смогла ему возразить, и после обеда они пошли домой вдвоем. Все еще лил дождь, и Вадим держал над ее головой зонт. - Ты можешь зайти ко мне, - неловко предложила Яна, чувствуя, что он ждет приглашения. - Давай, - напрягшись, ответил Вадим. Когда они ехали в автобусе, перед глазами у Яны начинало мутнеть. Она чувствовала, что не может позвать его домой – туда, где она больше всего была в безопасности. Но сказать об этом было немыслимо. Вадим вряд ли понял бы ее правильно. К тому же, она была виновата в том, что выбросила его куртку. Все это было глупо – кошмарно глупо и бредово, но Вадим об этом не знал. Он считал, что их отношения романтичны. «Вся моя жизнь и вся эта романтика – одна бессмысленная жестокая комедия, - в отчаянии думала Яна. – И виновата в этом только я». Вадим рассказывал какую-то историю. От его голоса у Яны начинала болеть голова, ей хотелось бежать отсюда, выскочить на первой попавшейся остановке и сбежать от волны страха, таящейся за углом и готовящейся захлестнуть ее. Но они вышли на нужной остановке. Дождь почти перестал моросить, хотя ветер стал еще более пронизывающим. Яну пробирало холодом до костей, у нее словно дрожало все – от кончиков пальцев до глубоко расположенных внутренностей. Она открыла дверь и впустила Вадима внутрь, а из-за этой двери вырвалась на свободу волна страха и обрушилась на ее голову. - Что с тобой? – спросил он. – Ты какая-то грустная. - Нет, ничего, - через силу улыбнулась Яна. – Просто мне стыдно, что я куртку тебе не вернула. - Да ладно, сейчас отдашь и все. Она предложила Вадиму чаю, и он с готовностью согласился. Проходя в кухню, Яна прислушалась. Тонкие стены дома хорошо пропускали звуки, и, стоя в прихожей, она могла слышать, что делается на втором этаже. Но сейчас все было тихо, и в доме снова витало ощущение заброшенности. В тумбочке Яна видела обувь Пономарева, и, хотя тот наверняка спал, внутренне уцепилась за его присутствие, словно он мог чем-то ей помочь. Впрочем, когда они с Вадимом вошли в кухню, то оказались совершенно одни. Шум улицы не мешал этому впечатлению. Он сел за стол, и она, низко опустив голову, принялась заваривать чай. Неловко прижимая локти к бокам и изо всех сил стараясь ничего не разлить, Яна надеялась, что Вадим не станет ей снова рассказывать никаких историй. Однако ей не повезло, и он, после минутного молчания, все так же не решаясь повернуться и посмотреть ей в глаза, начал о чем-то говорить. Его голос был таким же монотонным, и Яна, наливая в заварочный чайник кипяток, зажала рукой рот, чувствуя, что ее вот-вот стошнит от страха, волнения и отвращения. За спиной у Вадима она машинально достала из кармана пузырек с валерьянкой. Ей живо представилось, как она впихивает в Вадима таблетки, горстями, с ненормальной жестокостью, и тут же напомнила себе, что любит его. Таблетки? Нет, это было даже смешно. Любовь? Похоже, что страх вытеснял ее с огромной силой, и это было самым мучительным. - И, короче, мой кот прыгнул ему на лицо. Он заорал, - с каким-то вымученным смехом продолжал Вадим, - «Что ты делаешь, Том?»… Тогда я прибежал и начал его сгонять… Ну, и он убежал. Яна засмеялась, и ей стало еще хуже от ненатуральности собственного смеха. Она села напротив Вадима и крепко сжала в руках свою чашку. Вадим замолчал и посмотрел на нее каким-то вожделеющим взглядом. Они никогда не были настолько наедине. - Яна, - проговорил он. «Я должна посмотреть ему в глаза, - подумала она, чувствуя, как внутри нее что-то пульсирует, а в голове разливается жар. – Ну же, смелее…». - Яна… Яна подняла глаза. Лицо Вадима было бледным и как будто каменным: маленькие губы сжаты, глаза наполнены внутренним жаром, отголоском костра, заточенного в его грудной клетке. Несмотря на это, его глаза были все же какими-то пустыми, как у козы. Почему он так побледнел? Кажется, он