Влюбленное черное сердце

На следующий день Яна проснулась в двенадцать дня. Увидев, который сейчас час, она мигом вскочила с кровати, поняв, что проспала почти все пары. За окном моросил дождь, и от этого в комнате было пасмурно. Наскоро собравшись, Яна влетела в ванную. Пока она умывалась, ее преследовало странное чувство, по капле высасывающее из тела спешку и суету. Ванная словно все еще была грязной, от нее тянуло уже выветрившимся, но до сих пор тяжелым запахом крови, от которого кружилась голова. Яна смотрела на себя в зеркало, пока чистила зубы, и ей все время хотелось повернуться, будто в ванной еще лежало распластанное, обезглавленное тело Вадима. В одно мгновение окружающий мир стал совершенно иным. Белый кафель, нависшие над ним мрачные внутренности вентиляционной решетки, дрожащий белый свет, всепроникающие сырость и холод этого помещения вдруг стали острее, стены начали давить со всех сторон, и Яна неожиданно ясно ощутила, что находится в маленькой ванной комнате, прямоугольной коробке, вложенной в большую коробку дома. Наверху, по крыше, бьет мелкий дождь, и неприветливость этой погоды забивает человеческое существо в темный угол, под ламповый свет, имитирующий недоступное солнце. Мир стал иным. И Яна чувствовала, что стала кем-то другим. Вчера она вошла в кухню с гантелей, и назад оттуда дороги не было. Только в другой коридор, на другую лестницу, в другую ванную комнату. Она заглянула в свое сердце в поисках раскаяния, зубастой скотины Вины, но не обнаружила ничего, кроме пустоты и легкости. Она была вновь свободна, и мир не скалил на нее зубы. Яна сошла вниз по лестнице – так нерешительно, словно не была уверена, как ей теперь обращаться со своим телом. Лестница тоже была грязной – в ней остались призраки кровавых пятен, которые Яна так долго оттирала вчера. Потом вошла в кухню, где под столом растеклось несуществующее пятно крови и слизи. Сейчас за этим столом, спиной ко входу, сидел Пономарев. Он положил локти на спинку стула, и о чем-то негромко разговаривал с Бесхвостым, который только недавно вернулся, и сейчас развалился на софе. Услышав шаги, они прервали свой разговор, повернувшись и одновременно уставившись на Яну. - Будильник не прозвенел, - растерянно сказала она, не понимая, что выражают эти взгляды. - А, да, - сказал Пономарев, разворачиваясь к ней всем корпусом. - Это я его выключил. Она переводила взгляд с одного на другого, не зная, как должна себя вести. - Что?.. Но когда? - Пока ты спала. - Но у меня дверь была на ключ закрыта… - А я просто волшебник. Сквозь стены прохожу. Яна нахмурилась. - Что за чушь?.. Зачем ты вообще это сделал? Я пары пропустила. Она решила, что в этот раз забыла запереть дверь, хотя хорошо помнила, как делала это. Пономарев же смотрел на нее так, словно все это было чем-то, самим собой разумеющимся. - Ну, если бы я не выключил его, ты бы на них пошла. - Ну да! – воскликнула Яна. – Я раньше никогда не пропускала! - Я хотел, чтобы ты выспалась, - сказал Пономарев. Яна смотрела на них с Андреем, думая о том, что должна их бояться. Но отчего-то не боялась, а наоборот, чувствовала, что глубоко им доверяет. Параллельно она думала о кусках тела Вадима, лежащих в мусорных пакетах в чулане под лестницей. Ей остро захотелось пойти и посмотреть на них – уже не для того, чтобы внушить себе, что они существуют, а чтобы убедиться в том, что они принадлежат ей. - Ну, как дела? – угрюмо спросил Бесхвостый. Яна увидела, что на самом деле его разрывает от любопытства. «Он спрашивает про труп, - подумала она. – Он хочет знать, как мои дела с трупом». - Я же случайно его ударила… - тихо сказала она. – Я же не хотела! - Два раза? Два раза не хотела? Взгляд Пономарева был каким-то нечеловеческим. Яна хотела что-то крикнуть, попытаться оправдать себя, но раздумала, и села на стул, со вздохом коснувшись пальцами лба. Кому нужны были эти оправдания? Им?.. Парни