Супруг Бога

Следующие два дня прошли без особых происшествий. Я даже стал привыкать к нашему странному распорядку - мы вставали рано, приводили себя в порядок и завтракали, собирали пожитки и отправлялись в путь. Один раз мне доверили готовить завтрак – оказалось – ничего сложного. Каша, она и есть каша, а готовить на костре я умел – в школе мы достаточно часто ходили в походы с физруком и трудовиком. Так что Нанэри только один раз показал мне всякие местные приправы и прочие продукты питания и объяснил, что к чему, и я запомнил. На память я не жаловался никогда, и сварганенное мной блюдо хоть и получилось с дымком, но вышло вполне съедобным и даже вкусным. А ещё я научился управлять кэпсами. В этих добродушных скотинок с плюшевыми мордами и мягкими губами, очень похожих на карикатурно нарисованных пузатеньких лошадок с толстыми короткими ножками, но с козьими изящными рожками и полосатых, словно тигры, я просто влюбился. А что? Нрава они были кроткого, неприхотливо лопали всё, что росло под ногами, а остатки каши, похлёбки или маленькие кусочки лепёшки воспринимали, как лакомство. Особенно мне нравилось, как они аккуратно, одними губами, брали кусочек лепёшки с ладони и доверчиво фыркали. Управлять ими было абсолютно несложно – примерно так же, как и нашими лошадьми – с помощью длинных вожжей кэпсы поворачивали вправо или влево, команда «фурр» обозначала «стоп», а команда «кэ!» - вперёд. Вот и вся премудрость. Так что я с удовольствием менялся с Нанэри или Литти и ехал в нашем фургоне в качестве возницы. А ещё я учил роль, репетировал по вечерам с другими, выслушивая строгие замечания Мехеца, откопал в фургоне с реквизитом странный струнный инструмент под названием «комба», немного похожий на гитару, но сделанный не из дерева, а из половинки какого-то местного гигантского овоща, выдолбленной и наполненной небольшими металлическими шариками. Похоже, именно такую комбу, только побольше размером, и раскурочил Анъях, когда устраивал свои пакости в Храме. Комба, конечно была тяжеловата, чтобы играть стоя, но звук у неё был очень интересный – на низких нотах похожий на рокот или гул моря, на высоких – нежный, как капель, а средний регистр звучал примерно так же, как наша гитара. К моему удивлению, знакомые мне мелодии на комбе получались очень даже оригинально и узнаваемо. А уж когда я спел пару песен из дворового репертуара и «Я свободен» Кипелова, то даже заработал аплодисменты от коллег, а немногословный Туктук, как обычно, с самой зверской физиономией, сказал, что я могу даже зарабатывать себе этим на хлеб. Как я понял, в его устах это была высшая похвала, и я её оценил. А ещё я сунул нос в бухгалтерские книги Мехеца – да-да, профессиональная привычка взяла верх - и поразился тому, насколько громоздкая у них система счёта. Она напоминала древнеримскую, то есть, специальными значками обозначались числа 1, 5, 10, 50, 100 и 1000. Два записывалось, как «один плюс один», четыре – «пять минус один», а шесть – «пять плюс один». В первом случае значок, обозначающий единицу, ставился слева от пятёрки, во втором – справа. Чтобы записать число девяносто девять, нужно было написать один значок – пятьдесят, четыре – по десять, один – пять и четыре единички. А уж если сотен было больше… Короче, неудивительно, что торговлей и бухгалтерским учётом в этом мире занимались только весьма продвинутые ребята, а уж вычисления при наличии только сложения и вычитания превращались в аццкую пытку. Опытные купцы всегда носили с собой небольшие счёты, которые помогали подсчитывать нужное количество десятков и сотен без долгих нудных вычислений. То, с какой скоростью я считал в уме, привело Мехеца в состояние чуть ли не священного трепета, и вся бухгалтерия отныне была свалена на меня, благо, что их цифры не составляло никакого труда запомнить. Я привёл в порядок все записи в бухгалтерской книге, писать, кстати оказалось совсем не трудно, гусиными перьями здесь пользовались только охотники и лучники, а для письма существовали особые палочки, по форме напоминавшие карандаши и способные писать на любой поверхности и в любых условиях, хоть под водой. Тоже простенькие бытовые артефакты, как и мешок, очищающий одежду. В общем и целом мне всё пока нравилось – может, бродячая жизнь была