готовился к чему-то внутренне, и эта борьба сковывала его. Молчание становилось невыносимым, и Яна чувствовала, что не может произнести ни слова. Рука Вадима протянулась над столом и коснулась ее запястья. Это была холодная, дрожащая, большая рука с чуть полноватыми пальцами. Яна резко встала. - Я… сейчас приду. Нужно в туалет, - выдавила она странным сдавленным голосом и выбежала из кухни. На лестнице Яна остановилась и еще несколько раз топнула, чтобы Вадим подумал, что она действительно поднялась в туалет. На самом деле ей, разумеется, не нужно было туда - а куда ей нужно было, она не знала. Только бы не оставаться в кухне рядом с ним. Чувствуя себя загнанной в угол, Яна опустилась на ступеньки и посмотрела на свои руки. Ее ладони так же дрожали, как ладони Вадима, и, наверное, были еще холоднее. Она снова вынула из кармана пузырек с валерьянкой и начала открывать его зубами, однако в этот момент в ее голове явственно раздался голос Пономарева: «Не пей ты эти таблетки». И она снова положила пузырек в карман. Нужно было вернуться в кухню. Других вариантов просто не было. Яна говорила себе, что ведет себя, как идиотка, что тут нечего бояться, и изо всех сил старалась снова почувствовать любовь… Но нет, чувство, ласкавшее ее, когда Вадима не было рядом, в его присутствии опять было чем-то гротесковым, смешивающимся с омерзением и ужасом. Она спрятала лицо в ладонях, шепча одними губами: - Не хочу, не хочу, не хочу… Потом ей показалось, что Вадим встает со своего места, чтобы подняться наверх и узнать, почему она не спускается. Подумав об этом, Яна вскочила, затем с бешено бьющимся сердцем тихо преодолела оставшиеся ступеньки, заскочив в коридор, где ее не было видно с лестницы. Прислушалась. Никаких шагов слышно не было. На полу, рядом с древним фикусом, непонятно почему лежали полуржавые советские гантели Андрея. На каждой еще была заметна надпись: «5 кг». Яна присела на корточки и неуверенно взяла одну из них. Гантель оказалась не такой тяжелой, как она думала, но все же порядочно оттягивала руку. И от этой тяжести Яне вдруг стало немного спокойней. «Нужно спуститься» - сказала она себе и снова выпрямилась, чувствуя себя неспособной выпустить из рук гантель, внушавшую хоть какое-то чувство безопасности. Так что она тихо спустилась по лестнице вместе с гантелью и медленно вошла в дверной проем. Вадим сидел все так же, спиной ко входу, и не замечал ее. Он слегка покашливал, погрузившись в размышления, и явно внутренне корил себя. Яна представила, как он оборачивается и снова смотрит на нее пустыми козьими глазами. Затем эту картину вдруг вытеснила внезапная фантазия о том, как пятикилограммовая гантель Андрея летит вниз и бьет Вадима по затылку. Сердце екнуло у нее в груди, и ей захотелось поскорее положить куда-нибудь эту тяжесть. Однако, положив гантель на пол, Яна бы привлекла внимание Вадима, а этого она боялась больше всего, как и вопросов, которые за этим последуют. Так что она, продолжая держать гантель, сделала еще один тихий шаг вперед. «Я убью его, - подумала Яна, чувствуя, что у нее темнеет в глазах. – Я…сейчас убью его». Вадим по-прежнему сидел спиной и пил свой чай. Он выглядел таким беспомощным, что Яне это неожиданно показалось забавным. Темная пелена вдруг схлынула с глаз, и она почувствовала себя так, как будто была в комнате одна. «Какая у него красивая шея, - подумала Яна. – Господи, какой он сзади красивый…». В этот момент Вадим как будто что-то заметил и выпрямился на стуле. - Ян, ты что… Чувствуя, что он поворачивается, Яна в приливе ужаса занесла гантель над головой. Ее дыхание сбилось. Это длилось меньше секунды, и Вадим не успел даже до конца повернуться на стуле, когда Яна почувствовала, что ее руки дрожат, гантель тянет книзу, а опустить ее в другую сторону она уже не может… Так что она, не раздумывая