Мы с тобой одной крови.

Ко мне навстречу, ангел мой, поспеши Темною страстью одинокой души Тебя призываю в полночной тиши...

      Я смотрю на закат. Последний закат. Последний кусочек солнца скоро спрячется за снежными вершинами гор. На наш городок, затерянный среди снега и гор, скоро опустится Полярная ночь. Двадцать восемь дней мрака. Мои первые двадцать восемь дней отчаяния, первые из бесконечных дней одиночества. Солнце ложится спать, укрываясь снегом, прячется за пургой, смущенно краснея за свою слабость.       Три. Два. Последний лучик. Темнота. В груди что-то оборвалось, скулеж вырвался непрошенно-негаданно. Тишину первых минут Полярной ночи прорвал отчаянный вой, полный боли и тоски.       Совсем недавно мы облюбовали этот богом забытый уголок земли, чтобы назвать его своим домом. Здесь, на этой промерзшей до самого ада земле, среди снега и ветра, мы хотели разжечь семейный очаг и дать жизнь новому клану. Среди холода должна была бежать горячая кровь новой стаи. А что осталось? Руины надежд и одинокий волк, не сумевший сберечь пару. Вой взвился на самую высокую ноту, прорвался к небу и оцарапал его, как когтями, беспомощно вернулся к земле и разлетелся с ветром.       Тот в свою очередь донес сладкий запах вишни и нежный аромат сливок, пустив задыхающееся томление по венам. Гон начался. Сколько крови я пролил, пока отбивал Ту Самую, сколько искали место, прятались от всего мира, с замиранием сердца ждали этого времени, а теперь... Ветер снова ударил порывом, вскружив голову и поманив за собой вишневым шепотом. Двадцать восемь дней мрака, двадцать восемь дней гона. Вот... надо было бежать на край света, где единственный, кто пахнет течной самкой - это вампир, выпивший всю кровь моей пары?! Надо было оставаться на материке в мегаполисе, поближе к родительской стае. - Твою мать, - последний человеческий хрип перед тем как зарычать и пуститься по следу.        Вампир нашелся на пристани. В нем неуловимо что-то изменилось. - Пришел-таки. Ну, что я могу сказать? - Ненавистный кровопийца обернулся, сгустив вокруг себя непроглядный мрак. - Она тебя очень любила. Вся ее кровь полна тобой. А ты ее бросил. Ты ее в мои объятия толкнул. Сегодня одним болтливым уродом станет меньше.       Теперь понятно, что не так с этим вампиром. Его крылья больше не полны мощи, не могут поднять вверх. Жалкие обрубки, ни на что не годные. Он выпустил клыки и зашипел, прекрасно зная, что проиграл, что его хрупкие, тонкие клычки ни черта не помогут. Но ему подвластны мрак и холод. Ветер согнал к ногам моего противника тени, шепчущие на мертвых языках, которые в следующее мгновение устремились ко мне, пытаясь окутать коконом страха и паники. Как же достал этот снег! Нигде столько не видел! Он все идет и идет, не переставая, лезет в глотку и глаза. Льдистым крошевом царапает нос. Я проморгал тот момент, когда вампир метнулся в сторону, пытаясь зайти сбоку и порвать яремную вену, но вовремя подставил лапу, взвыв от боли - клыки вошли в плоть, как раскаленный нож в холодное масло. Сгреб лапой, вдавил когти в нежное нутро и оказался лицом к лицу. Огромные багровые глаза уставились в мои желто-карие. В омуте крови заплескалось непонимание, потом паника. Вампир втянул клыки, спрятал крылья и в страшном испуге уставился на меня. Он оплошал. Да и я поначалу не сообразил... - Память крови, да? - Мне уже не надо "держать форму", сейчас он мне ничего не сделает. Вампир замотал головой, втягивая ее в плечи и стараясь слиться с окружающей нас метелью. - Как ты мог так проколоться? - Я жадно втянул запах, исходивший от него. Вишня в сливках. Кто бы мог подумать...  