Взрослый Дракон

Масамуне сидел на энгаве и пытался предаться философии. Философия, честно говоря, была не его наукой, поэтому вопрос, почему в жизнь чередует черные и белые полосы, а не устраивает одну сплошную вечеринку, оставался открытым. Еще недавно в жизни Масамуне не стихали выстрелы, и кровь текла рекой, а сейчас — тишина и тоска… Дракон пооткусывал головы всем тварям помельче, а на Тигра и Демона замахиваться не хотел, поэтому приходилось маяться бездельем. Тоска Дате усугублялась еще и тем, что Санада Юкимура укатила на юг по делам клана, а Демон, хоть и вышел из депрессии, после поездки в Америку, по-прежнему был чем-то постоянно занят. Кодзюро же вместо того, чтобы насладиться хорошим деньком и не вылезать из постели до вечера, работал с какими-то бумажками. Что за человек? Чертов трудоголик. Думает, что сможет теми двумя утренними раундами, которые хоть и были хороши, но уж больно быстро все произошло, отделаться?! Пусть даже не надеется! Одно развлечение, вечером приедет в гости Магойчи, уладившая свои дела в Китае и решившая наведаться на недельку на историческую родину. Сайка Магойчи. Дракон довольно ухмыльнулся, откидываясь на спину и свешивая ноги с энгавы. Нуна. Так они в шутку ее звали в детстве. Корейской словечко всегда шло этой серьезной девочке. Нуна. Она не обижалась… Обижалась она на «Терминатора» и «Монстра-разрушителя». Они с Чикой всегда отхватывали от нее за эти прозвища. Причем не только ударов кулачками, но и обидными словечками типа «Маленькая принцесса» и «Одноглазый Лягушонок». Детство… Кстати, надо у Сайки выведать зачем Демон в Америку летал, раз он сам не признается. Но она приедет только вечером, целый вагон времени еще, и надо себя чем-то занять. — Эй, — негромко позвал Масамуне, не сомневаясь, что слуга материализуется поблизости в ту же секунду, — я хочу видеть свой выездной цирк с обезьянами. Судя по недоуменному молчанию, его не поняли. — Маеда Кейджи, — Дракон перевернулся на живот, и потянулся к пачке сигарет лежавшей рядом, — пусть приедет сам и обезьяну не забудет. Кейджи прибыл через час после приказа капризного Дракона. Свет резал глаза, а городской воздух давил на легкие, заставив его пару раз закашляться. Наверное, его тело пребывает в плачевном состоянии. Надо будет попросить сестер о новом курсе иглотерапии. Юмикити восседал на плече Маеды, недовольно скрестив лапки на груди и нервно подергиваясь. Маленький зверек тоже отвык от города. Он любил дни напролет проводить в роскошном саду Дома Цветов. Или перебирать волосы любимого хозяина вместе с Киу. А вот Дракона он недолюбливал. Шерсть на загривке сама становилась дыбом, и очень хотелось зашипеть на этого наглеца, тянущего свои грязные драконьи лапы к самому дорогому, что есть в жизни маленькой обезьянки – к Кейджи. Циркач, уловив напряжение своего друга, погладил его по голове и ободряюще улыбнулся. Дракону в очередной раз приспичило показать, что он главный. Пусть парнишка развлекается. Подумаешь… мелочи. Кстати, ходили ведь слухи о том, что глава Драконов влюблен! Нужно проверить… ведь если так, то Кейджи станет чуть более счастливым. Порадуется чужому счастью, раз свое недоступно. Кей распахнул дверь и вышел на энгаву, где подремывал виновник всех его передвижений. Сел рядом и, прекрасно зная, что Масамуне уже не спит, заявил. — От тебя исходит светлое чувство… — Не обращай внимания, — Дате лениво приоткрыл глаз и покосился на Кея, — просто я на диете. Никаких младенцев на ужин! Ауру чищу, — он перевернулся на бок, разглядывая гостя, — А вот ты выглядишь хреново. Совсем не бываешь на свежем воздухе. Выглядел Маеда и в правду не очень: к обычной полупрозрачной коже и синякам под глазами прибавились бледные, искусанные губы. Будто он закусывал их, пытаясь сдержать