захихикали, как маленькие девочки. - Могла бы не портить мои гантели, - все с той же улыбкой заметил Бесхвостый. - Она могла бы вообще не портить этот бедный дом, - дополнил Пономарев, - но уже что есть, то есть. - Но если мы запалимся благодаря тебе, Гордеева… - Прогнозирование будущего – важное умение, которому почему-то не учат в школах, - энциклопедически сказал тот. Они оба пребывали в тяжело подавляемом радостном воодушевлении. - Что я скажу маме?.. – пробормотала она. Пономарев посмотрел на нее, как на идиотку. - Ничего. Ничего ты ей не скажешь. «А, да, - подумала Яна. – Теперь у меня есть секреты даже от мамы». Она все думала о частях тела Вадима. О его густой крови, наполняющей водосток. О его внутренностях. Вадим словно открыл перед ней все свои тайны, все отвратительное и прекрасное, что скрывал и мог когда-либо скрыть. Яна видела его без одежды, без рук, без ног, без головы, без кожи, без крови. Она знала его теперь лучше, чем себя, и он становился ее частью. Она видела его молчащим, закатившим глаза, расплескавшим мозги и дерьмо, разворочанным, уложенным и не помещающимся в узкой ванной, разложенным на части, как мертвый боров из мясного магазина. И все это, до самой последней капли грязной слизи из уголков его помутневших глаз, принадлежало ей, проникло в нее и овладело ее телом. И Яна чувствовала, что никогда и никому не отдаст эти воспоминания. Вадим, со своей любовью, со всей своей органической мерзостью, открылся ей навсегда – только ей. Никакая другая девушка никогда не узнала бы его настолько. - Вот скажи, когда ты только вошел, ты почувствовал, что несет от чулана? – тем временем допытывался Пономарев. - Да, - сказал Бесхвостый, - но ты же знаешь, я этот запах за километр различаю. - Это херня полная. Нужно что-то делать с… - Вася, - вдруг позвала Яна, - а мы голову вчера выкинули? Он прервался и на его губах снова мелькнула улыбка. - Откуда я знаю? Иди, проверь, если хочешь. - Я не пойму, что вы сделали с ним вчера? - Порезали и килограмм двенадцать выкинули в речку. Уже час ночи был. Бесхвостый покосился на Пономарева с неодобрением. - Ты дебил, Пономарев. Нужно было через мясорубку. - А где мясорубка, ты ее видел? - Она у тети Даши. Мог бы и сходить. - Слушай, - не выдержал Вася, - ты вообще такой умный. На словах. А приехать и чем-то помочь – это никак. - Я же сказал тебе, почему не мог. Сказал? – раздраженно поинтересовался Бесхвостый. - Да. Молодец. Конечно, то, что у нас в доме реки крови по всему линолеуму, менее важно, чем твое самоутверждение, блять. Андрей немного смутился. - Оно все всплывет, - тем не менее, буркнул он. - Ну и хуй с ним, - взорвался Пономарев. – По-любому найдут, машины-то у нас сейчас нет. - Так одно дело руки и ноги, а другое дело, блять, фарш. Вася вздохнул и бессильно развел руками, то ли отказываясь спорить дальше, то ли признавая его правоту. - А что вы… обычно делаете? – с опаской спросила Яна. Этот вопрос она хотела задать уже некоторое время, но не могла заставить себя произнести его вслух. Она не понимала, как можно так повседневно говорить о трупах, и сама научиться пока не смогла. - По-разному, - тут же ответил Пономарев. – По ситуации. - Ты прости, что мы при тебе материмся, - извинился Бесхвостый. - Да пожалуйста, - слабо сказала Яна. Ей казалось, что она познала жизнь, и теперь мало что может ее поразить или причинить дискомфорт – даже мат, который раньше ее нервировал. Потом встала со стула. -Я пойду туда… - сказала она. Потом вышла из кухни и открыла низкую дверцу под лестницей. Оттуда пахнуло приглушенным гнилостным запахом, перебившим запахи дерева и старой краски. Наклонившись над скопившимся в углах сумраком, Яна принялась развязывать мусорные мешки. Когда она открыла первый, ей в лицо вырвалось облако удушающего запаха. Яну чуть не стошнило, но она быстро начала привыкать. В мешке лежали осклизлые кишки. Во втором она нашла