Она была волком, парой волка, истинным оборотнем, и кровь ее, густая и пряная, лишила тебя рассудка, заставив выпить всю, всю до капельки вместе с ее памятью и чувствами. С памятью обо мне и чувствами ко мне. И теперь они затопили его сознание, поработили волю. Ты тоже чуешь меня. Чуешь, как течная самка чует здорового самца.       Метель стихла, ветер умчался прочь, снег упал, как килограммовые гири. Вампир разом растерял весь свой гонор. - Радуйся, у тебя есть двадцать восемь дней жизни. Двадцать восемь дней, пока длится сезон случки. - Я прошелся языком по алебастрово-белой, холодной, как гранитная плита, щеке. - Отвали, - хрипло и неуверенно. - Я любил ее, к тебе это отношения не имеет. Но у меня гон, а по твоим жилам бежит кровь течной самки, так что расклад известен. Мой ликующий рык заглушил возмущенное шипение.       Вновь поднялся ветер, снег вскружился воронкой вокруг нас. Старый обледенелый сарай у пристани заскрежетал под напором пурги. - Пошли. - Я потащил вампира, повисшего в моих руках тряпкой, в сторону сарая. - Нет! Ты собрался меня обесчестить в старом вонючем сарае?! - "Обесчестить"! Надо же, какие ты слова знаешь! Я собираюсь тебя трахнуть. Вон, картоночка валяется! Подложишь под попу - и понеслась. - Меня определенно доставляет издеваться над этой дрянью. - Какая, нахер, картоночка?! - вампир заверещал неприятно и тонко. Проигнорировав его возмущение, я принялся стаскивать с него штаны.       Пурга набрала обороты. Вампир затрясся и заскулил, пытаясь оторвать мои руки от себя. Но как-то неуверенно и слабо он это делал, нисколько не мешая мне прижать его к стене лицом. - Я не могу от тебя понести! - И слава яйцам, что это так! - Грубо впечатал в стену и вклинил колено между его ног, вынуждая развести их шире. - Я парень! Вампир! - Ну и что? Присунуть есть куда - и ладушки... Вампир так вампир. У всех свои недостатки, к тому же... на много миль вокруг нет других волков, так что на безрыбье и рак - рыба. Ты единственный, кто пахнет течной самочкой на этом краю земли. - Я расстегнул ширинку и вытащил истекающий смазкой член. - И у тебя маленький хер. Возмущение перешло в крик боли. Да, кричи, тварь! Кричи так, чтобы стены тряслись. Вампир прогнулся, вцепился в стену, выворачивая ногти с мясом, открыл рот и захлебнулся новым криком, закашлявшись и хрипя. Он царапал стену и грыз собственную руку, слабо и тихо вскрикивая на каждый толчок. Я прокусил ему плечо, мерзкая черная кровь затекала в горло, отфыркиваюсь, непонятно зачем снова и снова прижимаясь губами к ране.       Лучшее начало Полярной ночи: униженный и сломленный враг, стоящий на четвереньках со спущенными штанами, по бедрам которого стекают его кровь и твое семя, хрипящий сорванным от криков голосом. Застегнул ширинку, подобрал пальто и, подойдя, толкнул носком ботинка бледнющий зад, вампир застонал и завалился на бок. - Гадость какая, - поморщился я, глядя, как его выворачивает чем-то мерзким и вонючим. Вампира рвало целую вечность, а я почему-то стоял и смотрел. - Не расслабляйся. У нас еще впереди много времени. Только первая ночь из двадцати восьми. Живи пока, до скорого! - Помахал ручкой и уже собрался было уйти, как в мою ногу вцепились его пальцы. - Не уходи. - Хочешь повторить? - У нас двадцать восемь полных суток вместе. Давай договоримся? - Не в том ты положении, чтобы договариваться и торговаться. - Я буду паинькой, а ты не будешь зверствовать. - У меня план получше: я буду трахать тебя как захочу и когда захочу, спустя двадцать восемь дней Ночи я тебя убью. - Херовый план... - Как посмотреть. Тебе больно, мне сладко. Чудно! У тебя все заживет на раз-два, травм, несовместимых с твоей жалкой жизнью, нет, так что жаловаться тебе не на что. - Зажить-то заживет, а ты опять порвешь. А это знаешь, как больно?! - Надеюсь никогда не узнать. - Убей. - Что? - Убей сейчас. Не можешь иначе - лучше убей. - Вампир с