рвущийся наружу… что? Что Маеда Кейджи пытается не выпустить из своей души, закусывая губы? Масамуне вздохнул, отворачиваясь и позволяя неслышно подошедшему слуге расставить перед ними чайный набор. — Все еще не передумал вылезти из своего убежища? — Нет, — пожал плечами Кей, слезший на пол Юкимикити в точности повторил этот жест, давай не будем поднимать этот разговор? Ты ведь не для этого вызвал меня сюда? Но для чего тогда? Мне больно находиться вне «Дома цветов». Ты прекрасно знаешь об этом, Масамуне… К тому же твой наставник все-таки доберется до меня когда-нибудь. Кейджи принял поданный ему чай и слегка поклонился юноше, что занимался всеми этими банками и склянками. Не смотря на потрепанный вид, Маеда Кейджи все еще оставался безумно привлекательным и располагающим к себе… — Кодзюро? — с самым невинным видом поинтересовался Дракон, — Он сейчас работает. Вон там, — он махнул рукой в сторону стоящего напротив них крыла дома. Если сейчас встанет из-за стола и подойдет к окну, то как раз нас увидит. Кейджи глянул на него укоризненно, но этот взгляд вызвал в Драконе лишь желание пакостно засмеяться. Настроение стало игривым, хотелось растормошить Кея и, возможно, немного попровоцировать Кодзюро. — Ну, Циркач! — он жестом прогнал слугу и перевернулся на живот, болтая ногами, как мальчишка. Присутствие Маеды всегда дарило ему какую-то гармонию с окружающим миром, — Мне скучно, расскажи мне что-нибудь. — Мне нечего рассказать тебе, — действительно, зачем Дате знать о кошмарах, терзающих его разум в последнее время, — В моем доме мало что происходит. Ты сам об этом знаешь. Расскажи лучше, в кого же ты так влюбился, что того и гляди все вокруг зацветет? -Кейджи отпил чая, с удовольствием отмечая, что взгляд Дате стал совершенно другим, — когда ты думаешь о ней, ты становишься похож на нормального человека… — Она... Ты ведь знаешь кто она? — Маеда кивнул, показывая, что знает. Черт, наверное, весь город уже знает, они ведь были так неосторожны! Поразительно, что его еще Синген на правеж не вызвал, — Санада Юкимура, — ему просто нравилось произносить это имя, — Она не такая как все. Я никогда еще не встречал таких девушек. Они чистая и сильная, но на самом деле хрупкая. Мне хотелось бы защищать ее от всего, что может ее обидеть, но шутка в том, что она сама способна обидеть кого угодно. Она ведь лучший воин Такеды, — Масамуне взмахнул рукой, проливая уже остывший чай на себя, хорошо хоть сегодня он изменил своей привычке и был не в домашней юката, а в черных джинсах и майке, значит, пятна не останется, — Ее душа и вправду пылает. Он мечтательно улыбнулся, прикрывая глаз и вспоминая последнюю встречу с Санадой. Они весь вечер провели в додзе, забыв и о времени, и о забронированном столике в клубе. Танец клинков слишком поглотил их. Ее. Его куда больше в тот день интересовали ее огромные, полные решительности глаза. Тот вечер окончательно заставил Масамуне понять, что он, во-первых, влюбился по уши, во-вторых, хочет большего, чем совместные поездки на байке. — Проблема в том… что, — Дракон заговорил медленно, пытаясь подобрать слова, — я готов к следующему шагу, но не могу понять, готова ли она. — Я думаю, ты сам устал удивляться своему благородству, — Кейджи слегка улыбнулся. Дракон и Тигрица. Главный слух последних месяцев… — Такеда это оценит. Тебе было бы не плохо прийти к нему первым. Он ведь все знает. Не удивлюсь, если ему докладывают о том, сколько раз за вечер ты к ней прикоснулся. Больше, чем ею, он дорожит, пожалуй, только своим противником. Обязательно приди к нему. Думаю, он тебя ждет, — Маеда усмехнулся, увидев, как Масамуне едва заметно поморщился, — это будет лучше, чем, если он сам тебя найдет… Любовь, — Кейджи мечтательно вздохнул, — что может быть