какую-то кашу из внутренностей и крови, но зато в третьем было то, что она искала – побледневшая, словно восковая, облитая засохшей кровью голова со свалявшимися волосами и раздутыми губами. Между волос зияла неровная, словно пластилиновая, неприятно-бледная рана. В смятом лице трудно было узнать лицо Вадима, но Яне все равно стало как-то спокойно и тепло – как вчера, когда они с Васей шли по ночной улице вдоль реки. Пономарев в кухне рассеянно поставил чайник. - И что будем делать? – спросил он. - Если найти машину, можно отвезти их в гараж, - предложил Бесхвостый. - Да хуя с два же ты ее так быстро найдешь. До тех пор у нас все провоняет. - Тогда поставь их пока что в холодильник. - Все не поместится. - Поместится. Вот увидишь. - Ну хорошо, давай попробуем… Они пошли к чулану, и Яна быстро встала с колен. - Мы хотим их вгрузить в холодильник, - сказал ей Бесхвостый. - Зачем?.. - Потом Андрей найдет машину, и мы отвезем их кое-куда за город. И там сожжем или закопаем. - А в реку?.. – спросила она. - В реку днем что-то бросать нет смысла, - сказал Пономарев. - Вообще бросать в реку нет смысла. Оно все всплывет, - поправил Бесхвостый. - Но мы уже несколько пакетов выбросили в реку, - сказала Яна. - Ну, с ними уже ничего не сделаешь. Они взяли пакеты и принялись перетаскивать их в кухню. В холодильник поместились все, правда, пришлось убрать оттуда пару бутылок. - Главное, чтобы тетя Даша не зашла, - сказал Пономарев. – Так что нужно с этим расправиться поскорее. На крайняк и на маршрутке доехать. Ян, приготовишь нам поесть? Открывать холодильник, чтобы взять оттуда что-нибудь из еды, теперь было забавно. Яна снова принялась жарить яичницу. Она была не очень хорошей хозяйкой – когда жила с родителями, вовсе не готовила, и сейчас предпочитала полуфабрикаты. - Вася, - позвала она, стоя к ним спиной, - а вы сегодня куда-нибудь уходите? Ей не хотелось оставаться в одиночестве. - Собирались пойти на фильм в пять часов. Хочешь с нами? - А что за фильм? - Помнишь «Степного волка»?.. Так вот, это экранизация. Один хороший режиссер поставил. Только в обычных кинотеатрах она не идет. - Почему? - А черт его знает, это же арт-хаус. После завтрака они вначале отправились на другой конец города, где Васе нужно было получить свою зарплату за прошедшую неделю. - Все, мы богаты, - сказал Пономарев, попрощавшись с бородатым музыкантом, вышедшим к нему из подъезда в одной гавайской рубашке с цветами. После этого он отыскал банкомат и первым делом перечислил треть всех денег своей маме. - Я у нее часто брал деньги раньше, - словно извиняясь, сказал он. Семья Васи жила в другом городе. Мама когда-то жила с отчимом, но теперь они с бабушкой вдвоем растили младшего брата Васи. Его старшая сестра была замужем и жила отдельно. Вася же вечно чувствовал себя виноватым – за то, что редко приезжает, за то, что берет в долг, за то, что мама содержала его столько лет, хотя это и было в порядке вещей. Теперь он пересылал ей деньги с каждой зарплаты. Потом они сели на трамвай и отправились в какой-то полуподвальный кинотеатр, где у Пономарева с Бесхвостым заканчивался годовой абонемент. Яна не удивлялась этому факту – ее соседи постоянно околачивались в подобных малоизвестных и странных местах. Вывеска и внутреннее устройство кинотеатра были выполнены в стиле 60-х. Купить билеты здесь было невозможно – только абонемент на полгода или год. В маленьком темном холле никого не было – ни у кассы, ни около холодильника с напитками. Пономарев с Бесхвостым беззастенчиво взяли себе по бутылке колы. - Если кто-то придет, мы заплатим, - успокоили они Яну. В зале тоже сидели только два человека – парочка влюбленных на самом заднем ряду старых разномастных кресел. В этом, учитывая невозможность приобретения билетов, тоже не было ничего неожиданного. Когда Яна и парни сели в самую середину зала, на произвольно выбранные места, Пономарев сказал