трудом сел, оперся спиной о стену. - Убей сейчас. Я молча уставился на него, ожидая продолжения. - Согласен, я дважды лох. Попался так глупо... Но знал бы ты, как мерзко, противно, ужасно быть... очарованным тобой. Это сидит тут и жрет изнутри. - Кровосос прижал руку к груди. - Я чувствую, понимаешь? Ты пахнешь хвоей, отвратительный запах залез в черепную коробку и окутал весь мозг, я весь тобой пропах, я чую этот запах, и у меня поджилки трясутся. Оно никак не успокоится. И я ничего не могу: ни умереть, ни убить тебя, ни вытащить эту пакость из себя и уничтожить. Но самое невыносимое - это смотреть, как ты уходишь. Ветер стих. Тени, перешептываясь, расползлись по углам. Старый сарай замер. - Уау! Как проникновенно. Я б даже всплакнул, но мне пора. - Как мне тебя попросить, чтобы ты меня не бросал?! - А вампиры, оказывается, умеют плакать. Вероятно, они изначально могут плакать, просто ввиду продолжительности их жизни поводов для слез все меньше с каждой сотней лет. Вот его кроет-то! - Не реви. Не ты один страдалец в этой ситуации. Мне тоже не приносит кайфа эта путаница гормонов и чувств. Ты думаешь, я счастлив сейчас? Ни хера подобного. Ладно, поднимайся, пошли. - Он пахнет вишнями и сливками. А еще ревет, сидя в полной темноте и на обледенелом деревянном полу. Будем считать, ма-а-аленький кусочек моей мести удался. - Я не могу... - Чего не можешь? - Не встать, не пойти. - Вампир шмыгнул носом и дернул меня за штанину. - И где твой Хозяин шляется? Получше бы за своими игрушками приглядывал... - Я смотрел на закат. Последний закат в этом месяце. - И как оно? - Мне пришлось-таки взять его на руки. - Красиво. Отсюда самый лучший вид. - Ну-ну. А чего не сжарился? - Там где есть свет, всегда найдется тень. - Лучше б ты сдох. - Лучше б я сдох...       Не зная как поступить, притащил его к себе. - И здесь ты собирался строить семейную жизнь?! В этом гадюшнике?! - Сейчас в окно выкину. А крылышки тебе подрезали, я погляжу. Вампир засопел обиженно и заткнулся. - Вот вода, там аптечка. Захочешь покончить с собой - мешать не буду. - Я усадил его в ванну, вручил душевой шланг и оставил пакостного мерзавца в одиночестве. Но вопреки моим ожиданиям, он кончать с собой явно не собирался: спустя минут десять из ванной донеслось пение. В моей ванной комнате сидит вампир. Более того: он настолько комфортно себя там чувствует, что аж поет! Надо лечь спать. Авось все это окажется кошмарным сном.       Сон не шел. Сложно чувствовать себя в безопасности, когда по твоему дому разгуливает вампир. Я пялился на трещины на потолке, когда ненавистный сосед поскребся в дверь и вошел в комнату. - Можно я лягу здесь? - Можно ты окропишь себя святой водой и сдохнешь? - Это бредни. От святой воды я не сдохну... Я божество гораздо старше тех, кто эту "святую" воду придумал. - Вампир улегся рядом и полез под одеяло. - Меня, кстати, Дирк зовут. - Какое вампирское имя! Родители долго выбирали? - Я пытаюсь наладить контакт вообще-то. - Это еще зачем? - Я не кусок мяса, который ты можешь тупо трахать, а потом разорвать на куски! - возмутился вампир. - Ох, прости! Не знал, что у тебя есть чувства! Дирк обиженно засопел, кутаясь в одеяло. От него тянет прохладой. - Расскажи про Хозяина. - В твоих владениях завелся Некромант. Он смог вытащить меня из Небытия, но не смог удержать. Я обезумел от голода... Одним словом, не разобрался - натворил дел. Теперь огребаю с тобой. - Чем это грозит городу и людям? - А ты у нас защитничек? Тоже мне... Воин Света. Ты такой же проклятый на их вечную ненависть как и я. В комнате сгустился мрак, и стало труднее дышать. - Как ты это делаешь? Прекрати! Прекрати, пожалуйста! - Вампир сжался в комок и вцепился в подушку. - Хорошо, я понял! Понял! Прости! Хватит!!! Черт! Сам