Влюбленное черное сердце

Спустя десять дней Яна шла домой из своего ВУЗа. За все это время с ней не случилось ничего особенного, чего она боялась или могла бояться. Вопреки прогнозам Бесхвостого, части тела Вадима так и не всплыли. По крайней мере, об этом не ходило никаких слухов. Разделив с парнями их тайное увлечение, и не имея больше возможности выбраться из этой утягивающей бездны, куда угодила вслед за ними, Яна начала каждый день читать сводки новостей – но пока там не было ничего, что касалось бы ее лично. Это воодушевляло ее и заставляло чувствовать себя свободнее, словно своим бездействием мир позволял ей не чувствовать никакой вины. Снова моросил дождь. Стояла слякоть поздней осени, близились экзамены, деревья полностью облетели и шумели голыми, отощавшими серыми ветвями. Яна успела потратить почти все деньги, присланные в прошлом месяце родителями, и теперь экономила каждый рубль. Последние отложенные на сегодня деньги ушли на проезд, и Яна, поднявшись на улицу, остановилась ненадолго, ища, не завалилось ли несколько рублей на дно сумки. Ей страшно хотелось пить. Но там ничего не было. Как раз в этот минорный момент над ее ухом раздался хамоватый детский голос: - Тетя, дай двадцать рублей. Яна нервно дернулась и разогнулась. Перед ней стоял мальчик лет одиннадцати-двенадцати, совсем не вызывающий жалости и желания дать ему монетку. Напротив, при взгляде на него хотелось монетку отнять, чтобы быть уверенным, что на нее не будут куплены петарды или сигареты. Мальчик был встрепанным, давно не стриженным, с веснушками и узко щурящимися карими глазами. На нем был черный батник с пентаграммой и вписанной в нее козьей мордой, сверху – расстегнутая куртка. Он сильно хлюпал носом. «Какая я тебе тетя?» - подумала Яна. Мальчик не внушал ей симпатии. - У меня нет денег, - пытаясь отвязаться, ответила она, перебросила сумку через плечо, и пошла вперед, спиной чувствуя, как мальчик срывается и начинает идти рядом с ней, чуть ли не наступая ей на пятки. - Ну, пожалуйста. Ну, пожалуйста, дай двадцать рублей, - канючил он. – Ну дай, ну дай. - Зачем тебе двадцать рублей? – останавливаясь, спросила Яна. - Хочу есть. - Попроси у своих родителей! – выкрикнула она, прибавляя шагу. Мальчик тоже стал идти быстрей, снова нагнал ее и стал идти рядом. - У меня нет родителей, - с наглым выражением лица сказал он. – Ну, дай двадцать рублей, ну! Пожалуйста. Позязя-позязя-позязя. Ну хоть десять. Ну хоть пять. Тетя! Пожалуйста! - Я еще не тетя, не называй меня «тетя». И у меня нет денег. - Все говорят, что у них нет денег! Ну будь добра, найти. Пожалуйста. Я же маленький ребенок. Кинув на него взгляд, Яна снова поскорей отвела глаза. «Маленький ребенок, - повторила она про себя, хотя ее сердце все-таки терзали сомнения. – А что, если и вправду сирота?». - Послушай, я не вру. У меня действительно нет ни копейки с собой. - Ну тетя, я стою с утра около этого метро. Никто мне ничего не дает, - на мгновение сорвавшимся голосом сказал он. - А зачем ты стоишь там? - Есть хочу. - И ты весь день не ел? - Не-а. Яна вздохнула. Ей стало жаль мальчика. Пусть он и выглядел странно, но, возможно, говорил правду. Поэтому она остановилась и стала рыться в сумке. Мальчик весь как-то подался вперед – если бы у него были лисьи уши, он бы их навострил. «Все эмоции на лице написаны» - подумала Яна. Но в сумке все-таки не было ни копейки – ни в наружных карманах, ни во внутренних, тут уж ничего нельзя было изменить. - Прости, но у меня, правда, ни гроша с собой нет. - А дома? Яна снова дернулась от такой наглости. Потом