прекрасней… — Ага, — рассеянно согласился Масамуне. Он и сам прекрасно знал, что разговора с Сингеном не избежать, но откладывал это дело, как только мог. Очень уж не хотелось встречаться с эдаким «родителем», Санада ведь без его благословления даже поцеловать себя не позволит, не то что… И вообще, почему он обсуждает все это с Маедой? Хотя, с кем еще он может это обсудить? Чика где-то носится, игнорируя все попытки Дракона с ним встретится, а Кодзюро… Кодзюро начинает потряхивать при одном упоминании Санады. Это просто поразительно, что он еще никого не убил до сих пор. Кстати, действительно поразительно, надо будет подумать об этом на досуге, — Я люблю Кодзюро, — неожиданно признался Масамуне, опустив взгляд и не глядя на Кейджи, — Не хочу делать ему больно. Не хочу терять его. Damn, зачем я тебе все это говорю? — Затем, что тебе давно надо было с кем-то поговорить, — Маеда пожал плечами, разглядывая лицо Одноглазого Дракона, — Катакура не оставит тебя, вот, что я думаю. Даже если ты женишься на Санаде. Да даже если ты на самом черте женишься! Он, конечно, побесится, но примет твое решение. Всегда так было и будет. Потому что ты главный, Масамуне, — Кейджи положил руку на плечо Дракона, в глазах его отражалось солнце, а ладонь была большой и теплой, — если ты полюбил по настоящему, то васигара сойдет с твоей дороги. Но не в сторону. Он просто отступит за твою спину, чтобы в очередной раз прикрыть ее. Кейджи был рад за Дракончика. Наконец-то он становится взрослее и переходит из подростковых во взрослые игры. — И откуда ты только все знаешь, а? — Масамуне снова рассмеялся и покосился на окна кабинета Катакуры. Возможно, ему показалось, что жалюзи немного шевельнулись, отведенные чьей-то рукой, а возможно… Рука Циркача по прежнему лежала на его плече, так что не стоило большого труда слегка дернуть его на себя, так чтобы Маеда почти прижался к нему. Дракон обвил руками сильные плечи и, приблизив губы к самому его уху, прошептал: — Ты умеешь показывать фокусы, циркач? — После чего выпустил немного обалдевшего Кея, позволяя ему опуститься на свое место. Наверняка со стороны, зрелище обнимающихся Дате и Маеды было интригующим. Если Кодзюро их видел, то разговора вечером не избежать, а когда наставник поймет, что его просто провоцировали…... Может вечер получится и ничего. Наверное, Кейджи все же перестарался со «взрослыми играми». Может, оно и к лучшему… Маеда улыбнулся и, протянув руку к волосам Дракона, медленно начал вытягивать из-за его уха шелковый платок. Фокус безотказно действовал на детей, если он встречал их на улице. — У меня не очень хорошо получается, но я кое-что могу… — Кей протянул платок Масамуне. Шелковая тряпочка оказалась собственным платком Дракона, который вообще в заднем кармане лежал. Дате рассмеялся и потребовал еще. И Маеду словно понесло. Ободренный искренним смехом, он показывал фокусы, шутил и все больше походил на себя прежнего. Даже вся его бледность не казалась настоящей. В конце концов, когда Дате уже почти катался по энгаве от смеха, Маеда поклонился и, подождав, пока Дракон отсмеется, поднялся, — Мне было приятно провести с тобой время, Масамуне, — а в глазах циркача уже залегла глубокая тень печали, — мне нужно вернуться домой… — Зачем? — Дракон все еще улыбался, но ему уже не было так смешно, — Тебе тут скучно или там есть что-то такое, без чего ты не можешь жить? Оставайся, циркач, ко мне сейчас должен приехать давний друг, покажешь свои фокусы ему. Маеда улыбнулся, но непреклонно мотнул головой. Дурак. Меняет жизнь и солнце на медленную смерть в компании теней. Но сегодня он был почти живым, этот парень… Значит, не так все плохо, как он пытается показать, и возможно у Масамуне в следующий раз получится вытащить его на весь день, потом оставить у