шепотом, что девушка на заднем ряду – вторая хозяйка кинотеатра. Следовательно, можно было сказать, что действительный зритель кроме них троих был только один – парень хозяйки. Пономареву с Бесхвостым абонемент подарили. В противном случае они вряд ли стали бы тратить на него деньги. Еще около года назад хозяин отчаянно пытался сделать кинотеатр популярным, и раздавал абонементы направо и налево, но из этого мало что вышло. Хотя бывали дни, когда зрителей приходило много, зал никогда не бывал заполнен до конца. Пока шло кино, парни в голос комментировали все происходящее – еще громче, чем дома. Пара на заднем ряду курила марихуану и ни на что не обращала внимания. Яна думала, что теперь сможет понять, почему Гарри Галлер убил Гермину, но в итоге так и не смогла найти для себя ответ на этот вопрос. И все же она почувствовала, что с тревогой следит за происходящим, ожидая финальной сцены, как внезапного удара по голове. В ней росло непонятное смятение. Она знала, что будет потом, и ей становилось жаль Гарри Галлера, потому что он не знал, что никогда не освободится от своих заблуждений. Фатальность обрушивалась на нее с каждой минутой безумной психоделической пляски на экране. Сцена убийства заставила ее сердце биться, как сумасшедшее. Это была, к слову, очень жесткая сцена. - Вот, смотри, за что мы любим Милу! – параллельно говорил ей Пономарев. Милой они называли девушку-режиссера, которая это сняла – словно она была их подружкой. – Ты видел? Ты видел? - Ага, пиздец вообще! – прокричал Андрей. – Охуеть! Вот я не могу такое смотреть. Яна догадалась, что они говорят о том, как потускнели глаза актрисы после выстрела. Она теперь понимала, что это значит, хотя и не видела того самого момента, когда блеск точно так же пропал из глаз Вадима. - Ну это же порнуха. Ну скажи, Ян? Им доставляло удовольствие подбивать ее на подобные фразы. Яна нервно оглянулась. Парочка на заднем ряду о чем-то разговаривала между собой, и у них были очень сосредоточенные лица, словно там, между двумя креслами, разворачивалась более серьезная драма, чем на экране. Яна ничего не ответила на реплику Пономарева. Она уставилась в экран, чувствуя, что вот-вот заплачет. Ее сердце билось в ритм с происходящим там. К слову, фильм был гораздо более динамичным, чем книга. «Я тоже убила Вадима, - думала Яна. – Убийство, оно…закрывает дорогу дальше. Я тоже, как Гарри Галлер. Теперь бессмертные меня тоже отвергли». Фильм длился два с лишним часа. Когда он кончился, солнце снаружи уже почти село. За окнами холла было ясно. Бледный оранжевый свет слабо освещал его черно-коричневые внутренности. Пономарев с Бесхвостым выкинули в урну пустые бутылки. К кассе так никто и не подошел. Яна хотела сказать им, чтоб они заплатили, но не стала. Ее сверлила тоска. Они вышли наружу и пошли между домами, чтобы немного прогуляться. Для осени стояла на удивление хорошая безветренная погода. Дорога кренилась и уводила в сторону; где-то справа текла река. - Эпичный фильм. - Охуенный, - буркнул Андрей. - Ян, а ты что, опять? Она помотала головой. Задумчивость навалилась на нее, и разговаривать не хотелось. «Я наконец-то чувствую вину?» - спросила Яна себя. Но это была не вина. Они вышли на набережную. Вокруг было не особенно много людей, и вода блестела в холодном солнечном свете. - Я хочу покурить, - сказал Пономарев. –Только не на ходу. - Я голодный пиздец. - Можем потом пойти куда-нибудь. Только я покурю вначале. Они уселись на бортик ограждения, прямо над рекой. Бесхвостый, впрочем, тут же снова встал. - Давайте лучше я схожу в пиццу, которая там через дорогу. - Принесешь нам пару пицц? - Угу. - Давай, - сквозь зажатую в зубах сигарету промычал Пономарев. – Ян, ты какую любишь? - Не важно. Только без перца. Андрей ушел. Пономарев безуспешно пытался зажечь спичку и закурить, но бросал одну за другой в воду. Легкий ветерок, который почти не ощущался, все