взглянула на него. Мальчик смотрел насмешливо и в упор. С другой стороны, оставалось только завернуть за угол, чтобы дойти до старого дома. - Хорошо, - сдалась, наконец, Яна. – Пойдем со мной, я поищу. Мальчик бодро зашагал вслед за ней. Они завернули за угол, поднялись на крыльцо, и Яна, ревностно придерживая дверь, словно боясь, что ее убежище осквернят посторонним присутствием, пропустила его вперед. Мальчик, не останавливаясь, пошел по направлению к кухне. При этом он оглядывался так, будто собирался запомнить как можно больше деталей внутреннего устройства дома и передать информацию в ЦРУ. - Нет, разуйся! – крикнула ему Яна, уже совсем не рада, что позвала мальчика внутрь. «Пусть бы подождал на улице, зачем было его пускать?» - раздраженно спросила она у себя. Пока мальчик разувался, Яна сама зашла в кухню, где Пономарев доваривал череп Черевко. - Вася, - беспомощно позвала Яна. Пономарев поднял голову от книги, собираясь что-то спросить, но в это время разувшийся мальчик поднырнул под руку, которой Яна опиралась на косяк. - Вася, одолжи этому мальчику денег, - поспешно попросила Яна. «Одолжи ему денег, и пусть убирается отсюда» - читалось в ее тоне. – Он шел за мной целый квартал. Пономарев встал, откладывая книгу. Его взгляд скользнул по одежде мальчика, и губы чуть дрогнули. - Так, а зачем ему деньги? - Хочу есть, - сказал мальчик. - А родители тебя не кормят, что ли? - Он говорит, что он сирота, - ответила за мальчика Яна. Пономарев еще раз посмотрел на мальчика сверху вниз. Яна увидела, что его глаза смеются, хотя он старается этого не показывать. Мальчик же сделал скромное и грустное лицо. - Кошмар, - сладким голосом посочувствовал Вася. – А с каких пор ты сирота? На лице мальчика отразилось замешательство. Он открыл рот, но ничего не сказал. Пономарев вздохнул, подошел к холодильнику и открыл дверцу, чтобы посмотреть, что там есть. Потом захлопнул. - Конечно, никто не думает, что ты врешь, - сказал он, делая ударение на слове «врешь». – Но у меня тоже нет никакой мелочи, к сожалению. Хотя голодным тебя никто не оставит. Видеть, как ребенок голодает, и ничего не сделать… нужно быть зверем, правда, Ян? Она прикрыла рот рукой, скрывая улыбку. - Садись, - пригласил его Пономарев. Мальчик сел на софу, предварительно с любопытством взглянув на обложку отложенной книги. Потом нахмурился – название было незнакомым, и показалось ему слишком заумным. Вася же стал открывать кухонные шкафчики, вдохновенно ища самую непривлекательную еду, которая может там оказаться. Наконец он нашел Янину овсянку быстрого приготовления, и принялся варить ее на воде. - А там что? – вдруг громко спросил мальчик, показывая на большую кастрюлю, стоящую на плите. – Пахнет прикольно. - Бульончик, - все так же сладко ответил Пономарев. – К тебе он не относится. - А почему три плиты? И почему телик стоит на плите? - Какой телик? – удивился тот. – У тебя уже галлюцинации от голода, ты знаешь? Мальчик нахмурился. Он начал догадываться, что Пономарев над ним издевается. - От голода не бывает галлюцинаций, - сказал он. - Бывают. Недельку поголодаешь – и так уносит… Я думаю, ты давно голодаешь, что попрошайничаешь на улицах? - Я только один день, - оскорбленно крикнул мальчик. – У меня еще не может быть галлюцинаций. Пономарев поставил на стол тарелку с овсянкой. Мальчика не пришлось долго уговаривать. Он тут же вскочил с софы и уселся за стол. Глядя на то, как он уплетает овсянку, Яна и Пономарев удивленно переглянулись. - Как тебя зовут? – уже нормальным тоном спросил Вася, садясь напротив и