больше, расслабила руки. Раздался гулкий удар, и другой, своеобразный, омерзительный звук, напомнивший Яне о том, как недавно треснул под молотком Андрея кокос, который тот приволок откуда-то. Вадим не успел даже крикнуть – из его горла вырвался странный стон, затем судорожный вдох. Стул покачнулся и начал крениться вместе с ним. Тело Яны дрожало так, что это уже начало походить на какой-то приступ; она снова занесла гантель, и, сдерживая вырывавшийся из горла крик ужаса, ударила снова. Вадим скользнул виском по краю стола и, как мешок, безвольно упал на обшарпанный линолеум. Его туловище и голова оказались под столом, а ноги, неестественно изогнувшись, снаружи. Стул еще несколько раз качнулся и встал на свое место. Яна наконец вскрикнула и выпустила из рук гантель, которая с громким стуком упала на линолеум и откатилась к стене. Ее парализовало; она как будто попала в западню, и ее разум отказывался искать выход. Прошло некоторое время, – около минуты, а может, дольше, - и Яна услышала, как кто-то быстро сбегает по лестнице. Она вздрогнула и вскрикнула от неожиданности, делая несколько рассеянных шагов, как пьяная, и приваливаясь к стене. Чай, выплеснувшийся из чашки от удара, дотек до края стола и начал тонкой струйкой литься на выглянувший из-под рубашки голый бок Вадима. Под столом расползалось темно-красное пятно. В кухню вошел Пономарев. Он взглянул на тело Вадима, затем на прижавшуюся к стене Яну. - Господи, Вася, я ударила его, - истерически прошептала она, чувствуя, что должна как-то оправдаться, но не в силах это сделать. – Он не двигается. У него кровь. Пономарев подошел к столу, перевернул уже почти пустую чашку, присел, нагнулся и дотронулся до шеи Вадима двумя пальцами. Несколько секунд он сидел так, затаив дыхание. - Оп-па, - сказал он. Яна не видела его лица, но голос Васи звучал так, как будто он улыбался. Ей показалось, что он зло смеется над ней, и захотелось плакать. Потом Пономарев повернул голову Вадима, оттянул его веки и заглянул в глаза. - Ты убила его, - сказал он, разгибаясь, и в выражении его лица не было никакой насмешки. Он просто констатировал факт. - Нужно позвонить в скорую! – закричала Яна, тревожно озираясь в поисках телефона. - В скорую? – усмехнулся Пономарев. – Только если ты хочешь сесть на два года. - Он еще может выжить! - Он не может выжить, - терпеливо повторил тот. - Ты убила его, Яна. Он не может выжить. - Господи… Что я сделала?.. – дрожащим, охрипшим голосом пробормотала она. На ее глазах показались слезы, все лицо как будто охватил нервный тик, дыхания не хватало. - Ну… Перестань, Яна. Яночка, - Пономарев подошел к ней и обнял, стараясь не коснуться волос испачканной кровью рукой. – Успокойся. Она доверчиво уткнулась носом ему в майку и заплакала. Объятия Пономарева были как забор, который он неожиданно возвел за ее плечами, и Яна чувствовала, что наконец-то оказывается в безопасности. Она плакала и плакала, Вася чистой рукой гладил ее волосы, и тяжелое чувство тревоги вытекало из ее тела вместе со слезами. «Вадим умер, - думала она со все возрастающим блаженным чувством освобождения, - он умер. Он умер!». - Тише, - шептал Пономарев, - тише, тише… Все в порядке, все будет хорошо. - Ты позвонишь в полицию… - Не позвоню. - Я попаду в тюрьму… - Не попадешь. Мы с Андреем поможем тебе. Он решил проводить тебя после универа?.. - Да… - Говори всем, что довел до остановки и ушел. Я подтвержу, что никого с тобой не было. Яна наконец-то отстранилась, чтобы снова посмотреть на тело Вадима. Она взглянула на него прямо и без страха, чуть ли не в первый раз за все время их знакомства, повторяя про себя, что он умер. Пономарев дал ей молча подойти к нему и опуститься на корточки. - Какой он красивый, - прошептала Яна, и ей непреодолимо захотелось коснуться щеки Вадима, его волос. Внезапно чувство