же был достаточно сильным, чтобы постоянно задувать пламя. - Ты почему такая грустная? – спросил он через минуту, наконец закурив. – Из-за фильма? Яна помедлила с ответом. Она не знала, рассказывать ему или нет. Но потом взглянула на его растрепанные волосы, увидела меланхоличные отблески света в глазах, и вспомнила вчерашнюю ночь. Вася был для нее самым близким человеком – он и Андрей. Только они действительно знали ее теперь. Кому же еще ей можно было довериться? - Почему Гарри Галлер убил Гермину? – пробормотала она. Вася посмотрел на нее, но что-то удержало его от ответа. Яна смотрела на облупленный перламутровый лак на своих ногтях. Лак облупился вчера, от воды, железа и моющих средств – несмотря на то, что она была в перчатках. - Я просто…думала о том, что я сделала, - сказала Яна. – Зачем…я это сделала. Я не знаю, чего я лишилась. Но из-за этого фильма я подумала, что все потеряно. Я боюсь, что навсегда оказалась где-то на дне. Ей было тяжело подбирать слова, но она знала и чувствовала, что Вася очень хорошо понимает, о чем она говорит. - Ты просто чувствительная натура, - сказал он. – У тебя тонкая душевная организация. Твой Вадим не понимал тебя. Яна кивнула. Она сама знала, что Вадим никогда не смог бы стать ей другом. Он был слишком другим. - Если бы он вовремя понял, то все, наверное, было бы по-другому, - хрипло сказала Яна. Пономарев кивнул в свой черед, пока она пыталась прокашляться. Он знал это, пожалуй, даже лучше, чем она. - Это как в «Повелителе мух». Когда твой сигнальный костер не работает, ты начинаешь охотиться на свиней. - «Повелитель мух»… - проговорила Яна. – Вася… Можно тебя спросить кое о чем? - О чем? Она отвела взгляд от своих ногтей и внимательно посмотрела на него. Подозрение только что до конца оформилось в ее голове. - Вася, - снова осторожно сказала она, - скажи мне кое-что… Вы хотели меня натолкнуть? Секунду Пономарев не понимал, что она имеет ввиду, но потом понял. В его глазах что-то мелькнуло, и он живо воскликнул: - Нет, ты что! Мы просто…проверяли. - Что? - Ну, свою…гипотезу. «Они специально подсовывали мне фильмы и книги про маньяков, - подумала Яна, - чтобы узнать, как я буду себя вести. И вот, как я повела себя». Ей стало не по себе. Это внутреннее томление и возникшее вдруг недоверие ярко отразились на ее лице. - Но ведь мы оказались правы, - сказал Пономарев. Потом, почувствовав, что она мысленно отгораживается от него, быстро позвал: - Ян… Ты обижаешься? Она не могла сказать, обижается или нет, потому, что чувствовала: дороги назад все равно нет и никогда не будет. Так или иначе, с ней остались и останутся только эти люди, они и есть ее единственные попутчики. Были они в этом на хоть десятую долю виновны или нет, не имело никакого значения. Все, что было до убийства Вадима, навсегда осталось в прошлом, словно в этот день захлопнулась стальная дверь, отделяющая прошлое от вечного настоящего. Они трое были в одной лодке – одинаково покинуты миром и одинаково перед ним виноваты. - Ты все равно такая, какая ты есть. Если бы я не дал тебе «Повелителя мух», ты бы все равно осталась способной на убийство, - тихо сказал Пономарев. – Ты поймешь, что это не имеет никакого значения. Таких как ты, таких как я, таких как Андрей много. Они об этом не знают. Но они такие же черные овечки в стаде, как и мы. Он снова выразил еще одну ее мысль. «Не все ли равно? – подумала Яна. – Разве есть смысл думать об этом, когда ничего не изменишь?». - Может быть, ты прав, - сказала она. - Представь себе, что бы было, если бы ты продолжила встречаться с Вадимом. Разве мысли о том, чтобы его убить, никогда не пришли бы тебе в голову? Яна не знала, но вдруг ее кольнуло осознание того, что через долгое время она могла бы сделать это неожиданно для себя. Она почти увидела, как убивает его «случайно», каким-то странным способом, и как, разумеется, попадает за это в тюрьму. Убив