не ожидал, что получится. Все хуже, чем я думал. Раз фокус удался, значит, мы повязаны. - Я повторяю свой вопрос: чем это грозит людям? - Хозяин затребовал бессмертия. Но я пока не могу это провернуть. Слишком слаб. Это долгий и сложный процесс... Мне нужно больше крови, больше веры и больше страха, чтобы набрать необходимую силу. Боги слабеют и даже умирают, когда о них забывают. - Кто ты? - В комнате снова можно дышать. - Я из тех, кого называют "пятьдесят восемь пьющих кровь". Единственный выживший из Ордена Лотоса. - Дирк повернул голову, и на его шее проступил мягко светящийся алым рисунок лотоса. - Когда-то в мою честь возводили алтари и приносили кровавые жертвы. Меня боялись и почитали. Но пришли новые боги. Трусливые боги, за пару строк никчемных молитв готовые перевернуть землю в угоду людям. И те отреклись от нас, видишь ли, новые боги гуманнее. Пф-ф-ф... Меня забыли. Бросили в Небытие. И даже то, что я чувствую к тебе, лучше, чем Ничто. Я смог вырваться, смог вернуться, и теперь настало время напомнить людям их место. - И где же их место по-твоему? - У моих ног. Они всего лишь пища. Пора им вспомнить, что такое страх и почитание. - Они - твой залог существования. Пока живы люди - жив ты. - Никчемные жалкие смертные. Они и тебя ненавидят. Можно подумать, за пролитую тобой в их славу кровь они начнут тебя любить. Мать как-то рассказывала о богах, пьющих кровь. Щенком я воспринимал эти рассказы, как страшные сказки о чудовищах. Глупых и безжалостных монстрах. Слушая одного из них, понимаю, что ума в этих древних божках не прибавилось. - Мои предки гоняли таких, как ты, еще на заре времен. Мы толпами рвали и загоняли вас в ваши мерзкие норы. Я не боюсь ни тебя, ни тех, кто еще прячется в теплом мраке Небытия и грозится вылезти к свету. - Я внимательно посмотрел на пригревшегося у моего бока вампира. - Разница между мной и тобой в том, что я проживу без людей, а ты - нет. Мне не нужны ни страх, ни любовь людей. Они новые боги собственного мира. А ты сдохнешь через двадцать восемь дней Ночи. Вот и все. - Здесь семьсот душ. Три тысячи пятьсот литров крови примерно. И я единственный высший хищник. Твой милый маленький городишко покрыт мраком Ночи на двадцать восемь суток. Ты уверен, что одинокий волк, оплакивающий потерю пары, сдержит бога? - Мертвого бога. Ты труп. То, что какой-то доморощенный Некромант тебя дозвался, ни черта не значит. Тронешь хоть одного горожанина - Небытие покажется избавлением. Ты меня понял? Вампир зашипел, выпустив клыки, но это не произвело на меня никакого впечатления. Он действительно слаб, глуп и беспомощен. Наверное, без меня он сдохнет быстрее... - Ты. Меня. Понял? - С нажимом, придавив волей к матрасу. Дирк всхлипнул и мелко задрожал. Измельчали нынче боги... - Понял. Но я не протяну без крови всю Ночь. А ты не протянешь без меня. - С этим я разберусь. - Я зевнул. Долгое время жить по расписанию людей - и вот с наступлением темноты тебя клонит в сон. - Тебе ведь надо спать? И хватит ко мне прижиматься! - Да, спать нужно всем. Хотя бы иногда и немного. - Он тоже зевнул, потянувшись. - Ты теплый. Пахнешь кровью. И хвоей. Ты умеешь сострадать. Ты привязчивый. И в тебе нет кровожадности, есть ярость, но это другое... В тебе очень много человеческого. Неудивительно, что ты с ними ладишь. - Во мне очень много человеческого, - не стал я спорить. - В том числе их жестокость. Так что не советую злить меня. Дирк все-таки отодвинулся, пошипел недовольно, наконец, затих. Двадцать восемь суток, по истечении которых я смогу его убить. Пока придется приглядывать, чтобы не наломал дров. В конце концов, я выбрал этот город, как свою территорию, значит, должен оберегать эти земли и всех, кто на них живет. Вот же ж крутой поворот в жизни.