***
Я проснулся от еле слышного шороха, он передвигается так тихо… прямо как Леприкон. Я уверен, что это он. Он собирается уходить. Солнце режет глазницу, но я должен сфокусировать взгляд и поговорить с ним. Это как оставить последнюю заметку в дневнике и уйти в творческий запой. — И ты так просто уйдёшь? — в голосе тревога и разочарование, вот сказка и подходит к логическому завершению. Только наша сказка не о том, что добро побеждает зло и happy and заставляет радоваться читателей. Наша сказка о грусти, happy and’а нет и не будет. Она заставляет страдать одного, зато удовлетворяет другого… — Мы же, кажется, уже говорили, что это лишь взаимоудовлетворение и ничего больше?! — Дружеская ухмылка. Он не опечален. Я ему нужен лишь для того, чтобы поиграться и выбросить. А затем вернутся и вновь играть со мной… с моими чувствами, заставлять меня страдать вновь и вновь… — Ладно, иди. До встречи. — Я отвернулся, якобы продолжив сон, хотя на самом деле по щекам катились дружные слёзы. Я еле сдерживался и старался не всхлипывать. — Но помни, я хожу, чтобы вернуться и оттрахать тебя, как последнюю сучку. — После этих слов я осознал всю суть своего ничтожества и слёзы полились с двойной силой. Хлопок дверью. Он ушёл. Когда вернётся? Не знаю. Я всего лишь влюблённый идиот, понадеявшийся хоть на каплю взаимных чувств. Может со временем это пройдёт? Нет, Фрэнки! Я слишком сильно люблю тебя! Если человек вам не нужен — оставьте его. Не играйтесь с его чувствами. Жизнь невероятно мстительна.Часть 15. Happy end и осознание ничтожности
3 августа 2014 г. в 03:09
Все мы мечтаем о happy end’е, но, к сожалению, он случается не всегда и не у всех. Кто-то сейчас где-то радуется, а кто-то упивается гнусными слезами. И это, может быть, неизбежно. В нашей жизни самое главное — не забывать, что ты — человек, что ты — личность! А остальное, пожалуй, не важно. Грустить по любому поводу — глупо, ведь так? Значит, вся моя жизнь до этого момента была просто глупой реальностью. Сейчас я для себя твердо принял решение. Я просто попробую взять в руки воображаемый ластик с единорогом и якобы стереть все моменты, которые были связаны с Фрэнком, с листа моего воображения. Пусть будет так! Он появился в моей жизни внезапно, пусть так же и исчезнет. Я больше не буду страдать, я больше не буду грустить. Зачем? Это неприятно, это глупая трата времени. Нужно продолжать жить, во что бы мне это ни стало. Да, сейчас любая мелочь сможет сломать меня. Но я не позволю этого сделать. Я буду улыбаться, буду делать вид, что все хорошо. Маска — вот моя единственная защита, мое оружие. Она, как мой телохранитель. За ней не будет видно, какое я на самом деле унылое дерьмо.
Звонок в дверь увел меня от вроде позитивных мыслей. Я глянул на часы — 00:46. Кого могло занести в такое время? Честер с Талиндой уехали на выходные. Да и если бы они решили вернуться раньше, у них есть ключ. Ладно, что уж там. Пойду открою. Но в следующий раз этот холоп сильно пострадает от моих «красноречивых» выражений. Смотрю в глазок, и мое тело пробирает холодный пот. Позитивные попытки все забыть улетают в пропасть, а в глазах рябит черными горизонтами. Обессиленный, я сползаю спиной по поверхности двери от безысходности. Звонки продолжаются. Ишь ты, какой настойчивый. Что мне делать? Я должен открыть, нет, обязан! Встаю, привожу встрепенувшиеся волосы в порядок и дергаю за ручку двери.
— Успел соскучится, малыш? — Все тот же скрипучий и пошлый голос. На лице легкая ухмылка и спадающая челка. Он отрастил волосы?
— Где ты был? — Я напуган, очень напуган. Но я не должен это показывать. Хотя, я думаю, по мне и так видно.
— Тебя это не касается. Ты всего лишь моя личная шлюха. Не беспокойся, детка. Я же вижу, тебе это нравится. — После этой фразы мой мозг подал со мной на развод, и я кинулся на него с страстным поцелуем. Зачем я это делаю? Я этого хочу! Действительно хочу! Я хочу ярого, жесткого секса. Как в тот раз. Я прекрасно понимаю, что он снова уйдет, нагло сбежит. Но сейчас меня это совершенно не волнует.