любви, освобожденное от всего прочего, нахлынуло на нее, и она поцеловала эту еще теплую щеку. - Вас оставить наедине? – как-то неловко спросил Пономарев. - Наедине?!.. - Ну… ладно, забудь. Не важно. Он почесал в затылке и подошел к окну. Окно кухни, по счастью, выходило на сплошную стену, но Вася все равно задернул штору, хоть она и была прозрачной, и многого скрыть не могла. Яна тем временем взяла полотенце и принялась с нежностью вытирать кровь с лица Вадима. - Нам лучше убрать его поскорее, - после недолгих раздумий сказал Пономарев. – Я сейчас Андрея наберу. Он вытащил из кармана телефон. Яна с беспокойством взглянула не него. До нее начало доходить, что поведение Пономарева в этой ситуации было немного странным. - Алло, привет. Ты где сейчас?.. Что? И когда ты вернешься?.. Слушай, Бесхвостый, тут у нас уборка назрела. Ты не приедешь?.. Нет, я же не дебил. Это все она… Да. Ага… Ага, я тоже. Потом поговорим… Бля, Андрей… Бля, ты уебан, Бесхвостый, вот просто уебан. Я думал… Ладно, хорошо. Давай. Он раздраженно выдохнул и повесил трубку. - Андрей не придет. Он там отрабатывает мастерство пикапа, очень занят. Яна вслушивалась в этот телефонный разговор с неприятным подозрением. Сейчас она смотрела в лицо Пономарева уже без той доверчивости, которая была в ее взгляде десять минут назад. - Вася, - осторожно начала она, - ты знаешь, это как-то странно… Вася, а вы что… Ее сердце екнуло, и ей на миг снова показалось, что она сходит с ума. Даже секундное возвращение в это состояние нестабильности и тревоги причинило ей глубокую душевную боль – она была так вымотана этим чувством, что не могла перенести его возвращения. - Ну, понимаешь, - сразу догадавшись, что она имеет ввиду, начал Пономарев. – Мы с Андреем ребята со странностями. У нас все не так, как у других. Яна привстала и сделала шаг назад. Ее губы снова, против ее воли, задрожали. - Ну, - снова сказал Вася, - перестань. Ты же теперь точно такая же, как мы. Он подошел и коснулся ее руки. - Как вы?.. А вы… - Да, именно то, о чем ты подумала. Повисла пауза. - Но это звучит бредово, - вдруг сказала Яна. – Вы что, насмотрелись сериалов? - Мы с Андреем были раньше, чем все эти сериалы, - со смехом сказал Пономарев. - Это шутка, - уверенно сказала она. - То, что ты прикончила своего парня – тоже шутка? Яна резко и нервно обернулась на тело Вадима. Почему-то это зрелище, наоборот, успокаивало ее. На кровь прилетели две мухи, и уже давно кружили по кухне. Такая деталь делала всю картину невероятно реалистичной. - Нет, это не шутка, - признала она и почувствовала себя глупо. - Ну, в таком случае, мы принимаем тебя в наш клуб, - снова рассмеялся Пономарев. Яна устало опустилась на стул, все еще разглядывая тело. У нее кружилась голова. Пономарев вымыл руки и стал рыться в ящике над мойкой, где стояли моющие средства и лежали тряпки. - Я не могу понять, - дрожащим голосом сказала вдруг Яна. – Я правда… на самом деле убила его. Но я не чувствую вины. Я чувствую себя как-то…как-то легче. - Твои чувства отличаются от чувств других людей, - мягко сказал Пономарев, садясь перед ней на корточки, как перед ребенком. – И я знаю, что ты всегда была такой. - Но я убила человека… я его уб... - Судя по тому, что ты мне рассказывала, у тебя не было другого выхода. Правда, делать это у себя дома было не лучшим решением. Вот, - он протянул ей пару резиновых перчаток, - теперь придется попотеть. Надеюсь, у тебя не было планов на вечер, потому что Андрей нас сегодня кинул. - Что мы будем делать?.. - Ну… придется расфасовать его по пакетам и вымыть пол и все, до чего он мог дотронуться, - осторожно подбирая слова, сказал Пономарев. – Прости, но это сделать необходимо, а один я быстро не смогу. - Его? По пакетам? – в ужасе переспросила Яна. - Ничего страшного, - быстро сказал тот. – Ты же разделывала когда-нибудь