себя ночевать, а потом и вовсе убедить не возвращаться? Конечно, это повредит бизнесу, но Дракон выживет и без жалкого притончика. — Ладно, проваливай, — он махнул рукой, отпуская циркача, — знай, ты многое упускаешь! Мой друг, тоже бывает, обедает младенцами, так что мог бы прочитать и ему лекцию о мире и любви. Сайка едва успела отскочить в сторону, года из-за угла на нее выскочил высокий парень и пронесся мимо, даже не обратив внимания, что чуть не сбил ее и сопровождавшего ее слугу. Девушка как раз обернулась ему вслед, собираясь сказать что-то короткое, но обидное, когда поняла что парень ей явно знаком. Длинный хвост, перья в волосах, на плече маленькая обезьянка. Если бы она верила в призраков, то решила бы, что видит одного из них. Нет, это не он. Весельчак Маеда был выше, шире в плечах и не обладал воспаленный взглядом наркомана. Кроме того, он умер, так и не сводив ее на свидание. Просто похож, наверное, такой же хиппи, как и Кейджи. — Госпожа? — неуверенно позвал сопровождавший ее слуга, видимо удивленный остановкой девушки, которая до этого перла вперед с уверенностью танка. — Да, пойдем, — Сайка попыталась выкинуть образ Маеды из головы и последовала за слугой. Она не оплакивала смерть Кейджи тогда, не станет превращаться в сопливую дуру сейчас. Увы, самоубеждение на этот раз подвело. Что поделать, оно подводило ее на протяжении всех четырех проведенных в Японии дней. Сначала на могиле отца, потом возле их старого дома, который давно был продан другой семье, и во дворе которого играли сейчас дети, ничего не знающие о существовании Сайки Магойчи, теперь вот в доме Дракона. Не хватает только упасть на грудь Масамуне и возрыдать. Нелепая мысль заставила немного улыбнуться и вернула прежнюю уверенность. Так что плакать на груди у Дате она не стала. Просто подошла к развалившемуся на полу Дракону и пнула его острым носком туфельки под ребра. — Давно не виделись, Лягушонок, — Масамуне совсем не походил на лягушонка сейчас, но уж больно хотелось подколоть приятеля. Тот, впрочем, в долгу не остался: — Hello, Терминатор-тян. Сайка все же не выдержала и улыбнулась. Самыми кончиками губ, но знающие ее люди знали, что это для нее эквивалент искреннего смеха. Она уселась рядом с Драконом и, не выдержав, поинтересовалась: — А кто это такой только что от тебя вылетел? Ты же всегда брезговал наркоманами, не ожидала, что ты будешь принимать кого-то такого у себя дома. — He is the special case, — качнул головой Масамуне, — Маеда Кейджи, может, слышала? Последний из их клана. Держит опиумный притон. Представляешь, опиум! Это в наше-то время, когда народ быстро ширяется в подворотне и идет дальше по своим делам. — Дракон рассмеялся, так, будто его это вправду смешило, — Он теперь моя собственность. И притон, и его хозяин. Магойчи кивнула, радуясь, что смотрит сейчас в сад, а не Дате. Маеда Кейджи? Живой? В груди, там, где, как считали враги Сайки, и как думала она сама, находится кусок льда, что-то болезненно сжалось, а потом растеклось теплом по всему телу. Во рту появилась полынная горечь. — Ладно, чего я тебя на энгаве принимаю, — Дракон поднялся и поправил на себе одежду, — пойдем в дом, угощу тебя виски и поговорим. — Сразу надо было с этого начинать, — буркнула девушка, — Пойдем, — да, выпить ей сейчас не помешает. Маеда лежал на подушках, выкуривая очередную трубку. Сегодня Дракон разбудил в нем то, что, по мнению самого Маеды, давно умерло. Неужели он еще может так смеяться? Неужели в нем еще что-то живо? От таких мыслей даже глаза защипало. Но Кейджи тут же плотно закрыл их, отгоняя опасные мысли. Наркотик помог расслабиться, но не дал забыться... Перед ним стояла Мацу. Живая. Красивая. Она улыбалась ему, протягивала к его волосам свои замечательные тонкие и одновременно