Вадима, она бы тут же рассказала об этом первому попавшемуся человеку – просто потому, что не знала бы, что дальше делать с этим фактом. Потерянность, слезы и крах всего – то, что ждало бы ее в этом случае. - Ты не слышала этот бред про феминисток? – вдруг спросил Пономарев. - Нет, – сбиваясь с толку, ответила Яна. - Ну как. У нас же есть одно псевдофеминистическое общество в городе. Там в основном состоят толстые лесбиянки. - И что? - Они собирались нарисовать огромное граффити с голой женщиной на проезжей части. При въезде в город. Такое, чтобы при нормальной скорости оно складывалось в картину… короче, я не знаю, как это называется. - Зачем?! - Такая у них пропаганда. Так вот, двое распластались на дороге с баллончиками… Ночью… Фонари не светили. Другие должны были стоять на стреме, если будет ехать машина. Но они напились и решили сходить еще за одной бутылкой. Ехала фура, на стреме никто не стоял, и тех двоих задавило. Не слышала? - Нет… - В общем, они назвали это жертвой искусству. - Никогда не пойму, зачем люди это делают! – воскликнула Яна. - А что, они свой клуб распиарили, - фыркнул Вася. - Правда картину потом смыли вместе с кишками и прочим. Rest in peace, называется. Он вгляделся в ее задумчивое лицо. Потом, через паузу, сказал совершенно другим тоном: - Ян, перестань. Знаешь, мы тоже с Андреем поначалу грузились. Очень давно. Это было самое худшее время в нашей жизни. Но потом поняли, что ничего не изменишь. Мир определил для нас это место. - Вы были в депрессии?.. - Особенно Андрей… Я еще более-менее. Он тогда даже забросил школу. Я приходил к нему домой. Его тетка думала, что он болеет. А он просто считал себя хуже всех. Боялся, что его посадят в психушку, что он никогда не сможет с обычной девушкой, что он, знаешь, не мужчина. Он до сих пор пытается доказать, что это не так, хотя знает, что это бессмысленно. - Андрей? А почему… Она прервалась на секунду, глядя в темную воду реки. Пономарев рассматривал ее лицо, в этот момент думая о чем-то другом. - Скажи, Вася, - наконец начала Яна, - а вы почему это делаете? - Почему мы убили дохуя людей? Она предпочла бы, чтобы он не переспрашивал, но кивнула. Пономарев не смутился, а только слегка улыбнулся. - Понимаешь…Я эстет смерти, - сказал он. – Я преклоняюсь перед ней. Я прихожанин ее храма. Я кладу других на ее алтарь. Было так похоже на Васю говорить подобными туманными книжными фразами. Он раздумывал об этом не раз и сейчас только подбирал нужные слова. Яна смотрела на него завороженно. Лицо Васи еще никогда не казалось таким отстраненным, и в то же время близким. - А Андрей… - продолжал он, фыркнув. – Я уже тебе как-то говорил. У него особые сексуальные предпочтения. - Он гей? – быстро спросила Яна. - Понимаешь, - давясь смехом, сказал Пономарев, - он как бы не гей. Но недавно случилась одна история… о которой Бесхвостый очень жалеет… Пытается всем доказать, что он не пидар… - Что за история? – с живым интересом спросила она. Пономарев покачал головой. - Если он захочет, то сам тебе расскажет. Не хочу Андрея закладывать. С живыми он все-таки до сих пор натурал, на мужчин у него ни разу не встал… - Что значит: «с живыми»?! – быстро перебила Яна. Но Пономарев не успел ответить, он смотрел куда-то мимо нее. Яна, обернувшись, машинально закрыла ладонью рот. Бесхвостый как раз шел к ним с двумя пиццами в коробках, и было по меньшей мере невежливо продолжать обсуждать его секреты. Солнце скрылось и сумерки медленно покрывали землю. Яна взглянула на Андрея, потом снова на Васю, и ей стало как-то легче на душе. Они сидели на набережной, и под ногами у них катилась река. Яна не помнила, когда в последний раз сидела с кем-то вот так. Ей не было неловко или страшно, потому что она знала, что может быть собой сколько угодно. Что парни принимают ее такой, какая она есть. На улице становилось все прохладнее, но на сердце, наоборот, только теплей.