Увидеть желаемое любой ценой

Спустя какое-то время Квону разрешили перемещаться по больничному коридору. Он был этому рад: вид стен его палаты просто угнетал, а тут как-никак люди и новые лица. Первым делом Джиён взял свои личные вещи из камеры хранения и приятно удивился, что в кошельке сохранились деньги. А вот банковскую карту за три года придется восстанавливать. Он попросил медсестру купить ему бумагу, карандаши и краску. Доктор посоветовал рисовать, чтобы вернуть мелкую моторику рук, как оказалось, у него неплохо получалось: в школе он занимался в кружке рисования, правда, забросил и стал программистом. Поэтому в коме ему постоянно виделся компьютер. Работа за монитором всегда отбирала много времени: сядешь за нужную схему, прописываешь код, а уже вечер и пора идти домой. Джиён любил работать дома, чтобы не тратить лишние минуты от смены рабочего компьютера на домашний. Времени для осуществления собственных планов всегда не хватало, пока однажды страх «не успеть» не переполнил его всего и он не лопнул, подобно мыльному шарику. Джиён сел за белоснежный листок бумаги и стал водить по нему карандашом. Он не задумывал конкретную композицию, просто вычерчивал линии и пересекал их между собой. Здесь по углам побольше теней, а с другого конца - штриховки. Так продолжалось, пока что-то не заставило посмотреть на лист не по отдельным сегментам, а на всю картину целиком. С листа на него смотрел портрет Сынхёна. Незавершенный, неотточенный, слегка неопрятный, но это был он. Глаза, четкие губы, волосы. Джиён вздохнул: избавиться просто так от образа, навеянного сознанием, было сложно. И возможно ли вообще? В любом случае он закончил рисунок, приводя его в более приличное состояние. Стер лишние линии, сгладил грубые углы, растушевал тени. Нарисованный Сынхён по-своему был прекрасен; наверное, со стороны Квон казался помешанным или сумасшедшим, он сам прекрасно это понимал, но ничего не мог поделать. Рисунок он решил подарить тому парню в знак благодарности, что он приглядывал за ним три года. Просто ничем не обязывающий подарок. Джиёну очень хотелось, чтобы у этого человека что-то осталось от него, прежде чем Квон полностью исчезнет из его жизни. Аккуратно скрутив листок трубочкой, чтобы его не помять, он взял костыль, на который опирался при ходьбе, и вышел из палаты. Сынхёна нигде не было, Джи уже стал думать, что сегодня не его смена или он ушел домой раньше положенного времени. Коридоры сейчас были пустыми, в тихий час они всегда больше напоминали морг, и Джиёну находиться здесь одному было страшно. - Вы что-то хотели? - раздался приятный бас за спиной, разлетаясь эхом по помещению. Квон обернулся, натыкаясь на Чхве, и счастливо улыбнулся. Нашел. Джи сам не мог объяснить тот факт, что стоит ему только подумать о Сынхёне, он всегда к нему приходил, вот прямо как сейчас. - Это вам, подарок, - сказал он и вручил бумагу. Чхве уже был в обычной одежде, собираясь бежать домой, но вид бродящего по темным коридорам пациента его обеспокоил. А то что это был именно Квон Джиён, его теперь даже не удивляло: он постоянно натыкался на этого парня и даже подозревал, что за ним следят. Сынхён аккуратно взял лист из его рук, и посмотрел на рисунок. Он внимательно разглядывал свое нарисованное лицо, не веря, что это сделал человек, три года пролежавший в коме. Слова не находились, а пауза между ними затягивалась. Джи стал беспокоиться, что Чхве рисунок не понравился и он просто не знал, как ему об этом сказать. - Можете выбросить, если что, я просто хотел… - Вы что, это очень красиво, правда, - сказал Чхве, посмотрев Джиёну в глаза, да так, что, если бы не костыль, Квон наверно качнулся бы да упал. - Только я не понимаю, чем заслужил, мне неловко его брать себе. - Вы единственный, кто понимал, что я больше живой, чем мертвый. Мне просто хотелось, чтобы вы помнили обо мне, когда я уйду. Сынхён улыбнулся и также аккуратно скрутил рисунок. - Вас трудно будет забыть, спасибо. Улыбка Сынхёна также обезоруживала - стоило бы привыкнуть, но нет, каждый раз осознавать, что он улыбается тебе как чужому, постороннему человеку, было больно. Настолько больно, что лучше бы и не жить совсем. - Сынхён, ты чего так долго? - послышался женский голос. Молодая, симпатичная девушка стояла