положив на стол скрещенные руки. - Даник, - ответил тот. С каждой ложкой его настроение улучшалось. - Может, дать сахару?.. – предложила Яна, которой снова стало его жаль. - Нормально, - с набитым ртом отмахнулся мальчик. Он доел все за пару минут и отодвинул от себя тарелку. - Еще хочешь? - Не, я все. Спасибо. - Ну хорошо, - выпрямляясь, сказал Пономарев. – Теперь рассказывай правдивую историю. Мальчик замешкался. Он раздумывал, врать ли ему дальше, и в конце концов пришел к выводу, что нет смысла это делать. - То, что ты зря похоронил родителей, мы уже поняли. - Ладно, - сдался Даник. – У меня есть родители. - И почему ты тогда попрошайничаешь у метро? - Я сбежал из дому, - он воровато и быстро взглянул на их лица, чтобы точно знать, не осудят ли его за это. Но Яна и Пономарев просто внимательно ждали продолжения. – Ну, и все. Денег не было. Я сначала не думал просить, но потом хавать захотелось… - Давно? - Вчера вечером. - И где ты спал всю ночь? - На лавочке в парке. Яна посмотрела на Васю, как бы пытаясь разделить с ним проснувшееся в ней сочувствие. Увидев это, Пономарев предположил про себя, что она на грани того, чтобы начать сюсюкаться с этим мальчиком, как с грудным младенцем – но к счастью, Яна пока держалась. - Зачем сбежал? – спросил он у Даника. - Да ну, предки задолбали, - пробурчал тот, вдруг решая отнести в раковину пустую тарелку, что было очень мило с его стороны. – Уж лучше в парке, чем домой возвращаться, где только орут. У них родилась эта соплячка – пусть они с ней нянчатся, я им на… нафиг не нужен. - Вот не скажи, - возразил Пономарев. – Они наверняка волнуются. - Насрать им на меня, - не выдержал Даник. – А мне на них. Такие, блин, дела. - И ты сбежал, да?.. Вот интересно, когда ты сбегал, как ты себе представлял то, что будет дальше? Где ты будешь жить, что кушать? Даник как-то смутился. Он, разумеется, не подумал об этом. - Да все равно! Зато менять эти говенные памперсы я больше не буду. И в школу меня никто не отправит. Нахер надо? Буду милостыню, блин, просить. Он постепенно переходил на все более крепкие выражения, и Яна с мрачным видом ждала, пока не представится момента одернуть его. Пономарева же, кажется, это забавляло. - Тебе в этой одежде никто милостыни не даст, - сказал он. - Уже понял, - вздохнул Даник. – Весь день же стою. Но другой у меня нет. Может, наизнанку вывернуть?.. Он снова стал прохаживаться по кухне, разглядывая все вокруг. Когда он приоткрыл ящик, чтобы из скуки заглянуть туда, Пономарева это вдруг начало нервировать; он привстал и хотел протянуть руку, чтобы схватить мальчика за плечо и остановить. Но тот неожиданно сделал прыжок, оказался у плиты, и открыл крышку кастрюли, заглядывая внутрь. Пономарева как будто окатило электрошоком. Вместо того, чтобы просто взять Даника за плечо, он сильно тряхнул его – так, что тот спиной привалился к плите. В глазах мальчика отразился ужас, он поднял плечи. - Вася! – предостерегающе крикнула Яна. Но тот уже взял себя в руки, сдержался и не прокричал то матное словосочетание, которое уже слетало с его губ. - Это не настоящий, - вместо этого сказал Пономарев. Яна подивилась, в какие доли секунды его лицо снова приняло уверенное и спокойное выражение. В то же время явно перетрусивший мальчик снова улыбнулся. Обрабатывая всю полученную информацию, он пришел в торжествующий и даже немного злорадный восторг. - Это настоящий! – закричал Даник. – Охуеть! Череп в кастрюле! Надеюсь, это какого-нибудь жида! Вася сделал шаг в сторону и на миг закрыл ему ладонью рот. - Не ори! Я сказал тебе, что