Скелет

Песня: Ольга Ко - Последняя Сказка

По полу, столу и светлым стенам кухни рассыпаны капли солнечного света. Одна из них ползет по кроваво-красным волосам женщины, внимательно смотрящей на своего собеседника — седого парня с усталым взглядом. - У него был еще один сын. Он выглядел точно так же, как я. Только у Кайла не было проблем со здоровьем и людьми. Карандаш быстро чиркает по бумаге. Вязкие, липкие слова тонут в настороженном молчании, висящем в воздухе. Наташа кивает – едва заметно наклоняет голову, краем глаза наблюдая за Скелетом. - Его скормили собакам. Ты видела что-то подобное, верно, Черная? Женщина переводит задумчивый взгляд на окно. Там — живой, дышащий, никогда не умолкающий город. Здесь же, в этой комнате, царит практически ощутимая кожей болезненно-ломкая тишина. Русская знает, что это всё из-за Александра. Что это он, его аура, его история, его прошлое. Его жизнь. От этого мальчишки с глазами старого солдата не так-то легко отмахнуться. - Почему «Черная»? – спрашивает Наташа. Лицо, как всегда, бесстрастно. - Я вижу кровь на тебе. Много крови, запекшейся на твоей коже, настолько старой, что она вся почернела. Он со стуком кладет блокнот на стол. - Извини. Наверное, такое неприятно слышать. С белой бумаги скалится разъяренная, рычащая псина. С клыков капает слюна. Наташа подпирает голову рукой, изучая краем глаза рисунок. *** Вечером, когда Пятница вежливо-механически сообщает вернувшемуся с научной конференции Тони, что его сын где-то раздобыл сигареты, мужчина устремляется в комнату Скелета, сам еще не особо понимая, зачем. Будь Старк нормальным отцом, тогда бы он имел право ставить Александра в какие-то рамки, заставлять его следовать общепринятым правилам, вроде тех, что не стоит курить в открытую. Железный пытается оформить в слова то, что хочет высказать сыну (от возмущения тем, что он курит, до искреннего восхищения умением добывать сигареты, не выходя из дома), но совершенно забывает обо всём, стоит ему переступить порог комнаты Скелета. Ранее безликие стены теперь покрыты лицами, словами, песнями и тенями. Некоторых из них Тони видел в приюте, но подавляющее большинство ему незнакомы. Больше всего мужчину поражает фотографическая реалистичность рисунков. Скелет, сидящий на полу, нарочито оторванный от всего, что можно назвать жизнью, кажется удивительно уместным здесь, в этой комнате, полной едва слышных переливов струнных. - Ты знаешь, это забавно - вновь осознавать себя мертвым, - говорит мальчик, выпуская вверх изящную струйку дыма. Он весь перемазан краской, разноцветными пятнами, делающими его более бледным. - Вот как... - Тони раздумывает пару секунд, потом садится рядом с ним, наплевав на стоимость костюма и на то, что Пеппер будет ругаться. Скелет мотает головой вправо, указывает на единственное пустое место — незакрашенный прямоугольник, отделенный от остального пространства белой линией. - Я хотел нарисовать быка Леопарда. А потом понял, что... - его голос срывается. Наверху в тумане плавают белые и красные драконы, мифические существа, слова, написанные черным и красным, пахнущие страхом и кровью. Тони переводит взгляд на сына. Между длинными, вытянутыми лямками черной майки, заляпанной краской, виднеется глубокий, багровый шрам, разрезающий грудную клетку посередине. - Это? - у него закрыты глаза, но мальчик чувствует тяжесть чужого взгляда кожей, натянутой между ключиц. - Во мне бьется чужое сердце. По губам Скелета, по его лицу, ползет хищная, нездоровая ухмылка. В сумерках закрашенного серым окна он кажется безвозрастным, как кто-то, уже давно перешагнувший черту обычной старости. - Тебе нравятся драконы? - спрашивает Тони, садясь рядом. Круг на его груди светится. - Я знал парочку… - Мы странно похожи, - говорит спустя одну сигарету и три вечности Скелет. - У нас с тобой, у обоих, вместо сердца осколки солнца. Мое сердце заставляет меня петь и рисовать, рассказывать сказки и выть на... Он морщится. Стряхивает пепел прямо на колени, на невозможно грязные брюки, когда-то бывшие серыми. - А твое, - хрипло шепчет мальчик, - заставляет тебя летать. Это правильно, Железный. - Тебе не кажется, что здесь нужно проветрить? - говорит мужчина, принюхиваясь. - А то испарения от краски, они, видишь ли, не очень полезны. Мне нравится, как ты тут все устроил. Правда, тематика меня не привлекает, но... *** - Ница? – скребется в приоткрытое окно Паук. – Впусти меня, пожалуйста. - Конечно, Питер, - приглушенно отвечает ему ИИ. Человек в красно-синем костюме вваливается в комнату, пропахшую сигаретами и краской. - Вау, что тут случилось? – шепотом спрашивает