сильные руки, гладила, смотрела так сочувственно, что чертовы слезы все же покатились из-под сомкнутых ресниц. А Мацу все улыбалась и жалела его такого безответственного идиота. Рядом с ней вдруг возник Тоусе... Его покрытые шрамами плечи еще не были вывернуты из суставов, а рот не распорот до ушей. Он тоже улыбался, словно ни в чем не обвинял Кейджи. Словно даже радовался, что младшего Маеды не оказалось рядом в тот день. На родных лицах только покой и умиротворение... Ни обиды, ни обвинений. Только любовь и сопереживание... Большое все еще сильное тело начало просто сотрясать от беззвучных рыданий, а на любимых лицах и телах стали проклевываться первые ростки кровавых цветов, уголки губ Тоусе зацвели ярко-ярко, заливая лепестками уже во всю цветущие плечи… А у Мацу цвело сердце. Прекрасными и отвратительными алыми цветами, а она все гладила его по голове… гладила… Кейджи распахнул глаза, сбегая от теплых взглядов и хищных цветов обратно в свой дымно-шелковый мир, кажется, он задыхался. А еще, видимо, открытые глаза теперь не помогали избавиться от галлюцинаций. Потому что в дверях стояла безумно знакомая фигура. Он уже видел её сегодня... И раньше... Мучительно было вспоминать, чьи волосы так сияют в мягком свете свечей... Он хотел позвать её, чтобы она подошла ближе… Показалась ему на глаза, дала себя разглядеть... Но смог только поднять руку в умоляющем жесте, словно утопающий, тянущийся к суше. Сайка распрощалась с Драконом и его наставником уже ближе к полуночи. Дракон все уговаривал остаться ночевать, ей ведь ехать на другой конец города, но Сайка отказалась. Ей, было о чем подумать и хотелось сделать это в одиночестве, а останься она, и пьянка затянется до рассвета. Сейчас она как раз прощалась с Драконами, стараясь не слушать всю ту ерунду, которую нес захмелевший Дате. От кого только научился, от Чики что ли? Раньше он, напиваясь, становился молчаливым и угрюмым, но люди меняются… — Давай, Сайка, оставайся, — в очередной раз завелся Масамуне, — Я уступлю тебе свою кровать. Вместе с собой, — он засмеялся, а наставник его нахмурился. — Масамуне, — уставшая терпеть девушка, сделала шаг вперед, а через секунду смех Дракона резко прервался, он согнулся пополам, хватая ртом воздух и переживая боль от удара, — дурак ты, и шутки у тебя дурацкие. — Это точно, — хмыкнул Правый Глаз, придерживая господина за плечи, — всего хорошего, Сайка-сан. Удачно вам добраться домой. Кивнув, Магойчи села в машину и велела трогать. В ее сердце бурлили сомнения, и одиночество их только усилило. Надо ли делать то, что она задумала? Они столько лет не виделись, потому что Кейджи не хотел ее видеть, не хотел никого видеть… Нужно ли бередить это сейчас? Сайка снова вспомнила встреченного в особняке человека, которого Дракон называл Маедой Кейджи. Это был не ее Кейджи, не тот парень, который обещал повести ее на свидание, не тот, кто вечно развлекал ее шуточками и фокусами. — Останови, — машина замерла на перекрестке, водитель обеспокоено глянул на нее, надеясь, что это лишь прихоть госпожи, а не ее интуиция, подсказывающая ей об опасности. Налево, к Маеде, направо — домой, — Налево, езжай. Решение было принято, и Сайка расслабленно откинулась на сидение. Как бы не обернулась эта встреча, это будет шагом вперед. Она всегда предпочитала делать шаг вперед, если сомневалась. В притон ее впустили с большой неохотой. Китаянки убрались с дороги только, когда Сайка заявила, что ее послал Одноглазый Дракон. Их счастье, что она вспомнила о Масамуне, а не перестреляла этих странных теток на месте! Ее проводили вглубь провонявшего опиумом, галлюцинациями и горем дома, в комнату, где на шелковых подушках лежал тот, из-за смерти которого, она ведь правда считала, что он умер, Сайка когда-то, нет, не