именно тем, чего мне не хватало в прошлом? В общем, расслабился я. Каюсь. Подзабыл, что в любом мире, и в нашем, и в этом, полно сволочей. Но обо всём по порядку. На третий день я вполне уже освоил нехитрые мизансцены, слова своей роли знал назубок, и Мехец заявил, что пьесу необходимо начать обкатывать. Дескать, завтра мы остановимся на ночлег не в лесу, а в большом торговом селе, там и состоится премьера. Меня это повергло в состояние лёгкого шока, но все остальные по-доброму объяснили, что чем дальше от больших городов, тем невзыскательнее публика, а недостатки игры и самой пьесы лучше выяснить, так сказать, в процессе, и я вынужден был согласиться. На четвёртый день я наблюдал, как Нанэри и Литти, взяв в помощь Анъяха, приводят в порядок костюмы. Нет, костюмы были чистые – а волшебные мешочки на что? – но необходимо было посмотреть все бантики-кружева-пуговицы, а также подогнать всё под конкретного актёра, если была такая необходимость. Меня к этому процессу не допускали категорически, резонно опасаясь за сохранность костюмов, ибо к чему-чему, а к шитью у меня не было ровно никаких талантов. Так что мне досталось править кэпсами и повторять реплики из своей роли. Дело у парней спорилось, и уже к обеду, когда мы въехали в большое село с весьма своеобразным названием Забежский Пукальник, костюмы были полностью готовы. Мехец, который явно был знаком с этой местностью, уверенно показал нам, где находится постоялый двор, куда мы и направили наши фургоны. И тут я понял, как тяжело бремя славы. Местный народ сбегался поглазеть на нас, бросая все дела, и обсуждал всё, что видел, не особо стесняясь, слышим мы или нет. За те десять минут, которые мы медленно двигались по селу, я услышал много комплиментов всем нам вообще и мне в частности. Народу явно нравилась и моя причёска, и цвет волос, и телосложение, а уж высказанных открытым текстом и не особо тихо желаний «разложить», «вдуть» и «поиметь» в собственный адрес я наслушался выше крыши. Но, поскольку Нанэри с Литти никак на это не реагировали, дежурно улыбаясь и приглашая всех на вечернее представление, мне оставалось только скрипеть зубами и улыбаться, как и они. Анъях же, возможно, поступил умнее нас всех, вместе взятых, моментально изобразив на лице непроходимый наив, к тому же выглядел мохнатик ещё совсем по-детски, несмотря на все свои тряпки и косметику, и даже у закоренелых похабников язык не поворачивался сказать что-нибудь этакое в его адрес. Постоялым двором владел старый знакомый Мехеца и Туктука, которого они именовали дядюшка Фигвам. Услышав это имя в первый раз, я еле сдержался, чтоб не заржать. Хорошо, что сдержался, ибо это было не прозвище, а именно имя, и почтенный трактирщик мог и подальше нас послать после этого. А так он выглядел, как вполне классический трактирщик – невысокий, лысый, пузатый, в белом фартуке и жёлтой бандане, лихо повязанной на лысине. С трактирщиком Мехец сторговался быстро, тот выделил нам стоящий за трактиром здоровенный сарай, где имелись скамейки, поскольку селяне тут собирались для обсуждения каких-то местных нужд, и возвышение, которое при небольшой доработке могло сойти за сцену. В помощь нам дядюшка Фигвам выделил троих своих родичей – сына и двух племянников, которые не упускали случая кого-нибудь из нас зажать в углу и полапать, но работали, тем не менее, быстро и качественно. Так что почти полноценную сцену соорудили и пёстрые кулисы повесили в самые короткие сроки. А роль освещения в сарае играли большие белые шары, внутрь которых был засыпан какой-то порошок. На сей раз никакой магии – сплошная химия. Шар нужно было хорошенько встряхнуть и капнуть в дырочку сверху несколько капель самой обычной воды. Порошочек начинал светиться ярким белым светом и светился несколько часов напролёт. Как я понял, это был какой-то местный минерал, который для этой цели добывали в больших количествах, размалывали и пускали в продажу. Если учесть, что каждый такой шар мог служить несколько лет, то стоили они относительно недорого. В общем, все проблемы с подготовкой сцены к вечернему представлению были решены, кулисы и задник, точнее, несколько задников, они периодически должны были подниматься и опускаться, поскольку действие происходило в разных местах, повешены, костюмы