целую курицу или…или рыбу? - Курицу?! Пономарев понял, что в этот раз подобрал слишком неосторожное сравнение. Он вздохнул. - Хорошо, смотри. Если мы сейчас этого не сделаем, придет тетя Даша, или какой-нибудь бомж рано или поздно случайно заглянет в окно. Как ты думаешь, что они тогда сделают? - Они позво… - Вот именно, позвонят в полицию. И тогда тебе действительно капец. Я мог бы сам этим заняться или дождаться прихода Андрея, но это будет слишком долго. Здесь начнет вонять. Прилетит долбаная туча насекомых. Ты когда-нибудь нюха… - Я поняла, - прервала его Яна, пытаясь собраться. – Я поняла. Нужно его…разделать, да? Хорошо, давай. Пономарев мысленно похвалил ее за проснувшийся энтузиазм и натянул свои перчатки. Потом сбегал в чулан и принес оттуда несколько рулонов черных пакетов для мусора, небольшой старый топор, пилу и клеенку. - Надень что-нибудь, что тебе не жалко, - сказал он. - Какой-нибудь старый халат… Яна покорно вышла и принялась рыться в своих вещах. Когда она вернулась, то была одета в новый спортивный костюм, который не надевала со времен Екатеринбурга. - Это тебе не жалко? – уточнил Пономарев. Он сам был в дешевом фартуке, добытом неизвестно где. На полу у его ног была расстелена клеенка, какими обычно застилают столы, когда выезжают на природу. - Я все равно никогда не буду ходить на физ-ру. - Ты уверена?.. - Больше у меня ничего нет. - Хорошо, - сдался Пономарев. – Тогда сейчас нужно перетащить эту тушу на клеенку. Заверни его голову в пакет и поддерживай с той стороны. Сам он схватился за ноги. Яне было неприятно, что Вадима назвали тушей, хотя она была вынуждена согласиться, что он слегка полноват. Его тело оставило на линолеуме подсыхающую багровую полосу. Пономарев попытался подогнуть края клеенки так, чтобы кровь не выливалась наружу, и Вадим оказался практически завернутым в нее. - Так, теперь самое сложное. Ты должна мне помочь поднять его по лестнице наверх. - Зачем? - Переложим в ванную. А потом начнем резать… - он осекся и взглянул на Яну, но ее лицо было сосредоточено и полно несвойственного ей внутреннего героизма, с которым она решалась на это дело. Увидев это, Вася остался внутренне удовлетворен. Когда они поднимали тело наверх, крови почти не было благодаря пакету, надетому на голову Вадима. Однако редкие капли все-таки попадали на стены и деревянные ступени. Яна бросила взгляд на тело, и заметила, что его руки и ноги начинают сильно бледнеть. От этого у нее вновь закружилась голова. Чуть позже они выпустили, наконец, из рук концы клеенки, и, тяжело дыша, остановились в проходе. - Твою мать, сколько же он весит? – хмуро пробормотал Пономарев. - Перестань, - сказала Яна. Он взглянул на нее с интересом, и она покраснела. – Не надо так говорить. Пономарев насмешливо развел руками, показывая, что подчиняется необходимости. Затем они снова потащили тело по коридору. Это было немного легче, чем поднимать по лестнице, но все равно под конец Яна уже умирала от усталости. Она надеялась, что Вася захочет передохнуть, но он выглядел лучше, и сразу же пожелал переместить тело Вадима в ванную. Когда оно оказалось там, Яна вздохнула с облегчением, но Пономарев сказал: - Не расслабляемся, еще дохрена работы. Он сразу убрал окровавленные клеенку и пакет в мешок для мусора. Затем взял с полочки рядом с умывальником ножницы и стал разрезать одежду Вадима. Яна тут же отвернулась. Пономарев осекся и посмотрел на нее раздраженно. - Придется увидеть его голым до свадьбы, - сказал он. Она молчала. – Ты что, член никогда не видела?.. А, ну да. Он продолжил разрезать одежду и убрал ее в мусорный мешок. Потом включил душ и стал смывать грязь и кровь с тела Вадима. Яна мало-помалу заставила себя повернуться. Ее сердце бешено билось, а щеки заливал румянец. Пономарев фыркнул, но в этот раз воздержался от комментариев и протянул