— Малыш, погоди, — он отстранился от меня и взял мое лицо в руки. Они холодные, прямо ледяные. — Давай кое-что проясним? Ты — моя личная шлюха, и я тебя всего лишь использую. Это, как взаимоудовлетворение, о’кей?
— Хорошо, — да, в голосе много печали, но я должен это четко понять.
— Что ж, малыш. Я кое-что принес. — Он спустил серый рюкзак с плеч и достал оттуда… Плеть, наручники… Набор пока не меняется, а вот и простыни (он думает, что у меня нет простыней?), маска Микки Мауса. Я начинаю его бояться. Зачем ему некоторые из этих вещей?
— Малыш, а ты больше любишь ваниль или клубнику? — Он держал в руках два тюбика смазки. В одной — ванильную, а в другой — клубничную. Ох, тяжелый выбор.
— Пусть будет клубника. — Я махнул рукой. А это вообще так важно? Я вообще считаю, что это должно проходить не на подготовленном уровне, а на спонтанном. И хорошо, если под рукой будут нужные предметы.
— Почему ты называешь меня «малыш»? — Вновь подал голос я.
— Мне это нравится. Так я чувствую власть над тобой. Ты под этим прозвищем такой беззащитный. — Он отвлекся от разбора вещей, подошел ко мне и потрепал меня за мою пухленькую щечку. Он взял меня за ворот рубашки и грубо потащил за собой.
— Пойдем наверх, мой маленький, — он потянул грубее, и у меня просто не оставалось выбора. Я был обязан идти за ним, иначе он меня так задушит.
— Зачем тебе простыни? — В тот раз все было по-другому. В тот раз мне запретили говорить. А сейчас мы разговариваем на уровне… Как минимум, друзей?!
— Увидишь. А сейчас тебе лучше помолчать, — он обернулся на меня, сверкнул ухмылкой и показал плеть. — И запомни, сегодня, ты — моя сучка, и я могу сделать с тобой все, что захочу.
— Но… — я замялся. Не хотелось бы такого отношения.
— Никаких «но»! — Он, не оборачиваясь на меня, треснул плетью о стену. Это как предупреждающий выстрел в воздух…
Когда мы зашли в спальню, он резко повернул меня на себя и впился в мои губы. Как я мог в тот раз не заметить, что он такой… Холодный? Его руки, губы, тело… Он чертовски ледяной. Хотя меня это возбуждает. Он так же резко отстранился и толкнул меня на кровать.
— Тебе понравится, — он сел сверху с простыню в руке и стал ласкать меня языком за ухом, — приподнимись немного. — Я выполнил его приказ и вмиг оказался пристегнут этими треклятыми наушниками к спинке кровати. Ну нет! Это мы уже проходили. Может хватит?
— Открой ротик, — прошептал он мне прямо на ухо, пальцами размыкая мои челюсти. Он засунул простынь мне в рот, а края привязал к ножкам кровати. Это типа кляп? Ну ладно.
— Ой, прости. Я ведь совсем забыл тебя раздеть, — он разорвал мою любимую домашнюю футболку прямо на мне. Но это же любимая футболка, тварь! Я мучительно промычал.
— Тебе что-то не нравится? — С долей угрозы в голосе произнес он. Я отрицательно замахал головой. Давно уже понял, что с этим психом лучше соглашаться. — Вот и ладненько. — Он ухмыльнулся. Вот дрянь!
Он стянул с меня штаны вместе с боксерами. Это особого труда не принесло, потому что мои ноги он хвала сыркам пока никуда не пристёгивал. Он поднял с пола маску Микки Мауса и, повесив её на указательный палец, спросил:
— Ты знаешь для чего нам это? — В ответ я лишь отрицательно замахал головой. А как я ещё должен был отвечать?
— Сегодня ты будешь моим мышонком, — наклоняясь ко мне и поглаживая мою скулу, вынес вердикт он. — Всё равно ты можешь лишь мычать и пищать. М-да, фантазия у него, конечно, зашкаливает. Зато он умеет разнообразить сексуальную жизнь. Неплохие перспективы.
Он аккуратно приподнял мою голову и натянул на меня маску. Уверен, что вот так, лежа голым на кровати, пристегнутый наручниками, с кляпом во рту и с тупой маской Микки Мауса на физиономии, я выгляжу довольно глупо. Он встал с кровати, разделся и вновь сел на меня.