парень, смотря на разворошенную кровать, на которой смутно угадывается силуэт. Торчащая из-под одеяла тонкая, белая рука, влажно мерцающая в сумерках, показывает, что комната, которой Человек-Паук привык пользоваться как входом, теперь занята. Питер оглядывается вокруг и приглушенно присвистывает. Потом спохватывается, смотрит с опаской на человека, спящего в кровати, на цыпочках крадется к двери. - Пятница, кто это? - шепотом спрашивает Паук. - Это сын мистера Старка, Питер. - Ничего себе новости, - удивленно бормочет под нос парень. - Ладно, мне то что? Ница, где доктор Беннер? - Как всегда, в лаборатории. *** - Как ты сюда попал? – спрашивает Лорд. Скелет улыбается, с учетом того, что на изнанке он почти полностью оправдывает свою кличку, это выглядит жутковато. Сквозь частично истлевшую, частично сгнившую кожу на щеках белеют крупные зубы. Он впихивает обратно наполовину выскочивший глаз. В окно вваливается странное существо, больше всего похожее на ушастую и крылатую гиену. Она садится на стол, потом стекает с него на стул рядом со Скелетом. - Таки вернулся, старый бес! – восклицает Табаки. – Почему к нам сначала не зашел? Скелет смотрит на изрисованные стены, пульсирующие буквами, кричащими надписями, каждая из которых несет сакральный смысл. - Я сплю, - шепчет, гладя костями пальцев струны. – Я попал сюда во сне. - Такого еще не было. Это знак того, что конец ближе, чем мы думали, - Слепой, точно такой же, как в реальности, только чуть-чуть прозрачный, садится по левую руку Скелета. – Ты пришел к нам сообщить новости? Скелет чувствует, как набухают глазные яблоки. Здесь, в этой реальности, он не может плакать. Только петь. - Я хотел бы быть здесь, - говорит он, дребезжа ветхими голосовыми связками. – Я хотел бы остаться здесь, уйти на третий круг, исчезнуть, и… - он прерывает сам себя, зло растирает-раздирает лицо руками-костями. – Послушаете мою последнюю песню? Воля умирающего – закон. Скелет закрывает глаза ладонью. Век у него нет, насколько он помнит, их съели вороны. Отстраняет руку от лица, берется за гитару. Молчит несколько секунд, изучая лица своих друзей. Замораживая их в своей памяти. Расскажи мне последнюю сказку, Слепой. Как с изнанки найти мне дорогу домой? Как остаться живым в этой схватке с судьбой? Как мне справиться с этой звериной тоской? Расскажи мне последнюю сказку, Слепой. Как всегда, в песне у него получается сказать то, что он не может выразить словами, то, что рвется из груди, то болезненно-отчаянное, что царапает горло и лезет в глаза. Слепой останавливает танец пальцев по столешнице, замирает напряженной струной. Шепчет: - Ты сам не хотел уйти... Расскажи мне последнюю сказку, о, Лорд. Ты всегда был немного заносчив и горд. Был порой несговорчив и часто упёрт, Но в немощном теле дух крепок и твёрд. Расскажи мне последнюю сказку, о, Лорд. Лорд при звуке своего имени поднимает глаза - мутные сине-белесые озерца, в которых плещется сочувствие. Потом - росчерком молнии - возмущение за слова. Расскажи мне последнюю сказку, Шакал. Ты прожил столько лет, но ты старше не стал. За глумливой улыбкой звериный оскал, Ты совсем ничего о себе не сказал. Расскажи мне последнюю сказку, Шакал. Шакал, видимо, хочет что-то сказать, привычно возмутиться, но не хочет прерывать песню. Расскажи мне последнюю сказку, мой Дом. Почему верный путь стал теперь тупиком? Но я точно знаю, что будет потом - Второй Круг и мы никогда не умрём. В воздухе повисает тяжёлое, почти что ощутимое на коже молчание. Скелет вздыхает, смотрит на друзей неожиданно живым, ищущим взглядом. В сочетании с тем, что он постепенно становится прозрачным, это смотрится весьма странно. Хотя... Разве здесь что-то может быть нормальным? - Вы меня не забудете? Вы будете обо мне рассказывать? Пожалуйста... Говорите обо мне. Прошу вас. Я не хочу... Недосказанность повисает в опустевшем воздухе почти что видимым вопросительным знаком. Когда он просыпается, Скелет не смотрит в окно, но понимает, что там - в реальном мире - глубокая ночь. Он встает, хватается за костыли и хромает к единственному пустому месту на стене. Хватает ведерко с черной краской, окунает туда кисть — грубо, размашисто, и выбрасывает руку вперед, оставляя на обоях влажную полосу, стекающую вниз неаккуратными каплями. - Разве ты не видишь? - хочет сказать он. Каждое движение, каждый мазок — невысказанный крик. Широкими жестами рисует свои чувства — подавляемую злость, тихую ярость, вязкую, липкую горечь страха. Постепенно на стене появляется рисунок. Мальчик. Можно сказать, что так мог бы выглядеть Скелет, минус десять лет, плюс желание жить.