Яне пилу. Яна посмотрела на зубчатое лезвие в своих маленьких дрожащих ладонях, затем на Вадима, который лежал перед ней. Она даже представить себе не могла, как вонзает эти зубцы в его побелевшую кожу. - Отпили ему ноги, - сказал Пономарев спокойным и холодным тоном. – Сначала ступни, потом под коленями. Под задницей я сам, так и быть. Голым Вадим выглядел мерзко, он казался чужим, незнакомым человеком. Яна брезгливо коснулась его щиколотки лезвием пилы, но ее рука вдруг стала слабой, как во сне. Пила упала в ванную, раздался громкий неприятный лязг. - Нет, не могу, - дрожащим голосом сказала она. Пономарев тяжело вздохнул, на этот раз молча, затем занес топор и вонзил его в предплечье Вадима. Потом вытащил и занес снова. - Стой! – воскликнула Яна, удерживая его руку, но ее глаза уже были прикованы к алому цветку крови, вяло расползающемуся на том месте, где упало лезвие топора. Глубочайший цвет, поползший по белой поверхности к водостоку, неумолимо притягивал ее взгляд. Вадим снова стал прекрасен – прекраснее, чем был когда-либо. От удара он не шелохнулся, не вскрикнул, не поморщился. «Он мертв, - теперь с совершенно другим выражением подумала Яна. – Он правда умер. Он больше не живой». Пономарев высвободил свое запястье и ударил снова. Яна, как загипнотизированная, смотрела на то, как рука Вадима отделяется от его туловища, становится отдельным предметом, перестает быть частью его самого – и это было так странно и так чарующе, что, когда Пономарев бесцеремонно вытер лезвие о белый живот Вадима, Яна быстро коснулась этой отделенной руки и приподняла ее над ванной. Вниз закапала кровь, и рука упала обратно. - Ничего сложного, - прокомментировал Пономарев. – Так ты мне поможешь или как? Она снова взяла пилу, и коснулась зубчатым лезвием щиколотки Вадима. Затем, зажмурившись, порывисто на него надавила. Еще одно красное пятно поползло к водостоку. Кровь скапливалась на дне, и Пономарев приподнял голову Вадима, чтобы она стекала свободней. Вогнать зубцы под кожу телу, лежащему в ванне, оказалось проще, чем она думала. После этого они, наконец, принялись за дело более спешно. - Может, музыку поставить? – минут через десять предложил Пономарев. – Какую-нибудь спокойную. Яна увидела, что ему самому очень хочется это сделать, и сказала: - Поставь. Она была уверена, что это будет какое-то невнятное инди, которое иногда слушал Вася, - и, в общем-то, оказалась права. Только в этот раз музыка, которую он поставил, показалась ей не бесцветной, а умиротворенной и слегка меланхолической. Сердце успокаивалось и начинало биться в такт с однообразным ритмом. Над ванной поднимался тошнотворный, удушающий запах, но привыкнуть к нему оказалось легче, чем можно было подумать вначале. Они пилили и разрубали на части тело Вадима, и с каждым движением Яна все явственней чувствовала, насколько он мертв. Смерть Вадима проникала в нее, и Яна все сильней убеждалась в том, что это – правда, что это – свершившийся факт, и повернуть назад невозможно. Тело в ванне теряло себя по частям, смешивалось с пространством и переставало быть чем-то цельным. Вадим растворялся в окружающем мире. Его больше не существовало. Ее руки, в свою очередь, переставали дрожать, и усталость становилась приятным ощущением внутреннего спокойствия и более абсурдным чувством тающей вслед за телом любви. В конце концов от того, что называлось Вадимом, от этого нагромождения органики и абсурда человеческого самосознания, остались только пятнадцать туго завязанных, непрозрачных мусорных пакетов. - Вот и все, - сказал Пономарев, снова включая душ, чтобы вымыть ванную. – Осталось все вычистить на лестнице, на кухне и здесь. Я тогда уберусь здесь, а ты иди в коридор. Вон там моющее средство. Будь внимательна, чтобы ни капли не осталось. Яна попыталась собрать последние силы и взяла тряпку.