— Что ж, ты выбрал клубнику, — он выдавил немного клубничного лубриканта себе на пальцы и, вводя их, принялся меня аккуратно растягивать. А как же ласки? Ему нужен лишь секс? Зато от ощущения хоть чего-либо в себе, я сладко простонал. Мне было приятно, хоть и немного больно. О-о-о, да-а! Давай, вводи их глубже.
— Тебя легко возбудить, — вновь ухмылка.
— Мг-м-мм…
Он резко вынул из меня свои довольно длинные, но черствые и холодные пальцы и принялся целовать мой живот. Он легонько облизывал меня и покусывал. Залезая языком в мой пупок, он немного прокрутил его там. Подходя ближе к груди, он исподлобья посмотрел на меня. Сейчас он казался таким… Милым и безобидным. Играясь с сосками, он, не переставая, стонал, вызывая у меня новую волну возбуждения. Я готов был кончить прямо сейчас, если бы мог. Внизу неприятно тянуло, а в паху чувствовались приливы сказочных фейерверков. Пока он игрался с моими бусинками, я, извиваясь и издавая грубые стоны, требовал большего, поднимая бедрами.
— Э, нет, малыш! Я так просто этого не сделаю, хоть и сам возбужден до чертиков. — Он привстал, поднимая с пола плеть. А может не надо? Я только расслабился и приготовился к лучшему. — Я вижу, мой малыш напряжен? Расслабься. — Он вновь погладил меня по скуле тыльной стороной ладони. Это его коронное движение?
Он отстранился и, не щадя моей бархатной кожицы, ударил меня по животу этой адской вещью. Она начинает вызывать у меня отвращение, хоть от таких манипуляций я возбуждаюсь ещё больше. Он ещё пару раз ударил меня по плечам, сразу зализывая места ударов. Он таких «зализываний» следы от ударов только больше пекли, поэтому я мысленно умолял прекратить его это делать. Иногда он грубо кусал следы ударов. Он ещё тот шизофреник. Вдосталь набаловавшись кожаной игрушкой, он отложил её на прикроватную тумбочку и вновь достал смазку. Он смазал свой член. В темноте я не замечал, что его член — ещё та дубина, а ещё я не мог разглядеть множество татуировок. Его тело было буквально усыпано ими. Конечно не так, как у Честера, но тоже неплохо. Наверное, эти татуировки для него что-то значат, ибо я особого смысла ни в одной из них не вижу. Если бы мои руки были свободны, я бы, пожалуй, потрогал каждую из них. Они такие… реальные, настоящие…
Вдоволь намазав свою дубину, он закинул мои ноги себе на плечи, приставил головку к входу и чуть надавил. От такого по моему тело вмиг разлилось множество тёплых напитков, из гортани вырвался стон, а розовые тараканы в голове принялись танцевать ламбаду. Мне очень нравилось ощущать его плоть в себе. Я бы всё отдал за то, чтобы он никогда не уходил, всегда был рядом, а я мог не переживать о том, что это может никогда не повториться. Но… время вечно, а всё что вокруг него — временно. Он вновь уйдёт, оставив меня одного, а я смогу лишь наслаждаться воспоминаниями этих двух ночей и пары встреч в больнице и кофейне. Почему он уходит? Ах, да! Я ведь всего лишь игрушка, но игрушки тоже влюбляются. Видимо, игрушки способны любить сильнее, чем их чёрствые хозяева. Теперь я понимаю, что значит быть использованным и брошенным. Это неприятно, режет душу…
Он вошёл в меня на всю длину резко и стал вбиваться в бешеном темпе. Я, как верная шлюха, извивался под ним и стонал. Он тоже работал не только членом, но и гортанью. Он стонал похлеще меня. Ах, ну да, у него ведь нет кляпа во рту! В таком бешеном темпе его хватило ненадолго, и он стал чувствовать разрядку, поэтому обхватив крепким кольцом пальцев мой член, начал надрачивать мне. И тут я почувствовал, что значит настоящее удовольствие. Это до ужаса приятно. Кончить одновременно можно лишь в сказках, ведь так? Значит это — наша собственная, пошлая сказка, в котором существуем лишь он и я. Жаль, что эта сказка слишком быстро заканчивается. А перечитать её можно будет только лишь тогда, когда этого захочет он… вот она — власть! Быть подчиненным неприятно и неудобно. Это как будто тебя предали, только хуже…