приготовлены, и Мехец заявил, что нам всем стоит хорошенько подкрепиться. И мы отправились в трактир, где, к счастью, было не так много посетителей. Дядюшка Фигвам наложил нам полный стол самой разнообразной снеди, и мы наелись от души, но всё уничтожить так и не смогли. Остатки трактирщик велел прислуге завернуть нам с собой, и мы уже совсем было собрались покинуть трактир, когда дверь отворилась, и вошли несколько молодых людей, одетых очень богато, хотя и не слишком изысканно. На мой взгляд, слишком много золота, дорогих кружев, перстни на каждом пальце, ожерелья-воротники и прочие изыски местной моды превращали этих провинциальных щёголей в неумело украшенные новогодние ёлки. К тому же они разговаривали чересчур громко, вели себя чересчур нахально и слишком явно показывали, что они здесь – соль земли, а все прочие – грязь под ногами. Я эту породу богатеньких ублюдков неплохо изучил ещё в своём мире и ненавидел от всей души. Нашим эта компания тоже не слишком понравилась, и Мехец выразительно шевельнул бровями нам четверым – мол, убирайтесь, пока не поздно. Мы этот намёк поняли и быстренько проскользнули во входную дверь, но оказалось, что ещё двое из этой компании просто замешкались на входе. Именно к ним и угодил в лапы Анъях. Один из входивших быстренько ухватил за плечо пытавшегося проскользнуть мимо мохнатика и радостно заметил: - Ой, какой хорошенький Тэмми! Пойдём, я покажу тебе любовь настоящего мужчины! - и похабно оскалился, сволочь такая. - Я не могу, господин, - кротко отозвался мохнатик, пытаясь высвободиться. – У нас скоро представление. - Представление! Да я тебе такое представлю - твоя задница век не забудет! Пошли, не ломайся, все Тэмми шлюхи! – расхохотался державший, и я с неудовольствием отметил, что он то ли пьян, то ли накурен. И, похоже, это явно представители местной знати, случайно завернувшие на сельские развлечения. А это значит, что за нас не заступятся, напротив, порадуются, что молодые господа потащат развлекаться заезжих Тэмми, а не своих родных кровиночек. За прошедшие три дня я немало наслушался от Тэмми об особенностях социального устройства Казашшана, и оно, то есть, это устройство, мне не особо понравилось. Но Ана оставить на растерзание этому придурку я не мог никак. Поэтому, подойдя поближе, я нахально улыбнулся и заметил: - Молодой господин желает развлечься? Ан у нас ещё маленький, а вот я и небо в алмазах показать могу. Парень уставился на меня заинтересованным взглядом, но, видимо, моя причёска и макияж навеки покорили его сердце, и он, схватив меня за руку, совсем некуртуазно повлёк наверх. Вот приспичило. Однако я краем глаза отметил, что Литти утаскивает Ана с поля боя, а компания остальных молодых господ рассаживается выпить, более ни к кому не привязываясь. Я успел поймать взгляд Мехеца, который словно спрашивал, нужна ли мне помощь. Я еле заметно отрицательно мотнул головой, мол, всё в порядке, до представления успею. Комната, в которую меня притащил озабоченный богатенький придурок, явно была из разряда тех, что сдаются по часам или на ночь. Широченная кровать, горшочек с чем-то вроде смазки на тумбочке, бутылка вина и какие-то фрукты, закуток с кувшином и тазом за занавеской. Явно добрейший дядюшка Фигвам не только пищу с питьём проезжающим предлагает. Но меня его способы заработка волнуют мало, меня больше волнует, как оставить с носом этого придурка озабоченного. А придурок уже приступил к решительным действиям, стаскивает с меня джибу и требует обещанного неба в алмазах. Нет, парень вполне себе симпатичный – волосы тёмные, вьющиеся, кожа смуглая, глаза тёмные, такие иногда называют бархатными, и сложен неплохо. Если б всё было по согласию, я бы и сам не прочь, а то любоваться на постоянно обнимающихся Амала и Фирана и слушать их… разнообразные звуки – так у кого угодно крыша поедет. Но парень оказался из худшего сорта любовничков, джибу он с меня стащил, а затем, схватив за волосы, резко (и больно, между прочим!) потянул мою голову вниз, где из расстёгнутых штанов уже было готово выскочить его достоинство. Нехилое такое, скажу я вам… Но долго раздумывать мне не дали, ублюдок почти ткнул меня носом к себе в ширинку и заявил: - Работай, шлюха! Угу, сейчас. И почему все идиоты считают, что называть