это не настоящий? - Там куски мозгов плавают! Теперь уже Яна пришла в ужас и закрыла руками рот. Взглянув на нее, Даник ухмыльнулся еще шире, потому что ее реакция подтверждала его догадку. Он вырвался из рук Пономарева и отступил к окну. - Вы кого-то укокошили, - уверенно сказал он. - Да ладно, я никому не скажу, клянусь. Я бы тоже жидов и негров мочил, если бы мог. Так что не ссы, бро. Это было уже слишком большой наглостью с его стороны. Бросив взгляд на Пономарева, Яна заметила, что в уголках его глаз собирается непривычная темнота. Подчеркнуто-спокойно Вася подошел к мальчику, крепко обхватил его шею рукой, хотя тот попытался увернуться, и негромко спросил: - Хорошо, и что ты собираешься делать дальше? Вернешься на лавочку в парке? А там, дальше, до того, как подхватишь воспаление легких... бро? - Ну, я не знаю, - снова растерялся мальчик. Он, судя по всему, был смелым только на расстоянии. - А к друзьям своим что не заглянешь? Даник явно специально не смотрел на него. - Не хочу, - нашелся он. Повисла пауза. Даник медленно поднял руку, чтобы попытаться освободиться. - У тебя нет друзей, да? – вкрадчиво поинтересовался Пономарев. Потом отпустил его. Мальчик сделал пару быстрых шагов вперед и обернулся на него, недоуменно потирая прижатое плечо. - Ну лан, я тогда пошел? – спросил он, оглядываясь то на Яну, то на Пономарева. Яна стояла близко к дверному проему, и Даник не был уверен, что она позволит ему протиснуться к выходу. Но Яна сложила руки на груди и вопросительно взглянула на Васю. Мальчик попытался все же пройти к выходу, и Яна его пустила, но не успел он выйти из кухни, как Пономарев снова догнал его. - Стой, стой, стой… Стоять. - Что еще? – протянул Даник. - Давай ты не будешь спать в парке? Ты бронхит подхватишь точно. - А где? Теперь уже Пономарев взглянул на Яну вопросительно. Черные тени исчезли из уголков его глаз. «Ты увидел в нем себя, да?» - мысленно спросила она его. - У нас тут дофига места, на самом-то деле. Мы можем тебе отдать одну комнату на время, старушка и не узнает. А когда поймешь, что хочешь домой, свалишь. Договорились? Мальчик неуверенно, но вместе с тем с надеждой посмотрел на него. Потом на Яну. Яна заставила себя улыбнуться. - Ну вообще можно, - ответил он. «Интересно, у всех детей нет чувства самосохранения, или только у этого?» - подумала Яна. Ее тревожили неприятные предположения, но против того, чтобы ребенок пожил пока с ними, она не была. Только спросила негромко: - Вась, а все нормально будет? Если он тут поживет? - Да, не волнуйся, - отмахнулся тот. – Ты же была у нас в комнате? И там все нормально, да? Они отдали мальчику одну из комнат на втором этаже. Отмычкой Вася вскрыл замок, потому что все ключи были у тети Даши. Там было довольно пыльно, и из мебели стояли лишь диван и узкий шкаф. Тогда они дали Данику швабру, чтобы он вымыл себе пол, и оставили его разбираться наверху. Когда они спускались по лестнице, Яна ненадолго остановила Васю и сжала его рукав. Ей все еще было тревожно. - Вася, - позвала она, - можно тебя попросить? - Что? О чем? - Не трогайте с Андреем этого мальчика. Он же еще ребенок. Очень вас прошу. Секунду Вася осмыслял ее просьбу, потом рассмеялся. - Ян, ты что? Мы ничего с ним не сделаем. Вот если бы он был лет на семь старше…шучу, шучу. - Не шути. Я же серьезно тебе говорю. - Ян, он маленький ребенок. Дети нас не заводят, я тебе это обещаю. Да и тебя тоже, разве нет? - А череп? - Придумаем что-то. Не обязательно же сразу его убивать. Яна смутилась и согласилась. «Наверное, я и правда зря» - подумала она.