плакала, нет, но горевала. Горевала не меньше, чем об отце когда-то. — Кейджи, — мутный, затуманенный опиумом взгляд не мог принадлежать Маеде Кейджи, но для его тени сгодился, — зачем ты сделал это с собой Кейджи? Сверкающий в неверном свете силуэт заговорил с ним. Он не сразу понял, что сказал призрак его прошлого. Но потом сквозь опиумную вату прорвалось единственное слово «зачем». — Я не мог по-другому, — Кейджи нашел в себе силы откинуться на подушках, отчего мир закружился перед глазами разноцветьем пестрого шелка, — Он пришел и убил их… Всех убил. И я превратился в зверя… — почему-то хозяину Дома Цветов показалось, что этой невесомой игре света можно доверить свою исповедь, — Я убивал… Я рвал на части… Я творил все то, против чего всегда выступал. Я не могу стать прежним после того, как убивал беззащитных… — Кейджи снова повернулся к тени, это отняло так много сил, что даже моргать толком не получалось, — мне никогда не искупить всего того, что я сделал… Я останусь тут. Пока не умру… окончательно… — Кейджи, ты засранец, — тихо произнесла Сайка,— ты должен был сказать мне, должен был поделится этим со мной, разве я бы не поняла тебя? — она досадливо поморщилась и помахала перед лицом рукой, стараясь разогнать навязчивый опиумный аромат. Мужчина сидящий перед ней смотрел куда-то за ее спину. Сайка обернулась, внимательно разглядывая шелковую портьеру за спиной, но ничего достойного внимания не обнаружила. Достойный сниманием фактом был разве что присутствие китаянки где-то слева. Ладно, пока в не свое дело не лезет, можно игнорировать. — Маеда, — позвала она чуть громче, пытаясь привлечь внимание обкуренного Кея к себе. Он повернулся к ней, но на его исхудалом, печальном лице, так мучительно похожем на лицо того прежнего циркача, выразилось глубокое удивление, он будто недоумевал, как она тут оказалась, — Кейджи, отложи эту штуку, пожалуйста, я хочу с тобой поговорить, не заставляй меня вымачивать тебя в ледяной воде, — она потянула руку к нему, собираясь взять трубку из его рук, но мужчина шарахнулся от нее как, от призрака. Нет… Это просто не может быть она! Сердце колотилось в висках, порождая страшный гул. Магойчи… Чертов Одноглазый Дракон действительно натащил в его дом призраков. Маеда немного успокоился, расслабился. Это просто очередное порождение шелка и дыма. Настоящая Сайка сейчас далеко-далеко за океаном. Ей там хорошо и никакие призраки не мучают эту сильную и смелую… Какая красивая. С тех пор, как он видел ее в последний раз, она превратилась во взрослую женщину… Такую прекрасную… Она сейчас именно такая. Не та угловатая девчонка, которую он знал, а обтекаемая, словно пуля… и такая же смертоносная. Она хотела отнять у него трубку… нельзя отдавать её ей… Вдруг ее тоже затянет? Кейджи устроил трубку на подставке, снова подаваясь к своему видению, осторожно касаясь ее руки. Тонкой и холодной… — Прости меня… — Маеда, — девушка немного нервно поправила прическу, пытаясь решить, как ей действовать дальше. Не составит большого труда схватить его за хвост и волочь отсюда, и даже эти китаянки, которые явно не просто прислуга, не сумеют ее остановить, но ведь этим делу не поможешь, иначе Масамуне, который в пьяном состоянии очень добро отозвался о «своем циркаче» сам бы так поступил. Значит надо действовать как-то тоньше, — можно мне?.. Она снова потянулась к нему, но на этот раз осторожно, как тянутся к пугливому животному. Погладила по щеке, чуть колючей и теплой. Он смотрел на нее все теми же неверящими глазами. В расширившихся зрачках она видела свое отражение. Протянула вторую руку, касаясь другой его щеки, поглаживая, обрисовывая пальцами линию скул. Кей немного вздрогнул и прикрыл глаза, губы его подрагивали, так, будто он вот-вот расплачется. Как