парня шлюхой – это так круто? К тому же руки-то у меня свободны, чем я не преминул воспользоваться – просто нажал ему на одну точку с внутренней стороны колена, отчего распалённое копьё страсти стало напоминать жалкую тряпочку. Знание – сила, я этот способ откопал в своё время в Интернете и попробовал на себе. А вы как думаете – когда во время соревнований вокруг маячат потные, весьма даже симпатичные парни, а про общий душ вообще молчу – да меня б вечный стояк замучил. Или заметил бы кто – и тогда моя тайная склонность к парням стала бы явной, что могло бы очень печально кончиться. Так что парня я быстренько обезвредил, и он завис, в ужасе глядя на падение своего гиганта. Так завис, что я смог спокойно высвободить волосы и толкнул его на кровать, на спину. А потом спокойно снял его же пояс и связал ему руки, притянув к спинке кровати. Только тут парень начал брыкаться и попытался голосить. Пришлось затолкать ему в рот полотняную салфетку, которой были накрыты фрукты. Нет, конечно, будь этот красавчик в нормальном, а не в пьяном состоянии – фиг бы у меня всё это получилось, по крайней мере, так быстро и ловко. Но мне помогло то, что на грудь он принял уже немеряно, к тому же шок от падения ни разу не подводившего его органа был слишком велик. А узлы я умею хорошо вязать. Качественно. Никто не жаловался. Я глянул ещё раз на cвою связанную жертву и решил, что урок не пойдёт впрок без дополнительного закрепления. Поэтому я окончательно стянул с начавшего извиваться и мычать парня штаны и взялся за горшочек со смазкой. Глаза у парня стали огромными, как у японца, увидевшего Годзиллу. Так, объект, кажется, созрел для воспитательной беседы. И я сказал: - Не будешь орать – вытащу кляп и отвечу на все твои вопросы. Не будешь? Парень отрицательно помотал головой и я рискнул вытащить салфетку. - Отпусти меня немедленно! – заблажила жертва. – Да я! Я ж всех вас! На кол! Я вернул салфетку на место и невозмутимо произнёс: - Если уж на кол, так хоть, чтоб было за что, - и набрал немного смазки на пальцы. Парень с ужасом посмотрел на меня и отчаянно замотал головой, а я издевательски пропел: - Я же обещал тебе небо в алмазах… дорогой. Парень замотал головой ещё отчаяннее, а в уголках глаз блеснули самые настоящие слёзы. Я хмыкнул: - Не нравится меняться местами со шлюхой? А про то, что другие могут чувствовать, ты когда-нибудь думал? Судя по выражению лица парня, это ему и в голову не приходило. Я брезгливо вытер руку о простыню и холодно сказал: - Не бойся, я не насильник. Но прежде чем приставать к тем, кто не может послать тебя далеко и лесом, думай сначала, что они такие же люди, как и ты. Не всё продаётся, понял? Ладно, я пошёл. А трактирщику скажу, что ты спишь и просил не беспокоить до утра. Вымотался, бедный. Твои друзья вон – в трактире пьянствуют, не думаю, что они о тебе слишком быстро вспомнят. Так что удачи. Полежи, подумай. Парень вновь задвигался, показывая всем видом, чтобы я его развязал. Я лишь усмехнулся: - И не надейся. Вот штаны верну на место, не хочу тебя позорить. Но учти – попробуешь на мне или на ком-нибудь из наших отыграться – весь Казашшан узнает, что тебя трахал низкорожденный Тэмми, а ты подставлял ему задницу, и тебе это понравилось! С этими словами я и покинул поле боя, за дверью наткнувшись на одного из племянников дядюшки Фигвама. В глазах его горело неподдельное восхищение, и я понял, что он всё слышал. - Заложишь? – мрачно поинтересовался я. - Да ты что? Крыльями Аллира клянусь – нет! – отозвался парень. – Я сначала думал, что ты просто шлюха, а ты молодец – так лхашша опустить. Уважаю. - Раз уважаешь – позаботься о том, чтобы его не обнаружили, пока мы представление не закончим и не уедем. Моим лишние неприятности ни к чему. - А то я не понимаю, - отозвался парень. - Сейчас дядьке мигну – он им винца нальёт особого. Хлопнутся и проспят до утра, как миленькие. Он и так собирался это сделать, чтобы они вам спектакль не испортили. Ого! Недооценил я местное население! Так что с Мартошем – так звали парня – мы расстались вполне довольные друг другом. А намёков насчёт картошки дров поджарить я наивно "не понял". Кстати, стоит ли отмечать, что спектакль прошёл «на ура», а я просто на крыльях летал, как бывало после любой удавшейся пакости?