у лифта и непонимающе смотрела на Чхве. - Подожди в машине, я сейчас, - сказал он, и она пожала плечами, вызывая лифт и уезжая на нем вниз, к парковке. Джиён расплылся в широкой, но лживой улыбке. Ну конечно же у него была девушка. Он даже видел ее раньше: она тоже работала в этой больнице, и раз они вместе уезжали домой, то и жили, видимо, тоже вместе. А ты чего ждал? Сказку о том, что он тебя полюбит? Квону захотелось снова пищать от боли, а потом громко кричать. И отчего поступки этого человека вызывали внутри такую бурю эмоций? Почему бы снова не перестать чувствовать? Совсем. - Вы в порядке? - голос Сынхёна словно колокол из церкви. Он привел побледневшего парня в чувства, и тот кивнул. - Мне нужно полежать, я устал. - Давайте я помогу, - Чхве уже почти коснулся его рук, как Джи дернулся и сделал шаг назад. - Нет, я все сам. Спасибо. И всего вам хорошего. - Как скажете, - не стал спорить он. Когда пациенты желали делать какие-то манипуляции сами, обычно медработники только приветствовали это. Но Сынхёну было не по себе: что-то в состоянии Джиёна настораживало. - Просто помните, что вы замечательный, и не верьте, если говорят по-другому, - добавил Джи и, не дожидаясь ответа Чхве, развернулся, потихоньку шагая до своей палаты. Сынхён молча смотрел на спину уходящего Джиёна и думал о том, что это первый раз на его памяти, когда ему говорят подобные слова. Нет, раньше тоже говорили и что добрый, и что хороший. Вот только в контексте «не верьте никому» эти слова немного выбили из колеи. Сынхён спустился вниз, где его ждала Минян, сел за руль и вручил ей подаренный рисунок. Девушка раскрыла листок и ахнула, восхищаясь. - Это так красиво. Рисунок очень похож на тебя. Тот парень нарисовал? - Ага, - буркнул Чхве, почему-то не решаясь заводить машину. - А в честь чего? - Чтобы я его помнил. - Когда его выпишут? - Когда он уйдет. И тут Сынхёна словно осенило. Конечно же, как там в лекции говорилось? «Один раз не закончив, они будут возвращаться к этому и пытаться вновь и вновь. Просто потому, что решиться не так страшно, как закончить начатое». - Чертовы суицидники! - выругался Чхве и пулей выбежал из машины. - Ты куда? - кричала ему вдогонку Минян, но Сынхён ее уже не слышал. Не дожидаясь лифта, он бежал по лестнице вверх, в отделение, молясь только об одном и надеясь, что он ошибся в своих выводах. Хороший день, чтобы уйти. Хорошее настроение, чтобы закончить начатое. Три года назад успели вовремя вызвать скорую - сейчас ему никто не помешает. Сейчас все будет быстро. Все наконец-то закончится. Квон отодвинул подушку, где у него был запрятан нож. Не тот, затупленный, которым режут масло для пациентов, а заточенный кухонный нож, украденный втихушку из буфета. Острые края поблескивали под лунным светом, выглядывающим из открытого окна. Было полнолуние. Джи улыбнулся краешком губ и старался не думать о том, что делает, и не чувствовать, чтобы сделать все как следует, чтобы рука предательски не дрогнула. Если ты так жалок и беспомощен, тебе не стоит жить. Если ты не можешь жить, как все, бессмысленно и глупо, может, просто не живи. Если ты не собираешься бороться за жизнь, сделай хоть один смелый поступок - умри. Джиён прикоснулся острием ножа к кисти левой руки и прикрыл глаза, чуть сдавливая кожу. Вместо боли он почувствовал, как слезы льются из его глаз. Зачем судьба подарила ему такую идеальную жизнь, которой у него никогда не было и теперь не будет? Он хотел бы просто уснуть. Он устал прикидываться, что его все устраивает. - Не делай этого, - палату разразил бархатный, знакомый баритон, и Джи съежился, медленно поворачивая заплаканное лицо к двери. На пороге стоял запыхавшийся Сынхён, он тяжело дышал, но все равно старался говорить тихо, не торопливо и отчетливо, чтобы не пугать Квона и не провоцировать на резкие движения. - Почему нет? Меня здесь ничего не держит, - ответил Джи, не убирая ножа с вен. Порез уже виднелся, но крови пока не было. Джиён сам испугался, как исказился его голос, будто это говорил не он сам, а дьявол, сидящий внутри. Но сейчас попадание в ад казалось не таким страшным наказанием для Джиёна, как проживание здесь, на Земле. - Кому ты что докажешь? Пожалуйста, положи нож, - Чхве медленно сделал шаг вперед. - Уходи, - всхлипнул