ребенок. Сайка обняла его, переложив руки на по-прежнему широкие плечи, осторожно поглаживая по спине. Иногда она так скучала по этому, по возможности просто обнять кого-то близкого. Большие ладони легли на ее спину, прижимая девушку к горячему телу Маеды. Она была теплая… как живая. Ее пальцы всегда были холодными, а плечи теплыми. Даже в самую жару. Руки ее скользили по спине, вплетались в волосы, а запах щекотал обоняние. Но это просто не могла быть она. А если не она, то можно ткнуться носом в ее щеку, усаживая ее к себе на колено, погладить по спине… — Сайка… Ангел мой… — пробормотал Маеда, вплетая пальцы в рыжие волосы, — я так скучал по тебе. Я так… — Кейджи глубоко и судорожно вздохнул, замолкая и втягивая носом запах ее тела, — прости меня… Прости, пожалуйста, за то, что я погиб… Ты не должна была приходить на мою могилу. Видеть меня мертвого. Я не хотел… Я хотел, чтобы ты помнила меня живого… Меня настоящего. Сайка... — Ты — чертов, идиот, Кейджи! Дракон с Демоном идиоты, но ты перещеголял их вместе взятых, — фыркнула Сайка. Она уже немного пришла в себя, разум с радостью принял знание, что Кей жив, и сейчас девушке казалось, что прошли не годы, а дни, что он просто загулял на несколько дней, с друзьями, не отвечая на ее звонки, и она имеет полное право злиться на него, может даже заехать ему по уху, чтоб знал, но главное … он жив. Он снова к ней вернулся. И заслужил нагоняй — Как ты намерен извинятся, за это, Маеда Кейджи? — острые ноготки вонзились в плечи мужчины, Сайка смотрела требовательно и уверенно, — За те беспокойства, что ты причинил мне, ты будешь мои должником лет пятьдесят не меньше! Кей поднял на нее чуть прояснившиеся глаза, видимо готовясь возражать и доказывать, что он, такой, ей не нужен, что есть тысячи лучших, что он давно мертв, что… — Ты чертов идиот, — тихо повторила девушка, касаясь его губ своими. Кейджи попытался отвернуться, бормоча, что не нужно этого делать, что он все равно…. А потом ответил на поцелуй. Это точно было только видение. Магойчи и близко не подпускала его к себе. Только когда этого требовала ситуация… Например, когда он должен был прикрывать ее спину… Или перехватить ее оружие. Маеда прижал девушку покрепче к себе, целуя и ероша мягкие волосы, укладывая ее на подушки, ложась рядом, покрывая ее лицо нежными поцелуями и шепча о том, что не нужно было приходить, что он мертв, а она прекрасна и легка. — Я видела много покойников Маеда. Они холодные и ужасно воняют, — она уткнулась в плечо навалившегося Кея, втягивая его запах. Опиум и какие-то благовония. Слишком дурманно-сладко на ее вкус. Но сквозь этот запах пробивался и другой: солнце и лепестки сакуры. Запах Кея. Сайка крепче обняла прижавшегося к ней мужчину, стараясь не упустить этот запах и воспоминания, которые он приносил с собой. — Нет, ты не покойник и не смей со мной спорить, — отстранив Маеду, она поднялась, скинула туфли, ужасно надоевшие за день, и снова потянулась к Кею за поцелуем, — я ужасно устала Кейджи и хочу спать. Сегодня ты составишь мне компанию в этом увлекательном деле. И как я уже говорила, не смей со мной спорить. Маеда улыбнулся самыми уголками губ, осторожно целуя волосы девушки, обнимая и укладывая на свое плечо. Наслаждаясь теплом и мягкостью этого видения. Много лет назад он упустил ее. Потому что боялся. Жутко боялся за нее. Ей было безопаснее вдали от него. К чему этой сильной прекрасной женщине такая обуза и тяжесть, как циркач с мертвыми глазами, который цепляется за ее шею и тащит на дно? Наверное, Сайка тогда была единственным человеком, который мог спасти его. Мог подать руку и помочь подняться, а потом подставить плечо, чтобы он не упал снова. Маленькая. Хрупкая. Удивительно сильная. На них сверху опустилось легкое одеяло, а свет в комнате приглушился. Сестры Хань бесшумно исчезли за шелками. Сознание медленно угасало. Как приятно было засыпать, держа в руках самое прекрасное видение в жизни. Сайка проснулась, как всегда, ровно без пяти восемь. На пять минут раньше будильника. Прижалась к мирно посапывающему Кею, согреваясь его теплом. В лучах утреннего солнца стали видны и нездоровый цвет лица, и синяки под глазами… Но это все же был ее Кей. Тот, которого она потеряла и снова нашла. Как в сказках для девочек, которые она ненавидела в детстве. Хотя в этих сказках были и забавные моменты, например, когда герой сражался с чудовищем, и отрубал ему голову большим острым мечом. Кажется, именно это ей и предстоит. И если меч можно одолжить у Масамуне, у чудовища по имени «опиум» нет головы… Невыполнимые мисси — это то, на чем она специализируется, верно? Приподнявшись, Магойчи осторожно подула в ухо Кейджи, заставив его поморщиться и попытаться спрятаться под одеяло с головой. Это было очень забавно, но повторять Сайка не стала. Приученный вскакивать с кровати в 8.00, организм настойчиво требовал вставать и что-то делать, нечего разлеживаться. Девушка быстро оделась, только туфли не стала одевать, боясь разбудить Кея стуком каблучков, и вышла из комнаты. Поплутала немного по коридорам еще не проснувшегося Дома Цветов, пока не нашла выход во внутренний дворик, куда более скромный, чем в особняке Драконов, обулась и спустилась вниз. Хотелось подышать свежим воздухом, а лучше побегать, но на каблуках это вряд ли получится. Что ж… тогда она просто прогуляется, подышит воздухом, пахнущим солнцем и цветами. Сегодня первый день ее новой жизни. Она так решила и никто не посмеет с этим спорить! Кейджи открыл глаза оттого, что что-то изменилось. Дыхание опиума исчезло из головы вместе с принесенным им видением. Кейджи закрыл глаза, не желая мириться с паршивой действительностью, в которой Сайка Магойчи находится по ту сторону океана и не желает иметь с ним ничего общего. Кейджи сам бы не хотел иметь ничего общего с бледной тенью с горящими глазами, что отняла его тело и назвалась его именем. Выбираться из-под одеяла не хотелось совершенно, и Маеда на ощупь стал искать трубку, шаря рукой по полу. Радостный писк Юмикити все же заставил его поднять голову снова и негодующе посмотреть на обезьянку, сжимающую в лапках искомый предмет. — Ээээй, хватит шутить, Юмикити, — Кейджи пошевелился, протягивая руку к обезьянке, маленький друг циркача, однако, отбежал подальше, словно требуя, чтобы Маеда оторвался от подушек и последовал за ним. Недовольно ворча, Кейджи все же поднялся и направился вслед за убегающим другом. — Ну, хватит… Мы уже поиграли. Отдай, — проговорил он, когда обезьянка вывела его во внутренний сад, но малыш не послушался хозяина, запрыгивая на деревце, Кей проследил за ним взглядом и только сейчас заметил свое чудесное вчерашнее видение. Она стояла и смотрела на него. Настоящая. Реальная, как трава под босыми ногами, — Сайка… — Кейджи? — Она не ожидала увидеть его на ногах так рано. А он, похоже, не ожидал увидеть ее. Вообще не ожидал. Маеда замер, в его широко открытых глазах читалось удивление. Он все же принял ее за галлюцинацию. Ну и идиот! — Послушай, — Сайка решительно подошла к циркачу, хватая за ворот юкаты, заставляя его нагнутся и приблизить свое лицо к ее лицу, — Я не глюк, не наваждение и не ангел, посланный успокоить твою душу. Я живая, настоящая и я тебя не отпущу. Если надо я выволоку тебя отсюда за волосы и оттащу в пещеру, где прикую к койке и буду жестоко насиловать, пока ты не скажешь, что я — это именно то, что тебе надо, а не эти проклятые наркотики. Ты понял меня, Маеда Кейджи? Маеда на вопрос не ответил. Но если бы он возражал, он бы не целовал ее и не тащил обратно в спальню, верно?