Квон. Делать это при нем было просто сверх муки, он просто не сможет. - Я не хочу, чтобы ты видел это. - Что именно? Как ты уходишь из жизни? - Сынхён сделал еще один шаг. - Как я выгляжу слабым и сломленным. Я разбит. Не склеить. Сынхён посмотрел на кисть и вдохнул с облегчением, ведь было еще не поздно: вены целые, да и руки дрожат, значит, решительность ушла. Сделать порез будет труднее, а если попытаться, Чхве успеет выхватить нож прежде, чем будет совсем поздно. - Ты говорил, мы жили вместе в твоих снах три года. Я тебя полюбил в том мире за то, что ты был таким слабым? Джиён растерянно уставился на него и помотал головой. - Нет. - А ты думаешь, я бы стал тебя любить, если бы знал, что ты настолько слаб, что сдаешься и накладываешь на себя руки? - строго спросил Сынхён, отчитывая его, словно провинившегося ребенка. Джи снова отрицательно помотал головой. Ему отчего-то стало стыдно. Из-за слов Сынхёна он даже почувствовал, как краснеет. Сынхён ощутил, как у него получается манипулировать его сознанием и настроением, поэтому продолжил. - Или ты хотел уйти из жизни, чтобы твой рисунок напоминал мне, что это подарок от такого слабака, который даже не в состоянии справится с жизненными проблемами? Думаешь, у меня их нет? Ты пережил кому, ты сильнее, чем многие в этой больнице! Квон всхлипнул, убирая нож от руки и опуская голову вниз. - Что мне делать, я не знаю, - прошептал он, чувствуя, что его колени закапаны слезами. Сынхён протянул ему ладонь, тяжело выдохнув. - Для начала отдай мне нож, а потом попробуй принять себя таким, какой ты есть. Обещай мне, что попытаешься. Квон выпрямился, находя в себе силы вытереть слезы с лица и поднять голову, рассматривая решительного и одновременно сердитого Чхве. Даже таким он казался прекрасным, что лишь усугубляло его настроение. Ну почему из всех людей в этой больнице это случилось именно из-за Сынхёна? - Я отдам, только если ты мне тоже пообещаешь. - А? условия ставить? - возмутился Чхве, но потом смягчился: спорить с ним в таком состоянии было бессмысленно. - Что именно? - Не говорить врачам, что я только что пытался сделать. Они меня привяжут к психиатру до конца моих дней. А я не хочу становиться крысой для опытов. - Но, - он растерялся и даже не сразу сообразил, что ответить, - тебе будет лучше, если доктор тебя полечит. - Это не болезнь, - ответил Квон, - это дурость. От нее нельзя вылечиться лекарствами. Но я обещаю, что больше не буду прибегать к суициду. Я обещаю как самому важному, что у меня осталось. Тебе. Чхве внимательно посмотрел на него, и сердце у него сильно сжалось. Как лучше поступить в этой ситуации, он не знал. Гарантий обещаний было ноль, как и уверенности, что он поступал правильно. Но взгляд Джиёна изменился: он не было похож на тот, что был утром или неделю назад. - Хорошо, если ты обещаешь, я тоже обещаю, - согласился он, проклиная себя за чрезмерную снисходительность к этому пациенту. И если он, правда, решит себя убить, Чхве просто посадят за скрытие важной информации. Квон медленно протянул руку, отдавая ему нож. Он испытывал смешанные чувства от этого разговора. Его испугала перспектива быть объектом презрения этого человека. С одной стороны, он расстроился, что не закончил то, что начал. Но с другой, даже был рад, что Сынхён успел вовремя его остановить. Все-таки это не был выходом: отчаянье пройдет, а сожаление наступит слишком поздно. Теперь Джиёну было ради чего жить, он мог хотя бы ради обещания стать сильнее и чтобы Чхве не пришлось больше на него злиться. На первый взгляд - это легко, но на самом деле безумно сложно. Правда, Квону хотелось искренне верить, что теперь все у него получится и будет по-другому. Сынхён наложил повязку на руку так, чтобы не было видно, что это порез. - Спросят, скажешь упал, - вновь строго поучал его Чхве, и Джи послушно кивнул. - Да. Спасибо. Больше Джиён не сказал ему ни слова, ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. И даже когда его выписали, он уехал, пока Сынхёна не было в больнице. Просто прощаться было бы слишком тяжело. В какой-то момент Джиён понял, что все же умер. Тот Джи, который жил в коме, тот Джи, который так любил свою сказку. Его больше не существовало, а его место занял другой человек. Другой Квон Джиён.